 |
|
И в конце прогресса, вдруг, первобытный пращур вновь явился.
Разве увидит солнце глаз не солнцеподобный, разве обрести Бога не богоравной душой?
Трое Нас, трое Вас, помилуй Всех Нас.
Воскресение плоти разве не единственный в своем роде опыт – всем опытам опыт?
Разве не является опыт воскрешения опытом половой любви?
Разве не является воскресающим телом тело, вздымающееся, восстающее, фаллическое?
Вавилон – земля земель – врата Бога: «все племена земные, да приидут во врата божьи». «Да не обидит сильный слабого». «Двадцать мужей войдут в эту землю, и ни один не будет обижен, пес забежит, и пса не убьют». «Тому, кто сделал зло тебе, плати добром» (клинопись).
И вот, пустынна стала земля, присяду на холмик рядом с телом неподвижным брата моего и буду выть, и скулить в отчаянии одинокой собакой бездомной или ветром бесприютным. Почему, брат мой, лежишь ты неподвижно рядом со мной?
Я хочу биться с тобою яростно. Ну, ибись эбическая сила.
Когда же, в какой момент истории в сознании людей стал преобладать моральный императив – мотив помощи каким попало, разным людям только потому, что они люди? Не желаю я помогать кому попало. Ближний и любый мне дороже людей.
Сочинять жизнь как поэму – значит дать вещам волю, вернуть им их вещий смысл.
В линейном времени истории сознательное субъективное внимание дискретно, а господствует непрерывность объективного генезиса, которую поддерживает память с ее огромными хранилищами мертвого связанного опыта, где события сцеплены и создают иллюзию непрерывности в понимании вещей. Когда же время расщепляется, события в памяти рассыпаются по множеству несвязанных между собой представлений и появляется шанс восстановления непрерывности субъективного сознательного внимания.
В тот момент, когда я осознаю, что понимаемое мной время – не есть время, а, собственно, пространство событий, истинное время тотчас раскрывает свою безумно предприимчивую природу в субъективности, необузданности вольного влечения, расцветающего в пространстве событий (= свобода). Это момент превращения творения в творца.
Пространство событий, лишенное своей генетической связующей причинно следственной нити, рассыпается и превращается в сокровище другой гениальной поэтической сборки. «По щучьему велению, по моему хотению» (воление – не собственность субъекта, но само субъективное как истинный продукт времени, а хотение выражает особенный характер субъектного).
Историческое время настолько влияет на пространство событий, насколько субъект очарован, заворожен фантазмом объективного развития, прогресса, памяти.
В социуме знак отчуждения воли от течения времени – деньги. Когда же время струится как воля субъективного, это проявляется смехом, улыбкой на лике субъективного. Богат ли, продавший свой смех? Товарно денежное сообщество – сообщество предателей влечения.