 |
|
Вот он – старый детства клен.
Щекой к нему приникла, притихла, затаясь. Таясь, возвышаюсь. Землю обнимаю, таю, таю и … рождаюсь. Таю в сердце своем любовь. Выпустила кровь. Обнажаюсь. Стаю призываю, шелест крыльев ласкаю, тебя вспоминаю.
Знаю боль, ведь потери и мне, но – улыбаюсь ведьме. Сражаюсь с памятью неистово во истину, во истоке за истовость стоика. Стража рождения сражается с ней тоже яростно. И… Я забываюсь вновь радостно, Ра до ста. Достойно. Достою. Отдаюсь сладостно истову дождю. Омывает невзгоды ливень свободы. Капли стекают по телу ручьями прожитых дней. Ты замкнул долгий срок тяжелых цепей. Скоро ли вырвешься, пленный? Тебе – дождь вселенный. Дрожь. Стоны, облетают кроны, плачут по тебе вольные вороны. Ждет. Она – снега синева. У волчицы – нет дома. Просторы, блеск, сиянье, снега открывают ей врата. Ее увлекает белизны чистота. Ее влечет лишь безграничность и соблазняет красота, тишины ритмичность уводят в никуда. Она. Чутко чует облака. Ничем не встревожена, остороженна, настроенна струна, гулко протяженно звучит она. Выстроенна, легка, восторженна и нема.
Не поймать ее никому никогда. Она не оставит никакого следа. Ее теперь любят вечные снега. Она не предаст любовь никогда. На солнце искрились белизны все цвета. Они ее приняли искренне навсегда. Да!
Долгая, долгая дорога трудного круга к тебе, моей тишине!
Прошлое кружилось, куражилось, вражилось: лица, дни, дела, игра, ночи, праздники, слезы, война ужасали, страшили меня, сцепляли цепями, сковывали вздох каждого дня. Оцепенение цепко, дух рыбки в сетях крепко, немые жадные глотки воздуха жалобны. Но стремление вдоха вдохновения к духу обновления, ветра дуновение, и вот… легко! Отдых новение, обновление единственным спасением. Слышишь! Души каждое легкое мановение. Легло веяние, легкие провеяны.
Ты – особенный. Ветер бренный. Ты пропасть, тайна, несокрушимая сила. Возникший из ниоткуда лишь для меня, возьми мою, мое все, верить мне не нужно вновь, от меня осталась лишь любовь. Я – дикая любовь не видела, не ведала, неведома, не ведома, вне дома, все себя, вне всего, вся для тебя в небе, но своем, небыль для всех, в новом, вновь голой, пусть потом боль я, иначе нельзя, иная в иное стремиться судьба. И ночью снова не я, не я, не я. Неясная борьба. Какая? Где? Кто я? Обречена? Да. Для оного, пусть даже без тебя. Верна, верно выверяя, но только в своем о том, веря, вверяю себя ввергая, опровергаю, не веру проверяю, знаю все лишь потом, о том, что все молчали, на том все стояли, а я не о том. Я – атомный реактор под твоим льдом. Душа твоя томная там, не веря, не зная, не чувствуя ран. Атомна Я реакция – запрет на взлом. Прёт, рвет, ревет, воет, воюет, но не позволит в тебе разлом, дорожит, дрожит, держит надежная надежда, надеясь нежно. Детства акация – невнятных мучений дом. Мечты о счастье не было в былом. Ломилась акация под запретом в том своём. Октава рассвета своего лета иллюзией в твоем немом образе поэта. Молилась, ломалось людской, чужой, осталась малость поверить новой. И вновь ломалось, внедрялось, в нее им не верилось. Не дышит в недрах ярость. Отломил милый край облака, разоблачил преодоление смерти повеление через облачение в иллюзии любви. Жизни прочтение лишь в ее тиши. Сон мнения – мне не ясное яркое сомнение в другой любви. Долго(ли)жданный был ты? Женщине данный, отданной во лжи? Момент – немигающий миг мерцающих иероглифов из звездных лент.
Я – фокус осмысленного мира. Я последовательно существую в трех мирах, трех эпохах: отца, сына и святого духа. Первое «Я» живет по логике гусеницы: «Я» есть человек или какая угодно идентификация. Второе «Я» по логике куколки: «Я» есть «Я». Третье «Я» живет по логике бабочки: «Я» это другой (не «Я»).