Главная | Обратная связь

ГЛАВА ПЕРВАЯ. БИТВА КЛЫКОВ

Волчица первая услышала звуки человеческих голосов и повизгиваниеездовых собак, и она же первая отпрянула от человека, загнанного в кругугасающего огня. Неохотно расставаясь с уже затравленной добычей, стаяпомедлила несколько минут, прислушиваясь, а потом кинулась следом заволчицей. Во главе стаи бежал крупный серый волк, один из ее вожаков. Он-то инаправил стаю по следам волчицы, предостерегающе огрызаясь на более молодыхсвоих собратьев и отгоняя их ударами клыков, когда они отваживались забегатьвперед. И это он прибавил ходу, завидев впереди волчицу, медленной рысцойбежавшую по снегу. Волчица побежала рядом с ним, как будто место это было предназначенодля нее, и уже больше не удалялась от стаи. Вожак не рычал и не огрызался наволчицу, когда случайный скачок выносил ее вперед, -- напротив, он,по-видимому, был очень расположен к ней, потому что старался все времябежать рядом. А ей это не нравилось, и она рычала и скалила зубы, неподпуская его к себе. Иногда волчица не останавливалась даже перед тем,чтобы куснуть его за плечо В таких случаях вожак не выказывал никакой злобы,а только отскакивал в сторону и делал несколько неуклюжих скачков, всемсвоим видом и поведением напоминая сконфуженного влюбленного простачка. Это было единственное, что мешало ему управлять стаей. Но волчицуодолевали другие неприятности Справа от нее бежал тощий старый волк, сераяшкура которого носила следы многих битв Он все время держался справа отволчицы. Объяснялось это тем, что у него был только один глаз, левый Старыйволк то и дело теснил ее, тыкаясь своей покрытой рубцами мордой то в бок ей,то в плечо, то в шею. Она встречала его ухаживания лязганьем зубов, так жекак и ухаживание вожака, бежавшего слева, и, когда оба они начиналиприставать к ней одновременно, ей приходилось туго надо было рвануть зубамиобоих, в то же время не отставать от стаи и смотреть себе под ноги. В такиеминуты оба волка угрожающе рычали и скалили друг на друга зубы В другоевремя они бы подрались, но сейчас даже любовь и соперничество уступали местоболее сильному чувству -- чувству голода, терзающего всю стаю. После каждого такого отпора старый волк отскакивал от строптивогопредмета своих вожделений и сталкивался с молодым, трехлетним волком,который бежал справа, со стороны его слепого глаза Трехлеток был вполневозмужалый и, если принять во внимание слабость и истощенность остальныхволков, выделялся из всей стаи своей силой и живостью. И все-таки он бежалтак, что голова его была вровень с плечом одноглазого волка. Лишь только онотваживался поравняться с ним (что случалось довольно редко), старик рычал,лязгал зубами и тотчас же осаживал его на прежнее место. Однако время отвремени трехлеток отставал и украдкой втискивался между ним и волчицей Этотманевр встречал двойной, даже тройной отпор Как только волчица начиналарычать, старый волк делал крутой поворот и набрасывался на трехлетка. Иногдазаодно со стариком на него набрасывалась и волчица, а иногда к нимприсоединялся и вожак, бежавший слева. Видя перед собой три свирепые пасти, молодой волк останавливался,оседал на задние лапы и, весь ощетинившись, показывал зубы. Замешательствово главе стаи неизменно сопровождалось замешательством и в задних рядахВолки натыкались на трехлетка и выражали свое недовольство тем, что злобнокусали его за ляжки и за бока Его положение было опасно, так как голод иярость обычно Сопутствуют друг другу. Но безграничная самоуверенностьмолодости толкала его на повторение этих попыток, хотя они не имели нималейшего успеха и доставляли ему лишь одни неприятности. Попадись волкам какая-нибудь добыча -- любовь и соперничество из-залюбви тотчас же завладели бы стаей, и она рассеялась бы. Но положение еебыло отчаянное. Волки отощали от длительной голодовки и подвигались впередгораздо медленнее обычного В хвосте, прихрамывая, плелись слабые -- самыемолодые и старики. Сильные шли впереди. Все они походили скорее на скелеты,чем на настоящих волков. И все-таки в их движениях -- если не считать тех,кто прихрамывал, -- не было заметно ни усталости, ни малейших усилий.Казалось, что в мускулах, выступавших у них на теле, как веревки, таитсянеиссякаемый запас мощи. За каждым движением стального мускула следовалодругое движение, за ним третье, четвертое -- и так без конца. В тот день волки пробежали много миль. Они бежали и ночью. Наступилследующий день, а они все еще бежали. Оледеневшее мертвое пространство.Нигде ни малейших признаков жизни. Только они одни и двигались в этойзастывшей пустыне. Только в них была жизнь, и они рыскали в поисках другихживых существ, чтобы растерзать их -- и жить, жить! Волкам пришлось пересечь не один водораздел и обрыскать не один ручей внизинах, прежде чем поиски их увенчались успехом. Они встретили лосей.Первой их добычей был крупный лось-самец. Это была жизнь. Это было мясо, иего не защищали ни таинственный костер, ни летающие головни. С раздвоеннымикопытами и ветвистыми рогами волкам приходилось встречаться не впервые, иони отбросили свое обычное терпение и осторожность. Битва была короткой ижаркой. Лося окружили со всех сторон. Меткими ударами тяжелых копыт онраспарывал волкам животы, пробивал черепа, громадными рогами ломал им кости.Лось подминал их под себя, катаясь по снегу, но он был обречен на гибель, ив конце концов ноги у него подломились. Волчица с остервенением впилась емув горло, а зубы остальных волков рвали его на части -- живьем, не дожидаясь,пока он затихнет и перестанет отбиваться. Еды было вдоволь. Лось весил свыше восьмисот фунтов -- по двадцатифунтов на каждую волчью глотку Если волки с поразительной выдержкой умелипоститься, то не менее поразительна была и быстрота, с которой они пожиралипищу, и вскоре от великолепного, полного сил животного, столкнувшегосянесколько часов назад со стаей, осталось лишь несколько разбросанных поснегу костей. Теперь волки подолгу отдыхали и спали. На сытый желудок самцы помоложеначали ссориться и драться, и это продолжалось весь остаток дней,предшествовавших распаду стаи. Голод кончился. Волки дошли до богатых дичьюмест; охотились они по-прежнему всей стаей, но действовали уже с большейосторожностью, отрезая от небольших лосиных стад, попадавшихся им на пути,стельных самок или старых больных лосей. И вот наступил день в этой стране изобилия, когда волчья стая разбиласьна две. Волчица, молодой вожак, бежавший слева от нее, и Одноглазый,бежавший справа, повели свою половину стаи на восток, к реке Маккензи, идальше, к озерам. И эта маленькая стая тоже с каждым днем уменьшалась. Волкиразбивались на пары -- самец с самкой. Острые зубы соперника то и делоотгоняли прочь какого-нибудь одинокого волка. И наконец волчица, молодойвожак. Одноглазый и дерзкий трехлеток остались вчетвером. К этому времени характер у волчицы окончательно испортился. Следы еезубов имелись у всех троих ухаживателей. Но волки ни разу не ответили ей темже, ни разу не попробовали защищаться. Они только подставляли плечи подсамые свирепые укусы волчицы, повиливали хвостом и семенили вокруг нее,стараясь умерить ее гнев. Но если к самке волки проявляли кротость, то поотношению друг к Другу они были сама злоба. Свирепость трехлетка перешла всеграницы. В одну из очередных ссор он подлетел к старому волку с той стороны,с которой тот ничего не видел, и на клочки разорвал ему ухо. Но седойодноглазый старик призвал на помощь против молодости и силы всю своюдолголетнюю мудрость и весь свой опыт. Его вытекший глаз и исполосованнаярубцами морда достаточно красноречиво говорили о том, какого рода был этотопыт. Слишком много битв пришлось ему пережить на своем веку, чтобы хоть наодну минуту задуматься над тем, как следует поступить сейчас. Битва началась честно, но нечестно кончилась. Трудно было бы заранеесудить о ее исходе, если б к старому вожаку не присоединился молодой; вместеони набросились на дерзкого трехлетка. Безжалостные клыки бывших собратьеввонзались в него со всех сторон. Позабыты были те дни, когда волки вместеохотились, добыча, которую они вместе убивали, голод, одинаково терзавший ихтроих. Все это было делом прошлого. Сейчас ими владела любовь -- чувство ещеболее суровое и жестокое, чем голод. Тем временем волчица -- причина всех раздоров -- с довольным видомуселась на снегу и стала следить за битвой. Ей это даже нравилось. Пришел еечас, -- что случается редко, -- когда шерсть встает дыбом, клык ударяется оклык, рвет, полосует податливое тело, -- и все это только ради обладания ею. И трехлеток, впервые в своей жизни столкнувшийся с любовью, поплатилсяза нее жизнью. Оба соперника стояли над его телом. Они смотрели на волчицу,которая сидела на снегу и улыбалась им. Но старый волк был мудр -- мудр вделах любви не меньше, чем в битвах. Молодой вожак повернул голову зализатьрану на плече. Загривок его был обращен к сопернику. Своим единственнымглазом старик углядел, какой удобный случай представляется ему. Кинувшисьстрелой на молодого волка, он полоснул его клыками по шее, оставив на нейдлинную, глубокую рану и вспоров вену, и тут же отскочил назад. Молодой вожак зарычал, но его страшное рычание сразу перешло всудорожный кашель. Истекая кровью, кашляя, он кинулся на старого волка, ножизнь уже покидала его, ноги подкашивались, глаза застилал туман, удары ипрыжки становились все слабее и слабее. А волчица сидела в сторонке и улыбалась. Зрелище битвы вызывало в нейкакое-то смутное чувство радости, ибо такова любовь в Северной глуши, атрагедию ее познает лишь тот, кто умирает. Для тех же, кто остается в живых,она уже не трагедия, а торжество осуществившегося желания. Когда молодой волк вытянулся на снегу. Одноглазый гордой поступьюнаправился к волчице. Впрочем, полному торжеству победителя мешаланеобходимость быть начеку. Он простодушно ожидал резкого приема и так жепростодушно удивился, когда волчица не показала ему зубов, -- впервые за всеэто время его встретили так ласково. Она обнюхалась с ним и даже приняласьпрыгать и резвиться, совсем как щенок. И Одноглазый, забыв свой почтенныйвозраст и умудренность опытом, тоже превратился в щенка, пожалуй, даже ещеболее глупого, чем волчица. Забыты были и побежденные соперники и повесть о любви, кровьюнаписанная на снегу. Только раз вспомнил об этом Одноглазый, когдаостановился на минуту, чтобы зализать раны. И тогда губы его злобнозадрожали, шерсть на шее и на плечах поднялась дыбом, когти судорожновпились в снег, тело изогнулось, приготовившись к прыжку. Но в следующую жеминуту все было забыто, и он бросился вслед за волчицей, игриво манившей егов лес. А потом они побежали рядом, как добрые друзья, пришедшие наконец квзаимному соглашению. Дни шли, а они не расставались -- вместе гонялись задобычей, вместе убивали ее, вместе съедали. Но потом волчицей овладелобеспокойство. Казалось, она ищет что-то и никак не может найти. Ее влекли ксебе укромные местечки под упавшими деревьями, и она проводила целые часы,обнюхивая запорошенные снегом расселины в утесах и пещеры под нависшимиберегами реки. Старого волка все это нисколько не интересовало, но онпокорно следовал за ней, а когда эти поиски затягивались, ложился на снег иждал ее. Не задерживаясь подолгу на одном месте, они пробежали до реки Маккензии уже не спеша отправились вдоль берега, время от времени сворачивая впоисках добычи на небольшие притоки, но неизменно возвращаясь к реке. Иногдаим попадались другие волки, бродившие обычно парами; но ни та, ни другаясторона не выказывала ни радости при встрече, ни дружелюбных чувств, нижелания снова собраться в стаю. Встречались на их пути и одинокие волки. Этобыли самцы, которые охотно присоединились бы к Одноглазому и его подруге. НоОдноглазый не желал этого, и стоило только волчице стать плечо к плечу сним, ощетиниться и оскалить зубы, как навязчивые чужаки отступали,поворачивали вспять и снова пускались в свой одинокий путь. Как-то раз, когда они бежали лунной ночью по затихшему лесу. Одноглазыйвдруг остановился. Он задрал кверху морду, напружил хвост и, раздув ноздри,стал нюхать воздух. Потом поднял переднюю лапу, как собака на стойке. Что-товстревожило его, и он продолжал принюхиваться, стараясь разгадать несущуюсяпо воздуху весть. Волчица потянула носом и побежала дальше, подбодряя своегоспутника. Все еще не успокоившись, он последовал за ней, но то и делоостанавливался, чтобы вникнуть в предостережение, которое нес ему ветер. Осторожно ступая, волчица вышла из-за деревьев на большую поляну.Несколько минут она стояла там одна. Потом весь насторожившись, каждым своимволоском излучая безграничное недоверие, к ней подошел Одноглазый. Они сталирядом, продолжая прислушиваться, всматриваться, поводить носом. До их слуха донеслись звуки собачьей грызни, гортанные голоса мужчин,пронзительная перебранка женщин и даже тонкий жалобный плач ребенка. Споляны им были видны только большие, обтянутые кожей вигвамы, пламя костров,которое поминутно заслоняли человеческие фигуры, и дым, медленноподнимающийся в спокойном воздухе. Но их ноздри уловили множество запаховиндейского поселка, говорящих о вещах, совершенно непонятных Одноглазому изнакомых волчице до мельчайших подробностей. Волчицу охватило странноебеспокойство, и она продолжала принюхиваться все с большим и большимнаслаждением. Но Одноглазый все еще сомневался. Он нерешительно тронулся сместа и выдал этим свои опасения. Волчица повернулась, ткнула его носом вшею, как бы успокаивая, потом снова стала смотреть на поселок. В ее глазахсветилась тоска, но это уже не была тоска, рожденная голодом. Она дрожала отохватившего ее желания бежать туда, подкрасться ближе к кострам, вмешаться всобачью драку, увертываться и отскакивать от неосторожных шагов людей. Одноглазый нетерпеливо топтался возле нее; но вот прежнее беспокойствовернулось к волчице, она снова почувствовала неодолимую потребность найтито, что так долго искала. Она повернулась и, к большому облегчениюОдноглазого, побежала в лес, под прикрытие деревьев. Бесшумно, как тени, скользя в освещенном луной лесу, они напали натропинку и сразу уткнулись носом в снег. Следы на тропинке были совсемсвежие. Одноглазый осторожно двигался вперед, а его подруга следовала за нимпо пятам. Их широкие лапы с толстыми подушками мягко, как бархат, ложилисьна снег. Но вот Одноглазый увидел что-то белое на такой же белой снежнойглади. Скользящая поступь Одноглазого скрадывала быстроту его движений, атеперь он припустил еще быстрее. Впереди него мелькало какое-то неясноебелое пятно. Они с волчицей бежали по узкой прогалине, окаймленной по обеим сторонамзарослью молодых елей и выходившей на залитую луной поляну. Старый волкнастигал мелькавшее перед ним пятнышко. Каждый его прыжок сокращалрасстояние между ними. Вот оно уже совсем близко. Еще один прыжок -- и зубыволка вопьются в него. Но прыжка этого так и не последовало. Белое пятно,оказавшееся зайцем, взлетело высоко в воздух прямо над головой Одноглазого истало подпрыгивать и раскачиваться там, наверху, не касаясь земли, точнотанцуя какой-то фантастический танец. С испуганным фырканьем Одноглазыйотскочил назад и, припав на снег, грозно зарычал на этот страшный инепонятный предмет. Однако волчица преспокойно обошла его, примерилась кпрыжку и подскочила, стараясь схватить зайца. Она взвилась высоко, нопромахнулась и только лязгнула зубами. За первым прыжком последовали второйи третий. Медленно поднявшись. Одноглазый наблюдал за волчицей. Наконец еепромахи рассердили его, он подпрыгнул сам и, ухватив зайца зубами, опустилсяна землю вместе с ним. Но в ту же минуту сбоку послышался какой-топодозрительный шорох, и Одноглазый увидел склонившуюся над ним молодую елку,которая готова была вот-вот ударить его. Челюсти волка разжались; оскаливзубы, он метну лея от этой непонятной опасности назад, в горле егозаклокотало рычание, шерсть встала дыбом от ярости и страха. А стройноедеревце выпрямилось, и заяц снова заплясал высоко в воздухе. Волчица рассвирепела. Она укусила Одноглазого в плечо, а он, испуганныйэтим неожиданным наскоком, с остервенением полоснул ее зубами по морде.Такой отпор, в свою очередь, оказался неожиданностью для волчицы, и онанакинулась на Одноглазого, рыча от негодования. Тот уже понял свою ошибку ипопытался умилостивить волчицу, но она продолжала кусать его. Тогда, оставиввсе надежды на примирение, Одноглазый начал увертываться от ее укусов, прячаголову и подставляя под ее зубы то одно плечо, то другое. Тем временем заяц продолжал плясать в воздухе. Волчица уселась наснегу, и Одноглазый, боясь теперь своей подруги еще больше, чем таинственнойелки, снова сделал прыжок. Схватив зайца и опустившись с ним на землю, онуставился своим единственным глазом на деревце. Как и прежде, оно согнулосьдо самой земли. Волк съежился, ожидая неминуемого удара, шерсть на немвстала дыбом, но зубы не выпускали добычи. Однако удара не последовало.Деревце так и осталось склоненным над ним. Стоило волку двинуться, как елкатоже двигалась, и он ворчал на нее сквозь стиснутые челюсти; когда он стоялспокойно, деревце тоже не шевелилось, и волк решил, что так безопаснее. Нотеплая кровь зайца была такая вкусная! Из этого затруднительного положения Одноглазого вывела волчица. Онавзяла у него зайца и, пока елка угрожающе раскачивалась и колыхалась надней, спокойно отгрызла ему голову. Елка сейчас же выпрямилась и больше небеспокоила их, заняв подобающее ей вертикальное положение, в котором деревуположено расти самой природой. А волчица с Одноглазым поделили между собойдобычу, пойманную для них этим таинственным деревцем. Много попадалось им таких тропинок и прогалин, где зайцы раскачивалисьвысоко в воздухе, и волчья пара обследовала их все. Волчица всегда былапервой, а Одноглазый шел за ней следом, наблюдая и учась, как надообкрадывать западни. И наука эта впоследствии сослужила ему хорошую службу.