Главная | Обратная связь

All You Need Is Love («Все что тебе нужно, это – любовь»)

Майк Хеннесси: Что вы чувствовали?

Брайан Эпштейн: Переживания были слишком глубокие и личные, чтобы передать их словами. Я знаю, что иногда слишко много выпивал, а наутро чувствовал себя ужасно. Но покурив план или приняв ЛСД, я никаких последствий не ощущал. Думаю, ЛСД помог мне лучше понять себя и стать менее раздражительным

Газета MELODY MAKER, май 1967

Марианна Фейтфул: За шесть месяцев до смерти с ним происходила замечательная перемена. Не знаю, спал ли он с Джоном Ленноном, хотя, если да, то Джон должен был его в определенной мере презирать. Понимаете, оказавшись с человеком в постели, можно потерять свое уважение к нему. Но, даже если ничего такого не было, сам факт, что он хотел этого, мог наделить Джона силой, которой тот, возможно, не должен был обладать, и которой злоупотреблял. Я не утверждаю, что этой силы у него не должно было быть, но, может быть, следовало его научить, как этой силой пользоваться. Но думаю, что так он ее получал, и это все меняло.

По-моему, с Полом он хорошо ладил, а что там у него случилось с Джоном – кто знает? Я этим не интересовалась, поскольку так любила Брайана, он был так силен духовно, что, как я склонна думать, не умри он, и все было бы по-другому. Многие не придают этому значения, но тот, кто может объяснить одному человеку сущность другого или объяснить чью-либо сущность всем, – такой человек значит гораздо больше, чем мы думаем.

Брайану пришла в голову изумительная идея – выбрать Джо Ортона¹²⁹ в качестве сценариста следующего фильма о Beatles. Идея была грандиозная, но после смерти Брайана все рухнуло. Все эти великолепные связи. В данном случае я была в курсе дела в виду моих знакомств в театре «Ройал-Корт». Для Джо Ортона это был отличный шанс, и только Брайан мог предложить это Великолепной четверке. Брайан мог поговорить с Джоном о сценарии Ортона, а Пол увидел бы его достоинства. Не думаю, что они в ужасе отвергли бы сценарий, но, так или иначе, планов было очень, очень много – и все они рухнули со смертью Брайана Эпштейна.

Питер Браун: В конце концов, Брайан купил загородный дом. Я решил, что одна из возможностей решить его проблемы – вывозить его в конце недели из Лондона – подальше от притонов и прочих искушений ночной жизни большого города. Я присмотрел дом недалеко от того, где жил Джон Причард¹²⁹. Рассказывая об этом Брайану, я, честно говоря, думал, что рискую, но он поехал взглянуть на дом, который ему сразу понравился и был им куплен.

Теперь у него появился загородный проект, чему он какое-то время был рад. Он меблировал дом. Обустраивал его. Подбирал прислугу и вообще очень наслаждался новым проектом. Дом был замечательнный, и мебель он туда поставил очень красивую.

Джоанна Питерсен: Он тихо проводил выходные в Кингсли-Хилле. Наверное, какие-то друзья его там посещали. Я там не часто бывала. Всего пару раз на самом деле. Но теперь у него было место, где он в конце недели мог укрыться.

Питер Браун: Первым делом надо было в уик-энд пригласить всех Beatles на новоселье. Брайана это очень обрадовало, поскольку собрать хоть на какое-то время всех Beatles вместе с женами – это было необычно, – а тут еще они собрались у него дома, да, возможно, только там и могло такое произойти.

Марианна Фейтфул: Ситуация с наркотиками становилась уже слишком тяжелой. Почти все время на кислоте – это не самый легкий образ жизни, – но нам удавалось. Единственное четкое воспоминание, которое у меня сохранилось – о том, как однажды днем мы отправились к Брайану в его загородный дом.

Кажется, мы возвращались из Вест-Уиттеринга. Точно не помню, что мы делали, но у Брайана остановились то ли на ленч, то ли после ленча; там собралась чудесная маленькая компания. Был кое-кто из Beatles с подружками, был Брайан, очень счастливый. Мы очень, очень хорошо провели время, что было довольно удивительно, поскольку у нас было мало общего, кроме того факта, что все мы случайно оказались в то время в одной лодке.

Джоанна Питерсен: Порой он бывал весел, как весенний ветер. Вел себя очень экспансивно и дружелюбно. Улыбался и был счастлив. Совершенно не видно было, что Брайан проваливается в черную дыру. Было много моментов, когда он наслаждался жизнью; то, что вокруг происходило, ему нравилось.

Питер Браун: Проблемой была тоска, и, мне кажется, наркотики эту проблему усугубляли. Проблемой были и некоторые люди, появлявшиеся в доме. Парочку буйных парней пришлось вышвырнуть. Таких мелких разборок было много, но вряд ли они как-то ужасно влияли на его душевное состояние. Это его скорее развлекало. Половой жизни тяжелые наркотики не способствуют. Некоторая ее часть просто исчезает, и это не делает положение более радостным. Иметь дело с Брайаном в тот период его жизни было нелегко.

Утром я шел в контору, выполнял обычную работу и возвращался домой, в то время – на Чепель-стрит. Находясь там, я узнавал, встал ли Брайан, поблизости ли он, в какой форме и пойдем ли мы обедать куда-нибудь или останемся дома. Прежде всего, надо было понять, в состоянии ли он что-либо делать. Это вызвало тоску и жалость.

Помнится, я по большей части сидел на Чепель-стрит. Не помню, смотрел я телевизор или еще что-нибудь делал, но оставался в доме. Перед сном я вдруг сообразил, что Брайана уже давно вечера не видно, и нашел его без сознания, в очень тяжелом состоянии, после чего вызвал врача. Он умышленно принял слишком большую дозу. Мы это знаем, потому что нашли записку. Вместе с его водителем, которого я вызвал, мы отнесли его в машину, поскольку мысль о вызове скорой помощи и полиции приводила меня в трепет: это было чревато скандалом.

Брайан Барретт: Мне позвонил Питер Браун. Он сам не справлялся с его весом. Брайан был тяжелым мужчиной, знаете-ли. Я бросился к дому. Была уже поздняя ночь. Мы сломали дверь и завенули Брайана в одеяло.

У дома стоял «Бентли-Континентал», не приспособленный для перевозки тел. Но я перебросил Брайана через плечо, погрузил в машину и мы двинулись к Патни-Хит. Питер Браун сильно беспокоился, не видел ли кто. «Кто, черт побери, мог его разглядеть в такое время, да еще – завернутым в одеяло?» – сказал я.

Его откачали, он стонал и кричал. Я смотрел, как его откачивают, и через некоторе время он стал приходить в себя. Он бормотал, и можно было разобрать – что именно, – но я не желаю вдаваться в подробности.

Он пришел в себя, сказал, что с ним все в порядке, но перед этим он мне однажды вечером позвонил. Я пришел, закачал в него немного соленой воды, и его вырвало. Он был в сознании, бессвязно бормотал, потом сказал: «Никому про это не рассказывай».

Джоанна Питерсен: Брайан делал много такого, что было опасно. Его пытались остановить, но чтобы его останавливать все время, пришлось бы следовать за ним днем и ночью. Брайан Баррет иногда его удерживал. Меня с ним по ночам не было. То, что он делал, было опасно – в свете его статуса и репутации.

В последний год его депрессия становилась все тяжелее. Я спрашивала у часто приходившего Норман Коуэна, его врача: «Что происходит с Брайаном? Почему он такой?» «Брайан идет к катастрофе, – отвечал он. – У нас всех есть внутренняя способность при ощущении депрессии постараться преодолеть ее или затормозить. Но Брайан устремляется ей навстречу и оказывается в конфликте с самим собой». Даже в реабилитационной клинике «Прайори» вряд ли кто-нибудь мог сказать ему «нет». Люди говорили Брайану «да», и Брайан мог ими манипулировать. Он умел очаровывать. Умел получать желаемое. Так что не думаю, что рядом с ним люди легко сохраняли волю.

Он обращался в «Прайори», оставался там какое-то время, потом выписывался. Возвращался и говорил, что пока все в порядке. Так что все эти обращения в больницу были как мертвому припарки.

Брайан Баррет: Время от времени я о нем беспокоился. Право же, он меня тревожил. Как я и говорил, он мне нравился. Иначе я бы у него не оставался, потому что деньги были не такие уж большие. Я получал двадцать пять фунтов в неделю и – никаких сверхурочных. Но он подолгу отсутствовал, так что у меня было много свободного времени.

Мне приходилось видеть его явно пьяным, под наркотой, или вроде того. В такие моменты он всегда впадал в уныние. Оживал и снова впадал в депрессию, особенно – если оказывался один. Вот что, по-моему, он ненавидел – одиночество.

Он был человеком настроения. Иногда говорил без перерыва, расспрашивал о детях, говорил о том, какой я счастливый, что у меня есть семья. Вероятно, его это мучило. Находясь в гуще людей, он был одинок, и, конечно, нерешителен. Очень нерешителен. Я хочу сказать – во многом его бравада была наигранной. Он стеснялся – и при этом занимался разными делами, разговаривал о них. А иной раз бывал очень замкнут и ни словечка не произносил. Он то ли хотел держаться особняком, то ли – нет. Любил поважничать. Думаю, он вообще был расстроен поведением Beatles после того, как он их приодел. Они делали все наоборот. Стали жить по-своему, изрисовали свои двери в ядовитыми красками, а он всему этому совершенно не соответствовал. Он считал, что все идет под откос.

Джерри Марсден: Незадолго до смерти он был очень подавлен и пил многовато. Его все задевало. Beatles спорили на разные темы, а ему это никогда не нравилось. По-моему, он терял контроль над Beatles, а он их очень любил. Они сделал их тем, чем они стали.

В общем, в последний год он был малость печален. То на подъеме, то падал духом. Ему было очень тяжело. Ребята пошли своим путем, и каждый хотел действовать по-своему. Я занимался разными делами и строил новые планы, например – проникнуть в Вест-Энд, как сказал Брайан.

Когда я, бывая в Лондоне, останавливался в отеле, Брайан обычно звонил мне и звал зайти поболтать. Приходя, я спрашивал: «Брайан, какие проблемы?» – и он рассказывал. Он часто ошибался. Похоже, он выбрал плохую компанию в неудачное время. Я пытался объяснить ему, что надо быть осторожным. Человек, обладающий такой властью и влиянием в мире бизнеса, какими обладает он, должен быть осторожен в выборе друзей и тех, кого пускает к себе в постель.

Мы с ним много разговаривали. Он звонил часа в два ночи, когда ему было тяжело и звал заглянуть на часок. Может быть, ему нужно было кому-то поплакаться в жилетку. Я пытался ему попочь и, надеюсь, иногда это удавалось. Но все кончилось его смертью. Просто последний год, наверное, оказался для него довольно болезненным. Возможно, ситуация оказалась слишком тяжелой, и Брайан потерял контроль над ней.

Джоанна Питерсен: По-моему, за все время работы Брайана с Beatles самым невероятным был период, связанный с альбомом Sgt Pepper. Помню, когда он принес из студии пробный тираж, и я спустилась в гостиную, он пропросил меня сесть и сказал: «Хочу, чтобы вы кое-что послушали» – и включил Day in the Life на большой громкости. Это было так поразительно, что я буквально застыла на стуле. У меня сперло дыхание. Эта мощь нас обоих просто ошарашила. Сидеть и слушать это было таким сильным переживанием! Он был поражен и счастлив от того, что Beatles выпустили такую потрясающую вещь. Это превосходило его самые смелые мечты о свершениях, на которые, по его убеждению, эти парни были способны. Он был в восторге, был счастлив и горд за них. Он трепетал от счастья и не мог дождаться, когда все услышат то, что он считал несомненным шедевром.

Нэт Вейсс: Когда Beatles приступили к делу, украсили альбом Sgt Pepper всеми этими фотографиями, ни от кого не получив разрешения, Брайан об этом узнал. Мысль о том, что тридцать или сорок человек могут подать в суд, стала для него кошмаром. «По-моему, – сказал он, – альбомы надо выпустить в оберточной бумаге». Я обратил внимание на то, какой эффект все это на него произвело. Но тут меня подозвал Пол Маккартни: «Почему Брайан так расстроился? Можем это сделать. Это же праздник». Тут Брайан прямо до потолка взвился от ярости: «Они накурились чего-нибудь!» Ибо он знал, какие могут быть последствия.

Пол Маккартни: Насколько я помню, альбом Sgt Pepper ему очень понравился, мы обдумывали вопрос обложки, и это вызвало кое-какие споры. Компания звукозаписи считала, что мы тратим на это миллионы, хотя на самом деле, думаю, – порядка тысячи фунтов, что было не так уж много. Услыхав про все это, Брайан сказал: «Вложите в пакет из оберточной бумаги». Так и сказал. Нам не обязательно было это делать, но мы поняли, что он имеет в виду. Он хотел сказать, что альбом достаточно хорош, чтобы продаваться в таком конверте. Это был знак доверия.

Нэт Вейсс: Мы с Брайаном разговаривали в конце 1967 г. Мы вместе обедали, и, честно говря, он и не думал о возможности ухода от него Beatles или еще каком-либо варианте разрыва отношений, хотя и знал, что в сентябре заканчивается контракт. Он сам собирался уменьшить комиссионные с 25 до 15 процентов и остаться с Beatles и Силлой, чтобы заниматься тем, что он планировал. Он был вполне оптимистично настроен.

Джоанна Питерсен: Кингли-Хилл для меня – это вечеринка в честь альбома Sgt Pepper, когда Брайан решил лететь в США. Он собирался отпраздновать выход нового альбома. Попросил прилететь из Америки Дерека Тейлора с женой. Приехал Нэт Вейсс, был потрясающий праздник. Это было событие.

Я приехала с близкой подругой – Лулу. Помню, как мы поднялись в самую верхнюю комнату, открыли дверь. Там сидели скрестив ноги Beatles в костюмах из альбома Sgt Pepper.

Кругом были люди. Вечеринка была изрядно под наркотой. Помню, что заглянула в «Роллс-Ройс» Джона, а там сидели Дерек, Джоан, Синтия и Джон. Я всех их оглядела с полным восхищением – и закрыла дверцу.

Мы с Лулу не принимали наркотики. Мы много чего там видели, и я не представляла, что смогу вытворять такие жуткие штуки со своим организмом. Так что Лулу все время занималась тем, что кипятила чай да опорожняла пепельницы, восклицая, «Не понимаю, зачем они это делают!» – и вообще все время там мельтешила.

Брайан бродил среди гостей, из комнаты в комнату. По-моему, ему все это нравилось. Нравилось собирать самих близких друзей, людей, о которых он заботился. Помню, что несколько раз видела его, и выглядел он в тот вечер по-настоящему счастливым. Гордым, счастливым и сильно выпившим.

Питер Браун: Я пришел вместе с Кеннетом Эвереттом, и уик-энд полуился самый замечательный. Много было кислоты и прочих наркотиков, но уик-энд получился веселый. У Кенни был бэд-трип но, помнится, о нем замечательно и очень мило позаботился Джордж Гаррисон.

Дерек Тейлор: Мы с Джоан приехали в Сассекс на празднование выхода альбома Sgt Pepper, в аэропорту нас встретили все Beatles, разряженные, в раскрашенных «Роллс-ройсах» и повезли угощать ЛСД. Брайан был в тот вечер совершенно счастлив. Все его друзья были в сборе: Джон Причард, Питер Браун, Нэт Вейсс и Терри Доран.

Нэт Вейсс: К концу июня он начал выходить из депрессии. Положительных моментов у него было больше, чем депрессивных. Однажды вечером в конце месяца я ехал из центра Нью-Йорка в Лонг-Айленд. Проехав три четверти пути, я позвонил домой – узнать, нет ли почты.

Оказалось, звонил из Лондона Брайан и просил перезвонить немедленно. Я позвонил из автомата. «Нэт, – услышал я, – «All you need is love. Love is all you need». Скажи им про этот сингл. И пока».

Речь шла о всемирной трансляции песни All You Need Is Love. Брайан всегда стремился сделать нечто такое, больше и лучше которого не делал еще никто. Скажем, концерт на стадионе «Ши-стэдиум» был крупнейшим; а теперь намечалось самое масштабное в истории выступление по телевидению, Beatles увидели бы во всем мире. В результате этого первого в своем роде начинания их увидели бы 400 млн. человек. Вот еще одно проявление творческого духа Брайана. Границ он не знал.

В то время он действительно был в творческом настрое, думал о будущем Beatles и своем собственном. Мы заключили соглашение, по которому я становился менеджером его карьеры в Америке.

Сеть СВС предложила вести программу, и в связи с этим я должен был с ним работать. Я был адвокатом. Мне знакомы были амриканские реалии, а Брайан не был лучшим в мире бизнесменом. В тот момент он хотел, чтобы кто-то занимался его бизнесом.

Многие понимающие музыканты нанимают продюсеров, хотя могли бы заниматься этим и сами – просто для того, чтобы было, с кем обсуждать идеи. Тут был такой же случай. Ему надо было, чтобы кто-то ему предлагал, и обсуждал с ним предложенное. Поэтому в каком-то смысле у нас с ним были отношения агента или менеджера с клиентом. Не думаю, что быть менеджером Брайана было бы легко, но он, конечно, нуждался бы в советах. Начав заниматься тем, что он задумал, он оказывался в незнакомой ему ситуации, когда его самого надо было продвигать, как артиста.

Джордж Мартин: Идея трансляции All You Need Is Love очень Брайана воодушевила. Явившись ко мне, он сказал: «Слушай, это же будет международная тусовка всех стран, и Beatles будут ее лицом. 200 или 300 милонов человек во всем мире увидят их в прямом эфире». Для того времени это было невероятно, в виду ограниченных возможностей телевидения. Так что он был очень воодушевлен и горд тем, что Beatles пролагают новую дорогу. Очень важно было, чтобы передача оказалась успешной.

Конечно, Брайан пользовался шансом. Ему сделали предложение, он это предложение принял, но при этом видел, что Beatles, не выезжая на гастроли, становятся артистами мирового масштаба.

Брайан хотел, чтобы всегда продолжалось, как было: он во главе империи, в которую входили Beatles, его любиые Джерри, Билли, Силла, чтобы успехи были все больше, и, конечно, он хотел больше заниматься театром.

Нэт Вейсс: Мы договорились, что он приедет в США 2 сентября. Кроме того, мы подписали соглашение об управлении, по которому я становился руководителем его поездок. Таким образом, я оказался менеджером менеджера. Он должен был приехать на месяц. Дал мне список тех, кого хотел бы посетить, был в хорошем настроении. Альбом Sgt Pepper пользовался большим успехом, и Брайан был заинтересован в том, чтобы задействовать Beatles в кино, в развитии собственной карьеры, освобождаясь при этом от бремени работы с НЕМС. По-моему, он был в отличном расположении духа.

Он считал себя представителем контркультуры. Будучи геем и выходцем из Ливерпуля, он находился вне мейнстрима. Мне кажется, это было одной из причин уважения к нему со стороны Леннона. Он был человеком извне, аутсайдером.

Конечно, я заметил в нем некоторый упадок духа, когда в июле умер его отец, и он съездил на неделю к семье. По его словам, он очень уважает все, что они делают, но пребывание рядом с ними его тяготит. Ему, выходцу из традиционной еврейской среды, не терпелось оттуда вырваться; ему было тесно.

Ливерпуль, 25 июля

Дорогой Нэт,

Спасибо за телеграмму, это было очень мило с твоей стороны, она меня утешила.

Я приеду в Нью-Йорк 2 сентября. Приехал бы и раньше, но смерть отца вынудила меня позаботиться о маме.

Впереди неделя «Шивы», и у меня немного странное ощущение. Возможно, это в каком-то смысле хорошо. Есть время подумать и заметить, что я действительно нужен маме. А также – что еврейское окружение родителей, друзья моего брата, которые не от мира сего – это не так плохо. Возможно, это общество провинциально, но в нем есть теплота, искренность и основательность. Но, конечно, о том, чтобы пробыть тут восемь дней, нечего и говорить. Я жажду секса. Завтра, в понедельник, я еду в Лондон, а в пятницу вернусь. Я пробуду с мамой долго. В конце концов, хотя отцу было шестьдесят три (рановато для смерти, я думаю), ей только пятьдесят два года, и она должна начать новую жизнь.Они были очень преданы друг другу. Она ничего другого не знала (замуж вышла в восемнадцать лет), и тридцать четыре года пробыла в счастливом (должно быть) браке. Так что, как видишь, я должен сделать все, что могу.

Как бы то ни было, в сентябре я приеду на пару недель или около того. Надо будет съездить в Калифорнию (может, по дороге – и в Лас-Вегас).

Ребята уехали в Грецию покупать остров. По-моему, глупая идея, но они уже не дети и должны идти своим избранным путем. Несколько недель назад все они вместе с женами (Нейл и Май) приезжали в Сассекс на уик-энд. В воскресенье к нам присоединились Мик и Марианна. Было чудесно. Бедный Мик! (Выглядел он красавцем). Думаю, в конце месяца, когда последует апелляция, он избегнет наказания. Конечно, все дело с самого начала велось по-дурацки. Когда увидимся, я все тебе расскажу.

Beatles уже несколько недель в первой строчке. Мне очень приятно. В США все должно получиться прекрасно. Черт, как же хочется чего-то хорошего.

С любовью

Брайан.

Рекс Макин: В субботу после смерти отца он подошел ко мне, когда я сидел в саду и пил чай. С виду он не изменился. Может быть, кожа розоватая, но он всегда был такой – английская розы, нежный фарфор.

Он сказал, что чувствует пресыщение. Усталость от роскоши и проблем с парнями. «Ты создал Франкенштейна», сказал я, и он согласился. Он беспокоился о матери и вообще о будущем. Спросил, можно ли пройти в нашу детскую и заглянуть в квартиру за садиком, где он рос. Заглянул – и больше я его не видел.

Билли Крамер: Порой мне казалось, что он совершенно счастлив. Он пришел ко мне на шекспировское представление в Ливерпуле. Выглядел он печальным. Что и понятно: недавно умер его отец. Мы некоторое время не разговаривали из-за разницы во взглядах, но тут он сказал: «Я еду в Штаты, а когда вернусь, хочу заняться твоей карьерой: ты, по-моему, хорошо поработал и заслуживаешь перемен. Ты созрел для этого».

Это было в начале недели. А в воскресенье мне передали письмо от Брайана, в котором он извинялся, что не приедет на представление, потому что не хочет оставлять мать. Обещал встретиться по возвращении из США, писал, что не забыл о нашем разговоре. Это была наша последняя встреча.

Тогда он выглядел здоровее, чем в последние несколько лет.

Нэт Вейсс: Он хотел поселиться в Ист-Сайде, повыше и в комнате с окнами на реку. Он любил, чтобы была видна река. В данном случае он хотел видеть Ист-Ривер, на которую выходили окна его люкса в отеле «Уолдорф-Тауэрс». После того, как мы увидели тот дом в Сен-Тропе, любое жилье мы подбирали по этому признаку.

Планировалось, что по приезде в сентябре в Америку мы подыщем и купим жилье.

Лайонел Барт: Когда я в последний раз всречался с Брайаном, мы, кажется, вместе обедали. Я занимался покупками. Купил какую-то странную одежду в психоделическом магазине «Бабушка отъезжает» на Лауэр-Кингс-Роуд. Брайан выглядел как-то неряшливо, что на него было не похоже. Начать с того, что он был без галстука. Впервые я видел, чтобы, выйдя в город, он не надел галстука. Это было незадолго до его смерти. Наверное, тогда на него много такого навалилось, с чем он не мог справиться. Тогда много экспериментировали с наркотиками, и в какой-то степени он вынужден был этим заниматься, чтобы иметь какой-то общественный вес. Но с галстуком и костюмом это плохо сочеталось, и не думаю, чтобы Брайан хорошо справлялся.

Джоанна Питерсен: Мне кажется, он несколько беспокоился о Махариши. Для Beatles Махариши был новым харизматическим явлением, о котором они хотели разузнать побольше. Ни о каких своих волнениях Брайан мне не говорил. Но в том состоянии, которое у него тогда было, вся ситуация с Махариши могла восприниматься им как вызов.

Брайан Барретт: За три недели до смерти он сказал мне две странные вещи, которые, если подумать, могли что-то означать. А именно: «Берегитесь мартовских ид» и: «Я чувствую себя Свенгали, породившим чудовище». Очень странно он выразился и спросил, знаю ли я, что такое мартвские иды. «Знаю», – ответил я. «Ну посмотрим», – сказал он. Или что-то в этом роде. Он знал, что должно с ним случится, и что мартовские иды несут угрозу – иначе я эти его слова не могу истолковать. Под конец он уже никому не доверял. Была у него такая странность в отношении к людям. Я никому этого раньше не рассказывал, но однажды он спросил, не убью ли я Питера Брауна. Вот так он мистеру Брауну верил. Не убью ли я его? Сколько стоило бы убийство Питера Брауна? «О Господи!» – подумал я.

Я ответил, что способы есть. «Вопрос в деньгах, сэр, но в самом ли деле вы этого хотите?» Он ответил, что не хочет, чтобы это сделал кто-либо, кроме меня. «В таком состоянии, – подумал я, он в полицию попадет». Эта жуткая ненависть могла сохраняться некоторое время. Потом, кажется, начала слабеть.

Пол Маккартни: Не помню, когда я видел Брайана в последний раз. Вероятно – за несколько недель до его смерти. Мы встретились на Чепель-стрит. Мы там часто встречались просто по-приятельски – выпить кофе или чего-нибудь другого.

Симон Напье-Белл: Я встретил Брайана у Роберта Стигвуда. Я зашел пообедать или выпить и увидел, Брайана и Роберта, выпивающих вместе. Это было очень странно, я чувствовал, что почти с ним знаком. Брайана Эпштейна тогда знали все, кто был занят в музыкальном бизнесе, знали почти как близкого друга, потому что об этих пятерых – Брайане Эпштейне и Beatles – писали все газеты. Так что, поскольку я сам уже почти год работал менеджером, казалось, я хорошо знаком с Брайаном.

Нэт Вейсс: Незадолго до смерти он сказал мне: «Если собираешься иметь дело с мальчиком, убедись в том, что он хорошенький, потому что быть обвиненным в отстутствии вкуса – куда хуже обвинения в гомосексуальности». Я этого не забыл.

Симон Напье-Белл: Когда я впервые встретил Брайана у Роберта Стигвуда, он вел себя очень дружелюбно, добродушно, но изысканно. Он не был женоподобен, то есть в этом смысле не выглядел геем. Некоторые называли его капризным, но я сказал бы, что он был таким, каким и дожен был оказаться воспитанный еврейский мальчик, выходец из среднего класса, начавший знакомство с иным миром – миром, с одной стороны – шоу-бизнеса, с другой – рабочего класса.

В тот вечер мы сразу стали приятелями, и Роберт предложил: «Поехали на ярмарку в Баттерси. Может, он думал там кого-то встретить. В общем, Эппи, Роберт и я отпправились на ярмарку и развлекались там по-всякому. Подбили Брайана влезть на сцену, где стояли три зеркала и вывеска: «Сделай из мужчины женщину». Он встал перед зеркалом – и в зеркале превратился в женщину.

Потом пошли выпить. Утром Брайан позвонил, пригласил пообедать с ним. Я пошел, очень польщенный, ибо на моем месте всякий менеджер ведущей группы, или желающий быть таковым, стремился бы стать тем, кем стал Брайан – менеджером, достигшим огромного, крупнейшего в истории успеха.

Существовала рефлекторная ревность к тому чем он стал, зависть к тому, что он испытал. Поэтому пообедать с ним, перенять его опыт, спросить все, что хотел – насколько я понимаю, вся страна хотела бы этого. Я хотел задать тысячу вопросов. Примерно в час ночи он все расписывал, как я ему нравлюсь. Ясно было, что настало время уходить, поскольку узнать больше о том, что меня интересовало, было уже невозможно, а у него интерес был другой.

Я и ушел. Уже когда выходил, он спросил, приеду ли я к нему на выходные в загородный дом, где он собирал массу народа. Я ответил, что не приеду, потому что как раз собирался на эти выходные с журналистом Ником Коном в Ирландию. «Ну, еще много уикэндов будет, – сказал я. – В другой раз приеду». Но он спрашивал раза три или четыре. Когда я вернулся домой – пожалуй, это было утром, -– он опять позвонил, просил приехать, но я сказал «нет» и уехал в Ирландию.

Смерть

Клиф Мичелмор: Вы завидуете Beatles?

Эпштейн: Нет.

Мичелмор: Почему?

Эпштейн: Потому что я бы не смог заниматься тем, что умеют они. Это – не моя работа.

«BBC», передача «Сегодня вечером», 1 октября 1964 г.

Письмо Нэту Вейссу

Чепель-стрит, 24, Лондон, Суиндон, 23 августа 1967 г.

Дорогой Нэт!

Сразу же после получения товего письма от 21 числа я по телефону сказал тебе, что в воскресенье и понедельник хотел бы покататься на яхте по маршруту, подобному тому, который мы проделали в прошлом году, когда я приехал в Штаты в связи с «Иисусом Христом»¹²⁷ Возможно, в воскресенье мы могли бы собрать на борту нескольких замечательных смертных. А в понедельник разбавить ее кем-то, вроде Эрика Андерсона [певца] и пр.

Надеюсь, я не прошу слишком многого, но я мечтаю, чтобы эта поездка нам обоим доставила удовольствие, и, во всяком случае, решать тебе.

Слушать альбом Эрика – это так прекрасно, такое счастье, так волшебно успокаиват. Я оторваться не могу от Андерсона.

До встречи, любви, тебе, цветов, удовольствий, будь счастлив и смотри в будущее.

С любовью

Брайан

Питер Браун: Через несколько недель посмерти Гарри Квинни дней десять провела у Брайана на Чепель-стрит. Они с матерью обожали друг друга. У них были прекрасные отношения, и, по-моему, она была в курсе всех проблем сына. Не знаю, насколько откровенно они об этом разговаривали между собой. Возможно – не очень, но она была очень чутким, понимающим человеком.

Думаю, однако, ее визит сильно его сковывал. Он очень старался заботиться о маме, водил ее туда, где ей должно было понравиться, проводил с ней как можно больше времени. Он стремился беречь мать и заботиться о ней: ведь Гарри умер совсем недавно. Но после ее отъезда он словно принялся играть. Все это проявилось в приглашении на выходные за город.

Джоанна Питерсен: В последний раз я видела Брайана в пятницу, в августе, во время банковских каникул¹³⁰. День был чудесный, солнечный. Брайан спросил, как дела или что-то в этом роде, поинтересовался, что я делаю на выходные, и не хотим ли мы с Лулу приехать в Кингсли-Хилл. Я отказалась, потому что давно не видела маму и хотела провести выходные с ней. У Лулу были какие-то свои планы. Часа в четыре мы стали спускаться по лестнице. Он был в хорошем, спокойном настроении, очень жизнерадостно выглядел. Как погода в тот очень солнечный день. Я проводила его до машины. «Бентли» стоял поодаль с опущенным верхом. Мы пожелали друг другу приятных выходных. Потом он сел в машину. Тронувшись с места, обернулся и помахал мне рукой. Он улыбнулся. Тогда я впоследний раз видела его живым.

Джеффри Эллис: На банковские каникуы в августе 1967 г. Брайан пригласи меня и Питера Брауна к себе в Кингсли-Хилл, в Сассексе. Пригласил также приятеля, с которым хотел сойтись поближе, но тот не смог приехать, чем Брайан был сильно разочарован.

Последние несколько недель были трудными. Шесть недель назад умер отец, мать приезжала погостить к нему в Лондон. Он действительно хотел отдохнуть за городом в компании старых друзей. Мы с Питером рады были там побывать. Это был чудесный дом.

Питер Браун: Мы с Джеффри Эллисом поехали вместе, но, по мнению Брайана, добрались не особенно быстро. Он уже был там и скучал.

Мы еще кое-кого позвали, но те не явились. Пребывавший во взвинченном состоянии Брайан столкнулся с тем, что праздничные дни тянулись без особых забав. Все, чем он располагал, это – два старых друга, что не очень развлекало.

Джеффри Эллис: После ужина гости не приехали, и Брайан вдруг засобирался в Лондон, чтобы провести ночь там. Мы с Питером Брауном пытались его отговорить, поскольку он много выпил, и нам казалось, что правильным будет остатьтся отохнуть недельку за городом, как он и намеревался. Но он настаивал, сел в большой «Бентли» с откидным верхом – в это время как раз открытым – и уехал, оставив нас одних.

Питер Браун: Я волновался, полагая, что в таком состоянии не стоит вести машину. Однако он уверял, что все будет в порядке, и с тем уехал. Сказал, чтобы я шел спать, а он утром вернется к завтраку.

Я в это совершенно не верил. Много лет я не видел Брайана за завтраком.

Джеффри Эллис: Вскоре из Лондона явились в такси четверо, друзья и знакомые друзей, которых Брайан пригласил на вечер, а может, и на ночь, по телефону. Отсутствию хозяина они, кажется, несколько удивились, но остались. Мы немного выпили, так и провели время до утра.

Воскресенье мы провели вдвоем с Питером, поскольку только мы там и остались. После обеда попытались дозвониться в Лондон, Брайану. В конце концов, он отозвался и сказал, что останется в Лондоне и на следующую ночь. Он чувствовал себя неважно и теперь отдыхал у себя дома в кровати. Так что мы с Питером вернулись к своим делам.

Питер Браун: Он позвонил в разгар дня, судя по голосу, был нетрезв. Извинялся за то, что не вернулся и, наверное, заставил нас волноваться. Подозреваю, что по дороге в Лондон он сначала отправился ненадолго в Вест-Энд, а потом вернулся домой.

Я уговаривал его вернуться в загородный дом. Но, судя по тому, как он разговаривал, садиться за руль он явно не мог, так что я предложил ему ехать поездом. Это никак с ним не вязалось, но в тот момент ничего другого мне в голову не пришло.

Джоффри Эллис: В воскресенье, чувствуя некоторое неудобство от того, что мы пользуемся гостеприимством Брайана в его отсутствие, мы с Питером снова позвонили, и его слуга Антонио сказал, что мистер Эпштейн дома. Прошлым вечером его не видели, но мащина стоит возле дома, и спальня заперта. Так что мы попросили: «Сообщите, как только он проснется: мы хотели бы с ним поговорить. Нам надо знать, приедет ли он на остаток выходных».

Питер Браун: Мы отправились в местный паб перекусить. Кажется, туда позвонил домоправитель из загородного дома и сказал, что прислуга на Чепель-стрит беспокоиттся по поводу Брайана.

Джоанна Питерсен: Среди дня в воскресенье позвонили Антонио и Мария – пара, жившая в доме. Антонио был очень обеспокоен: Брайан в пятницу вернулся из Кинсли-Хилл, и с субботы его машина стоит около дома, а уже воскресенье и время обеда. Я поинтересовалсь, что его беспокоит: в том, чтобы оставаться в своей комнате, принимать таблетки и спать по целым дням, ничего не обычного для Брайана нет. Попросила, чтобы он не беспокоился, наверняка все в порядке и поблагодарила за звонок. Но матери сказала: «Знаешь что, я, пожалуй, съезжу на Чепель-стрит – убедиться, что все нормально». Я была несколько озабочена.

В общем, я поехала. В воскресенье народу на дорогах мало, и через город я ехала быстро. На Чепель-стрит я встретила Антонио, мы подошли к комнате Брайана и постучались. Двойная дверь вела в гардеробную, одинарная – в спальню, поэтому между коридором и комнатой Брайана было небольшое расстояние.

Я постучалась, позвала его по имени. «Ответьте, – спросила я, – вы там?» Потом пошла в свой кабинет и попыталась дозвониться по интеркому – но безуспешно. Из кухни я позвонила в Кингсли-Хилл и поговорила с Питером Брауном.

– Почему Брайан вернулся? Почему он здесь? Он же собирался оставаться там с вами.

Он объяснил, что Брайан заскучал и вернулся в город.

– Я очень беспокоюсь. Брайан у себя в комнате. С субботы он оттуда не выходил. Я собираюсь попросить выломать двери.

– Не надо, - ответил Питер. – Вы уже это делали, и Брайан был взбешен.

Но я ответила, что все-таки это сделаю.

Я позвонила врачу Брайана – Норману Коуэну, но он был в отъезде. В одиночку мне действовать не хотелось. Антонио и Мария неважно говорили по-английски и очень боялись. Нужен был кто-то более близкий, могущий поддержать. Поэтому я позвонила Питеру, сказала, что доктора Коуэна нет, в ответ на что он предложил позвать своего врача – Джона Галуэя. Он оказался на месте, и я рассказала, что волнуюсь за Брайана и прошу его прийти. Он согласился. Тем временем я звонила еще кое-кому, но никого не нашла. Нашелся Алистер, и его я попросила прийти.

Алистер Тэйлор: Я только что вернулся из Сан-Франциско, а по просьбе Брайана заехал и в Лос-Анджелес – и тут позвонили. Я как раз болтал с женой, выкладывая подарки. Навсегда запомнил, что был тогда в сандалиях на босу ногу, в джинсах и рубашке из джинсовой ткани, надетых для поездки. И тут позвонила Джоанна: «Брайан не открывает, я не хочу оставаться в доме одна. Вы не можете прийти?» Я знал: Джоанна не стала бы меня просить, если бы не чувствовала, что дело плохо. Инстинктивным желанием было сказать: «Слушайте, Джоанна, бросьте! Такое и раньше бывало». Лесли вышла из себя. Я только что вернулся из поездки, в которую вообще не должен был отправляться – и теперь сказал: «Лесли, я должен идти. Не спрашивай, почему. Я чувствую, что должен. Я вернусь через полчаса, а может быть – не скоро». Я вернулся не скоро.

Джоанна Питерсен: Когда пришел Джон Галуэй, мы поднялись к наружной двери комнаты Брайана. Антонио с Джоном взломали дверь. Кажется, в тот момент я звонила Питеру и оставила трубку снятой. Когда они ломали дверь, я подошла.

Антонио и Джон Галуэй вошли, я – за ними. Позади стояла Мария. Занвески были задернуты, Джон Галуэй стоял прямо передо мной. Я увидела ногу лежавшего на кровати Брайана и совершенно остолбенела. Стало ясно, что случилось нечто поистине ужасное. Потом, кажется, Джон Галуэй сказал мне: «Подождите снаружи». Я встала на пороге. Джон вышел через несколько минут Таким бледным я врача никогда не видела. Мы все тоже побледнели, поняв, что Брайан мертв.

Питер Браун: Все время, пока врач заходил в комнату и выяснял, что случилось, я был на линии. Потом он подтвердил мне, что Брайан действительно мертв. Прежде всего, я позвонил в Бригтон, другу и адвокату Брайана Дэвиду Джейкобсу.

Джеффри Эллис: Мы с Питером Брауном немедленно выехали в Лондон.

Алистер Тэйлор: Когда я приехал, Джоанна, открыв мне, и молча указала наверх. По-моему, она ни слова не сказала, и я взбежал по лестнице. Брайан, казалось, спал. Врач сказал: «Сожалею, но он умер». Комната выглядела так обыденно. На кровати – тарелка с шоколадным печеньем, какие-то письма, что так похоже было на Брайана, и полупустая бутылка Биттер-Лемон. Никаких признаков алкоголя, только в буфете я нашел сигарету с марихуаной.

Джоанна Питерсен: Мы спустились в кабинет и выпили по рюмке бренди. Мы все были в шоке. К тому времени приехал Алистер. Мария все повторяла «Почему случилось? Почему случилось?» – и плакала. Мы не сразу вызвали полицию, желая сначала убедиться, что в доме все в порядке, и ничего такого, что не нужно, они не найдут. Так что, прежде чем звонить в полицию, мы просмотрели вещи Брайана.

Алистер Тэйлор: Буквально через несколько минут после звонка в полицию раздался звонок в дверь – это был мой знакомый репортер.

– Что вы здесь делаете? – спросил он, едва взглянув на меня. – Я слыхал, Брайан болен.

– Нет, с ним все в порядке. Его сейчас нет. Просто он меня вызвал. Вы же знаете Брайана. Я специально воскресным утром явился, а он уехал на машине.

Потом я проверил, закрыт ли гараж, поскольку, если машина там, репортер спросил бы, на чем Брайан уехал. Я хотел до появления новостей как-то известить Квинни, но мы не могли ее найти.

Потом я попытался разыскать Клайва, чтобы он нашел мать. Наконец, он отозвался. Когда он ответил, вокруг дома уже собралась толпа.

– Хорошо съездили? – спросил он.

– Брайан, – ответил я. – С ним случилось несчастье.

– Он в порядке?

– Нет, – сказал я. – Боюсь, он мертв. До сих пор не знаю, что еще можно было сказать. Просто: «Нет, Клайв, боюсь, он мертв», – вот что я сказал. Он ужасно закричал, и в следующую секунду к телефону подошла его жена Барбара.

– Алистер, в чем дело?

Я сказал.

– Не беспокойтесь, – ответила она.

– Как найти Квинни? – спросил я.

– Не беспокойтесь, я об этом позабочусь. Успокойтесь.

Вот и все.

Джоанна Питерсен: Несколько позже вернулись из Сассекса Джеффри и Питер. Мы с Питером дружили, и мне очень хотелось, чтобы он вернулся. Насколько помню, первое, что я спросила, это – почему Брайан вернулся из Кингсли-Хилл. Никто не ответил. Они быстро отправились наверх. Помню, вид у них был какой-то странный, и я понимала, что здесь что-то не так.

Я ожидала, что они будут потрясены, а они выглядели холодно. Думала, Питер меня обнимет – но этого не случилось. Он был холоден, и я не уверена, что – из-за шока. Много раз я задавала себе вопрос, что произошло в Кингсли-Хилл. Это – только один из вопросительных знаков, оставленных для меня смертью Брайана.

Питер Браун: Когда мы приехали на Чепель-стрит, Дэвид Джейкобс уже был там: он приехал из Бригтона поездом на вокзал «Виктория» и теперь распоряжался. Новость уже как-то просочилась, и на улице было полно репортеров.

Джеффри Эллис: Не зная толком, что делать, мы остались в доме на вечер. Поскольку необходимо было начать следствие, Джейкобс обратился к властям. К сожалению, на завтра был понедельник Банковских каникул, когда все закрыто, и никакое расследование не могло проводиться. Для семьи Брайана это было мучительно. Будучи ортодоксальными иудеями, они хотели, чтобы похороны проводились в течение двадцати четырех часов после смерти. Увы, это оказалось невозможным.

Занятно было, находясь в доме на Чепель-стрит, смотреть новости по телевизору. Около дома находился репортер, сообщал о происходящем на фоне изображения дома. То есть, сидя внутри, мы наблюдали за тем, что творится снаружи, по телевизору.

Джоанна Питерсен: Помню, как Брайана вынесли в черном гробу. И фотораф снимал гроб. Это мучительно было видеть, я не хотела, чтобы его фотографировали таким, лежащим в гробу.

Тем вечером из Ливерпуля приехали поездом Квинни и Клайв.

Пол Маккартни: Нам позвонили. Обычный звонок. Брайан умер. О Господи! Побледнев, бросаемся к Махариши: «Наш друг умер. Что делать?» И он дал дельный совет: «Вы не можете сделать ничего. Благословите его, пожелайте ему благодати и живите своей жизнью» – как-то так. Но мы были слишком потрясены, и потом, как всегда бывает в связи со знаменитостями, пресса хочет знать, что вы чувствуете, и всегда слишком быстро. Всегда слишком рано. Вы целую жизнь провели с этим человеком – и вот вы пробуете выразить это словами. Я всегда находил это невозможным. Это – как с музыкой. О ней просто невозможно рассказать. Потрясение слишком велико.

Его смерть нас испугала и ужаснула. Это был шок. Мы отправились вместе с Махариши в Бангор¹³¹. Это было начало того периода, и Брайан, по-моему, в какой-то момент должен был появиться. Он собирался присоединиться к нам.

Думаю, особенно испугался Джон. Я, помнится, подумал что-то вроде: нам надо жить дальше, будем работать сами, как и было в студийной деятельности. Так мы сможем продержаться.

Что касается чувств Джона, то, читая и слыша всякое, я думаю, он решил, что это – конец Beatles. И это действительно было так. Мы сделали еще несколько альбомов, но все было кончено. Мы все время чувствовали, что круг завершен, и смерть Брайана была частью этого завершения.

Марианна Фейтфул: Быть с одними только Beatles было мучением. То есть, это так необычно. Всегда вокруг куча помощников, Май, Нейл, Дерек Тэйлор – все, а тут – никого. Только Джон с Синтией, Пол с Джейн, Патти с Джорджем, мы с Ринго и Мик. Конечно, у Махариши были миллионы помощников.

Новость о смерти Брайана Махариши использовал самым постыдным образом. Beatles были в смятении. Мне и вспоминать об этом невыносимо. По-моему, он так и сказал: «Брайан Эпштейн умер. Он заботился о вас. Он защищал вас. Он был вам как отец. Теперь вашим отцом буду я». Бедные дурачки просто не поняли. Это было просто ужасно.

Джерри Марсден: Я был на Энглси – островке у побережья Уэльса. Там не было телефона. Местному фермеру сообщили, он пришел ко мне.

– Джерри, мне сообщили, что мистер Брайан Эпштейн умер.

– Что?

– Да.

– Вы имеете в виду – заболел?

– Нет, Эпштейн умер.

Я разыскал телефон и поговорил с доктором Норманом Коуэном, который мне звонил, чтобы сказать. Я был потрясен. Странно, что Beatles, были в это время в Бангоре, всего в десяти милях от меня. Я объездил весь мир и где только не бывал, но в день смерти Брайана я оказался на Энглси, а они – в Бангоре. Очень странно. Очень, очень грустно.

Лонни Тримбл: Было воскресепнье, 27 августа 1967 г. На ленч ко мне пришли несколько знакомых из театра, потом мы выпивали. Внизу картирант смотрел новости. Вдруг он ворвался к нам наверх: «Лонни, включите телевизор!» Я, конечно, выпучил глаза, не в силах поверить. Включил – и, конечно, узнал, что он умер. Я плакал, как и все, кого я знаю. Я был в ужасе, потому что любил его, хотя и не в сексуальном смысле.

Симон Напье-Белл: Кажется, в субботу или в воскресенье утром я прибыл в Ирландию. Друг позвонил мне и сказал, что Брайана нашли мертвым. Я просто инстиктивно подумал, что на автоответчике должно быть сообщение. Я просто знал, что он должен был мне позвонить. Я вернулся в Лондон и – вполне ожидаемо – нашел четыре сообщения – совершенно обыкновенных. Вроде: «Я за городом», «мне скучно» и «интересно, вправду ли ты уехал». Потом – еще одно, где его голос звучал не очень четко, словно со сна или спьяну, потом – еще, но – больше ничего. У меня было такое чувство, что в загородном доме ему надоело, он вернулся в Лондон, где сидел, пил и думал, чем заняться. Я уверен, что он и другим звонил.

Не помню, что он говорил; молол какой-то вздор о своей любви, о том, что желает кого-то. Ко мне это никак не относилось. Можно было понять это в том смысле, что он увлечен мной, но в эту увлеченность он вероятно вкладывал чувства к кому-то другому, с кем раньше у него были гораздо более серьезные отношения.

Услыхав новость, я вспомнил, что какое-то отношение это имеет ко мне, как-то эта смерть связана с его звонками ко мне и просьбой приехать в загородный дом. Первой моей мыслью было: он сделал это специально, чтобы показать, на что он намекал, когда звал меня приехать. Да, он любил играть в игры настолько, что можно предположить, что это имело какое-то отношение ко мне. Я не чувствал за собой вины. Если он ведет такую дурацкую жизнь, это – его дело, но я чувствовал, что это меня как-то касается, а когда, вернувшись, я услыхал сообщения, то понял это окончательно.

Помню, что переживал классический гнев, который бывает у друзей умершего. Я действительно был в ярости от того, что он сделал. У нас был такой прекрасный обед, я хотел задать ему еще миллион вопросов на интерсовавшмие меня темы – так что я был в гневе. «Идиот, – думал я, – он играет в эту глупую игру, а теперь с ним не поговоришь». Но это, наверное – обычная реакция человека, у которого кто-то умирает.

«Что за эгоистичные штучки! – думал я. – Взять и вытворить такое только для того, чтобы кому-то что-то доказать». Я чувствовал себя, как человек, у которого выхватили из рук газету с завлекательным заголовком, прежде чем он успел прочесть сам текст. Я хотел пробыть с ним дольше. Ведь в голове у него была вся история Beatles, которой теперь он меня лишил. Я просто не мог поверить в его смерть. Мы же только на прошлой гнеделе виделись!

Брайан Барретт: Мы с моим армейским приятелем были в Нью-Форесте¹³². Вдруг по дороге к Рингвуду он замигал фарами и сказал: «Говорят, Эпштейн умер, но я не уверен, что это – не о скульпторе». Я уловил только конец фразы. Думаю, он услыхал из передачи радиостанции в Борнмуте или еще какой-то.

– Ты шутишь, сказал я.

А он говорит, «А может это и не твой босс!» и хохочет. Он и впрямь подумал, что это смешно. Думал меня разыграть. Он и представить не мог, чтобы это оказался Брайан Эпштейн, ибо знал, как тот молод. «Надо проверить», – сказал я и остановился около парочки телефонных будок. Не помню, кому я дозвонился, и услыхал: «Брайан умер». Я немедленно развернулся, уложил вещи и уехал.

Кажется, двоих детей оставил у друга, чтобы тот отвез их в Лондон. Потом рванул как можно побыстрее, но, когдая подъехал к дому, там никого не было. У меня были ключи, и я осмотрел дом. Мне не верилось. Я поднялся наверх и нашел постель не расстеленной, как в момент его смерти. Оглядевшись, я понял, что здесь пылесосили. Все его мелкие вещи, которых полно было в доме, исчезли. «Куда оно все девалось, черт побери?» – подумал я. Потом решил, что лучше в таком случае позвонить Клайву, а то он решит, что все у меня. Это была как раз такая ситуация, когда думаешь о таких вещах, пытаешься прикрыть свой собственный зад.

Клайв приехал в Лондон. Я все ему объяснил, но он знать ничего не хотел. Он не хотел никакого шума, но мысль о том, что старый домоправитель и его жена могли в панике вести себя, как безумные, раздражала. По-моему, они были истовыми католиками, и в связи со смертью Брайана у них были свои мысли насчет души и самоубийства. «Он здесь», – говорили они. «Вы же всю ночь провели с ним в одном доме, – сказал я. – Что здесь случилось?». По словам Антонио, следующим вечером приехал Питер Браун и осмотрел весь дом. Он рассказал, что Мария ни на миг не уснула, потому что Браун бродил по дому и все осматривал. Всю ночь он не давал им уснуть.

Нэт Вейсс: Мне позвонил Джеффри Эллис, сказав, что мне первому сообщает о смерти Брайана, и тем же вечером я вылетел в Лондон. На следующий день встретился с его матерью, появились и Beatles. Они как раз вернулись от Махариши, и были глубоко погружены в индийскую философию. Beatles говорили, что Брайан не умер, а находится на переходной стадии. Не знаю, как к этому отнеслась миссис Эпштейн: она все еще пребывала в шоке.

Джоанна Питерсен: Квинни сидела в гостиной, когда вошли Beatles, потом, кажется, подошла Синтия и дала ей красную розу. Там же в, полном смятении, расхаживал Нэт. Были и мы с Питером. Помню, я думала: «Все это – люди, которых любил Брайан, а его нет». У меня слезы были на глазах, я начала плакать.

Вошел Джордж и сел рядом со мной, погладил меня по волосам и сказал, по своему обыкновению, загадочно: «С ним все в порядке. Теперь ему ничто не грозит. Вы просто оплакиваете вашу потерю». Он как раз вернулся от Махариши и был весь проникнут духовностью. Все Beatles сели рядом с Квинни, и это был очень трогательный момент. Мне так жалко стало и Квинни, и Beatles, и всех нас А больше всех мне стало жалко, так жалко Брайана. Я и в самом деле чувствовала, что он должен был быть там с нами.

Рекс Макин: В понедельник утром, на следующий день после того, как стало известно о смерти Брайана, мне позвонил из Лондона совершенно безутешный Клайв и попросил приехать, чтобы помочь ему. Я быстро прилетел из Спика¹³³, в «Хитроу» меня встретил лимузин компании НЕМС и быстро привез к дому в Белгравии, на который Брайан в нашу последнюю встречу просил взгляуть. Там были его дядя, двоюродные родственники, потрясенные, не могущие поверить. Я обеспечил соответствующие приготовления в канцелярии коронера¹³⁴. Потом, договорился с рабби Неметом из новой синагоги в Вест-Энде, поскольку он был главой общины в Гин-Бэнк-Драйв, к которой относились Эпштейны. И, наконец, мы приготовили соответствующим образом тело, которое следовало отвезти в Ливерпуль для похорон.

Джеффри Эллис: Следствие было во вторник. Полагаю, адвокат Дэвид Джейкобс использовал свои связи, чтобы ускорить его, насколько возможно. Следствию были предоставлены свидетельства, и медицинские, и прочие, касательно здоровья Брайана – и физического, и психического. Вердикт коронера гласил, что имела место смерть от несчастного случая, что, конечно, было большим облегчением для семьи и для всех друзей. После чего коронер разрешил похороны.

Лонни Тримбл: Потом я был на следствии, и сколько же там услышал вранья! «Господи, – думал я, – лучше бы вы этого не трогали!»

Джеффри Эллис: По окончании следствия многие поехали поездом в Ливерпуль, в то время как тело повезли на катафалке. Мы отправились в дом его родных, где была мать, нечего и говорить – в каком состоянии. Катафалк в пути задержался. Некоторые, разумеется, попытались разрядить обстановку, говоря, что Брайан опаздывает даже на собственные похороны – потому что у него была репутация вечно опаздывавшего на деловые и прочие встречи. Когда его привезли, мы все собрались в местной синагоге, где раввин прочел молитвы. Потом женщины вернулись в дом, и на погребение пошли только мужчины.

Джерри Марсден: Меня позвали на похороны. Было очень грустно: недавно умер его отец, Гарри, и я был на его похоронах. Мы с моей женой Полиной потеряли очень, очень близкого друга. Я потерял человека, обеспечившего мне такую карьеру, какой мне всегда хотелось, и которой продолжаю заниматься и сейчас, потому что Брайан Эпштейн создал для меня возможность записи. Да, на этих похоронах мне было очень грустно.

Джеффри Эллис: Я оказался в машине компании НЕМС – лимузине с тонированными стеклами, в котором Beatles часто ездили на свои выступления. У ворот кладбища пришлось ждать, пока их откроют.

Напротив была фабрика. Из ее окон люди смотрели на приближающийся кортеж и среди него – этот лимузин. Многие вообразили, что в нем сидят Beatles, так как известно было, что они в этой машине часто ездят. Выскочив на улицу, они окружили автомобиль.

Пришлось нам выйти и продемонстрировать, что мы не Beatles, после чего мы пошли на кладбище. Должен сказать, что самих Beatles там не было. У них было желание прийти, но мать и брат Брайана попросили их этого не делать. Из нашего случая с лимузином ясно, что их присутствие могло вызвать столпотворение. После похорон в небольшой синагоге была прочитана молитва, при этом раввин очень всех нас расстроил, назвав Брайана и его смерть симптомом худших аспектов молодежной революции 1960-х – наркотиков и излишеств. Совершенно неуместное и ненужное высказывание. Потом мы вернулись в Лондон.

Нэт Вейсс: Вряд ли раввин был знаком с Брайаном, но он сказал, что Брайан был символом ущербности своего поколения, что звучало удивительно. Считать символом ущербности поколения человека, умевшего заполнять публикой стадионы, ставшего катализатором крупнейшего музыкального события двадцатого века? Несправедливая получилась эпитафия.

Кажется, именно Джордж Гаррисон, не поехавший на похороны, потому что присутсивя там Beatles не хотели, дал мне подсолнух. Он хотел, чтобы, когда все уйдут, я положил этот подсолнух на могилу, что я и сделал. На этом все и кончилось.

Пол Маккартни: Думаю, в Лондон он поехал, в поисках развлечений, и, может быть, нашел их. Потом, выпив в тот вечер немного, вернулся домой и, полагаю, принял снотворное. Представляю, что он проснулся среди ночи – такое вполне может случиться – и подумал: «Почему я не сплю? Я не принял снотворное». И в спросонья решил принять еще. Вот так я это вижу. То есть, так я точно думал тогда. С тех пор все превратилось в легенду, пошли миллионы слухов о его самоубийстве или убийстве.

Нэт Вейсс: У многих такое ощущение, что он покончил с собой. Полагаю, это не так. Смерть Брайана была несчастным случаем. В том смысле, что он принял секонал, будучи в подпитии и забыв из-за этого, что уже принимал тот же секонал раньше тем же вечером. Это оказалось смертельным.

Он явно был в хорошем настроении. За два дня до случившегося я с ним разговаривал, и ничем он не походил на самоубийцу. К сожалению случайная смерть настигла его в возрасте всего лишь тридцати двух лет.

Алистер Тейлор: Я знаю, что Брайан не покончил с собой. Могу доказать: когда я впервые вошел в комнату Брайана после смерти, на его прикроватном столике было восемь бутылочек с прописанными ему лекарствами, с этикетками. В них всех оставались таблетки, а крышечки были завинчены.

Человек, кончающий с собой, не остановится на полпути и не станет закрывать бутылочки. Вот почему я все эти годы опровергаю утверждения, что Брайан кончил жизнь самоубийством. Была случайная передозировка. Это установило и следствие. Вы же знаете, что за шесть недель до того умер его отец. Мать только что приезжала. И потом, все эти бутылочки. Это не было самоубийством.

У него в организме накопилось вещество из таблеток, которые он давно принимал. Вероятно, в ту ночь он проглотил одну или две лишние. В таблетке есть два основных компонента – один усваивается организмом нормально, другой скапливается. В тот раз эта пара подействовала слишком сильно.

Джордж Мартин: Я не верю в его самоубийство. Я знаю, что у него была привычка принимать возбуждающие и успокоительные лекарства. Он малость выпил и среди ночи принял лишние таблетки – может четыре таблетки снотворного, но они оказались лишними. Честно говоря, это была просто легкомысленность.

Джоанна Питерсен: Вот такой занятный момент. Шестью неделями раньше умер Гарри. Квинни приехала в Лондон и оставалась с Брайаном. Он был очень заботлив, старался утешить мать в ее горе после потери Гарри. Поэтому просто немыслимо, чтобы через шесть недель после смерти отца он покончил с собой, причинив новое горе матери. Если это было самоубийство, то я просто представить себе не могу, почему – именно в такой момент. Ведь, в конце концов, Квинни за шесть недель потеряла и мужа и сына.

Дерек Тэйлор: Я всегда и всем твержу: это был несчастный случай. Его планы на некоторых людей расстроились, к нему не пришли. Когда он прехал в Лондон, все, кто там что-то собой представлял, умотали за город, и в этой неразберихе он умер.

Плохой оказалась именно эта ночь, а не все выходные.

Джоанна Питерсен: Несколько недель спустя после его смерти Клайв попросил меня зайти в дом и забрать оттуда кое-какие бумаги и вещи. Возвращаться туда мне не хотелось. Прислуга к тому времени уже разъехалась, дом был пуст, я пришла, зашла в комнату Брайана. Меня просто в дрожь бросило. Было жутко. Ощущение было такое, что Брайан там.

Все, что я хотела, это – все собрать, сложить в сумки, избавиться от взятого и уйти. Потом я нашла книгу, в которой мы с Брайаном оставляли друг другу письма на подпись. Открыв ее, я, к своему ужасу, обнаружила там прощальные записки – для Квинни и для Клайва. Только даты на них стояли более ранние, чем дата его смерти – на шесть, семь, а, может, восемь недель раньше.

По одному листку для каждого. Я была просто потрясена. Там было что-то такое: «Не печальтесь. Не грустите. Со мной все в порядке. Берегите себя. Я люблю вас». Очень короткие.

Обе записки – и Квинни, и Клайву – были практически одинаковые, на одном листе, написаны его очень крупным, четким почерком. Коротко он сообщал, что с ним все в порядке, а им не надо печалиться. Может быть, он положил их в книгу и забыл, не знаю. Странно, что они там оказались. Может быть, он их написал и больше в эту книгу не заглядывал, никогда больше к ним не возвращался.

Полагаю, Брайан подумывал о самоубийстве. После смерти Гарри он изменил свое решение. Он не мог нанести матери такой удар.

Не знаю, была ли самоубийством его смерть. Но такое намерение у него явно было за некоторое время до того. В истерике я позвонила Питеру. Будучи всерьез расстроенна, я сказала: «Случилось нечто ужасное. Приходи, пожалуйста, в дом». Питер пришел, и я отдала ему записки.

Через несколько лет я приехала в Ливерпуль. Клайв меня встретил и повез в гости к матери. «Вы получили те записки?» – спросила я. Он ответил, что да, но по его голосу, было ясно, что обсуждать эту чувствительную тему он больше не хочет. Для меня было облегчением узнать, что Питер их передал.

Алистер Тэйлор: Это прозвучит дико, но иногда мне кажется, что в определенном смысле мне было бы легче, если бы он покончил с собой. Я, бы, конечно, горевал, но мог бы сказать: «Мы знали, что однажды он это сделает».

Королевский коронерский суд

1. Имя умершего – Брайан Сэмюэл Эпштейн;

2. Причина ущерба или смерти – отравление карбриталом;

3. Время, место и обстоятельства смерти – 27 августа 1967 г. в 3 часа дня найден мертвым в постели на Чепель-стрит, 24 в Вестминстере;

4. Вывод коронера – непроизвольная передозировка, характер смерти – случайная.

Последствия

Джоанна Питерсен: Все начало рушиться очень быстро, почти немедленно. Мне казалось, что устойчивость сразу была утрачена. Брайан играл роль клея. Он скреплял все, а когда его не стало, словно бы корабль оказался без руля. Никто им больше не управлял.

Питер Браун: В НЕМС было утрачено равновесие. Хотя Брайан там ежедневно не находился, его присутствие ощущалось всегда. Теперь остался Клайв – наследник, который никогда не стремился в чем-либо участвовать, остался Роберт Стигвуд, руководивший повседневной деятельностью компании, но никогда не вмешивавшийся в управление работой Beatles или Силлы. Возникла трудная проблема – кому же этим заниматься.

Джоанна Питерсен: Через несколько дней состоялось совещание в «Хилл-Хаус». Туда явились и я, и Роберт Стигвуд с помощниками – Дэвидом Шоу и, кажется, Виком Льюисом. Был Клайв. Был Питерт Браун. Был Джеффри. Помню, что все пришли в темных костюмах. Атмосфера была такая: король умер, да здравствует – кто? Очень важной целью совещания было понять, что теперь будет, и я была в ужасе. Брайана только что похоронили, а все они слетелись на богатую добычу – Beatles. Это была очень мрачная встреча. Проблема, конечно, состояла в нежелании Beatles, чтобы ими руководил кто-то другой. То есть вряд ли такое хотя бы предполагалось. По-моему, с момента смерти Брайана было ясно, что своим менеджментом они будут заниматься сами – в обозримом будущем, конечно. Поэтому всякие идеи насчет того, что кто-либо из присутствующих будет ими управлять, были совершенно безосновательны.

Джеффри Эллис: После смерти Брайана Роберт Стигвуд, естественно, предположил, что ему следует предложить себя в качестве менеджера Beatles вместо покойного. Через неделю или две Стигвуд попросил о встрече с Beatles, которая и была организована.

Она состоялась в старом кабинете Брайана. Присутствовали все четверо Beatles, Роберт Стигвуд, его помощник Дэвид Шоу, Клайв Эпштейн и я.

Роберт Стигвуд рассказывал, как он любил Брайана и с каким почтением относится к тому, что тот сделал для Beatles, как восхищается ими самими и, что, как он полагает, мог бы продолжать направлять их карьеру так же, как это делал Брайан, что он очень рад возможности этим заниматься.

Говорил он минут десять или около того, а по окончании его речи и Джон Леннон, и Пол Маккартни сказали: «Нет, Роберт, боюсь, что нет», на чем совещание и закончилось.

Роберт Стигвуд: Да, мы все были потрясены. Не время было говорить о делах. Не помню, кто предложил: «Давайте встретимся через несколько дней».

Встреча была поразительная, но мы все объединились для движения вперед. Предлагалось объединить НЕМС и «Эппл», с тем, чтобы разделить акции объединенной компании междут нами всеми. Beatles получали 51 процент, а я – 49. Но решить эту проблему мы не могли.

Прошла, по-моему, неделя. По поводу «Эппл» я сильно нервничал. Деньги на рекламу и одежду текли рекой. Я подумал, что объединенная компания не будет работать, если я не буду ее контролировать. Нельзя было тратить по 100 тыс. фунтов в неделю. Так что в течение недели или десяти дней мы встречались через день, а потом решили разделиться. Cream, Bee Gees и другие активы остались у меня, у НЕМС – ее артисты. Мы обменялись рукопожатиями и вряд ли когда-либо у нас возникали неприятные разговоры по этому поводу.

Питер Браун: Для Beatles это был очень своеобразный период. Они тогда связались с Махариши и были заняты всей этой мурой с медитациями. Думаю, Джон и Джордж в это полностью уверовали. А Пол и Ринго – гораздо меньше, но пытались поверить и, наверное, до какой-то стеени это предохраняло их от ужаса и шока. Они могли воспользоваться советами Махариши, но удар был ужасный. Пол отреагировал предсказуемо: «Нам надо продолжать дело» – и немедленно занялся работой над новым альбомом.

Джордж Мартин: Смерть Брайана ужаснула всех. То есть эффект был разрушительный. Никто не представлял, что такое может случиться, и ребята были совершенно сломлены. Какое-то время они были, как корабль без руля, и вышедший вскоре альбом Magical Mystery Tour был попыткой Пола взять себя в руки. Это было действительно тяжелое время.

Алан Ливингстон: Мне было грустно. То есть настроение у ме