Главная | Обратная связь

АНДРЕЙ ТЕРЕНТЬЕВИЧ ГУБИН (род. в 1927 г.)

 

Андрей Терентьевич Губин родился 17 октября 1927 года в г. Ессентуки в казачьей семье. Детство его прошло в г. Кисловодске. За плечами прозаика большой трудовой путь: был пастухом, молотобойцем, судовым машинистом первого класса на транспортных судах Рижского морского порта, грузчиком в Находке, кочегаром на паровозе во Владивостоке, типографским корректором газеты «За Родину» (г. Ессентуки), а позже — литературным сотрудником этой газеты. В 1959 году окончил сценарный факультет Всесоюзного государственного института кинематографии.

Первые произведения А.Т. Губина были опубликованы в 1951 году в газете «За Родину». Его рассказы и повести печатались в журналах «Октябрь», «Смена» и альманахе «Ставрополье». Первый сборник произведений А.Т. Губина «Афина Паллада» вышел в 1966 году в Ставрополе. Роман «Молоко волчицы» впервые был опубликован в 1968 году в журнале «Октябрь», № 6, 7, в 1969 году вышел отдельным изданием в Москве, а в 1970 году — в Ставрополе. В романе А. Губин раскрывает страницы прошлого нашего края. Произведение охватывает более чем столетний период жизни терского казачества, яркие человеческие судьбы. Этот роман переведен на немецкий язык и издан Берлинским издательством Всемирной литературы в 1971 году.

Писателем создан также роман «Светское воспитание».

 

*** *** ***

 

Художественное слово рождается вдохновением и рождает вдохновение, если не вдохновение творчества, то вдохновение полноценной жизни. «Теперь это мое», — скажет читатель, почерпнув из книги хорошую мысль, осознав новую глубину в человеческих отношениях, поступках, характерах, истории.

Был человек, который «непреложно верил, что Недоступное встречается лишь в книгах, а в солнечной пене жизни, сотканной из гранита, льда, нежности и прозорливости, всегда отыщется виток Доступного невозможного. Просто нужно иметь великолепное зрение». Это был человек, утвердивший реальную силу прекрасной мечты, подаривший людям волшебство сказанного слова, — Александр Грин. А написал о нем в рассказе «Чайное дерево» писатель Андрей Губин. Написал правду, которую можно назвать не только правдой Грина, но открытием для читателя. Если хватит культуры восприятия, свежести чувства, способности жить интересно, — этот оптимизм может стать жизненным принципом. И рассказ убеждает, что это возможно.

Произведения Губина вообще убедительны, он хороший, глубокий и знающий собеседник. Он любит крупные фигуры, масштабные образы, действенное слово, насыщенное драматизмом, острые психологические ситуации и скрупулезный психологический анализ.

Главным делом своей жизни писатель считает роман «Молоко волчицы», произведение, в котором корни его самого как писателя, корни многих важных для него убеждений. Роман написан об истории казачества, в этом его специфика.

История, как в зеркале, отражается в жизни его героев. Они типичны, по их жизни можно понять сложные исторические процессы. В этом смысле роман «Молоко волчицы» — историческое произведение. Но Губин сумел добиться того, что составляет суть художественной литературы. Типичное, историческое в его героях всегда конкретно, индивидуально. Его люди живые до случайности, до алогичности. И если они сознательно подчиняют свою жизнь исторической логике, то в этом и заключается сила их характеров, и бывает это отнюдь не всегда благополучно и соответственно внутренней логике их натур (например, самоубийство Антона, слишком остро и болезненно-честно переживающего отдельные факты своей биографии, противоречащие, по его мнению, чистоте его революционного дела). Вопрос о соотношении жизненной правды и художественного вымысла у Губина как бы снят силой объективного движения человеческой жизни. Сюжет развивается в этом материале самостоятельно, неожиданный своими скачками, случайностями, полный самых разных людей, мыслей, необходимых для его развития, стержневых типов, совсем не нужных для него, но характерных для эпохи, вмешивающихся в описываемый процесс волею сторонних обстоятельств, пришедших как бы из другого сюжета.

Особенности авторского почерка чрезвычайно оригинальны. Роман, очевидно, тяготеет к широкому эпическому полотну с его объективностью и всеохватностью. И в то же время в произведении явно проступает стиль писателя-новеллиста. Произведение впечатляет скорее не единством целого, а сплетением в целое отдельных мастерских рассказов со своими центральными героями, законченными сюжетами, с особой в каждом из них поэтической мыслью. Четыре романа Марии и Глеба, жизненная коловерть Спиридона, немного странные отношения Антона и Невзоровой, повесть о характере красного казака Михея — все эти линии выписаны настолько ярко и завершенно, что могут существовать самостоятельно. А порой даже отдельные эпизоды несут в себе новеллистическую законченность, как, например, гибель казачьих коней при переправе через море за границу или несостоявшееся из-за песни побоище в горах, когда остатки спиридоновской сотни хотели уничтожить Михея. Правда этих эпизодов не столько историческая и социальная, сколько поэтическая. Нравственно-эстетическое значение книги, пожалуй, даже больше её познавательной нагрузки. Конечно, самобытная жизнь казачества на протяжении долгого исторического времени, наполненная противоречиями и трагическими коллизиями, представляет сама по себе интереснейший материал. Но дело в том, что писатель пользуется им для проверки человека (в высоком смысле этого слова), его жизнеспособности, внутренней красоты, его верности тому святому, что составляет смысл его жизни, для проверки его правды. Герои Губина не ищут правду целеустремленно, как, например, у Алексея Толстого или даже у Шолохова. Один Михей Есаулов пробивается к своей правде настойчиво и убежденно. К другим героям правда приходит сама, как итог прожитой жизни, порой вопреки всем первоначальным убеждениям (Спиридон). Другие так и остаются одинокими, потому что правда для них остается сосредоточенной только в себе. Жизнью каждого героя в романе писатель спрашивает: чем богат человек? И каждый отвечает по-своему. Хозяйство, золото (Глеб Есаулов), кони (сотня Спиридона), свой сад (Александр Синенкин), творчество (Анисим Лунь), борьба за всеобщее счастье (Михей Есаулов, Антон Синенкин), любовь (Мария, Глеб). Все разное. Но есть и общее мерило — это отношение людей, станичников, общее мнение о человеке или его отсутствие и до и после смерти. Этим мерилом определяется верность правды каждого. Поэтому овеян поэзией и авторским сочувствием образ Марии, в итоге героическим выглядит характер Спиридона, несмотря на злостное в прошлом сопротивление установлению советской власти; стойким борцом, «камнем чистой воды», остается Михей Есаулов, хотя он и был объявлен врагом. Потому гибель Глеба трагически одинока и страшна в жуткой изоляции от людей, и физической и духовной, в обнимку с прочными обломками «хозяйства». Это мерило — с людьми или без людей, случайно с людьми или невозможно иначе, с людьми или с человеческим отребьем — критерий чрезвычайно жизненный. Через него и отыскивает правда героев Губина.

«Молоко волчицы» наводит на размышления: о ходе истории, об отношениях людей, о любви, о соотношении ценностей в человеке, о границах и мерах этих ценностей. Что нового в понимание событий вносит книга Губина? Как углубляет писатель восприятие объективного исторического процесса? Незаметно, но непреложно начинаешь вдруг ощущать тайное присутствие автора во всем.

История делается людьми, и побеждает в ней тот, чья правда масштабнее и человечнее. Не правда Глеба-собственника и не правда Спиридона-белоказака, а правда Антона Синенкина с его чистотой справедливого отношения к людям, правда Михея — борца за счастье для всех и правда Спиридона-человеколюбца, разбуженного войной и опытом жизни. Как это сделано в романе Губина? «Спиридон сложил в мешок останки брата и отнес в родовую могилу, как оклунок с зерном или с картошкой, на плече». Глеб весь — и в жизни и в смерти — в этом принципе: «мое». Даже расстрелянный фашистами, он падает на «свое»: «Хлопнулся черепом об ось арбы. Руки хозяина на оглоблях...». Вот и вся память о нелегко прожитой жизни. Другое — брат его Михей. «А прах Михея перевезли на пушечном лафете и под артиллерийский салют опустили в могилу Коршака...».

А. Губин выбирает свои темы, решает свои проблемы. Поэтому и художественные ситуации в его романе неповторимы. К примеру, как формируется психология женщины-коммунарки, если любимый и любящий человек, личность незаурядной внутренней силы, — богатый единоличник? Каково соотношение между исторической логикой и ошибкой, является ли ошибка человека и ошибкой истории? Писатель не боится алогизмов истории, видя и в них объективную правду, хотя это, может быть, и правда ошибок. Спиридон отбыл срок, его освободили, он уже вжился в мирную совхозную жизнь, и вжился хорошо. Но вот «неподалеку вспыхнул контрреволюционный мятеж... Потом доглядели: из заключения освобожден сотник Есаулов, а на первом допросе он назвался полковником. Разница ощутимая. Делу затем дали законный ход». Это характерная обусловленность событий в романе. Ошибка? По отношению к Спиридону — да. Но ведь был мятеж, значит, само по себе действие — не ошибка. И все-таки... главное ведь люди.

И в повествовании о жизни Спиридона (оправдание за добросовестный труд, снова наказание то за прошлое, то за неподчинение несправедливому приговору — побег) рассказано не просто о трудностях одной жизни, а именно об алогизмах истории.

Фрося Горепекина... Героиня интересная не сама по себе, не своим характером — он сделан в романе схематично,— а именно воплощением исторического алогизма через человеческую судьбу. Она с детства батрачка, некрасивая и отупленная тяжелой работой. Сразу приняла сторону советской власти и стала ее активнейшей защитницей. Но алогизм заключается в том, что именно она, неоднократно названная в романе дурой, становится у власти над людьми со сложнейшей социальной психологией. В ней нет гуманизма, того элемента личности, который определяет, по Губину, и социально-политическую борьбу; он в ней просто не развит. Мог бы пробудиться от личного счастья, улыбнувшегося однажды и неожиданно, да убили любимого, — и еще больше заскорузла ее душа. И вот получилась омертвелая душа, злая и бессильная во всем, кроме карающей руки. По ее настоянию ссылают Марию, по ее доносу объявляется врагом советской власти Михей, первый и лучший из людей, устанавливавших эту власть. Снова ошибка? Да, но понятная, закономерная.

И все же главное — люди. Как выдержать это новое испытание Марии, Михею, да и они ли одни? История... Или Анисим Лунь — станичный пророк, станичный Фидий, талантливейший человек. Сосланный кулак, он автор памятника первым коммунистам станицы, памятника на месте дуэли Лермонтова.

Где в этой человеческой судьбе последовательность, логика обстоятельств? Не так уж давно в нашей литературе возможны стали такие характеры, противоречивые не только по взглядам, поискам, но и по итогам жизни. Осмысление истории, в первую очередь, с точки зрения человеческих судеб, — серьезная и гуманная задача писателя.

Люди рассматриваются А. Губиным в их первозданной ценности. Роман читается с неослабевающим интересом, полон психологических сюрпризов, потому что жизнь любого героя заключает в себе разные пласты и глубины. Казалось бы, что нового скажешь о собственническом инстинкте, о хватке хозяина, которая подчиняет себе всё в человеке? У Губина один из главных героев, Глеб Есаулов, именно таков. Но, очевидно, не будет преувеличением сказать, что писатель сумел достигнуть в его изображении огромной силы.

Прежде всего, Глеб талантлив. Талантлив по-своему, не в науке или искусстве, а в знании природы, скотины и птицы, в умении налаживать хозяйство. Талантливая натура сказывается широко — и волнует молодого пастуха Глеба красота горного мира. «Старые казачьи песни, что тихо напевают бабы на стойле, мешаются в крови пастуха с близкой синевой неба, ковыльным ветром, ароматом могучих цветов». В рассказе о Глебе очень ощутимо стремление автора опоэтизировать лучшую сторону натуры героя, очевидно, по контрасту с тягостной ее противоположностью, жадностью и жестокостью, возникнувшими, возможно, и как следствие талантливого хозяйствования. Наряду с силой факта Губин использует силу эмоции, психологического разнообразия, обнажая в герое и его самые поэтичные, привлекательные стороны, и его страшную первобытность. В борьбе трех начал складывается жизнь этого героя. «Три сердца бились в теле Глеба — жадность, страх и любовь». Любовь Глеба порой прекрасна, порой страшна и жестока, порой жалка, но всегда очень сильна. До самой смерти образ Марии манит его к себе редкой красотой, тайным, непознанным духовным богатством, чистотой идеальности, — всем тем, что презрительно отвергает жадная душа хозяина.

На протяжении всего романа животное начало в характере Глеба (именно он попробовал в младенчестве молоко волчицы) соотносится с его собственничеством, с жадностью, жестокостью и инстинктивной детскостью. Древняя легенда помогает писателю создать убедительный в своей противоречивости характер, колоритный и живой. Интересно, как при этом в повествовании Губина в сложной художественной ассоциации всплывают лермонтовские мотивы «Даров Терека» и других произведений, как бы подчеркивая общность жизненных корней великой поэзии. Сон Глеба в «Молоке волчицы», как и многие другие страницы, глубоко и трагически поэтичен. А весь роман вообще пронизан лермонтовским духом, самим его человеческим обликом, его кавказской поэзией, которая составляет одну из органичных сторон прошлого этих мест.

В любви Марии и Глеба решается вопрос о соотношении жизненных ценностей в человеческой жизни. Главным богатством признается настоящее человеческое чувство, любовь, освещающая собой все существование людей, каким бы оно ни было. И как часто в жизни, чувство это растаптывается, приносится в жертву тому другому, что кажется важнее, безотлагательнее, насущнее, как для Глеба хозяйство и нажива. Но всегда в трудную минуту и в смертный час осознается волшебная необходимость именно любви. Мария, единственная, неповторимая возлюбленная, как чудотворная икона, влечет его за собой, уничтожая самую смерть в надежде на вечную встречу. И потому, что перед гибелью осознает Глеб великую силу любви, потому, что крепко проник он в значимость этого «главного земного богатства», становится непомерно страшным его такое мелочное возвращение в свою хозяйскую инерцию, в воспоминание о невозвращенном долге в полмеры ячменя, чудовищной иронией оборачивается его радость оттого, что вспомнил, наконец, об этом долге.

Мастерство психологической характеристики у Губина отличает соответственность каждого движения героя, каждой его мысли, слова — его характеру. Детализация поведения героя есть новое проникновение в его суть. Это там, где герой становится предметом художественного анализа, а не является лишь декоративным фоном исторических событий,— такое тоже имеет место в романе.

«Молоко волчицы» — произведение многоплановое. Полный его анализ мог бы составить целую книжку. Современный читатель с любопытством прочтет все, что касается жизни казаков Северного Кавказа, начиная с далекого прошлого, найдет в их истории семена любви к своей прекрасной земле. Губин-историк, думается, в первую очередь ставит своей задачей воспитание патриотического чувства в его корнях, в его истоках. Губин-художник воздействует силой образов, силой общения с людьми разных и интересных судеб, характеров как источником поисков нравственных ценностей.

Писатель в основном обращается к прошлому, к истории общества, к истории культуры. В немногих его вещах о современности (рассказ «Все сокровища мира», повесть «Созвездие ярлыги») ощущается мысль о разладе между жизнью и стремлениями человека. Счастье становится мечтой, голубым клочком неба в душе хорошего человека, а сам человек либо гибнет физически, как это произошло с героем повести «Созвездие ярлыги», либо обрастает мещанством, прочно схоронив и для себя и для других лучшее сокровище — способность к большой любви, как в рассказе «Все сокровища мира». Не может Губин изобразить счастливого чабана, хотя герой на редкость любит свой труд, и передовик, и отмечен грамотами, и зарплата хорошая, и не пропадет нигде, потому что многое умеет и знаниями богат, мир его достаточно широк, и люди его уважают, и в семье ему почет. Что еще надо? А ему надо оставаться честным, ему надо быть деликатным, и не уступить начальственной подлости, ему надо иметь право на большую настоящую любовь. И вот эти-то «надо» приводят его к гибели. Не может Губин сделать счастливым конец такой чудесной любви у героев рассказа «Все сокровища мира», потому что трудна эта любовь, формальное препятствие делает ее незаконной, а значит, и запретной для людей. В нашем времени нет места для гибели от несчастной любви, слишком много у человека служебных, общественных и других обязанностей. Герои рассказа Губина оказались слабее Ромео и Джульетты. «Но этим прославленным героям пришлось любить несколько дней, а нам годы, у них не было вопросов прописки, квартиры, трудоустройства...». Не падает, не гибнет, но отступает любовь в этих обстоятельствах. И ничего, живут люди. Живут, но помнят... И порой пахнет на них трагическим неуютом от вполне благоустроенной жизни. Много неприязни, много иронии в рассказах по отношению к тем, кто не способен понять сильных человеческих чувств, по существу, самых нормальных и самых «моральных» в их красоте и глубине.

Но, как всякий неравнодушный писатель, как всякий серьезный художник, Губин не может остановиться на позициях скепсиса. Почему Губин пишет о великих людях? Книга «Афина Паллада». Как многих и каких разных гениев делает Губин своими героями! Лев Толстой, Лермонтов, Рабле, Фидий, Сервантес, Джек Лондон, Данте, Грин... Не говорит ли это о верхоглядстве, о самонадеянности автора? Не хочет ли он просто привлечь читателя звучными именами? У Губина достаточно культуры и художественного такта, чтобы не ублажать читателя своими домыслами о гениальных людях. В его новеллах о них улавливаются две основные задачи. Одна из них, важная для каждого художника вообще, — это попытка открыть тайну творчества, его вдохновительные источники, его процесс, его взаимодействие с личностью творца. Любовь, мечта, идеал каждого, его представление о сущности жизни и назначении человека и становятся предметом раздумий автора рассказов. С ними соотносит он успехи и значение гениальных достижений; понимая, разумеется, особенности эпохи и социальные условия творчества каждого. Но гений у Губина — прежде всего человек, как и все люди. И вот эта сторона их жизни, привлекающая особое внимание автора, делает возможным выполнение другой функции в изображении великих людей. Данте тоже любит трагически разлученно, Лев Толстой тоже безысходно терзаем несправедливостью мира и совестью, Сервантес тоже живет непризнанным бедняком, осыпается насмешками вельможных тупиц, Александр Грин тоже мучится окружающей пошлостью. Есть в них и нечто большее, чем просто скорбь о несовершенстве мира. В них видит писатель ту масштабность действенности, которая влияет на мир, помогая его изменению, в них видит духовную мощь, вдохновляющую на бессмертие в творчестве, на открытие великой правды, правды любви и мечты о счастье. Колоссальность человеческой натуры, проявившаяся в этих людях, очевидно, и есть противовес скептическому мировоззрению, их сопротивляемость окружающей среде есть надежда на ее изменение.

Когда сравниваешь Губина-романиста и Губина-новеллиста, видно, что мастерство рассказа у этого писателя составляет суть его таланта. В его новеллах есть то, что еще Белинский именовал «замкнутостью», т. е. единство всех компонентов, художественная полнота и вместе с тем способность найти минимальные параметры образа. Чаще всего один значительный эпизод жизни великого человека дает освещение всей его жизни, концентрирует и авторскую мысль.

Особенность его рассказов — в сплетении глубокого психологического анализа с сюжетообразующими элементами, событиями, развитием сюжета. Психология героя определяет и движет сюжет, становясь наиважнейшей в рассказе.

Губин пишет о великом разуме, о великой любви, об огромной душе, о всепоглощающей мечте, о непреодолимом человеколюбии, о беспощадной сатире — и все это адресует нашему читателю, своему современнику. И пишет он емко, сочно, умеет обращаться со словом, как говорил Гоголь, «честно». И потому его рассказы полновесны и отточены, красивы, как минерал, прошедший обработку хорошего мастера.

В творчестве А. Губина извечная тема русской литературы — поиск правды, диалектика соотношения между исторической закономерностью и человеческой личностью — проецируется на то понимание гуманизма, которое сложилось и продолжает складываться как черта истории человечества. Утверждая великую силу труда, он далек от прославления его самоценной значимости, — и только благо всех людей, только высокая духовная насыщенность делают его тружеников героями и приближают труд к идеальному критерию личности. А. Губин избирает нравственный аспект жизни для художественного анализа, и с этой точки зрения видит в своем времени еще не достижение, а активное стремление, остро нуждающееся в великих ценностях, сконцентрированных в личностях замечательных людей. И с другой стороны, разлад его обыкновенных героев с мечтой о счастье не приводит к отрицанию жизни в целом и ее социального идеала, а помогает лучше выявить те ее черты, которые по объективным причинам разрушают возможности осуществления идеала.

Отсюда и интерес к истории, которая и в своей закономерной последовательности, и в своих алогизмах рождает объективные причины, и интерес к великим личностям, отражающим наиболее верное соотношение с идеалом, отсюда и авторское внимание к тем сторонам нашей жизни, которые мешают человеческому счастью и честный показ которых составляет характерную черту всей нашей литературы.