Главная | Обратная связь

Однако мы убедительно просим Вас игнорировать данную конференцию и не допустить участия в ней ваших представителей.

Свою позицию мы разъясняем следующим образом.

Дело в том, что инициатива проведения данной общероссийской конференции «Экология и возрождение духовности» была выдвинута на Башкирской республиканской конференции «Экология и возрождение духовности», прошедшей в Уфе 21 мая 2003 года. И эту прошедшую в прошлом году конференцию мы считаем лукавой PR-акцией оккультной неоязыческой секты «Анастасия», основателем и руководителем которой является некий Владимир Мегре, автор серии книг о выдуманной им женщине Анастасии, обладающей особыми оккультными способностями.

Хотя формальным главным организатором значилось Центральное духовное управление мусульман России, и местом проведения стала соборная мечеть «Ляля Тюльпан», контролировали и вели в нужном русле эту конференцию через представителей Союза экологов РБ сектанты-анастасийцы. Более того, на конференции вдруг «случайно» оказался основатель секты Владимир Мегре. Принятые на конференции резолюция и обращения были также практически полностью составлены «анастасийцами» и отражали их интересы, особенно в вопросе создания на территории Башкортостана так называемых «экологических поселений» («родовых поместий»). К сожалению, подписали сектантские «грамоты» вместе с присутствовавшим на конференции В. Мегре председатель ЦДУМ Верховный муфтий Талгат Таджуддин, главный раввин РБ Дан Кричевский и клирик Уфимской епархии иерей Роман Тарасов.

Сектанты с великой радостью окрестили эту конференцию, как «событие, наверное, не имеющее аналогов в мировой практике». Действительно, в мировой практике сектанты так искусно еще не обманывали представителей традиционных конфессий… И последователям В. Мегре есть чему радоваться:

· конференция была освещена в республиканских и российских СМИ;

· сектантами подготовлено обращение к лидерам религиозных конфессий России от лица «всех участников» конференции, в т.ч. и Святейшему Патриарху Алексию II;

· в сентябре 2003 года прошел спектакль «Анастасия» по пьесе В. Мегре, поставленном театром «Встреча» из С.-Петербурга, на котором собирались данные желающих принять участие в строительстве парка «Мира и Согласия»;

· объявлено, что в Уфе создается предприятие «Сказъ», которое будет производить сектантскую сувенирно-лечебную, «насыщенную кедровой энергией» продукцию.

Увы, по прошествии года руководители Союза экологов Республики Башкортостан по-прежнему находятся под влиянием секты последователей «Анастасии», а то и, возможно, сами являются ее адептами. Поэтому у нас есть все основания считать, что планируемая в октябре этого года общероссийская конференция «Экология и возрождение духовности» пойдет все по тому же лукавому сценарию. И представители традиционных конфессий России, государственных и общественных организаций, как и в прошлом году, окажутся в одной компании с оккультистами и неоязычниками, которые под видом решения экологических проблем занимаются пропагандой своего сектантского учения.

Предлагая игнорировать данную конференцию, Уфимское епархиальное управление Русской Православной Церкви ни в коей мере не показывает равнодушие к экологическим проблемам современного мира. Так в Социальной концепции Русской Православной Церкви указывается, что одной из областей «соработничества Церкви и государства в нынешний исторический период является …деятельность по сохранению окружающей среды». В этом документе проблеме экологии посвящена отдельная глава. В ней говорится, что «Православная Церковь, сознающая свою ответственность за судьбу мира, глубоко обеспокоена проблемами, порожденными современной цивилизацией. Важное место среди них занимают экологические проблемы… Православная Церковь по достоинству оценивает труды, направленные на преодоление экологического кризиса, и призывает к активному сотрудничеству в общественных акциях, направленных на защиту творения Божия».

Мы считаем, что причиной прошлых, нынешних и будущих экологических бедствий является в первую очередь греховное повреждение человеческой души, ее богоотступничество. Последствия уже первого грехопадения стали катастрофичными для земной природы: «…проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей; терния и волчцы произрастит она тебе…» (Быт. 3:17-18), при этом «…вся тварь совокупно стенает и мучится доныне» (Рим. 8:22).

Православная Церковь считает, что «полное преодоление экологического кризиса в условиях кризиса духовного не мыслимо», поэтому мы приветствуем и готовы активно участвовать в конференциях, где проблема экологии увязывается с духовным возрождением российского общества. Однако мы категорически против того, что к Церкви в соработники пытаются навязаться всевозможные лжепророки, вроде Владимира Мегре, «которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные» (Мф. 7:15).

Итак, мы убедительно просим Вас игнорировать общероссийскую конференцию «Экология и возрождение духовности», проведение которой запланировано на октябрь этого года в Уфе, и не допустить участия в ней ваших представителей, чтобы не стать соучастниками распространения утопических идей секты «Анастасия» о создании «экологических поселений» («родовых поместий»). По замыслу сектантов, эти поселения якобы смогут решить многие экологические и даже экономико-социальные проблемы в России, на самом же деле они станут очагами оккультизма и неоязычества.

Мы просим Вас последовать слову святого апостола Павла: «Не преклоняйтесь под чужое ярмо с неверными, ибо какое общение праведности с беззаконием? Что общего у света с тьмою? Какое согласие между Христом и Велиаром? Или какое соучастие верного с неверным? Какая совместность храма Божия с идолами?» (2 Кор. 6:14-16).

2. Преувеличение. Как кусочек кедра может лечить СПИД – знает только сам Пузаков и безымянные деды. Тоже само относится и к магической силе дольменов.

3. Искаженные цитаты. Один из любимых методов Пузакова. Как он исковеркал Библию, мы помним. Один, замученный им тирский царь Хирам чего стоит.

4. Образность и упрощение. Казалось бы чего проще простого, раздал каждому желающему по гектару земли – все экономика России на небывало высоком уровне. И не нужна промышленность, наука, медицина, образование, армия. Одно сельское хозяйство натурального типа. Такое ощущение, что Мегре по заказке ЦРУ работает – с целью уничтожения конкурента на мировом экономическом рынке. Да будут известны анастасийцам такие исторические факты. За период 1909 – 1913 года в среднем производство зерновых в царской России, «которую мы потеряли», было 72 млн. тонн. В результате реформы Столыпина, это когда землю из крестьянских общин передавали в фермерские хозяйства прирост селськохозяйственной продукции упал в среднем до 1,4 % в год, что намного ниже прироста населения, и, значит, неизбежно вело к голоду. Для сравнения, в период колхозов в вечно ругаемом Советском Союзе, за те же 4 года с 1976 по 1980 год производство зерновых в среднем составляло 205 млн. тонн. Ах да, я же забыл, анастасийцы хлеб выращивать не будут. Только кедры. Ну, тогда мы точно выйдем на первое место по производству кедровых орешков. И станем не «банановой» республикой, а «кедровой анархией».

5. Культ себя. О, да! Это его любимое дело! День дачника, чего стоит! Или титул величайшего экономиста! Как-то самодельный президент Международной академии общественного развития Борис Минин выступил на очередной конференции со следующим неподражаемым словом: «Дорогие друзья!

Нам с вами выпала большая честь отмечать ещё один, весьма значительный шаг на пути преображения планеты от сил царства тьмы в царство света и истинного счастья.

И один из замечательных гончаров — наш соотечественник Владимир Николаевич Мегре.

Только что вышедшая 6-я книга В. Н. Мегре — это, по-моему, лучшая из всех его книг, до сих пор увидевших свет. Во всяком случае, она ближе всех других книг касается социальных интересов всего общества. Это вопросы, над которыми работает и наша Академия.

Многие пророки древности за сотни лет до этого предсказывали, что после наступления эпохи Водолея, то есть в начале XXI века, Россия будет постепенно, но неуклонно возрождаться, и вскоре, уже к 2030 году, она станет лучшей, самой привлекательной страной мира.

Наша Академия — МАОР — присвоила Владимиру Николаевичу высокую степень общественного развития за достижение с такой формулировкой: «Открытие для широких масс межцивилизационных принципов и конкретизация направлений будущего развития человечества».

Но прежде чем объявить эту степень, несколько слов о процедуре её определения, а точнее — расчета. Нами применяется логарифмическая шкала оценки — именно так, как измеряются катастрофы, землетрясения. Но, у нас шкала — в обратную сторону, с положительным знаком.

База сравнения — среднемировая годовая производительность одного землянина. Немецкий институт экономики дал эту цифру в американских долларах: 4,7 х 103. При расчетах общественной значимости достижения было учтено и принято:

— средний стартовый тираж книг — 300 тысяч экземпляров,

— каждую из книг читает как минимум 3 человека,

— духовная сфера занимает по меньшей мере 1/10 от наших с вами жизненных интересов,

— мы с вами находимся под высоконравственным воздействием книг В. Мегре уже 5 лет.

Так вот, расчеты показали: ранг достижения В. Мегре R = 5,3, то есть его общественная значимость в 200 тысяч раз больше производительности среднего жителя Земли. Такие достижения во всех сферах — единицы в год.
Теперь я объявлю: рангу более 5 соответствует творческая степень всенародный академик общественного развития. Это высшая степень из тех, которые нам довелось присваивать. И мы ещё сделали определенный запас на пессимистов!

Владимир Николаевич, поздравляю!»

6. Псевдонаучная и псевдофилософская терминология. Про Хуаянь и Кэгом и комментированность Аватамсаку мы помним. А еще можно сослаться на псевдоакадемиков типа Акимова с его торсионными полями.

7. Культ врага. На Мегре и Анастасию все время кто-то охотиться. То непонятные темные силы, то иллюзорные биороботы. Иногда эти силы персонифицируются. Например, в третьей книге «Пространство Любви» некто Борис Моисеевич, безфамильный ученый пытается захватить отшельницу, но это у него не получается. Прилетел синий шар и всем карачун устроил. Постоянно в тексте встречаются намеки на недолгую продолжительность жизни Анастасии. Видимо, если уж совсем замучают Мегре требованиями типа «Покажи, да покажи» - он ее просто-напросто убьет в какой-нибудь книжке.

На сайте нижегородского психолога Е. Волкова[111] опубликован любопытный документ, выдержки из которого мне хотелось бы привести:

«Несмотря на традиционные для нью-эйджеровских групп призывы к любви и единению, лексика «светлого» плана, соответствующая паранойяльной акцентуации личности, не высоко частотна. Такие концепты, как «любовь», «свет», «истина», встречаясь в тексте, отражают неизбежную тематику религиозных текстов и представляют собой, по нашему мнению, скорее условность жанра. Уже на синтаксическом уровне «светлая» доминанта не проявляется. В отличие от «светлых» текстов, которым присущи развернутые сложносочиненные предложения с изобилием параллельных конструкций, текстам Мегре свойственен отрывочный, «телеграфный» размер, в них часто встречаются нарочито короткие предложения: «И он необычно быстро и легко побежал к Анастасии. Она со смехом убегала, петляя по поляне. Дедушка не отставал, но и догнать не мог. Вдруг дедушка охнул и присел, схватившись за ногу. Анастасия быстро повернулась, на лице ее было волнение».

В книгах про Анастасию высоко частотна лексика с резко негативной дентоацией. В этом плане обращают на себя внимание не только книги Мегре, но и многочисленные лирические произведения последователей движения «Анастасия»: «Я адским зудом исхожу»; «Все наше вязкое уродство, И грязь, и смрад, и вещизм, и злобство…». В лирических произведениях самого Мегре также наличествует лексика этого плана: «Одурманено и рычаще Время зверя глотает плоть». В прозаических произведениях Мегре «темная» лексика еще более частотна. Часто встречаются лексические единицы, реализующие такие концепты как «тьма», «ад», «злоба», «страх»: «Эй, предсказатели веков, тьму человеку предрекавшие, тем самым сотворившие и тьму и ад…Теперь о войнах не мечтайте. За интересы меркантильные свои обманом мракобесия людей в войну не вовлекайте»

Поклонники Анастасии чтят древние языческие сооружения — дольмены. Согласно их учению, люди, жившие у первоистоков человеческой культуры, придавали им особое значение. Но и об этих «святых» местах повествуется с применением «темной» лексики — «могила», «замуровать», «смерть»: «(Предки медитировали ) будучи закрытыми каменными пробками в этом погребальном доме, замурованными заживо».

Характерной чертой «темных» текстов, создаваемых на основе эпилептоидной акцентуации, является неоднократное использование уменьшительно-ласкательных суффиксов. Героиня романа то и дело использует слова «дедулечка», «прамамочка» (!), ее саму поклонники зовут «Анастасиюшка». Ярко выраженным компонентом «темного» текста является слово «грязь», нередко встречающееся на страницах книг про Анастасию. Упоминание грязи и нечистот часто встречается и в лирике последователей движения. У самого Мегре сема «грязь» соседствует с семой «секс». Причем, в отличие от «красивых» текстов, где в лексической реализации этого концепта на передний план выступает эротика, в серии «Анастасия» интимные отношения предстают в виде какой-то тяжелой, безрадостной порнографии. То и дело упоминаются изнасилования, половые контакты и сексуальные фантазии. Даже протагонист серии, Владимир, от лица которого ведется повествование, встретив первый раз в лесу Анастасию, сразу же попытался изнасиловать ее.

В целом «темная» (эпилептоидная) эмоционально-смысловая доминанта текстов позволяет говорить об агрессивном отторжении окружающего, негативных жизненных установках, склонности искать и находить повсюду врагов. Когнитивная модель «темных» текстов основана на жесткой оппозиции добра, представленного узкой группой единомышленников, и зла, носителями которого выступают злодеи и некие почти демонические сущности — невежи, полулюди, стяжатели — иными словами, инакомыслящие, посягающие на авторитет религиозного лидера, Анастасии, и тем самым готовящие гибель всему человечеству.

Помимо первичной «темной» доминанты, в анализируемых текстах наличествует вторичная эмоционально-смысловая доминанта. В книгах часто встречаются элементы «красивого» (демонстративного) текста. Характерный компонент такого рода текстов (заметим, что к ним принадлежит жанр женских романов) — таинственность. Анастасия, загадочная обитательница тайги, живет в некоем месте, недоступном для непосвященных. Она открывает Мегре и его читателям скрытые истины, причем ее вещания покрыты ореолом тайны. Эффект таинственности достигается приемом сознательных недомолвок. Персонажи обмениваются неясными для читателя — и самого протагониста — намеками, что, по замыслу автора, должно придать повествованию загадочность и значимость. К примеру, неожиданно упоминается какой-то «Он», не связанный с предыдущим повествованием, — но кто такой таинственный Он, персонажи так и не проговариваются.

В «красивых» текстах большое внимание уделяется описанию цвета, окраски объектов. Там, как правило, присутствует вся палитра. Анастасия, например, умеет раскрашивать цветы разными красками. В согласии с особенностями «красивых» текстов, в книгах Мегре часто упоминаются животные: белки, медведи, собаки, птицы. Анастасия знает их языки, а звери прислуживают ей и снабжают продовольствием (дивно хороши эпизоды, в которых Анастасия забавляется, подбрасывая в воздух медведей и т.п.). Последователи движения «Анастасия» также отдают должное этой теме, перечисляя в своих стихах разнообразных представителей фауны, от морского ежа до марала.

«Красивым» текстам свойственно заострять внимание на том, как герои движутся, какие позы принимают. Движения Анастасии самые хаотичные. Подчеркивая раскрепощенность лесной жительницы, ее свободу от условностей, автор заставляет ее то и дело совершать прыжки и акробатические трюки. Обилие разных движений доходит до абсурда при описании дедушки Анастасии. Так, в эпизоде, в котором родственники отшельницы узнают, что она ожидает ребенка, будущего Мессию: «Дедушка заволновался, засуетился, подбежал к стоявшим на коленях своему отцу и внучке. Засеменил вокруг них, развел руками, потом вдруг и сам опустился на колени, обнял их..».

Вторичная «красивая» доминанта текста свидетельствует о демонстративной акцентуации его создателя. Тексты этого рода, по словам Л. Толстого, нацелены на «воздействие на внешние чувства, то, что называется поразительностью… читатель заинтересован и этот интерес принимает за художественное впечатление».

Когнитивная модель, заложенная в текстах такого рода, предполагает наигранность переживаний при внешней демонстративной аффектации чувств. Установка этого текста — воздействовать на воображение читателя, поразить его мелодраматическим эффектом.

Сопоставляя когнитивные модели текстов «Анастасии» — «темную» и «красивую», можно прийти к выводу о своеобразной картине мира, которую эти тексты моделируют. Такому миропониманию присуще дуальное деление мира на «своих», вовлеченных в группу, и «чужих», врагов; определенная экзальтация чувств, и даже слащавость, сопряженная с агрессивностью, направленной вовне — черты, характерные для религиозного объединения (секты) авторитарного типа».

«Саракаева Э. А. Психолингвистический анализ картины мира в религиозном движении «Анастасия»

 

Я часто встречаю непонимание со стороны не только анастасийцев, но и нормальных людей (биороботов!) и даже порой православных – пусть себе они развлекаются со своими белочками, жалко, что ли? Ну не смогли реализовать себя люди в обычной жизни, придумали себе мирок, в который сбежали ото всего на свете, разве это плохо?

Пока нет. Пока.

История уже знает случаи финалов подобных учений.

Одного маленького мальчика в детстве мама звала Джимба и говорила, что на нем почитает Дух Божий. Она мечтала, что сын станет великим проповедником. И он верил этому. В годы его детства страну охватила Великая Депрессия, все мальчишки играли в воров и полицейских, а маленький Джимба в проповедника.

В восемь лет он уже знал наизусть пространные цитаты из Библии. С людьми он ладил плохо, сказывалось отсутствие отца. Зато он всю любовь обращал на животных: подбирал на улице брошенных кошек и собак и дома выхаживал их.

Правда, много лет спустя очевидцы сообщали, что подопечные зверушки часто умирали, и мальчик устраивал им пышные похороны, читал заупокойную молитву и горько оплакивал потери.

К двенадцати годам в штате Индиана он стал местной знаменитостью: толпы юных зрителей приходили посмотреть на проповедника в сшитом мамой священническом облачении. «Святой» вещал о геенне огненной и кипящей смоле, после чего некоторые из его слушателей шли «креститься» к ручью. Однако пышная церемония не была бесплатной. В кармане проповедника всегда позвякивала мелочь.

Когда мальчик вырос и его стали называть Джимом к нему магнитом потянуло и взрослых. Первой из них была его жена Марсели на. Ей было двадцать один, ему – семнадцать. Марселина работала медсестрой, а он учился на методистского священника.

Вскоре после свадьбы Марселина поняла, что ее Джиму очень хотелось вырваться из строгих рамок методистской церкви.

В 1957 году Джим удачно провернул одно дело, продав в розницу большую партию обезьян из Южной Америки – по двадцать девять долларов за штуку. На вырученные деньги он снял складское помещение недалеко от Индианаполиса и повесил над дверью вывеску «Народный Храм».

Так началась новая религия Джима Джонса.

Энергичному проповеднику удалось быстро привлечь паству. Список членов храма рос со дня на день.

Росла и семья Джонсов. В 1959 году у них родился сын – Стивен Ганди Джонс. Затем, Джонсы усыновили еще трех малышей из сиротского приюта: двух азиатов и одного негритенка, чтобы семья была всех цветов радуги.

Те, кто знал Джонса еще ребенком, недоумевали – дело в том, что этот сверхнабожный юноша был расистом.

Но Джонс был весьма расчетлив. В то время, на исходе пятидесятых ширилось движение за права негров во главе с Мартином Лютером Кингом. Как религиозный деятель, выступающий на стороне чернокожих, преподобный Джонс нашел сверхдоходное свое место в жизни. Согласитесь, белый расист, размахивающий Библией и презрительно цедящий сквозь зубы «ниггеры», вряд ли имел бы успех перед паствой, состоящей в основном из представителей черной расы.

Джонс был хорошим бизнесменом. Почувствовав конъюнктуру рынка духовности, он расклеили по городу афиши с рекламой самого себя – проповедник, пророк, целитель.

Если обычные протестантские церкви вели свои службы традиционно, сочетая песнопения и нравоучения, то Джонс все построил по-другому. «Народный Храм» стал местом, где каждый, кому не повезло в жизни, мог получить не только духовную поддержку словом, но и пищу, и кров, и редкую возможность найти друга в чужом городе, и работу.

Дешевые рабочие руки требовались на небольших заводиках, основанных Джонсом, откуда деньги стекались в «Народный храм».

Процветание общины привлекло и зажиточную публику. В итоге, «Народный Храм» стал едва ли не самой богатой общиной Индианаполиса с хором в сто голосов и пляшущими толпами по праздникам.

Тем временем, Джонс расширял свою деятельность. «Народный Храм» вошел в политику. Проповедник то проводил демонстрации, ратующие за равноправие в жилищной политике, то присоединялся к маршам протеста «новых левых», то писал петиции в муниципалитет и Конгресс США. Вскоре энергичный проповедник стал видной политической фигурой в городе.

В 1961 году его назначили председателем городской комиссии по гражданским правам.

Появились и приметы нового социального статуса Джонса: туфли из крокодиловой кои, бриллиантовые перстни, золотые запонки, часы «Ролекс». В начале шестидесятых он уже не появляется без помощников и телохранителей. Причем только белых. Чернокожие для него оставались только паствой.

Основной доход напрямую зависел от увеличения числа прихожан. Наряду с обычными пожертвованиями проводились подписные кампании, когда члены общины передавали на нужды церкви свой заработок или пособие, а то и карточки социального страхования. Некоторые доходили в своем рвении так далеко, что переписывали на Джонса свою недвижимость и ценные бумаги.

Основным коньком Джонса было «исцеление верой». Как и прочие массовые целители до и после Джонса, он умело нагнетал религиозную истерию, на фоне которой ему сходили с рук все трюки, которыми дурачили легковерную публику. Специально нанятые люди разыгрывали роль калек, а потом, якобы исцеленные Джонсом, отбрасывали прочь костыли или выскакивали из инвалидных колясок. На Джонса также работали тайные осведомители, которые фиксировали все, что, говорится в шутку или с глазу на глаз. И каково же было удивление доверчивого прихожанина, когда его имя, вместе с тайными помыслами, произносилось с кафедры в назидание прочим.

В конце концов, Индианаполис стал проповеднику тесен. Доходы стали уменьшаться, пошли слухи, что в «Народном Храме» обирают до нитки. Городские власти стали неодобрительно посматривать на безудержный поток рекламы, кричащей, что преподобный Джонс лечит от рака, туберкулеза, сердечно-сосудистых заболеваний и всей медицинской энциклопедии. Пошли и первые неудачи с исцелением.

Джонсу вовремя явилось откровение свыше. Оказывается, сам Господь Бог явился ему и предупредил, что скоро произойдет ядерный взрыв, после которого на земле мало что уцелеет. Для праведников останутся нетронутыми два места – Белу-Оризонти в Бразилии (там Джонс побывал в 1962 году) и Юкию в Калифорнии, что в ста милях от Калифорнии. Юкия оказалась поближе, и Джонс с сотней самых верных своих последователей отправился туда. Караван машин и микроавтобусов в главе с черным «кадиллаком», разукрашенный плакатами и гирляндами и сопровождающийся нескончаемым пением молитв – это было незабываемое зрелище для очевидцев.

Джонс ни с кем не собирался делиться властью. Сразу же после переезда в Калифорнию он основал новый «Храм», четко давая знать прихожанам, кто в нем настоящий и единственный хозяин. Распаляясь во время обличительных речей, он запросто швырял Библию на пол, крича при этом собравшимся: «Слишком многие смотрят на ЭТО, а не на МЕНЯ!»

Теперь он стал разыгрывать роль Отца – предводителя, которого преследуют неведомые, тайные враги «Храма». Тема преследования стала его навязчивой идеей. После убийства Мартина Лютера Кинга в 1968 году, Джонс напугал прихожан таким спектаклем: во время воскресной проповеди он упал на алтарь, облитый кровью цыпленка и закричал, что в него стреляли.

Собравшихся охватила паника, кто-то кричал, кто-то вздевал руки, а «Отец» бился в конвульсиях. Впрочем, при этом он не забывал читать молитвы. Это его «спасло». Когда он вскочил на ноги, чудесным образом исцеленный, публика заревела от восторга.

В Юкии проповеднику было неспокойно. Он превратил свою общину в лагерь , где избранных обучали стрельбе, навыкам самообороны и искусству выживания в экстремальных условиях.

Через некоторое время Джонс переместил «Храм» в Сан-Франциско, где у него ушло более полумиллиона долларов на переделку бывшего «Масонского дома» в районе, где жили чернокожие. Буквально в двух шагах от храма находился штаб экстремальной группировки «черных пантер».

Индианаполисский вариант разыгрывался в более крупном масштабе: Сан-Франциско предоставлял больше возможностей для вербовки неофитов.

По воскресным дням на богослужениях негде было упасть яблоку. Джонс с небывалым дотоле размахом занялся благотворительностью: он устраивал бесплатные обеды, открывал приюты для бездомных, которые затем отрабатывали свой хлеб, работая на предприятиях «Храма». Джонс открыл венерологическую клинику, больницу для наркоманов, а также наладил попечительство над престарелыми и детьми.

«Пророк, учитель и государственный деятель», как именовали его на плакатах, внедрился в городскую администрацию, свел знакомство с ведущими политиками Сан-Франциско, вел занятия в вечерней школе, активно занимался общественной деятельностью.

И, естественно, исцелял, спасал, пророчествовал.

Финансы росли, политическая карьера шла в гору. Все политики и журналисты с похвалой отзывались о его активном участии в социальной жизни и кипучей христианской благотворительностью.

Джонс сосредоточил в своих руках большую власть. По его указке то и дело проводились массовые кампании по сбору подписей, многотысячные толпы собирались на митинги, пикеты и демонстрации. После очередной такой кампании Джонса назначили членом комиссии по жилищному строительству.

«Этот парень просто не может делать ничего плохого» - так отзывалась о нем газета «Сан-репортер».

Однако за глянцевым фасадом проглядывало что-то нечистое. Душевное состояние Джима Джонса ухудшалось с каждым днем.

О его сексуально необузданности ходили легенды. Будучи бисексуалом, он как-то похвастался перед подружками, что даже после перемены нескольких партнеров испытывает потребность мастурбировать не менее десяти раз в день. Свой интерес к мужчинам он, правда, не афишировал и отправлялся за «новобранцами» в южную часть города по вечерам. В 1973 году его арестовывают за то, что он, нанюхавшись кокаина, снимает голубого в кинозале. Правда, дело было закрыто за недостаточностью улик.

В тоже время он клеймит с кафедры в храме сексуальную распущенность молодежи.

И, хотя сам он устроил гарем из своих белых прихожанок, половое воздержание было одним из требований к прихожанам. Это помогало ему ослабить семейные узы в своей общине. Прямо брак он не мог запретить, зато он с легкостью отделял детей от родителей.

Если узы в семье ослаблены, легче завладеть имуществом отдельных ее членов. Случалось, что постепенно семья полностью отписывала свое имущество «Народному Храму».

Легче всего под влияние Джонса попадали молодые люди до 30 лет. Образованные, восприимчивые, самостоятельные, имеющие доступ к родительским деньгам. Как многие другие сектоводы он делал ставку на юношеский идеализм и не ошибался – новички шли гуртом. А, угодив внутрь, неофиты оказывались внутри мощной организации, где не было места случайностям и самостоятельности. Чувства, мысли, слова, действия – все было под контролем секты.

Теперь службы в храме все больше напоминали спектакль, где публикой была воющая толпа, алтарь – декорацией, актером сам Джонс: отекшее от пьянства лицо, красные от наркотиков глаза, спрятанные за черными очками, черная челка, прилипшая к потному лбу, развевающиеся красные одежды, в одной руке микрофон, в другой Библия. Джонс даже нанял театрального гримера, который пудрил ему лицо, подрумянивал щеки и наклеивал черные бачки, придававшие сходство с Элвисом Пресли. И, как обычно, подставные актеры, разыгрывавшие исцеленных от паралича и одержимых бесами, которых «святой» победоносно изгонял.

Карикатура?

Но для прихожан он был Богом.

Тайные осведомители, которые раньше просто поставляли информацию Джонсу, теперь улучшили свою работу: на каждого прихожанина заводилось досье, куда заносились все возможные сведения о человеке. Характер, привычки, привязанности, слова, конечно, доходы – все было известно Джонсу.

Он хорошо знал, как сильна власть, основанная на коллективном тотальном страхе. В итоге была учреждена следственная комиссия, призванная выслушивать и разбирать жалобы. На деле же, соглядатаи, заседавшие там, разбирали и сочиняли доносы на неугодных прихожан.

Раз в неделю проводились обязательные «сеансы очищения», на которых телохранители Джонса избивали недовольных палками, при этом жертвы обязаны были молиться и кричать «Спасибо, Папа!»

Вскоре, Джонс выдвинул новую теорию в своем богословии. Теорию перемещения, по которой всем членам храма суждено одновременно принять смерть и перенестись на другую планету, где вместе со своим пастырем они будут вкушать вечное блаженство.

Тех же, кто без особого энтузиазма откликался на его страстный призыв о смерти, он гневно обличал с кафедры: «Тем, кого я назвал, нельзя доверять! Эти люди не готовы умереть за дело!» Стоя у алтаря, он распинался о том, что наша жизнь – тоска, что лишь избранные и лучшие могут отдать жизнь, за то, чтобы оградить церковь от грозящего позора. А затем, устраивал общее голосование – все ли готовы отдать жизнь за «Народный Храм»?

В 1977 году, когда СМИ вслед за Джонсом говорили о том, что «Народный Храм» объединил 20 000, а на деле их было около 3000, у «Папы» начались неприятности.

Впервые некоторые из его последователей стали отходить от церкви.

Среди первых отделившихся была белая семейная пара Элмер и Деанна Миртл. Они вместе с пятью детьми были членами «Народного Храма» с 1969 по 1975 год. Они пришли в храм потому, что верили в идеалы апостольского социализма. Супруги перевели на имя Джонса все свои сбережения и недвижимость на сумму 50 000 долларов. Как и другие прихожане они поставили подпись под текстом ложной повинной, но сбежали, когда поняли, что Джонс не шутя призывает к массовому самоубийству.

Миртлы настолько боялись Джонса, что после бегства сменили имена и фамилию и стали зваться Эл и Джинни Милс.

Позже они показали под присягой, что Джим Джонс имел странную власть над людьми. Одним из источников власти они считали «Чувства страха и вины, обостренные предельным переутомлением» во время ночных бдений и служб очищения. Они вери Джонсу, потому, что в их глазах он был Богом. А бог не может сделать ничего плохого для своих детей.

Так думали не только Милсы.

Так думала вся община.

Но этот Бог стал преследовать отступников. Они стали получать анонимные письма с угрозами, домой к ним приходили делегаты от Джонса и настойчиво уговаривали вернутся. К некоторым просто врывались в дома, избивали и грабили бывших прихожан.

Отступники создали инициативную группу «Товарищи по несчастью». Они пытались выступить публично, но никто не стал их слушать. Опасно выступать против достойного общественного деятеля, известного политика, встречавшегося с женой президента США и имевшего связи в деловых кругах.

В конце концов, они привлекли внимание репортера по имени Маршалл Килдруфф, собиравшего материалы для статьи о «Народном храме» для журнала «Нью Уэст». Журналист довольно быстро выяснил, что за благопристойным фасадом кроется мрак, обман, запугивание, принуждение.

Как только Джонсу донесли о готовящейся статье, прихожане «Храма» завалили редакцию письмами в поддержку Джонса, а однажды ночью в здание редакции проникла служба безопасности «Народного Храма» и выкрала черновик статьи.

Тем не менее в августе 1977 года в журнале был напечатан разоблачающий материал, где Джонса обвиняли в мошенничестве, растлении малолетних, оскорблении словом и действием, а также в преступном вымогательстве якобы на нужды «Народного Храма». Статья произвела сенсацию.

Спустя две недели напуганные представители городской администрации получили письмо, в котором Джим Джонс сообщал, что он отказывается от занимаемой должности в Комиссии по жилищному строительству.

На почтовом штемпеле значилось: «Кооперативная республика Гайана».

Джонс покинул город как всегда вовремя, на полшага опередив шерифа.

Очередная кампания по сбору средств прошла более чем успешно: на строительство социалистической коммуны, подальше от любопытных глаз, там, где его абсолютная власть была бы в безопасности, Джим Джонс собрал более миллиона долларов.

Исследовав и забраковав предложенные участки на Кубе и в Кении, Джонс остановился на такой точке земного шара, которую не каждый и отыщет на карте.

Гайана. Бывшая британская колония. Расположена на атлантическом побережье Южной Америки между Венесуэлой и Бразилией. В то время правительство Гайаны держало курс на социалистическое развитие. И бегство большой группы американцев из империалистической американской тирании было для них настоящим подарком судьбы. К тому же у «Народного Храма» была куча денег, которыми Джонс швырялся направо и налево.

Пока прежний рекламный имидж работал на него – Джонс заявлял: «Народный Храм» в Гайане станет сельскохозяйственной миссией». Перед общиной стояла задача – производить как можно больше продуктов, чтобы накормить голодающих.

Надзор за делами колонии должен был осуществлять сын Джима Джонса – Стивен, которому исполнилось к тому времени 17 лет.

Поселенцам предстояло обживать участок земли в 3800 акров в непроходимых джунглях на северо-западе страны, у самой венесуэльской границы. До ближайшего населенного пункта – гайанской столицы Джорджтауна – было 150 миль. Долгие месяцы люди работали от зари до зари, вырубали кустарник, валили деревья, расчищали участки земли, пахали, сеяли, строили крытые жестью сооружения, которым предстояло стать бараками для жилья, для отдыха, а также складскими помещениями будущего поселка, который официально назывался «Джонстаунская сельскохозяйственная и медицинская миссия», а в историю вошел просто – Джонстаун.

В последние месяцы 1977 года – часто в тайне от родных и знакомых – большая часть сан-францисского прихода «Народного Храма» готовилась присоединиться к своим братьям в Джонстауне. К концу года, когда обличения, начатые журналом «Нью уэст», стали нарастать как снежный ком, вся община переместилась из Сан-Франциско в отдаленный рабочий лагерь в Гайане.

В начале 1978 года даже превозносившая Джонса газета «Сан-Франциско кроникл» вдруг прозрела и в резкой форме представила читателям материал, в котором представила Джонстаун как концлагерь в джунглях, где преподобный Джонс руководит публичными экзекуциями, держит пятьдесят вооруженных охранников и готовит своих приверженцев к массовому самоубийству.

Летом того же года инициативная группа «Товарищи по несчастью», узнав об этой подготовке, потребовала от общественности принять хоть какие-то меры.

В ответ из джунглей моментально был выдан ответный залп. В пресс-релизе Джонса отступников обвиняли в «политическом заговоре» против церкви. В нем говорилось также «Мы готовы из последних сил, жизни своей не щадя, защищать Джонстаун. Таково единодушное мнение нашей общины».

Джонс нанял знаменитого адвоката Марка Лейна, известного как участника расследования обстоятельств убийства Кеннеди. Адвокат провел пресс-конференцию о якобы существующем «заговоре, имеющем целью уничтожение «Народного Храма» в Джонстауне и лично Джима Джонса».

Но, кроме той информации, что всплывала во время словесных баталий на страницах периодики, ничего конкретного из Джонстауна не поступало. Все письма из колонии тщательно перлюстрировалась бдительными помощниками Джонса.

По сути дела Джонстаун был плантацией, которым управляло семейство Джонсов со своей белой свитой, а чернокожее большинство с утра до вечера работало на полях, в тропическую жару, под присмотром белых охранников.

Рабочий день начинался в семь утра. Заканчивался с заходом солнца. Затем следовали обязательные собрания, которые порой затягивались до двух-трех часов ночи, пока люди не падали от изнеможения и усталости.

Фактически Джонстаун стал автономной диктатурой, имеющей собственную полицию, суд, тюрьму, школу, систему здравоохранения и самообороны.

На рекламных проспектах, которые посылались в Калифорнию, были фотографии, изображавшие тропический рай: счастливые лица, пальмы, играющие дети…

За кадром оставалась «Команда обучения» - сто человек отъявленных головорезов, вооруженных винтовками, пулеметами, самострелами. Как и сам Джонс, члены «команды обучения» имели доступ к спиртному и наркотикам, импортной еде, а также могли свободно выбирать сексуальных партнеров среди мужчин и среди женщин.

Теперь проповедник был свободен в своих действиях и желаниях. Над ним не стоял закон, полиция, сторонние наблюдатели. Из джунглей некуда было бежать.

В его государстве людей кормили чем попало, вынуждали жить и работать в антисанитарных условиях. У детей были глисты, вши многие страдали дизентерией. Не лучше обстояли дела и с социальной структурой. Джонс постарался полностью разрушить семьи. Мужчины и женщины жили в разных бараках, детей держали отдельно от родителей.

За малейшее нарушение сотен правил виновных жестоко наказывали.

Избиение или порка были обычным делом. Другим видом наказания была растяжка – четыре охранника тянули жертву за руки и за ноги в разные стороны, пока та не теряла сознание от боли. Провинившихся женщин избивали, после чего выставляли голыми и принуждали оказывать экзекуторам сексуальные услуги на виду у всего лагеря. Если мужа с женой заставали за беседой один на один, то женщину могли принудить к прилюдной мастурбации. Провинившихся наказывали едва ли не каждый час. Но самые серьезные провинности разбирали поздно вечером на общелагерных собраниях, где председательствовал Джонс.

Он восседал на деревянном троне, построенном на просторной веранде, служившей одновременно и лагерной столовой. Иногда нарушителей приволакивали предварительно избив или накачав наркотиками до бессознательного состояния. Если ребенок совершал даже незначительную провинность – например, обращаясь к Джонсу забывал назвать его «Отец» - его могли неделями держать в деревянном ящике или давали есть острый перец, пока не начиналась рвота. А потом заставляли глотать рвотную массу. В избиении детей Джонс участвовал лично, нанося удары и пинки, не забывая держать при этом микрофон, и вопли жертв разносились по всему лагерю: «Прости меня, Отец!» Детей избивали, окунали головой в воду, подносили к лицу живых змей, и на все это они обязаны были отвечать: «Спасибо, Отец!»

Во время этих ночных сборищ Джонс долго разглагольствовал о мрачной жизни на бывшей родине. Зачитывая «вести» из дома он, например, сообщал, что в Лос-Анджелесе объявлена всеобщая эвакуация в связи с угрозой войны между двумя расами.

Его восприятие окружающего мира все более менялось под воздействием амфетаминов и транквилизаторов, и, похоже, он сам верил своей лжи.

Уйти из лагеря было невозможно. Днем и ночью охранники совершали обход границ поселения. Трижды в день совершалась перекличка. Посторонних в лагерь не допускали. Надежды на спасение не было.

Если же кто и пытался бы бежать, его ждало медленная мучительная смерть в непроходимых джунглях или неотвратимое жесточайшее наказание. Обычных смутьянов накачивали наркотиками и держали в «лечебнице», а вернее в обычном сарае, прикованными к столбу. Да и большинство поселенцев не имело малейшего представления, где ближайший город и как далеко до него.

Безнадежно оторванная от всего мира колония, жизнь которой из-за безудержной параной Джонса превратилась нескончаемый кошмар, готовилась к смертельному исходу.

Жуткие репетиции массового самоубийства – так называемые «Белые ночи» - стали неотъемлемой частью лагерной жизни.

Без предупреждения, как правило, в предрассветный час, вдруг начинали завывать сирены, а из громкоговорителей неслось: «Тревога! Тревога! Тревога!» Мужчины, женщины, дети вставали, одевались и молча направлялись к веранде, где в ярком свете их уже поджидал Джонс.

«Наемники ЦРУ добрались до нас и ждут момента, чтобы нас уничтожить!» - орал он, тыча рукой в безмолвно чернеющие джунгли, стеной обступившие лагерь.

После этого все выстраивались в очередь и получали из рук подручных Джонса ароматизированный напиток, зная со слов Джонса, что это яд. И каждый раз поселенцы отправлялись спать, потому что, как объяснял Джонс, это была очередная репетиция.

Таких ночей за последний год существования Джонстауна было сорок четыре.

Американская общественность с возрастающей тревогой следила за развитием событий. Расследовать происходящее решился конгрессмен Лео Райан.

Пятидесятитрехлетний член Комитета по иностранным делам Палаты представителей отправился в Гайану, чтобы, как он выразился «получить ответы на некоторые вопросы, касающиеся угрозы для тысячи человек стать жертвами бандитов в Джонстауне». Райан заверил, что если подтвердятся сообщения о том, что людей там удерживают силой, он всех привезет домой.

Из этой поездки он не вернулся.

Вместе с ним в Гайану отправились восемь журналистов, два его помощника и тридцать «товарищей по несчастью».

Делегация Райана летела Гайану, а в это время доктор Шахт, начальник медицинской службы Джонстауна, принимал в аптеке новую партию медикаментов, заказанных Джонсом.

Это был жидкий цианид.

В среду 15 ноября 1978 года делегация американского конгресса прибыла в столицу Гайаны Джорджтаун. Но им пришлось несколько дней проторчать в отеле.

Им принесли петицию, подписанную шестьюстами взрослыми поселенцами. Колония требовала, чтобы их бывшие соотечественники оставили их в покое и отправились к черту. Сам Джонс также не желал встречаться с Райаном.

Однако конгрессмен был настроен решительно и заявил, что он поедет в Джонстаун независимо от того, ждут там его или нет.

В пятницу 18 ноября, утром Джонсу позвонили его адвокаты Марк Лейн и Чарльз Гарри и посоветовали все-таки принять гостей. Гарри сказал Джонсу: «Вы можете послать куда подальше и американский Конгресс, и прессу, и всех этих родственников. Если вы это сделаете – всему конец. Другой вариант – вы встречаете их и доказываете всему миру, что ваши клеветники – просто безумцы».

Джонсу все это явно не нравилось, но он все же согласился принять делегацию.

Незадолго до прибытия гостей всех обитателей Джонстауна предупредили, что нужно быть начеку. Громкоговорители вещали целый день: «Каждый, кто сделает что-нибудь не так, будет жестоко наказан».

Во второй половине дня делегация Райана выолетела на небольшом заказном самолет, в котором могли поместиться только девятнадцать человек.

Из этих девятнадцати мест – восемнадцать были заняты. Вместе с Райаном летели два его помощника, восемь американских журналистов, сотрудник посольства СШЩА в Гайане Ричард Дуайер, двое представителей гайанского правительства и местной прессы, четверо «товарищей по несчастью», и, естественно, адвокаты Джонса.

Около четырех часов дня самолет сел гравийную взлетно-посадочную полосу. К самолету подъехал желтый грузовичок с шестью представителями «Храма».

Чудом оставшийся в живых репортер «Вашингтон Пост» Чарльз Краузе вспоминал, что когда он впервые увидел плантацию, глазам его представилась идиллическая картина, словно из фильма «Унесенные ветром»: «Старые негритянки пекли хлеб в пекарне, кто-то стирал в прачечной, белые и черные ребятишки играли в салочки на детской площадке, а чуть поодаль сидели за длинными столами в ожидании ужина остальные колонисты, в основном чернокожие». Поначалу лагерь показался делегации «мирным буколическим уголком».

Жена Джонса, Марселина любезно встретила гостей и повела их к длинному деревянному столу под навесом. Там их и ждал сам Джонс, одетый в шорты цвета хаки и спортивную рубашку. На лице его были неизменные черные очки. Пока журналисты из «Эн-Би-Си» готовились к интервью с Джонсом, конгрессмен Райан пошел погулять по лагерю и перекинуться парой слов с местными жителями. Предложенный ужин оказался обильным и вкусным – горячие сэндвичи со свининой, капуста, жареный картофель – все это подавалось на пластмассовых подносах.

После ужина зажглись неяркие лампы. Оркестр Джонстауна исполнил сначала гайанский гимн, затем американский. Когда все сели, начался двухчасовой концерт с хоровым пением, и детскими танцами.

Райан был растроган и начал было подумывать, что те ужасы, о которых ему твердили родственники колонистов, были, мягко говоря надуманными. После представления его попросили сказать несколько слов собравшимся:

- Я слышал о Джонстауне много неприятного, но теперь лично убедился, что эти люди знают одно: здесь им лучше, чем где бы то ни было. Мне не в чем их упрекнуть.

Когда он замолчал, семьсот колонистов, собравшихся на веранде, встали и бурно зааплодировали.

Но Джонс, успевший принять очередную дозу амфетамина, сам все испортил. Отвечая на вопросы журналистов, позируя в своих черных очках, несмотря на сгустившийся мрак, он постепенно становился все более раздражительным и агрессивным:

- Говорят, я стремлюсь к власти, - он обвел рукой в сверкающих перстнях свою улыбающуюся паству. – О какой власти может идти речь, когда я уже на пороге смерти? Я ненавижу власть. Ненавижу деньги. Я хочу только покоя. Мне все равно, за кого меня принимают. Но всякую критику Джонстауна нужно прекратить. Если бы мы сами могли прекратить эти нападки! Но раз мы не можем, то я не поручусь за жизнь тысячи своих людей…

Тут гостей попросили удалится и прийти на следующий день к завтраку. Их отвезли к месту стоянки самолета, и они провели ночь в спальных мешках.

На другой день в атмосфере явно что-то переменилось, и американцы поняли, что загостились. Прогуливаясь по лагерю после завтрака, журналисты заметили, что не смотря на тропическую жару, некоторые бараки наглухо закрыты, а окна в них зашторены. На вопрос, кто там находится, охранники бесцеремонно заявляли, что там прячутся те, кто боится пришельцев.

И все-таки журналистам удалось проникнуть внутрь одного из бараков.

Внутри стояла ужасная духота. Густые миазмы человеческих испражнений смешались с «ароматом» немытых тел.

Больше сотни коек нависали друг над другом в два-три яруса. На койках лежали старики чернокожие, которым было запрещено выходить на улицу.

Старая медсестра Эдит Паркс, примкнувшая к «Народному Храму» еще в Индианаполисе, украдкой шепнула одному из репортеров, что хотела бы, чтобы он забрал ее из лагеря вместе с сыном, невесткой и тремя внучатами.

Журналисты поспешили к Джонсу, и перед представителям «Эн-Би-Си ньюс» предстал человек с помятым лицом, налитыми кровью глазами, необычайно возбужденный. Дон Харрис из «Эн-Би-Си» спросил его, правда ли то, что вооруженные охранники поставлены здесь для того, чтобы люди не могли сбежать из лагеря.

- Наглая ложь! – заорал Джонс. – Нас всех тут опутали ложью! Это конец! Лучше бы я умер!

Телекамера бесстрастно фиксировала его искаженное безумием лицо, а «Папа» тем временем изрыгал проклятия в адрес злобных заговорщиков.

- Хоть бы меня застрелили! – кричал он. – Теперь пресса начнет поливать нас грязью как последних убийц!

Харрис остолбенел. Казалось, на виду у всех происходит распад личности. Пользуясь передышкой в крике Джонса, телерепортер передал ему записку, в которой один из колонистов просил отпустить его.

- Тебя разыгрывают, друг мой, - нашелся Джонс и с отвращением порвал записку на мелкие кусочки. – Они лгут. Но что же я могу поделать если вокруг столько лжецов? Кто хочет от нас уйти? Если такие есть – уходите, пожалуйста, двери открыты. Любой может убраться отсюда если захочет. Чем больше нарсуд уйдет, тем проще нам будет жить: меньше ответственности. На что, черт побери, нужны эти люди?

Между тем небо нахмурилось. Налетел ветер, стал накрапывать дождь. В это время к Джонсу подошел взволнованный Райан, а следом за ним еще один поселенец, попросивший отпустить его вместе с детьми.

- Есть еще одна семья из шести человек. Они тоже хотят уйти. – сказал Райан.

Всего таких набралось пятнадцать человек, и конгрессмен опасался, что самолет, рассчитанный на девятнадцать человек всех не поднимет.

Джонс, тем временем, не унимался.

- Меня предали! Этому не будет конца! – и тут же сам предложил оплатить еще один самолет для всех желающих уехать.

Охранники уводили людей к желтому грузовику, который должен был их увезти к самолету.

Медсестра Эдит Паркс смотрела на Джонса с печальным укором:

- Джим, вы не тот человек, которого я когда-то знала.

- Не делай этого, Эди. – взмолился Джонс. – Подожди, пока он уедет и я отдам вам и деньги, и паспорта.

- Не, - ответила старая женщина, собрав всю свою волю. – Это наш единственный шанс. Мы уходим.

Возникло некоторое замешательство, сын Эдит искал своего ребенка, который куда-то убежал. Дождь сильнее забарабанил по листьям.

Внезапно дюжий охранник набросился на Райана сзади и приставил длинный нож к его горлу:

- Конгрессмен Райан, ты ублюдок! – выпалил он, а стоявшие рядом поселенцы смотрели на эту сцену кто с ужасом, а кто и с одобрением.

Адвокаты Лейн и Гарри бросились на охранника, пытаясь освободить перепуганного конгрессмена. В схватке охранник порезал себе руку, и его кровь брызнула на белую рубашку Райана.

Кое-как инцидент замяли, но эта кровь была в тот день далеко не последней.

Тем пятнадцати человекам, которые хотели уехать, в конце концов было разрешено покинуть лагерь. К трем часам дня Райана со товарищи и пятнадцать отказников посадили, наконец в грузовик, чтобы доставить к взлетно-посадочной полосе, откуда самолетом можно было вырваться на свободу.

Но как только грузовик двинулся с места в кузов внезапно запрыгнул один из главных помощников Джонса, Ларри Лейтон. Беглецы с испугу прижались к борту. Кто-то закричал:

- Он убьет нас!

Но оказалось, что Лейтон тоже хочет сбежать из лагеря. Райан пытался успокоить взволнованных людей, а сам с тревогой думал, удастся ли до темноты добраться до столицы, ведь дорогу совсем развезло и грузовичок еле тащится.

Машина добралась до взлетно-посадочной полосы только в 16.30. Самолета не было. В ожидании самолета сотрудник «Эн-Би-Си» Дон Харрис стал готовиться к тому, чтобы взять еще одно интервью у конгрессмена. Остальные взволнованно обсуждали нападение на главу делегации. Фотограф из «Сан-Франциско кроникл» достал фотоаппарат и стал снимать все подряд.

Над верхушками показался самолет – знакомый девятнадцати местный «Оттер». Все вздохнули с облегчением, когда увидели, что за ним летит еще и маленький самолетик «Сессна» рассчитанный на шесть посадочных мест.

Один за другим самолеты спасатели коснулись земли и, подпрыгнув раз другой, остановились на взлетно-посадочной полосе.

Райан со своей помощницей Джекки Спир организовали посадку пассажиров, составив списки улетавших первым рейсом и тех, кому придется подождать до следующего раза.

«Сессна» была укомплектована полностью. Райан стоял теперь перед «Оттером», подсаживая других пассажиров.

Ив этот момент, на дороге показался трактор, тащивший на прицепе фургон. Он остановился между самолетами, из фургона выскочили трое подручных Джонса с автоматами и без предупреждения открыли огонь.

Те, кто не успел сесть в самолет, пустились бежать или бросились ничком на землю.

Первым погиб представитель правительства Гайаны Дуайер. Дочь медсестры Эдит Паркс, Патриция упала обезглавленная автоматной очередью в упор. Грегу Робинсону, фотографу из «Сан-Франциско кроникл», снимавшему все до последней минуты, пуля попала в лицо. Его коллегу Рона Джарвеса ранили в плечо. Репортеру из «Вашингтон Таймс» Чарльзу Краузе пуля раздробила бедро.

Действуя хладнокровно и методично, убийцы обошли вокруг самолета и нашли оператора «Эн-Би-Си» Роба Брауна, который из своего укрытия продолжал снимать. Его ранили в ногу, и он упал рядом с камерой. Один из головорезов приставил дуло автомата к его виску и выстрелил.

Райан и Харрис попытались спрятаться за толстыми колесами самолета, но и там их уже настигли пули. Один из палачей нашел их и уже мертвых расстрелял в упор. На всякий случай он выстрелил и в убитого Робинсона. Затем бандиты забрались обратно в фургон и уехали.

«Сессна» все-таки взлетела, но «Оттер» не смог, он был сильно поврежден. Вокруг оставались лежать убитые и одиннадцать раненых. Корчась и крича от боли, оставшиеся провели всю ночь под открытым небом, пока наутро их всех не забрал самолет, прилетевший из Джорджтауна.

Следующий акт трагедии разыгрался уже в самом поселении.

Пока шла кровавая бойня на взлетно-посадочной полосе, Джонс, находясь в слепой ярости, отдал приказ готовиться к «Белой ночи».

Адвокаты Джонса, Лейн, которому было пятьдесят один год, и его семидесятидвухлетний коллега Гарри, оставшиеся в Джонстауне, понятия не имели о том, что произошло в шести милях от поселения. Тем не менее, потрясенные нападением на конгрессмена, они взволнованно обсуждали вопрос о возможности покинуть лагерь следующим утром.

В этот момент, к ним подошел помощник Джонса и сказал:

- Отец хочет вас видеть.

Он повел их на площадку, где на скамейке растрепанный и обезумевший рыдал Джонс.

- Это ужасно, ужасно, - повторял он и рассказал, что трое из его охраны поехали догонять Райана и неизвестно, что они могут натворить. – Они так любят меня и могут сделать что-нибудь ужасное, что повредит моей репутации. Они собираются стрелять в людей и в самолеты… Они хотят убивать… Они взяли с собой все наше оружие!

Джонс лгал. Он сам отдал приказ расстрелять делегацию. И сам приказал готовится к последней «Белой ночи». Единственное, в чем он был искренен, в заботах о своей репутации. Настоящий политик…

Тем временем завыли сирены, закричали в один голос громкоговорители: «Тревога! Тревога!» Но теперь это уже была не репетиция. Всем колонистам велено было одеть свою лучшую одежду.

Не обращая внимания на весь этот шум, Джонс мрачно сказал адвокатам:

- Мои люди могут быть настроены против вас. На собрании могут быть всякие неожиданности.

Он встал и, направляясь к веранде, велел адвокатам укрыться в домике и оставаться там до тех пор, пока он не даст знак выходить. На пороге бунгало они столкнулись с охранником, который сказал им просто: «Теперь мы умрем». Из зловонных бараков молча выходили один за другим последователи Джима Джонса и привычно выстраивались перед верандой, повинуясь хриплым призывам громкоговорителя.

Когда прозвучал, повар Стенли Клейтон как раз готовил ужин. «Белые ночи» стали для него настолько привычным явлением, что он просто не обращал внимания на суматоху, пока на кухню не ввалились два охранника и не велели ему идти вместе со всеми. Стенли понял, что на этот раз это не репетиция.

Джонс занял свое место на троне. Как всегда в руке его был микрофон. Рядом с ним был магнитофон. Пророк хотел оставить свою последнюю речь потомкам. Вокруг него суетились помощники, а все пути возможного побега были перекрыты охраной.

Адвокату Лейну удалось расспросить одного из охранников о происходящем. Тот объяснил, что Джонс готовит акцию массового самоубийства в знак протеста против «расизма» и «фашизма». Это уже не репетиция, добавил он.

Улучшив момент, адвокаты решили бежать. Они спрятались в густых зарослях, и это спасло им жизнь.

Тем временем, община собралась вокруг Джонса и он начал свою последнюю речь, которая становилась все более невнятной. Начал он с объявления, что их путь завершен.

- Я хочу, чтобы дети мои были первыми, - сказал он. – Возьмите сначала младенцев.

На длинном столе рядом с ним медсестры наполнили шприцы цианидом, чтобы впрыснуть яд в рот малышам. Охранники, оцепив место, где сидел Джонс, держали оружие наизготовку.

По мере того, как пространство вокруг «алтаря» заполняли все прибывающие члены общины (числом более тысячи), старший помощник через громкоговорители давал указания охранникам: «Если заметите труса или предателя, если кто-то при вас попытается бежать – пристрелите этого человека».

Затем послышался голос Джонса:

- Не будем ссориться. Сделаем все как следует.

Он держал палец на клавише записи магнитофона, то включая ее, то выключая в тех местах, где понимал, что заговаривается.

- Несмотря на все мои старания защитить вас, нашлась горстка людей, которые своей ложью сделали нашу жизнь невозможной. Их предательство – это преступление века! – заявил он.

Старый испытанный прием снова сработал. Кто-то из джонсоновской паствы забился в религиозном экстазе, кто-то заплясал вокруг алтаря. Кто-то запел молитвы.

- А знаете ли вы, что сейчас произойдет? Один из тех людей в самолете убьет пилота. Я не просил его об этом. Это произойдет само собой как возмездие. Они спустятся сюда на парашюте. Он еще долго говорил о том, как тяжко пришлось ему из-за предательства, какое давление на него оказывали и как он сопротивлялся…

Потом он велел всем выпить яд:

- Пусть каждый возьмет свою чашу, как это делали древние греки, и тихо отойдет.

Джонс назвал это революционным шагом.

- Они возвращаются к себе, чтобы порождать новую ложь, новых конгрессменов…

И снова он начал поторапливать людей, они должны были умереть побыстрее. Сначала дети…

Джонс все больше и больше взвинчивал себя. Он стал совсем безумным. Знаменательное событие, которого он так ждал, которое было многократно и успешно отрепетировано, наконец-то должно было свершиться. В медицинской палатке рядом с верандой доктор Шахт спешно готовил напиток в большом корыте с красной надписью по краю: «Ароматизировано». Он выливал туда содержимое из больших аптекарских склянок.

Джонс тем временем продолжал:

- Если кто не согласен со мной, пусть говорит.

Другой человек спросил, нельзя и переселиться куда-нибудь подальше в джунгли, где их никто не найдет и они заживут новым домом? На что Джонс ответил, что жребий брошен.

- Слишком поздно. Мои люди взяли с собой оружие. Конгрессмен Райан и все остальные мертвы. Враги подбираются к лагерю со всех сторон, чтобы уничтожить Джонстаун и отомстить за своих!

Одна молодая мать вышла вперед, к самому алтарю, и сказала:

- Я смотрю на этих детишек и думаю, что они должны жить.

Джонс остановил магнитофон и уставился на нее.

- - Я хочу увидеть как ты умрешь, - прошипел он.

Затем доктор Шах с медсестрой принесли корыто с цианидом и поставили на стол, разложив вокруг шприцы и расставив бумажные стаканчики. Привыкшие подчиняться во всем прихожане выстроились в длинную очередь. Охранники подгоняли людей грубыми окриками и дулами автоматов.

Джонс передал микрофон взволнованному добровольцу, который протолкался к алтарю через густую толпу.

- Я готов уйти! – истеричные нотки звучали в его надрывном вопле. – И если вы скажете нам: умрите прямо сейчас, то мы готовы. И все наши братья и сестры с нами!

На самом деле не все хотели умирать. Из толпы донесся ропот. Но, как всегда, недовольных быстро вычислили в толпе и отволокли за веранду. Там охранники избили их, а потом втолкнули на прежнее место в очереди. Стратегия быстрого реагирования принесла свои плоды. Возгласы недовольства сами собой затихли.

- Быстрее! – орал в каком-то самоисступлении Джонс. – Быстрее дети мои! Это лекарство принесет вам долгожданный покой… Вам не будет больно!

Он стоял, с красным лицом и безумными глазами, залитый ярким светом прожектора, а сотни людей перед ним – мужчины, женщины, дети, старики, ушедшие за ним в джунгли, - один за другим шли к последнему смертоносному причастию.

- Я делал все чтобы это не случилось! – выл пророк со сцены. – А сейчас я думаю, что нельзя сидеть и ждать, когда опасность грозит нашим детям…

Первой подошла выпить яд молодая женщина с маленькой девочкой на руках. Она поднесла стаканчик с подслащенным ароматизированным ядом к губам ребенка, и та отпила немного. Остальное допила мать. Она отошла на площадку, где царил полумрак, и молча опустилась на землю.

Через несколько минут у обеих начались судороги, на губах выступила кровавая пена. Женщина дико кричала от боли, потом затихла. Девочка теснее прижалась к матери, похныкала и умерла.

Обреченные равнодушно переставляли ноги в очереди за смертью, заученным жестом они зачерпывали свою порцию яда и отходили в сторону. А потом в сгущающемся мраке долго звучало крещендо душераздирающих криков.

Темнота все же принесла спасение некоторым обитателям Джонстауна, сумевшим добраться до джунглей. Но спаслась только кучка людей.

Большинство слепо последовало за Джонсом туда, куда он их направил, - на смерть. Некоторые, умирая, благодарили Джонса за избавление, другие напоследок спокойно обнимались и прощались друг с другом. Мало кого приходилось заставлять принимать яд. Оружие шло в ход редко. Плачущим младенцам медсестры впрыскивали яд прямо в открытый рот.

Выпив отраву, обреченные на смерть уходили с веранды и устраивались на ближайшей площадке. Здесь им давали последнее указание – лечь вниз лицом, всем в один ряд.

После непродолжительной агонии все затихали. Охранники проходили вдоль рядов и носком ботинка подвигали трупы, выравнивая линию.

Джонс охрип от крика, пересохшие губы едва шевелились, от амфетамина с него градом катился пот, и вся одежда на нем промокла. Он бесновался на ярко освещенном помосте, а лица умирающих проплывали мимо него и растворялись во мраке.

- Я не знаю, что еще сказать этим людям, хрипел он, как будто сам себя убеждал. – Меня лично смерть не страшит.

Стоны умирающих раздражали его, но особенно не нравился ему детский плач.

- Хоть бы все это скорее кончилось! Поторапливайтесь! – подгонял он людей. – Мы пытались защищаться, мы пытались дать новое начало, но теперь поздно. Разве мы не черные? Разве мы не гордые? Разве мы не социалисты? – спрашивал сам себя белый проповедник, и глаза его загорались. – Так кто же мы?

Долгая ночь укрыла своим пологом поселение смерти. А когда рассвело, единственными звуками здесь были крики птиц в зарослях да перебранка обезьян на деревьях.

Джонстаун вымер.

Днем в джунглях вокруг Джонстауна появились гайанские войска, продвигавшиеся незаметно, в камуфляже из листьев. Они были готовы к бою, они двигались осторожно, рассчитывая в любую минуту встретить ожесточенное сопротивление.

Но встретил их не автоматный огонь, а мертвая тишина.

Тела колонистов на жаре уже начали разбухать и пахнуть.

Всего на земле было 914 трупов, из них 276 – детских.

Только несколько человек не были отравлены – Джим Джонс, его жена, сын и его охрана. Они перестреляли друг друга.

Солдаты нашли тело Джонса на алтаре, лежащего вверх лицом с открытыми глазами. Он покончил с собой выстрелом в правый висок.

Со временем забылись пугающие газетные заголовки. Трагедия людей превратилась в сухую статистику. Джунгли