Главная | Обратная связь

МАЛЕНЬКАЯ СЮИТА ДЛЯ ПИАНИСТОВ

Итак, господин Пьер Дюпре (у которого перо, по-моему, не остывает, если так можно выразиться) считает, что я прав, и, подстрекая меня к бунту, приво­дит целый, хотя несколько случайный список имен особо «провинившихся» пианистов. Признаюсь, я не совсем со­гласен с ним в отношении всех названных имен.

Вот, например, необычайно одаренный молодой пиа­нист — Шарль Лильаман. Я слышал, как он исполнял у Падлу Концерт ля мажор Листа, и аплодировал ему от всей души, ибо нашел его игру блестящей, музыкальной, пылкой. Несколько позднее он играл у Ламурё Концерт ми-бемоль мажор Листа, а после этого он повторил его в Консерватории. Для полного выравнивания своего се­зона г. Лильаману остается лишь сыграть еще раз Кон­церт ля мажор у Колонна. Превосходно.

Но что будет делать этот молодой талант в следую­щем сезоне? Исполнит в Консерватории и у Ламурё Кон­церт ля мажор, а у Падлу и у Колонна, напротив, ми-бемольный.

В данный момент Лильаман уже выпустил анонс о своем вечере Шопена (в эту зиму такой клавирабенд окажется двадцатым). Тут он сыграет двадцать четыре этюда, двадцать четыре прелюдии, вальсы, полонезы, ма­зурки и т. д. Не появляется ли у вас такое впечатление, что мы уже выходим за пределы музыки, чтобы вступить на почву виртуозного проворства пальцев? Речь идет уже не о воссоздании музыки, а о том. чтобы показать себя за счет чудовищно испорченных произведений.

Что до меня, то я не знаю ничего более прискорб­ного, антихудожественного и более противоречащего ин­тересам музыкального искусства, чем карьера непрерывно странствующих виртуозов, обращающихся в разных горо­дах то к одним оркестрам, то к другим, но всегда все с теми же двумя-тремя концертами, которые они демон­стрируют, как дрессировщики своих обученных собак, как акробаты, исполняющие свои сальто. Но, в отличие от акробата, виртуозу не грозит опасность. Акробат на тра­пеции повторяет каждый вечер все одни и те же пируэты, но при этом рискует своим позвоночником. А виртуоз с его обкатанным репертуаром продолжает спокойно

домогаться и ангажементов, и оваций слушателей. Он со­старится, мирно убаюкиваемый своими тремя пьесами, которыми «владеет так искусно» и которые он будет ис­полнять все менее и менее совершенно, подобно меха­низму с износившейся пружиной, которая с каждым ра­зом распрямляется все трудней и все больше ослабевает.

Отупев от жизни с постоянным повторением, он своим духовным блеском сравняется со старой шарман­кой, стертые зубцы которой застревают на одних и тех же поворотах, или со старым попугаем, без конца выкри­кивающим: «Ты хорошо позавтракал, Коко?»

Однако именно такого исполнителя большая часть публики рассматривает как «артиста»! Нет, артист — прежде всего тот, кого волнует жизнь его искусства, а эта жизнь — эволюция, которая идет от зарождения к обновлению и представляет собой полную противопо­ложность тупому переживанию одной и той же пищи.