Главная | Обратная связь

Глава 13. Жернова Фемиды

Перевод: Михаил Корнеенко
Информация о книге

Я уже было приготовился вылететь в Калифорнию на похороны Джеффа Кросноффа, когда понял, что меня ждут во Фьорано для усердных приготовлений к Гран-при Германии. Я очень сожалел о том, что не смогу отдать последние почести, но зато мой отец смог воспользоваться моим билетом и выступить там от моего лица. Моя мама, кстати, тоже поехала с ним в Штаты. Они рассказали мне, что похороны получились очень большими, и на них собрались люди со всего мира.

Так или иначе, я думал о Джеффе. Он был супер-подтянут, великолепный атлет. Когда мы жили в Токио, гонщики в качестве одного из этапов своей подготовки частенько бегали вокруг Императорского Дворца. Не знаю, какова была протяженность маршрута, но Джефф поставил рекорд круга, который равнялся 11 минутам; следом за ним шел Мауро Мартини со временем 13 минут. Когда мы с Джеффом поехали на Гуам, то первое, что мне попадалось на глаза, едва я успевал проснуться, был он. "Давай, Эд", - говаривал он. – "Ты уже встал?" (Я только вошел!) Затем он мчался на свою пробежку и тренировку, возвращался к полудню, а затем мы обычно играли в теннис. Я не знаю, у кого было бы больше сил и энергии.

Как я уже упоминал ранее, мы с Джеффом выступали в "Ле-Мане" за одну команду "Тойота", и это навело меня на мысли о далеко идущих последствиях того уикенда. Да, не всем "Ле-Ман" нравится, но у меня с этой гонкой связаны только хорошие воспоминания. "Тойота" мне отлично подходила. По ходу отрезка посреди ночи в 1993 году я проходил свои круги на шесть или семь секунд быстрее всех остальных.

В том году "Ле-Ман" посетил Эдди Джордан. После того, как я покинул его команду в серии "Формула-3000" и переехал в Японию, мы виделись не очень часто. Мы поговорили о "Формуле-1", и Эдди упомянул о возможности тестов. Ничего из этого не вышло, но через какое-то время мне был задан вопрос, не хочу ли я проехать последние три гонки сезона "Формулы-1" за "Джордан". В том году Эдди никак не удавалось найти приличного второго пилота. Иван Капелли протянул две гонки, а Терри Бутсен, его заменивший, оказался сущим разочарованием. Михаэль Шумахер потрясающе дебютировал в "Формуле-1", выступив за "Джордан" в августе в Бельгии; на самом деле, дебют оказался настолько удачным, что "Бенеттон" умыкнул Михаэля прежде, чем Эдди успел понять, что собственно происходит! Как бы то ни было, Джордан искал кого-то еще – и должен признаться, меня это заинтересовало.

Я поговорил с командой, за которую выступал в японской серии Ф3000. Они ответили: "Никоим образом". Меньше всего им хотелось, чтобы я вернулся обратно в Европу; я лидировал в чемпионате и они хотели, чтобы я в нем победил. Их спонсор "Космо" вот уже три или четыре года пытался выиграть титул, и они еще никогда не были к нему столь близки. В итоге мы пришли к соглашению, что я могу принять участие в двух Гран-при, потому что они не пересекаются с нашими этапами, хотя, если быть до конца честным, если б я решил настоять на своем, они бы меня не остановили. На самом деле меня раздирали двойственные чувства. С одной стороны, эта идея меня увлекла – и все-таки не настолько, как наверно должна была бы, ведь мне представилась такая возможность, за которую другие пилоты перегрызли бы глотку. Я решил поехать только ради удовольствия. После этого я смог бы сказать: "Я был в Формуле-1". Вот и все мои мотивы, правда-правда. Я ведь не рассчитывал на то, что Джордан заплатит мне достаточное количество денег; мой план был таков: я выступаю на двух Гран-при, наслаждаюсь моментом, а затем сваливаю.

Моя первая гонка прошла на трассе "Сузука" в Японии. Как только об этом стало известно широкой общественности, немедленно пресса сделала предположение, что я получил место в кокпите, потому что уже хорошо знаю эту трассу. Это один из самых длинных и сложных кругов в календаре "Формулы-1", и конечно, знание трассы не помешает. По правде говоря, я не думал, что именно в этом все дело, хотя, с позиции нынешнего дня, я понимаю, что наверно оно было достаточно полезно. Я подошел к выступлению в крайне расслабленном состоянии, поскольку, как я уже сказал, для меня это было всего лишь еще одно развлечение.

К концу первых тестовых заездов мое имя располагалось неподалеку от вершины списка. Я опробовал новый комплект покрышек прежде всех остальных, и мгновенно начал показывать приличные времена. Мое имя соседствовало с такими фамилиями, типа Прост и Сенна. Весьма впечатляюще. Внезапно в попытке нанести редкий визит в боксы "Джордана" парни из британской прессы понеслись по головам друг друга. Насколько я себе это представлял, в происходящем не было ничего особенного. Я классно оторвался; на мой взгляд, все это было ужасно смешно.

Я квалифицировался на восьмом месте – совсем неплохо для новичка! По прошлым выступлениям я знал, что в первом повороте "Сузуки" можно проехать по внешнему радиусу и выиграть несколько мест. Я хорошо стартовал и, как планировал, и в первом повороте обогнал гонщиков вроде Хилла и Шумахера. И прежде чем понял, что происходит, я уже оказался на пятом месте! Но недолго музыка играла.

В 1993 году самым модным устройством в конструкции гоночной машины была так называемая "активная" подвеска, то есть когда движением подвески управляет компьютер. В двух словах, машина с активной подвеской идет быстрее той, у которой такой примочки нет. И на "Джордана" активной подвески не было. Вскоре меня обогнал Шумахер и еще несколько пилотов. Помимо этого, я испытывал ужасные боли. Эта машина была слишком мала для меня, и я еле втиснулся в кокпит. Я понимал, что скоро моей спине придет конец. Я дойду до стадии, когда боль станет настолько сильной, что просто не смогу продолжать гонку.

И тут ливануло! Снизившийся темп и тот факт, что перегрузки вообще и нагрузка на рулевое управление уменьшились, означало, что мне стало легче рулить. Теперь я мог сконцентрироваться на том, когда мне заехать за дождевыми покрышками. Но попросившись в боксы, я услышал в ответ, чтобы я оставался на трассе, поскольку там ждали моего напарника Рубенса Баррикелло. Команда хотела зазвать его первым, даже несмотря на то, что на трассе он шел позади меня. Впрочем, после небольшой неразберихи было решено, что я могу наконец заехать в боксы. К сожалению, об этом мне сообщили по радио как раз в тот момент, когда я проезжал въезд. Что означало длинный и относительно медленный круг на сликах – в проливной дождь, который стоил мне около 25 секунд.

В итоге я все-таки поставил себе дождевые покрышки, и следующей проблемой стало то, когда выбрать правильный момент вернуться обратно на слики, едва дождь закончится. По своему опыту я знал, чего ждать от "Сузуки" в дождь, и я понимал, что могу остаться на дождевых покрышках подольше. Хилл вернулся к сухим покрышкам достаточно рано, и именно в этот момент у меня произошел инцидент с Айртоном Сенной, который я во всех подробностях описал в открывающей роман главе.

Совершив второй пит-стоп, я вернулся на седьмом месте. Ближе к концу гонки я нагонял Дерека Уорвика по две секунды на круге. Я приготовился проплыть мимо него, и тут он преподнес мне самый ужасный и неприятнейший сюрприз, который когда-либо случался в моей автогоночной карьере. На выходе из "130R" – очень быстром левом повороте, проходимом на 170 милях в час – он попытался выдавить меня в стену. Я глазам своим не поверил. Мягко говоря, мне это не порадовало. Не этого я ждал от опытного пилота Больших Призов; это был крайне грубый маневр самого худшего толка.

В следующем повороте, очень медленной шикане, я слегка подтолкнул задницу его машины и выпихнул его с трассы. Когда я заканчивал следующий круг, он стоял у обочины, грозя мне кулаком. После гонки он заявил британской прессе, как по-свински с ним обошлись. Бедный Дерек! Ну ладно, допустим, я его выбил с трассы. Но никто не видел, что случилось за 200 ярдов до этого. Из-за его поведения могла случиться страшная авария, в то время как я просто вывез его с дороги.

Стучать в зад в этом повороте – широко-известная практика. Это лучший поворот "Сузуки", но я пошел на этот маневр не ради того, чтобы выиграть место. Впрочем, если другой гонщик хочет поиграть в грязные игры, я тоже умею в них играть. Я не жалуюсь, нет, но меня весьма расстроило, каким невинным ягненком показал себя Дерек прессе. Как бы то ни было, я финишировал шестым, набрал зачетное очко в своей первой же гонке, а инцидент с Уорвиком быстро забыли – особенно благодаря моему послегоночному интервью с Айртоном Сенной!

На следующий день после Гран-при Японии я вылетел в Макао. Мой сосед по самолету читал газету. Краем глаза я увидел заголовок: "Гоночный ас избит Сенной". Внезапно я сильно смутился. Я и представить себе не мог, что вокруг этой стычки разгорится такой сыр-бор. Сразу после гонки я попал на большую вечеринку. Я набрал очко в своем первом Гран-при. Я был сам Мистер Счастье. Мы еще шутили об этом происшествии с Сенной, но потом я выкинул это из головы. Тем не менее, для всех остальных это было нечто. Чуть позже меня удивило то, что данная история попала на первые полосы многих британских газет. Я бы не особо против этого возражал, если только они бы не присовокупили к ним выкопанные неизвестно откуда ужасные фотки с моим изображением.

Я оставался в Макао, в своей квартире без телефона. Было понятно, что мировая прессы сбилась с ног, разыскивая меня. Неделю спустя я вылетел в Австралию на финальный Гран-при этого сезона. О Сузуке я и думать забыл, пока не сошел с самолета в Аделаиде. Вокруг сплошняком вились репортеры, фотографы и телевизионщики. Одна из стюардесс поинтересовалась, кто же я такой. Ей хотелось знать, не боксер ли. На это я ответил, мол, как мило, что она выразилась именно таким образом...

Но стоило Гран-при набрать обороты, как шумиха сошла на нет– тем более, после того, как в квалификации мне удалось занять лишь девятнадцатое место (из-за перебоев в работе мотора), а в самой гонке я вылетел с трассы.

Тем временем мне надо было сконцентрироваться на последнем этапе японского чемпионата Ф3000 в Сузуке. Забавно, но мне почему-то кажется, что я бы выиграл этот титул, если бы не принимал участие в гонках "Формулы-1". Я вернулся в Японию сразу же после Австралийского Гран-при. На тесты времени уже не было, и я практически сразу же попал на квалификацию. В японской ""Формуле-3000" разрешалось использовать специальную квалификационную резину, которая показывает свои лучшие качества всего два круга кряду. Если на этих двух кругах тебе не удается показать хорошего времени, это твои проблемы. Я квалифицировался на шестом месте, которое - в Сузуке – не очень радует, если ты собираешься выиграть гонку. Уровень соперников очень близок, поэтому, чтобы получить шанс приехать на подиум, нужно квалифицироваться в первой тройке. Мне нужно было финишировать третьим. Я приехал четвертым. Команду "Церумо" постигло жестокое разочарование. Но они хотели, чтобы я остался у них на следующий сезон.

В то же время я вел переговоры с "Джорданом", чтобы продолжать выступать в "Формуле-1". В предыдущем контракте Джордан внес пункт, по которому, если бы он захотел видеть меня в своей команде, я должен был подчиниться его воле. На это я ему ответил, что собираюсь вернуться обратно в Японию, если взамен он не предложит мне чего получше. Он изменил условия в лучшую сторону, но не намного, и затем воспользовался своим правом. Я стал полноправным гонщиком Больших Призов на 1994 год.

И опять-таки, я испытывал смешанные чувства. Оставшись в Японии, я смогу заработать от 1,2 миллиона до 1,3 миллиона американских долларов. Выбрав "Формулу-1", я добровольно лишу себя кучи денег. Я подумывал даже о том, чтобы вообще завязать с гонками, если соглашусь жить, что называется, обычной жизнью. Но если бы я повесил шлем на гвоздь, мне бы не удалось жить на всю катушку, и поэтому я также лишал себя в своем роде умировотворенности. В конце концов я осознал, что, благодаря своей хорошей здесь репутации, всегда смогу вернуться в Японию. Я не учел лишь экономический спад, который постигнет Японию. И в итоге всего через год я бы заработал всего каплю от предполагаемой цифры. Никогда не знаешь, что день грядущий нам готовит.

Впрочем, у меня были достаточно четкие предположения, чего стоит ждать "Феррари" по прибытии в Хоккенхайм на Гран-при Германии. Я знал, что машина по идее должна быть лучше той, на которой мы выступали в Сильверстоуне. Иначе и быть не могло! В первый день практики я был достаточно быстр. Мои времена в сравнении с михаэлевыми, были близки в финальной, извилистой части трассы; я терял лишь на длинных прямых, из которых практически весь Хоккенхайм и состоит. Как результат, я расстроился своему восьмому месту на стартовой решетке.

Моя вовлеченность в техническую сторону была минимальна вследствие продолжающихся проблем с изготовлением запчастей, из-за чего страдали мои тесты. У меня не было четкого чувства, что я понимаю, в каком направлении движется команда. Я не мог ничего сказать путного, когда речь зашла о том, что мы собираемся делать с настройками. Однако сама гонка оказалась вполне пристойной. Я приблизился к Михаэлю и в отсутствие каких-либо инструкций, сел ему на хвост. Пит-стопы прошли без приключений. Затем у меня полетела коробка передач. Михаэль домучился до четвертого места. Едва ли гонку можно было назвать с большой натяжкой.

Поскольку наш прогресс сводился к рутинной работе на тестовой трассе, я вдруг осознал, что провожу достаточное количество времени в недавно обустроенной качалке во "Фьорано". Ее установили после того, как я предложил эту идею Жану Тодту. Я слонялся без дела, ожидая, когда же меня пригласят сесть в новую машину. Я сказал Жану, что я с таким же успехом могу проводить это время в спортивном зале, и он распорядился переделать одну из комнат во "Фьорано". Работа была проделана фантастическая. Получился отличный зал, где можно классно потренироваться. Я не особо хорош в самомотивации, но я знаю, что этим надо заниматься. В этом есть разумное зерно и это не лишено смысла.

Я не особо задумывался над фитнессом, пока гонялся в младших "формулах", но с этим пришлось считаться, как только я перешел в "Формулу-1". Я немного бегал, пока был в Японии, но в конце 1993 года, когда я дебютировал в "Формуле-1", на самом деле я был в отличной физической форме, благодаря большому количеству гонок, в которых я принимал участие. Я гонялся в Ф3000 и спорт-прототипах, а также выполнял тесты для "Данлоп". Тесты, тесты, тесты. Я был подтянут, как скрипка, и очень резв.

То же самое с Михаэлем: он постоянно гоняется. Если он не участвует в тестах, то ездит в картинге. Всякий раз, когда он садится в "формулу-1", он немедленно выходит на пик скорости. Я понимал это в конце 1993 года и я знал, что мне по крайней мере надо поддерживать такой же уровень и в следующем году. Я начала плавать и ходить в качалку. Эдди Джордан заставил меня этим заняться. Он угрожал штрафовать меня на 1000 долларов всякий раз, когда я пропущу тренировку. Несколько раз я сачканул – но он об этом не ведал! Потрудиться пришлось как следует – но дело того стоило.

"Формула-1" физически очень требовательна, намного больше любой другой формы автогонок, благодаря большим перегрузкам, которые воздействуют на твою шею, тело и верхний плечевой пояс. Стороннему наблюдателю трудно понять, сколько усилий требуется для того, чтобы просто удержать рулевое колесо. Машина никогда не хочет ехать прямо, а когда дело касается поворота, она не хочет поворачивать. Гонщик сражается с машиной на протяжении всего круга. А в гонке эта борьба длится 1 час и 45 минут. Твои руки становятся очень сильными, настолько, что я обратил внимание, как мышцы на моих руках уменьшились в размерах, спасибо усилителю рулевого управления "Феррари".

Очень трудно подобрать идеальное упражнение для развития мышц шеи. На самом деле, самое лучшее – это сама езда. Я обнаружил, что когда пытаюсь тренировать шею, то как правило она начинает болеть, потому что у меня шея достаточно длинна, а это не очень хорошо для гонщика. Управление автомобилем – вот лучший ответ, а в 1996 году в "Феррари" мне этого, к большому сожалению, крайне не хватало. Но в первые несколько месяцев моего первого полного сезона в "Формуле-1" за два года до этого дела обстояли куда хуже.

Тот сезон начался ужасно, и я так и не оправился от тех потрясений. Перво-наперво мне пришлось приехать на слушания по поводу инцидента с Сенной. То, что произошло во время гонки, было очевидно, и я никак не мог взять в толк, почему мне надо ехать из Японии, где я работал на важных тестах, в Париж, просто чтобы констатировать очевидное. Только потому что руководящий орган – ФИА - требовал моего личного присутствия на заседании Международного Автоспортивного Совета, я должен был все бросить и мчаться к ним.

Я прибыл из Токио и отправился к ним, одетый в повседневную одежду – джинсы, кроссовки и футболку – то, что я обычно одеваю во время перелетов. Я не понимал, почему мне надо выряжаться только для того, чтобы дать показания. Как только я вошел в комнату, официальные лица принялись обсуждать Гран-при Японии, и крутить видео с записью гонки. Я спрашивал себя: "Какое это имеет отношении к тому, что меня ударил участник соревнований?"

Конечно же, там присутствовал и Сенна. Он заявил, что я вытворял на трассе всякие штуки. Я не мог поверить своим ушам. Попросту говоря, Сенна врал. Он утверждал, что я выпихнул его с трассы три раза, но это полная чушь. Никаких тому доказательств, лишь его слово против моего. Помню, я смотрел на него и поражался: "Как же ты можешь вот так сидеть и нести явную чушь?" В течение многих лет мы слышали, как Сенна рассуждает о своих религиозных и моральных ценностях – и затем показывает себя с такой стороны. Меня это сильно расстроило.

Затем на повестку дня вынесли наше "интервью" в офисе "Джордана" на "Сузуке". Оно говорило само за себя. Сенна проявил себя как агрессор. Я ни разу не ругнулся, он же постоянно на меня матюкался. В итоге Сенна получил штраф на две гонки, отложенный на шесть месяцев. Я подумал, что этого более, чем достаточно; наказание должно быть соразмерно преступлению. К сожалению, то был не последний мой визит в штаб-квартиру ФИА. События, произошедшие в первой гонке сезона 1994 года привели меня обратно в Париж, где я получил суровое наказание за аварию, в которой, как я продолжаю утверждать по сей день, моей вины нет.

Минуло 33 круга ГП Бразилии, и я шел на восьмом месте. Меня преследовал Йос Ферстаппен на "Бенеттоне", и мы догоняли на круг Эрика Бернарда. Впереди нас на "Макларене" Мартина Брандла внезапно возникли неприятности. Брандл замедлился, но, поскольку я уткнулся в задний спойлер "Лижье", я понятия об этом не имел. Мы шли примерно на 200 милях в час, когда Бернард внезапно сбавил газ задолго до точки торможения. У меня был выбор либо уйти вправо – и вылететь с трассы, прямо – и въехать в задницу "Лижье", либо дернуться налево. Я выбрал последнее.

На таких скоростях все происходит очень быстро, и у меня не было времени посмотреть, где же находится Ферстаппен. Он шел слева от меня, и ему удалось от меня увернуться. Он не убирал ноги с педали газа, потому что думал, что я пытаюсь помешать ему обогнать себя. Как и я, он не ведал о замедлившемся "Макларене". Но даже вырулив с трассы, скорости он не сбавил. Его заднее колесо попало на грязь, машину понесло – в мое переднее колесо, из-за чего "Бенеттон" совершил серию кульбитов и машина перелетела через брандловский "Макларен" – Мартин получил удар по голове, но к счастью никто сильно не пострадал. То была весьма впечатляющая авария.

Официальные лица гонки посмотрели видеозапись аварии. При покадровом просмотре создавалось впечатление, будто у меня была куча времени, чтобы избежать заварушки. Но на 200 милях в час все сводится к голому инстинкту. Поворот руля – самый быстрый и наиболее очевидный путь избежать аварии. Было решено, что виновным следует признать меня, после чего лишили возможности участия в следующей гонке в Японии, плюс оштрафовали на 10 000 долларов.

Джордан решил подать протест. Мы думали, что у нас очень хорошие шансы на победу. Мы привезли всю телеметрию, которая показывала, что в моем поведении не было никакого злого умысла. Судьям объяснили, насколько машина сбрасывает скорость (благодаря прижимной силе, создаваемой антикрыльями) на таких скоростях, едва гонщик снимает ногу с педали газа. Если б даже я просто нажал на тормоз, то к тому времени, как я сделал это, уже бы въехал в зад "Лижье". Но они не приняли наших объяснений. Мой штраф был увеличен с одной до трех гонок. Это было очень странно; чудеса в решете, да и только.

Один из официальных представителей ФИА на самом деле провел параллель с аварией на автостраде, заявив, что водитель должен быть наказан за опасную езду, если он мечется из полосы в полосу. Единственно, почему вы можете так ездить по обычной дороге, это если вы слишком близко приблизились к впереди едущей машине. Это опасно, спору нет. Но этот закон не распространяется на автогонки, и как они умудрились не понять этого, выше моего разумения. Если б Ферстаппен убрал ногу с педали газа, все бы обошлось, и мы бы обогнали "Макларен". Но у официалов было свое мнение на этот счет.

Никто никогда не получал столь строгого наказания, особенно за маневр, выполненный при смягчающих обстоятельствах. Быть оштрафованным на три гонки в начале карьеры равносильно выбрасыванию из этого спорта. Вот так я это воспринял. Они пытались сразу же поставить крест на моей карьере.

Эдди Джордан был великолепен. Он всегда оставался на моей стороне – что стало небольшим сюрпризом, потому что, если говорить на прямоту, кому захочется знаться с гонщиком, от которого столько проблем? В своей первой гонке я ввязался в большую заварушку с Сенной; во второй гонке вылетел после 12 кругов; в третьей гонке меня признали виновным в завале нескольких машин. Меня оштрафовали на четвертую, пятую и шестую гонки. Но в седьмой я набрал зачетное очко. Ну-ка, вспомните какой-нибудь более звонкий дебют в "Формуле-1"?!

Гран-при возвращения, Испанское, выдалось крайне трудным. Мне следовало быть чрезвычайно осторожным, потому что я знал, что каждое мое движение будет подвергаться пристальному вниманию; у меня сложилось впечатление, что официальные лица задались целью спустить на меня всех собак, они затаили зуб после случая с Сенной. И, конечно же, остальные гонщики прекрасно это понимали. Они были в курсе, что я не могу себе позволить попасть ни в какую передрягу. Они могли атаковать, а мне приходилось очень внимательно следить за тем, как я на это отвечу. Если б возникла хоть малейшая проблема, даже несмотря на то, что я мог быть вообще не при чем, официальные лица набросились бы на меня, словно тонна кирпичей.

Другой проблемой стало то, что мое отсутствие за рулем означало ужасную нехватку накрученных миль и гоночного опыта. Что ж, по крайней мере, шестое место в Испании стало небольшим утешением. На самом деле, остаток сезона прошел достаточно пристойно, пусть даже в начале сентября я въехал в зад Джонни Херберта в первом повороте Итальянского Гран-при. Я достаточно хорошо стартовал и вырвался на четвертое место. Джонни затормозил слишком рано, а я нажал на тормоза, чтобы попытаться от него увернуться. Он более-менее остановился, а я всего-то цепанул "Лотус" под зад и вынес его с трассы. Вокруг образовалась туча дыма от покрышек, и со стороны казалось, что я в горячке эпизода изо всех сил жал на тормоза. На самом же деле заблокировалось только левое переднее колесо, но выглядело это куда серьезней. В любом случае, то была моя ошибка.

Гонку остановили и дали повторный старт, а меня отправили на последний ряд стартового поля – что, на мой взгляд, испортило мне гонку. Не думаю, что в правилах есть пункт, по которому маршалы могут так поступать. Опять-таки, мне кажется, они превысили свои полномочия. Но мало того, я также получил отложенный штраф на одну гонку. На самом деле, меня дважды оштрафовали за одно преступление. Опять-таки, ранее таких прецедентов не возникало. До меня начало доходить, что за всеми этими наказаниями стоит один человек. Этого оказалось достаточно, чтобы у меня возникла мания преследования.

Я начал подумывать о том, чтобы вернуться обратно в Японию. Дело дошло до того, что я вышел на контакт с бывшей командой и узнал их ситуацию. Но на этом все застопорилось. Джордан уговорил меня остаться, и у меня было еще несколько хороших гонок, особенно в Японии, где я финишировал пятым. Как только тебе удается прекрасный результат, все вокруг расцвечивается розовым. В свете моих последних "подвигов" в "Феррари" в 1996 году, мне очень нужна была подобная встряска перед следующей гонкой в Венгрии.