Здавалка
Главная | Обратная связь

Глава 3. Демонстрация цвета



Перевод: Михаил Корнеенков
Информация о книге

Гул, сопровождавший меня после финиша на третьем месте в Австралии, не имел ничего общего с показанным результатом. В закрытом парке меня ожидал Михаэль. Кажется, он произнес "хорошая гонка, здорово сработано". Мне трудно было отчетливо расслышать его слова из-за звона в ушах.

Для снижения шума мотора многие гонщики, садясь в болид, затыкают уши специальными затычками; они же используются в качестве наушников для радиосвязи. Увы, в течение гонки мои затычки из ушей выпали. Команда пыталась попросить меня ускориться, поскольку Жак Вильнев испытывал проблемы, но я этого не слышал. В моих ушах постоянно что-то жужжало. Я понимал, что мой инженер пытается что-то мне сказать, но я предположил, что у меня возникли какие-то проблемы, и поэтому я начал все больше и больше снижать скорость - и чем сильнее я замедлялся, тем больше мне говорили, чтобы я прибавил в скорости!

После гонки ко мне подходили люди, но я не мог отчетливо разобрать их слова. Мои затычки никогда прежде не выпадали. Должно быть, они выскользали постепенно, потому что я не заметил момент, когда это произошло. Меня только все больше и больше беспокоил мотор; под конец гонки его шум стал невыносимым. Я замечал, как другие гонщики перед стартом гонки приклеивают затычки пластырем; и с того дня я решил взять этот прием на вооружение.

Тем временем, после событий, произошедших на подиуме, стал нарастать шум другого рода. Всякий раз после гонки на подиум поднимаются пилоты, занявшие первые три места, и над ними поднимают флаги их стран. В моем случае был поднят флаг Ирландии, потому что я гоняюсь по ирландской лицензии, скорее из-за удобства, нежели по политическим соображениям. Флаг Ирландии – зеленый, белый и оранжевый - был создан для всей Ирландии; зеленый символизирует Республику, оранжевый - Северную Ирландию, а белый олицетворяет мир между ними. Проблема кроется в том, что так называемый "триколор" в Северной Ирландии ассоциируется только с Республикой. Людям на Севере уже в течение многих лет твердят, что на самом деле цвета этого флага – зеленый, белый и золотой. Истинный смысл я узнал только год или два назад; и мне стало интересно, являются ли эти зелено-бело-золотые разговоры намеренной дезинформацией тех сил, которые хотят поднять над Северной Ирландией флаг Объединенного Королевства.

В любом случае, когда перед гонкой в Австралии официальные лица спросили меня, какой флаг я предпочитаю - ирландский или британский, вдаваться в ирландскую политику я не собирался. Я ответил, что мне все равно. Сказать по правде, я не придал этому особого значения, потому что был уверен, что не доберусь до финиша. В идеале я бы предпочел не несущий в себе никакой политической подоплеки флаг с трилистником. Также, на тот случай, если я выиграю, официальные лица спросили меня о национальном гимне. Я подумал еще, не слишком ли они испытывают мою удачу, но, на всякий случай, попросил подготовить "Воздух Лондондерри ", очень популярную, очень ирландскую, но совсем не политическую мелодию.

Внезапно, стоя на подиуме, я вспомнил все эти разговоры. Я оглянулся, чтобы посмотреть на флаг, но с подиума его видно не было. К несчастью, некоторые зрители, сидя дома, смогли слишком отчетливо рассмотреть Ирландский Триколор.

Моему отцу несколько раз звонили домой, а газеты Северной Ирландии опубликовали ряд возмущенных писем. Я поднял этот вопрос в разговоре с руководящим органом - Международной Федерацией Автоспорта (ФИА). Они сказали, что это был или флаг Великобритании или Ирландский Триколор. Они не приняли во внимание всю деликатность ситуации, и ничего не хотели об этом знать. Итак, в Австралии у нас был поднят ирландский флаг, но затем, внезапно, несколько недель спустя, настроения заметно смягчились. Не знаю, почему; может быть, кто-то в ФИА получил какое-то письмо или телефонный звонок, и все проблемы, связанные с ирландским вопросом, были улажены. Кто-то сказал, что ирландцы слишком серьезно воспринимают эти вопросы. Это они мне будут говорить!

Я родился и вырос в графстве Доун, что в Северной Ирландии. Лучшее свое образование я получил в Риджент-Хауз, очень хорошей школе в Ньютоунардсе, что в 10 милях от Белфаста. Большинство мальчиков в Риджент-Хаузе были протестантами, и я помню, как однажды учитель спросил, хотим ли мы объединения Ирландии. Я никогда не понимал политической или экономической подоплеки ситуации; я просто подумал "это один остров, и это должна быть одна страна. Да, у нас должна быть объединенная Ирландия. Почему нет?" Не помню точное количество, но очень немного учеников разделяли мою точку зрения. Это было тем более удивительно, поскольку, как я уже сказал, это случилось в большой протестантской школе.

Это имело смысл тогда, и это имеет смысл сейчас. Если вы живете в Северной Ирландии, и вы не ирландец, тогда кто вы? Сказать, что вы британец – не ответ. На обложке "британского" паспорта написано "Объединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии". Строго говоря, люди с севера Ирландии являются частью Великобритании. Некоторые говорят, что они - британцы и хранят верность королеве, но – и это только мое личное мнение – королева – это просто икона, она интересует в основном туристов. Я ничего не имею против ее наличия, но мне кажется, что остальные члены королевской семьи и их прислуга - пустая трата денег и ничего больше.

Я мог бы сказать, что я - ирландец, точно так же, как Девид Култхард говорит, что он шотландец. Шотландцу не обязательно говорить, что он британец, пусть даже в каком-то смысле у него на это прав больше, чем у любого выходца из Северной Ирландии.

Вне всякого сомнения, в последнее время ведется очень много разговоров о том, что Северная Ирландия теряет свои связи с Великобританией. Я слышал, как на Севере говорили, что люди с Юга хотят прийти и поглотить Северную Ирландию, потому что "это хорошая маленькая страна с хорошей маленькой экономикой".

Должно быть, они шутят. Северная Ирландия – прекрасное место, но, если посмотреть на ее инфраструктуру, то можно увидеть, что сама по себе она не самодостаточна. Основная промышленность очень сильно субсидируется Британским правительством; мы производим очень мало того, чтобы было бы само по себе жизнеспособно. Если Северная Ирландия потеряет свои связи с Британией, это обернется экономической катастрофой. У Республики Ирландии очень прогрессивное, молодое правительство. Но оно не сможет справиться с финансовой нагрузкой, которая ляжет на их плечи после объединения с Севером. Тут должен существовать какой-то компромисс, и я уверен, что он может быть найден, если образованным, умным людям дадут возможность разрешить эту проблему.

По-моему, более молодое поколение Севера и Юга на самом деле не очень-то беспокоится об этой старомодной догме, продолжающей разделять остров на две части. Я уверен, что улучшить пограничные транспортные системы – пустить более совершенные поезда или, например, автобусы,– то потоки людей смогут сгладить это разделение. Юное поколение не интересуется политикой. Они просто хотят жить по обе стороны границы, и в этом им могли бы помочь более хорошие коммуникации. И это содействовало бы укреплению связей между нашими странами. Должен подчеркнуть, что все высказанное является моим личным мнением, хотя мне было бы приятно знать, что в своих взглядах я не одинок.

Люди по обе стороны границы страдают из-за небольшой группки людей, живущей прошлым. По-моему, Преподобный Йен Пейсли отбросил процесс объединения Ирландии на столетия назад. Когда мы приехали на Гран-при Аргентины, я с несколькими своими друзьями смотрел телевизор, и в новостях показали беспорядки протестантов в Белфасте, которые хотели пройти по определенной дороге, а полиция не позволила им это сделать, поскольку католики, жившие в этом районе могли на это отреагировать негативно. Демонстранты кричали и бесновались; апеллировали к тому, что по этой дороге они ходили в течение приснопамятных лет, и почему им нельзя пройти на этот раз. Мои друзья захотели узнать, из-за чего, собственно, разгорелся сыр-бор. Я ответил: "Даже не спрашивайте, это очень трудно объяснить. Вы не поверите в то, что этим занимаются взрослые люди".

Должен признать, я подлил немного масла в этот огонь, когда пришел в "Формулу-1", и были сделаны определенные предположения об оранжевом и зеленом цветах на моем гоночном шлеме. Когда я только-только начинал участвовать в гонках, у меня был чистый, белый шлем, но вскоре мне посоветовали сделать его более заметным. И именно тогда я выбрал оранжевый цвет, потому что он выделялся. Ну ладно, совпало так, что оранжевый связывается с Северной Ирландией, но в этом не было никакой политической подоплеки. Если бы цветом протестантов был малиновый, на моем шлеме он бы не присутствовал. Я хотел выбрать яркий цвет. Желтый уже был кем-то занят. И я выбрал оранжевый.

Изначальный рисунок по бокам шлема напоминал раскраску шлема Айртона Сенны; тут же пошли предположения, что я пытаюсь ему подражать. На самом деле оттенок оранжевого, выбранный мной первоначально, на фотографиях больше смахивал на желтый. Я привнес в него больше насыщенного оранжевого, затем добавил зеленые полоски, просто чтобы отметить свое ирландское происхождение, и мой оранжевый не нес в себе никакой политической окраски.

Ну да, я немного подыгрывал журналистам, когда в интервью меня просили прокомментировать религиозные проблемы Северной Ирландии, после чего интервьюеры толком не понимали, как им следует воспринимать мои слова. Безусловно, это очень серьезная тема, и не они не были уверены, шучу я или нет, и вне всяких сомнений им не хотелось вызывать обиду по поводу, который, как ни грустно это признать, является вопросом жизни и смерти для людей по обе стороны ирландской границы.

На самом деле я не был в церкви с того самого момента, как стал достаточно взрослым, чтобы избежать походов в воскресную школу. И у меня нет никакого желания ходить в церковь, потому что в Ирландии религия вызывает слишком много проблем. Мои родители и прародители тоже не ходили в церковь, несмотря на то, что большинство людей в Северной Ирландии церковь посещает. В последнее время число их снизилось, но все равно остается намного более высоким, чем в большинстве остальных частей Объединенного Королевства.

Ни по какому поводу я не испытываю очень сильных эмоций. Я считаю, что ты можешь быть или хорошим или плохим. Я не знаю, что правильно, а что нет. Найдется миллион людей, которые правы, но с другой стороны громадное число окажется неправыми. И кто может сказать, что является истиной? Правильно ли будет сказать, что любой живущий в джунглях, из-за незнания религии в том виде, в каком она существует в нашем понимании, автоматически попадет в ад? Логично ли это? И, если посмотреть на то, как развивается ситуация в Северной Ирландии за прошедшие двадцать пять лет, не надо мне говорить о логике!

Между Гран-при Австралии и Гран-при Бразилии выдалось несколько свободных дней, и я, сказать по правде, немножечко сглупил. Я решил прибраться на заднем дворе своего дома в Дублине. Я прошелся словно слон в посудной лавке, и в итоге ушиб плечо, что было крайне глупо. Мой дом находится в Далкей, очень милом местечке на юге Дублина. Сад простирается на пол акра, и парень, владевший им до меня, решил в целях улучшения вида на залив Киллини, спилить несколько деревьев. Соседи тогда вызвали полицию, чтобы попытаться его остановить, и мне очень жаль, что из этой затеи ничего не вышло. Мне бы больше нравилось смотреть на деревья, нежели на воду; а если я вдруг захочу насладиться видом на Ирландское море, то всегда могу спуститься в нижнюю часть сада. Нынче, после того беспредела с пилой, который учинил прежний хозяин, сад был оставлен в полнейшем беспорядке. Повсюду валялись остатки деревьев. Мне пришлось их разрубать, а затем тащить через весь сад. Мне по душе подобный род занятий: у тебя появляется чувство, что ты делаешь что-то полезное, а не просто ездишь всю жизнь по кругу.

Мне не хотелось, чтобы у вас создалось впечатление, что мне очень нравится подстригать газоны или ухаживать за садом; на самом деле, совсем наоборот. Если бы у меня был выбор, я бы предпочел лес. Просто предоставил бы ему свободу расти, как растется, и забыл бы о нем. Но сначала я должен был убрать упавшие деревья. Именно тогда я и повредил свое плечо, после чего предстоящий перелет в Южную Америку грозил омрачиться ненужным мучением.

На самом же деле все прошло здорово. На самолетах "Британских Авиалиний" места в первом классе раскладываются, как кровати. Мне было очень неудобно спать на спине, но я вполне мог лежать на животе. Это было фантастично. Во время полета я не обедал, просто немного перекусил. Затем голову на бочок, сон, и никаких проблем. Проснулся я за полчаса до посадки в Бразилии.

И роскошь эта резко контрастировала с тем, что встретило меня по прибытии в Сан-Паулу. Просто удивительно, насколько счастливыми могут быть бразильцы, живя в таких ужасных условиях, ведь, если посмотреть на вещи логически, так могут жить только законченные оптимисты. Мне нравятся бразильцы, они очень веселы по натуре, но мне определенно не нравится Сан-Паулу. Река, протекающая вдоль дороги из аэропорта – темно коричневого цвета. Возможно, она не столь плоха, как кажется, потому что птицы ловят в ней рыбу, так что, по-видимому, в ней даже поддерживается жизнь. Но купаться в ней я бы не стал.

В этой стране я ощущаю дискомфорт. Когда ты думаешь о деньгах, зарабатываемых своим трудом гонщиками, то начинаешь сопоставлять это с тем, как живут сотни тысяч людей в Сан-Паулу. Это приводит к конфликту эмоций. Я не люблю наблюдать подобные вещи; но с другой стороны, может быть, лучше, чтобы мы знали о существовании подобной бедноты. Мне сразу же вспоминаются настроения определенной части людей в Северной Ирландии, у которых нет работы, и им кажется, что жизнь их очень тяжелая. Несколько минут, проведенные в Сан-Паулу, могут радикально изменить их взгляд на ценность вещей.

Но, когда ты взбираешься в кокпит "формулы-1", проблемы мирового сообщества обычно уходят на второй план. Все остальное больше не имеет никакого значения, и с началом практики мне предстояло полностью сконцентрироваться на своей работе.

Впервые на моем болиде был установлен руль самой последней модификации. Он делал все. Помимо того, что на нем были рычаги для сцепления и смены передач, там были кнопки для радио, прокрутки сообщений на дисплее, включения ограничения скорости на пит-лейн, выбора нейтральной передачи и вызова таких дополнительных настроек, как изменение тормозного баланса. Поперек верхней части руля был размещен цифровой дисплей, выдававший времена на круге и прочую информацию, плюс лампочки, указывающие на момент переключения передачи, которые раньше располагались на бортовой панели болида. Использование руля для того, чтобы поворачивать болид, стало практически второстепенной задачей.

Я выехал из боксов и не мог поверить, насколько трудно удерживать руль. Все равно, что держать вибратор, учитывая, конечно, что я никогда не имел дел с вещами подобного рода! Вибрации происходили от мотора. Каждый раз, когда он набирал 16 000 оборотов в минуту, сквозь мои руки проходили 16 000 вибраций. Я никогда не испытывал прежде ничего подобного, и понял, что у мотора возникли какие-то проблемы. Я прошел первые два поворота, вышел на длинную прямую, но как только я начал поворачивать в третьем повороте налево (как раз перед этим я решил выйти на связь с боксами, чтобы рассказать им о вибрации), вдруг – бац! – задок машины наехал на кочку, и я вылетел с трассы прямо в ограждение. Именно так. Я не мог в это поверить.

Болид резко повернуло влево и закрутило внутрь поворота; обычно, когда ты едешь на приличной скорости, болид выбрасывает на внешнюю сторону, но на этот раз я ехал настолько медленно, что болид пролетел насквозь траву внутри поворота и стесал о заграждение практически весь бок – колеса, подвеску, радиатор...

Я не знал, что и думать. Бывает, конечно, всякое. Других альтернатив, кроме, как возвращаться в боксы, у меня не было. Меня довезли прямо до бокса Сида Уоткинса, доктора ФИА. Со стороны моя авария выглядела достаточно серьезно, и врач осмотрел меня, но, в отличие от болида, со мной ничего страшного не произошло. До тех пор, пока не закончится практика, машину починить было невозможно, так что на этом пятница для меня была закончена. Пол круга и никакого прогресса.

Никто в команде не сказал мне и слова, поскольку по телеметрии было прекрасно видно, что я не шел на полной скорости. Это был легкий поворот, так что проблемы у меня были явно не в этом. В тот момент у трассы еще не было достаточного сцепления, и, возможно, покрышки еще не набрали свою рабочую температуру. И тем не менее, это меня изрядно шокировало.

Меня очень сильно беспокоила суббота. К тому моменту старта предквалификационной практики все остальные гонщики имели возможность проехать по тридцать кругов, так что они были подготовлены куда лучше меня. Однако, показав в течение четырех кругов вполне приличное время, я знал, что это не станет большой проблемой.

Я квалифицировался на десятом месте, что было вполне прилично, учитывая изменения, сделанные на болиде после тех проблем, с которыми мы столкнулись в Австралии. Мы вернулись к старой коробке передач, потому что новая продолжала ломаться, и ее нужно было конструировать заново. Это был неприятный момент, поскольку возвращение коробки 1995 года означало, что нам также следует вернуть и старый пол. Не знаю, это ли повлияло в Бразилии на управляемость болидом, но, определенно, он был не на высоте.

Направление движения по трассе в Интерлагосе - против часовой стрелки, и трасса эта обладает очень странной репутацией – те, кто преуспевает в Бразилии, по какой-то причине плохо выступают в остальных гонках, и наоборот. Вдобавок ко всем моим проблемам, у моей машины за несколько минут до начала квалификации обнаружилась утечка топлива. Мне пришлось пересесть в запасной болид, на котором не стоял дифференциал последней модификации, а это очень сильно меняло поведение болида в медленных поворотах.

В течение своего первого квалификационного круга я был очень осторожен, и, тем не менее, оказался всего в одной десятой от показанного на тот момент времени Михаэля. Но времена других гонщиков постепенно улучшались, и моя позиция постепенно сползала вниз. Я выехал на другом комплекте резины и немного улучшил свое время, что немало меня удивило, поскольку мне не казалось, что я шел намного быстрее, нежели на первом круге. Оставалось лишь предполагать, что к этому времени улучшились характеристики трассы.

Я выехал в третий раз, и Мика Хаккинен на "Макларене" намеренно придержал меня, сбросив газ в середине быстрого правого поворота, так что мне пришлось сойти с наилучшей траектории. Про этот круг можно было забыть. Я дождался Хаккинена – если он думал, что поступил очень умно, то я могу быть еще умнее – и придержал "Макларен" в начале его быстрого круга.

У меня оставался всего один круг. Я гнал изо всех сил, но в последнем повороте задок болида сошел с траектории, и это стоило мне трех десятых секунды – очень большой разницы, как обнаружилось позднее. Михаэль стоял на втором ряду, а я на пятом. Между нами было всего пять десятых, но это были день и ночь.

Жаловаться смысла не было, поскольку я ехал на запасной машине, у меня не было правильных настроек, и я допустил ошибку. Но это никак не могло изменить тот факт, что на старте я стоял десятым, и на бумаге это выглядит совсем не здорово.

Мы провели кучу времени в обсуждениях всех деталей, и в гостиницу я вернулся лишь ранним вечером. Сюда в Бразилию приехал мой друг Джеймс Боулс, у которого я периодически останавливаюсь, когда бываю в Оксфорде. Я оставил администраторам гостиницы специальные инструкции, чтобы его пропустили в мой номер. Он прилетел в 8 утра, но в 7 часов вечера он все еще сидел у гостиницы, потому что его не впустили ко мне в номер. Он был не очень-то счастлив! То, что рядом был Джеймс, делало жизнь более веселой, чем это было в Австралии. В отличие от Мельбурна, где команды размещались в разных отелях, разбросанных по всему городу, в Сан-Паулу все жили в отеле Трансамерика, в основном потому, что он комфортабелен и расположен вблизи от трассы. И в результате местечко стало довольно тусовочным, особенно по ночам. Я же и на этот раз по ночам особо не гулял. Местной достопримечательностью был популярный ресторан Чурасскариа, где подают столько мяса, сколько ты сможешь съесть. Его срезают огромными ножами, прямо на твою тарелку. Может быть, для одного раза это неплохо, но постоянное потребление огромных ломтей мяса не может довести до добра. Мне это было не по душе, и я предпочитал есть в отеле.

Когда я проснулся утром перед гонкой, у меня было такое чувство, что сегодня у меня мало что получится. На самом деле, это чувство не покидало меня весь уикенд. Даже перед тем, как поехать в Бразилию, я говорил людям, чтобы они не делали ставок на мои хорошие результаты в Интерлагосе. И пока что, выходило так, что я был прав, и мне не казалось, что могут произойти какие-то изменения к лучшему.

Уорм-ап прошел неплохо – но и не хорошо. Машина вела себя нормально, не более того. Я сказал себе, что в гонке на что-либо рассчитывать не стоит, надо просто ее проехать, довести болид до финиша, и, может быть, набрать какое-то количество очков.

Затем, когда мы уже собирались выезжать на формационный круг, разверзлись небеса. Лило так, что трасса была затоплена водой, и болид аквапланировал. Я думал: "Стартовать десятым по такой погоде – занятие не из приятных". Тут как раз и мотор стал сбоить, а на этой стадии с этим уже ничего нельзя было сделать. Я неплохо стартовал, но затем обнаружил, что не могу контролировать уровень нажатия на педаль газа, потому что из-за сбоев в моторе я не понимал, сколько мощности мне нужно добавить в отдельно взятый момент времени. И, когда в клубах дождевой пыли, мы выехали на прямую, народ начал меня обгонять.

Я был по-настоящему напуган. Я просто не мог ничего видеть - ни по сторонам, ни спереди, ни сзади. Когда такое происходит, ты просто ведешь болид, надеясь, что едешь достаточно быстро, чтобы в тебя не врезались сзади, но и не настолько быстро, чтобы поймать того, кто едет впереди.

Гонки в мокрую погоду являются самой опасной частью "Формулы-1". Самым ужасным местом трассы в Интерлагосе был конец длинной прямой. Деймон Хилл лидировал, и, если бы его развернуло посередине трассы, никто бы не смог разглядеть его. Мы бы все врезались друг в дружку, и это стало бы самой настоящей кровавой бойней.

Ты думаешь про себя: "Настало время принять по этому поводу какое-то решение", но проблема состоит в том, что официальные лица сидят не там, где мы. Они высоки во всех смыслах этого слова. Сами-то они могут видеть болиды, и делают вывод, что и мы тоже можем. Но если бы они проверили картинку с камеры, расположенной на болиде, то очень скоро бы они обеспокоились, насколько это на самом деле опасно. Ничего, по-видимому, не будет сделано до тех пор, пока не случится какая-то большая авария. В Бразилии это было сущим сумасшествием, и всем нам очень повезло, что с нами не случилось ничего страшного.

Из-за проблем в моторе я откатывался назад, но затем погода начала проясняться. Я изо всех сил пытался удержать машину на трассе; мне казалось, что сцепление с трассой у машины отсутствовало напрочь. Я шел на один пит-стоп, потому что, если вдруг асфальт бы начал подсыхать, это дало бы нам отличный шанс как можно дольше оставаться на трассе. В действительности же я заехал в боксы на три или четыре круга раньше, потому что нам показалось, что дождь будет продолжаться. Я одел еще один комплект дождевых покрышек, но вскоре после того, как вернулся на трассу, дождь прекратился и выглянуло солнце. Это означало, что мы потеряли еще 45-50 секунд на то, чтобы вернуться в боксы и одеть слики. Трасса подсыхала, но антикрылья на болиде были настроены на очень большую прижимную силу, рассчитанную на езду по, как мы рассчитывали, мокрой трассе. Это означало, что посуху я был очень и очень медленен.

Я был так расстроен. У "Феррари" дела не ладились, и мне было интересно, что по этому поводу думают люди. Я попытался прибавить газу, но как только это сделал, болид начал испытывать избыточную поворачиваемость, и я предпочел уходить с сухой траектории на мокрую, теряя на этом кучу времени. Меньше всего в этот уикенд мне нужна была еще одна экскурсия по траве в ограждение безопасности. Это была одна из тех гонок, когда ты, вылетев, выглядишь полным идиотом. С дистанции сошло некоторое количество гонщиков, но я не мог себе позволить стать одним из них.

И только, когда трасса просохла практически по всей своей ширине, я смог по-настоящему ускориться; так, чтобы болид шел ровненько. Ближе к концу гонки я показал свои лучшие круги, но они были на секунду хуже оптимальной на тот момент скорости. Это было нереально, абсолютно нереально.

Деймон Хилл выиграл для "Вильямса" свою вторую гонку подряд. Я приехал на седьмом месте, отчего был очень расстроен. Команда же выглядела достаточно счастливой, поскольку Михаэль, проделав очень хорошую работу, смог финишировать на третьем месте. Конечно, этому во многом способствовал старт с первых рядов, но сам Михаэль был не очень-то весел. По ходу гонки он отстал от лидера на круг, и никто не смог вспомнить, когда в последний раз это с ним случалось, если вообще когда-либо было. Единственным для меня утешением служил мой лучший круг в гонке, который был всего на две десятых медленнее лучшего круга Михаэля.

Что ж, не менее приятно было и то, что на следующий день мы не спешили уезжать из Бразилии. Я взял шезлонг, разложил его перед бассейном, и стал размышлять о том, что неправильного произошло за этот уикенд. Сказать по правде, я был слегка расстроен. Мельбурн снял с меня очень большое напряжение. Теперь оно возвращалось обратно. Какой там флаг над подиумом, подумать только. Мне должно было так для этого повезти.







©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.