Здавалка
Главная | Обратная связь

СПИСОК ИМЕН И НАЗВАНИЙ.. 871 39 страница



– Невелички! – усмехнулся роханец, стоявший рядом с Эомером. – Чего только не услышишь нынче! Невелички – маленькие человечки из старых северных песен и нянюшкиных сказок. Но мы-то не в сказке! Мы стоим на зеленой траве, под ярким солнцем!

– Одно другому не мешает, – отозвался Арагорн. – Те, что придут после нас, сложат легенды и о нашем времени. Мы стоим на зеленой траве, сказал ты. Но разве о зеленой траве не поется в песнях? А ведь ты ходишь по ней наяву, в ярком свете солнца!

– Время не ждет, господин мой, – нетерпеливо проговорил роханец, не слушая Арагорна. – Надо спешить на юг. Оставим этих безумцев с их бреднями! Или прикажешь связать их и отвезти к Королю?

– Тише, Эотайн![322] – остановил его Эомер по-рохански. – Обожди несколько минут. Пусть эоред[323] соберется у тропы. Приготовьтесь. Едем к Энтфорду.[324]

Эотайн, проворчав что-то невразумительное, отошел и передал отряду приказ командира. Всадники отъехали. Эомер остался с тремя чужеземцами один.

– Странные вещи ты говоришь, Арагорн, – сказал он. – Но я вижу, что ты не покривил душой. Рохирримы никогда не лгут, а потому и обмануть их трудно. И все-таки ты открыл мне не все. Расскажешь ли ты мне правду о вашем походе? Я должен решить, что мне делать.

– Я начал путь из Имладриса – того самого, о котором говорится в пророчестве. С тех пор минуло уже много недель, – ответил Арагорн. – В нашем Отряде был и Боромир, сын Дэнетора, воин из Минас Тирита. Я должен был идти в Минас Тирит вместе с Боромиром, чтобы помочь гондорцам в войне против Саурона. Сам же Отряд преследовал иную цель. О ней говорить я теперь не могу. Добавлю только, что вожатым нашим был Гэндальф Серый.

– Гэндальф! – воскликнул Эомер. – Гэндальфа Серого в Марке знают хорошо. Но предупреждаю тебя: имя его не поможет тебе снискать благосклонности в очах Короля. Гэндальф часто гостил в нашей стране на памяти нынешнего поколения. Он приходил когда хотел – иногда по два раза в год, иногда пропадал на несколько лет, и за его появлением всегда следовали странные и необычные события. Некоторые стали даже поговаривать, что он приносит несчастье. Действительно, после того как он побывал у нас этим летом, покоя мы уже не видели. Именно тогда начались нелады с Саруманом. Прежде мы считали Сарумана другом, но Гэндальф предупредил нас, что в Исенгарде готовятся к внезапному нападению на Рохан. Он сказал, что долго был пленником Орфанка, что ему с трудом удалось бежать, и попросил помощи. Но Теоден не пожелал слушать его, и Гэндальфу пришлось откланяться. Остерегись произносить его имя перед Теоденом! Король гневается на Гэндальфа. Он забрал из наших табунов жеребца по имени Скадуфакс, лучшего из коней, вожака королевских меарасов[325], на которых могут садиться только владыки Рохирримов. Скадуфакс происходит от прославленного коня, что принадлежал королю Эорлу, а конь Эорла, как известно, понимал человеческую речь. Семь ночей назад Скадуфакс вернулся, но гнев Короля еще не остыл: конь одичал и никого к себе не подпускает.

– Значит, Скадуфакс отыскал дорогу домой с далекого севера, – сказал Арагорн. – Именно там расстались они с Гэндальфом. Но – увы! – Гэндальф никогда больше не оседлает коня. Он рухнул во тьму Морийских Копей и покинул мир.

– Горе нам! – воскликнул Эомер. – Тяжко мне слышать эти вести, и не только мне, но и многим из нас, хотя есть в Рохане и такие, кто ничуть не опечалится. Ты и сам убедишься в этом, явившись пред королевские очи.

– Эти новости гораздо горше, чем вы, роханцы, в состоянии представить себе, хотя последствия этой потери отзовутся и у вас – причем еще до конца года, – проговорил Арагорн. – Но когда гибнет старший, бразды приходится брать младшему. После Мории во главе Отряда встал я. Мы прошли через Лориэн – чтобы судить об этом заповедном крае, нужно знать о нем больше, нежели знаешь ты! – а потом по Великой Реке спустились к водопаду Раурос. Там нашел свою смерть Боромир, пронзенный стрелами тех самых орков, которых вы только что уничтожили.

– Ты возвещаешь нам только горе! – вскричал Эомер, потрясенный до глубины души. – Смерть Боромира – великий урон для Минас Тирита и для всех нас! Это был воистину достойный муж. Слава его гремела повсюду! В Рохане он бывал редко – его вечно требовали к себе войны, гремевшие на восточных границах Гондора. Но мне доводилось встречаться с ним. Он напоминал скорее быстрых в брани сынов Эорла, нежели гондорцев, строгих и суровых. Он стал бы великим вождем своего народа, но, видно, судьба распорядилась иначе... Почему же нет вестей из Гондора? Когда случилась эта беда?

– Скоро уже четыре дня, – ответил Арагорн. – В тот же вечер мы тронулись в путь от Тол Брандира – и вот, стоим перед вами.

– Вы прошли этот путь пешком?! – не поверил Эомер.

– Да, как видишь.

Эомер широко раскрыл глаза от удивления.

– Бродяга-Шире-Шаг – слишком скромное прозвище для тебя, сын Араторна! Я назвал бы тебя Крылоходом! Об этом Походе Троих долго будут петь менестрели. Сорок лиг и еще пять в придачу, и все пешком – а ведь и четырех дней не прошло, как вы в пути! Крепок же род Элендила! Но скажи, господин мой, чего ты хочешь от меня? Мне надо спешить обратно к Теодену. Пока мои люди были рядом, мне приходилось блюсти осторожность в речах. Мы действительно не воюем еще с Черной Страной, и при дворе есть такие, кто нашептывает Королю на ухо трусливые советы, но войной пахнет, и пахнет крепко. Мы по-прежнему в союзе с гондорцами и не нарушим данного слова – прийти на помощь по первому зову: так говорю я и те, кто за меня. Третий Маршал отвечает за покой восточных провинций, и я отослал отсюда все табуны вместе с табунщиками, велев им не переходить Энтвейи. Здесь остались только стражи да разведчики на быстрых лошадях...

– Так вы не платите дани Саурону? – перебил Гимли.

– Нет, и никогда не будем! – глаза Эомера сверкнули. – До меня тоже дошли эти лживые слухи. Несколько лет назад Властелин Черной Страны хотел купить у нас лошадей и много давал за них, но мы отказались, так как он использует коней для злых дел. Тогда он стал засылать в Рохан орков-конокрадов, и те свели у нас немало жеребцов, предпочитая вороных, так что вороной масти у нас почти не осталось. Вот почему с орками у нас вражда без пощады и милости. Но в последнее время больше всего обид мы терпим от Сарумана. Он провозгласил себя властелином этих земель, и вот уже много месяцев, как между нами идет война. Он набрал себе на службу орков, волков и горцев-головорезов, он закрыл для нас Роханскую Щель, и мы того и гляди окажемся в тисках – враги на западе, враги на востоке... Тяжело воевать с таким противником! Саруман – волшебник, он хитер и весьма искусен; к тому же он умеет менять облик. Говорят, он появляется в образе старика, закутанного в плащ с капюшоном, и с виду этот старик точь-в-точь Гэндальф. Соглядатаи Сарумана пробираются через все заслоны, а его птицы, вестники несчастья, кружат в нашем небе день и ночь. Не знаю, чем это закончится, но сердцем я чувствую недоброе. Мне кажется, у Сарумана друзья не только дома, в Исенгарде. Побываешь при дворе – увидишь сам. Или ты откажешь мне в просьбе и не явишься к Королю? Может быть, я напрасно надеюсь, что ты послан помочь мне в минуту сомнения и тревоги?

– Я приду в Эдорас, как только смогу, – обещал Арагорн.

– Но почему не сейчас? В нынешнее время испытаний наследник Элендила одним своим появлением оказал бы нам неоценимую помощь. На полях Западного Эмнета идет битва, и я боюсь, что победы нам не вырвать. Я повел свой эоред на север, не испросив на то соизволения Короля, и дворец остался почти без охраны. Но я не мог поступить иначе: разведчики донесли, что три ночи назад с Восточной Стены спустился большой отряд орков, и на щитах у некоторых из них – белый герб Сарумана. Неужели Орфанк заключил союз с Черным Замком? Это было бы страшнее всего! Заподозрив чудовищный сговор между Саруманом и Мордором, я собрал свой эоред и выступил. Два дня назад на закате мы нагнали орков близ окраин Энтвуда.[326] Там мы окружили их и вчера на рассвете дали бой. Пятнадцать человек потерял я в этом бою, пятнадцать человек и двенадцать лошадей – орков оказалось больше, чем мы думали. Видимо, с востока, из-за реки, пришло пополнение. Об этом говорит и след, на который мы наткнулись немного севернее. Под самый конец на помощь к нашим врагам подоспел еще один отряд – из леса. Это были настоящие великаны, тоже с Белой Рукой Исенгарда на шлемах: самое сильное и яростное племя! Но мы покончили и с ними, – правда, это отняло у нас слишком много времени. Мы нужны и на юге, и на западе. Не хотите ли присоединиться к нам? Кони, как видите, найдутся, найдется и работа для твоего меча. Топор гнома и лук эльфа тоже найдут себе дело – если только эльф и гном простят мне необдуманные слова о Владычице Золотого Леса! Я просто повторил то, что говорят в наших краях, и рад буду послушать, если кто знает больше моего.

– Твоя речь благородна, – отозвался Арагорн. – Спасибо тебе. Сердце мое рвется сойти с предуказанного пути и последовать за тобой, но я не могу бросить друзей, пока остается надежда, что они отыщутся.

– Надежды не осталось, – сказал Эомер. – На северной границе ты их не найдешь.

– Но их нет и там, откуда мы пришли! А в наших руках верный знак, который говорит о том, что неподалеку от Восточной Стены по крайней мере один из них был еще жив. От Стены и до самых холмов мы не видели больше ничего особенного. Тропа шла прямо, не разветвляясь, и никто в сторону не свернул – если только мое искусство мне не изменило и я не ошибся, читая следы.

– Что же могло с ними статься?

– Не знаю. Я подумал было, что они погибли, а тела сгорели вместе с орочьими. Но ты уверяешь меня, что этого не может быть. Остается поверить тебе. Могу предположить только одно – перед сражением их успели уволочь в лес. Видимо, это произошло прежде, чем твои всадники окружили орков... Ты поклялся бы, что никто не ускользнул в чащобу?

– Клянусь, что с минуты, когда мы их заметили, ни один орк не ускользнул, – воскликнул Эомер. – На подходе к лесу мы их опередили, а потому если кто и прорвался через кольцо осады, то, по меньшей мере, какой-нибудь эльфийский колдун!

– Наши друзья одеты так же, как мы, – заметил Арагорн. – А нас вы проглядели. И это днем, не ночью!

– Да, верно, об этом я забыл, – согласился Эомер. – И потом – сегодня случилось так много чудес, что я уже ни в чем не уверен. Чего только не творится на свете! Гномы разгуливают по Рохану под руку с эльфами, люди остаются живы после беседы с Лесной Владычицей – и в придачу ко всему в Рохан возвращается меч, сломанный еще до того, как отцы отцов наших вступили на землю Страны Всадников, причем возвращается перекованным! В такие времена мудрено разобраться, где твое место и в чем твой долг!

– Не более, чем в любые другие, – сказал Арагорн. – Добро и зло всегда остаются добром и злом – как для людей, так и для эльфов с гномами. Надо только уметь отличить одно от другого – будь то у себя дома или в Золотом Лесу.

– Поистине так, – согласился Эомер. – Я верю тебе, и сердце мое знает, как надо поступить. Беда в том, что я не могу следовать зову сердца! Наши законы запрещают чужеземцам странствовать в пределах Марки без соизволения Короля. Время теперь смутное, и закон стал еще строже. Я просил вас: поезжайте с нами по доброй воле! Но вы отказываетесь. Не биться же нам! Сто против троих – это не в моем обычае!

– Думаю, ваш закон писан для других случаев, – возразил Арагорн. – Такой ли уж я чужестранец? Я не раз бывал в ваших краях и даже сражался в рядах роханских воинов – только под другим именем. Тебя я прежде не видел, так как ты молод, но мне приходилось беседовать и с твоим отцом Эомундом, и с Теоденом, сыном Тенгела. В прежние времена благородный роханский военачальник не остановил бы человека, спешащего на выручку друзьям! Впрочем, мой долг – идти вперед. А ты, сын Эомунда, выбирай! Либо помоги нам, либо отпусти, если не хочешь помочь. А нет – поступай согласно закону. Но тогда к твоему Королю вернется не сто воинов, а намного меньше.

Эомер на минуту смолк и наконец принял решение:

– Мы оба спешим. Мой эоред с нетерпением ждет команды, стремясь поскорее выступить в путь, а твоя надежда с каждым часом становится все призрачней. Я сделал выбор. Идите своим путем! Более того, я дам вам коней. Об одном только прошу: когда выполните свой долг или убедитесь, что поиски тщетны, – верни коней в Метузельд[327], в Эдорас, к престолу Теодена. Этим ты покажешь Королю, что я рассудил верно. От этого будет зависеть моя честь и, может быть, самая жизнь! Не подведи!

– Не подведу, – молвил Арагорн.

 

Велико было удивление воинов Эомера, когда они услышали приказ отдать свободных коней чужестранцам. Много было брошено мрачных и сомневающихся взглядов на предводителя эореда, но только Эотайн осмелился открыто возвысить голос:

– Может, и стоит ссудить коня этому воину, который принадлежит к роду властителей Гондора, если верить ему на слово, – но слыханное ли дело, чтобы скакуна Роханской Марки оседлал гном?!

– Успокойся – никто не слышал о таком, никто и не услышит, – откликнулся Гимли. – Я лучше пойду пешком, чем взберусь на этакую зверюгу, даже если меня будут заставлять силой!

– Придется тебе, однако, уступить. Нам некогда дожидаться пешего, – заметил Арагорн.

– Не волнуйся, друг мой Гимли, – успокоил гнома Леголас. – Мы с тобой поедем на одном коне. Тогда тебе нечего будет бояться. Коня оседлаешь не ты, а я, и править им тебе тоже не придется.

Арагорну подвели крупного темно-серого жеребца.

– Его зовут Хасуфэл, – сказал Эомер. – Пусть он послужит тебе верой и правдой и пусть тебе повезет больше, нежели его прежнему хозяину, Гарульфу!

Конь Леголаса был не такой крупный, зато норовистый и горячий. Его имя было Арод.[328] Леголас попросил роханцев снять седло и уздечку.

– Обойдусь и так, – сказал он и легко вскочил на спину коня.

Ко всеобщему удивлению, Арод изъявил готовность повиноваться и, казалось, понимал нового седока без слов – эльфы легко находят общий язык со всеми добрыми животными. Когда к Леголасу подсадили Гимли, гном обхватил эльфа так крепко, что впору было вспомнить, как вцепился когда-то в борт эльфийской лодки Сэм Гэмги.

– Доброго пути! Желаю вам найти то, что вы ищете! – напутствовал их Эомер. – Возвращайтесь как можно скорее и пусть наши мечи засверкают рядом!

– Я вернусь, – молвил Арагорн.

– Я тоже, – обещал Гимли. – Нам с тобой надобно побеседовать о Владычице Галадриэли. Придется поучить тебя любезности!

– Посмотрим, – ответствовал Эомер. – Сегодня произошло столько странных событий, что я не удивлюсь, если мне придется после всего этого поступить в обучение к гному и его топор навсегда вобьет мне в голову вселюбезнейшее почтение к его Прекрасной Даме.[329] Прощай!

 

На этом они расстались. Быстро, как ветер, помчались кони роханцев, и когда спустя некоторое время Гимли оглянулся, эоред Эомера превратился уже в едва заметное пятнышко на горизонте. Арагорн не обернулся ни разу: он ехал низко нагнувшись, почти касаясь щекой шеи Хасуфэла, и вглядывался в следы. Вскоре они поехали вдоль берега Энтвейи. Здесь к орочьей тропе присоединилась вторая такая же, идущая с востока, из Волда. Судя по всему, о ней и упоминал Эомер.

Арагорн спешился и тщательно осмотрел землю, затем, снова сев на коня, проехал немного вдоль боковой тропы, стараясь не затоптать следов. Вскоре он снова спрыгнул на траву и прошелся взад-вперед, внимательно глядя под ноги.

– Много здесь не вычитаешь, – сказал он, вернувшись к друзьям. – Основной след изрядно попорчен лошадьми роханцев: на обратном пути всадники, видимо, держались ближе к реке. Что до второй тропы, то там следы сохранились лучше, но среди них нет ни одного, который вел бы назад, к Андуину. Надо бы ехать помедленнее и убедиться, что никто не свернул в сторону. На этом месте орки наверняка уже заметили погоню и вполне могли оттащить пленников куда-нибудь в сторону или хотя бы попытаться это сделать.

 

Погода менялась к худшему. С Волда пришли низкие серые тучи, солнце затуманилось. Лесистые склоны Фангорна медленно приближались, темнея по мере того, как день клонился к вечеру. Охотники так и не обнаружили следов, которые вели бы в сторону от дороги, зато стали натыкаться на орков, застигнутых внезапной смертью: у одних из спины, у других из шеи торчали стрелы с серым оперением.

Наконец, когда дневной свет уже мерк, друзья добрались до опушки леса и на поляне, среди первых деревьев, обнаружили огромное кострище. Угли еще не остыли и дымились. Поодаль кучей громоздились шлемы, расколотые щиты, сломанные мечи, копья, луки, стрелы, дротики, доспехи и прочее орочье снаряжение. Посреди поляны скалилась насаженная на палку голова огромного гоблина, на его расколотом шлеме все еще виднелся белый герб. Чуть в стороне, невдалеке от реки, высился курган, насыпанный, видимо, совсем недавно: земля на нем еще не подсохла. В свежесрезанный дерн, покрывавший склоны, было воткнуто пятнадцать копий.

Арагорн и его товарищи наскоро обследовали землю на поляне и далеко вокруг, но дневной свет погас – и наступил вечер, тусклый и туманный. За ним спустилась ночь, а следов Мерри и Пиппина найти так и не удалось.

– Мы сделали все, что могли, – печально подытожил Гимли. – От самого Тол Брандира мы только тем и занимаемся, что разгадываем загадки, но эта будет потруднее прочих. Боюсь, кости хоббитов сгорели вместе с орочьими. Тяжело будет Фродо узнать об этом – если он, конечно, когда-нибудь узнает! А старый хоббит, который ждет их в Ривенделле?.. Элронд был против того, чтобы они шли с нами.

– А Гэндальф – за, – напомнил Леголас.

– Гэндальф тоже вызвался идти и погиб первым, – отозвался Гимли. – Дар предвидения изменил ему.

– Гэндальф вызвался идти отнюдь не потому, что предвидел для себя и других благополучный исход, – сурово напомнил Арагорн. – Есть дела, отказываться от которых бесчестно, хотя исход их темен и неясен. Пожалуй, я останусь пока тут и посмотрю еще. Тем более что до рассвета трогаться с места мы не собираемся.

 

Они расположились на ночлег под раскидистым деревом, напоминавшим каштан, что росло неподалеку от места, где разыгрался бой. На ветвях дерева сохранилось множество прошлогодних листьев – широких, бурых, похожих на иссохшие ладони с длинными растопыренными пальцами. При каждом дуновении ночного ветра листья сухо и печально шелестели.

Гимли стучал зубами от холода. С собой у каждого было только по одному одеялу.

– Давайте разведем костер, – предложил гном. – Я уже ничего не боюсь. Пусть орки летят на огонь, как мотыльки на свечу, мне все равно!

– Если хоббиты блуждают по лесу, огонь мог бы выманить их на поляну, – добавил Леголас.

– Огонь может приманить не только орков и хоббитов, а и еще неведомо каких тварей, – предостерег Арагорн. – Мы в двух лигах от гор, оцепляющих владения предателя Сарумана. Кроме того, мы на краю Фангорна, а, говорят, здешние деревья трогать опасно!

– Но Рохирримы разожгли вчера на поляне огромный костер, – возразил Гимли. – Они повалили не одно дерево, это видно сразу. Однако ночь после боя у них прошла без приключений.

– Всадников было много, – напомнил Арагорн. – Да им и нет дела до Фангорна – они заглядывают сюда редко, а в чащу не забредают никогда. Ну а наш путь может увести нас в самое сердце леса. Будьте осторожны! Не рубите живых деревьев!

– Нет нужды, – заметил Гимли. – Роханцы оставили достаточно дров и хворосту, да и сухих веток на земле полно.

Он отправился за растопкой и вскоре уже возился с костром. Арагорн сел под деревом, прислонился спиной к стволу и погрузился в глубокое раздумье. Леголас вышел на поляну, встал лицом к непроглядной стене леса и слегка наклонился, словно прислушиваясь к чему-то.

Когда гном разжег наконец небольшой, но яркий костерок, все трое обступили огонь, загораживая свет плащами. Леголас ненароком поднял глаза на дерево, распростершее над ними длинные ветви.

– Смотрите! – воскликнул он с удивлением. – Дерево радо огню!

Танцующие тени могли обмануть глаз, но всем троим одновременно показалось, что сучья, изогнувшись, тянутся к костру. Верхние ветви старались нагнуться пониже, бурые листья трепетали, напрягались и чуть слышно терлись друг о друга, как иззябшие шершавые ладони.

Наступила тишина; все неожиданно почувствовали на себе взгляд темного, неведомого, погруженного во мрак леса.[330] Лес неслышно дышал в темноте и, казалось, таил про себя неведомые, никем не разгаданные мысли.

Леголас проговорил:

– Кэлеборн предупреждал нас, чтобы мы не заходили в глубь Фангорна. Почему бы это, скажи, Арагорн? И что говорится в тех легендах, о которых упоминал Боромир?

– Легенд в Гондоре, да и не только в Гондоре, достаточно, – ответил Арагорн. – Но если бы не слова Кэлеборна, я считал бы эти легенды обыкновенными байками, что расползаются по свету, когда утрачено подлинное знание. Я сам хотел спросить тебя, Леголас, много ли в них правды? Но если даже Лесной эльф не знает этого, что взять с человека?

– Ты много путешествовал, – возразил Леголас. – А что мог слышать о Фангорне я, кроме нескольких песен? В них поется, что прежде здесь обитало племя Онодримов. Люди называли их энтами. Лес этот очень и очень стар, даже по эльфийским меркам...

– Как и тот лес, что за Курганами, – подтвердил Арагорн. – Но Элронд говорил, что эти два леса в чем-то сродни. Это последние бастионы древних лесов, что владели землей в Старшие Времена, когда Перворожденные скитались по Средьземелью, а людское племя еще не очнулось ото сна... Но у Фангорна есть и свой, особый секрет. А вот что это за секрет – я не знаю.

– А я так и знать не желаю, – заявил Гимли. – Кто бы тут ни обитал, я приложу все усилия, чтобы с ним не встретиться!

Друзья бросили жребий, собираясь бодрствовать по очереди. Первая стража досталась Гимли; Арагорн и Леголас легли отдыхать. Прежде чем заснуть, Арагорн обернулся и уже сонным голосом произнес:

– Помни, Гимли, от фангорнского дерева не то что ветку – сучок опасно отломить! И не ходи в лес за хворостом, даже если пламя начнет гаснуть! В крайнем случае растолкай меня.

С этими словами он повернулся на бок и вскоре уже спал мертвым сном. Леголас лежал без движения, скрестив на груди длинные, узкие ладони. Глаза его были открыты. Глубокий сон и ночь мира живых смешались в них воедино: так спят все эльфы. Гимли уселся поближе к огню, задумчиво водя пальцем по лезвию топорика. Листья над головой по-прежнему шелестели, но вокруг все было тихо.

Вдруг Гимли случайно поднял глаза – и остолбенел. На самой границе освещенного круга стоял, опершись на палку, согбенный старец в длинном плаще. Глаза его скрывала низко надвинутая широкополая шляпа. Гимли вскочил, от изумления не догадавшись даже крикнуть, хотя его сразу же осенило: это Саруман! Они в ловушке! Арагорн с Леголасом, потревоженные резким движением гнома, приподнялись – и тоже увидели незнакомца. Тот не пошевелился и не издал ни звука.

– Что тебе нужно, отче? – спросил Арагорн, резко встав и выпрямившись. – Может, ты озяб? Тогда подходи и грейся!

Он шагнул вперед, но старика на краю освещенного круга уже не было. Следов поблизости отыскать не удалось, а отходить от костра друзья не решились: месяц давно закатился и тьма вокруг стояла такая, что хоть глаз выколи.

Вдруг Леголас вскрикнул:

– Кони! Кони!

Кони пропали бесследно. Они вырвали из земли колья, к которым были привязаны, и унеслись прочь. Удрученные новым ударом судьбы, трое друзей долго стояли не двигаясь и молчали. Они были на краю Фангорна. Много, много долгих лиг простиралось меж ними и селениями роханцев – а больше в этом краю, полном опасностей, помощи ждать было неоткуда. На миг им почудилось, что откуда-то доносится далекое фырканье и ржанье. Затем все опять стихло – только листья холодно шелестели на ветру.

– Итак, с конями придется распрощаться, – молвил наконец Арагорн. – Ни догнать, ни поймать их мы не сможем. Что ж, если они не пожелают вернуться – попробуем обойтись без них. Когда мы пустились в погоню, у нас были только ноги – по счастью, они и теперь при нас...

– Ноги? – переспросил Гимли. – Ноги годятся для ходьбы, но, увы, накормить не могут.

Он подкинул дров в огонь и, сгорбившись, сел подле.

– А ведь еще недавно ты ни за что не желал садиться на коня! – рассмеялся Леголас. – Если так пойдет и дальше, скоро из тебя выйдет заправский наездник!

– Похоже, случая уже не представится, – усмехнулся Гимли.

Спустя некоторое время он заговорил снова:

– Если хотите знать мое мнение, то я думаю, что это был Саруман! Кому тут еще шастать? Помните, что говорил Эомер? „Он появляется в образе старика, закутанного в плащ с капюшоном...“ Так вот, Саруман и увел наших лошадей, а может, просто спугнул их, и мы остались ни с чем! Помяните мое слово, на этом наши беды не кончатся!

– Я приму твое слово к сведению, – сказал Арагорн. – Но я принял к сведению и то, что старик был в шляпе, а вовсе не в капюшоне. Правда, это, скорее всего, не имеет никакого значения. Видимо, твоя догадка верна. Здесь мы в опасности – и днем и ночью. Сейчас же нам остается только лечь и отдохнуть, пока есть возможность. Дай-ка я посторожу вместо тебя, Гимли. Мне сейчас важнее поразмыслить, чем выспаться.

Ночь тянулась медленно. Арагорна сменил Леголас, Леголаса – Гимли, а там уже и рассвело. Ничего особенного не случилось. Старик больше не появлялся. Но и кони не возвратились.

 

Глава третья.

УРУК-ХАИ

 

Пиппину снился мрачный, беспокойный сон. Он слышал собственный зов, гулким эхом отдающийся в подземных коридорах: „Фродо! Фродо!“ Но вместо Фродо его окружили сотни оскаленных орочьих морд, и сотни отвратительных лап потянулись к нему со всех сторон. Где же Мерри?..

Он очнулся и обнаружил, что лежит на спине. В лицо дул холодный ветер. Смеркалось, и небо над головой быстро темнело. Пиппин повернулся на бок – и обнаружил, что сон был ненамного хуже яви. Запястья, колени и лодыжки хоббита были туго перетянуты веревками. Рядом лежал Мерри, мертвенно-бледный, с головой, обвязанной каким-то грязным тряпьем. Вокруг, куда ни обернись, сидели и стояли орки – целая свора.

Голова у Пиппина раскалывалась от боли, но постепенно обрывки воспоминаний связались воедино, и он смог наконец разобраться, где сон, а где явь. События восстановились в истинной последовательности. Сперва они с Мерри зачем-то бросились в лес. Что на них нашло? Почему они очертя голову сорвались с места, даже не дослушав Бродягу? Куда там! И ведь довольно далеко убежали, а главное, вопили не переставая, пока не напоролись прямо на орков! Те стояли на цыпочках – прислушивались, и, если бы хоббиты вовремя опомнились, орки могли бы их и не заметить. Но они с Мерри, можно сказать, кинулись им прямехонько в объятья. Орки взвыли, из-за кустов выскочили еще десятка три – и пошла драка. Пиппин и Мерри схватились за мечи, но орки явно не желали биться – только гонялись за ними, пытаясь изловить, хотя Мерри шутить не собирался – отсек злодеям две-три лапы по самый локоть. Молодчина Мерри!

Тут из-за деревьев появился Боромир. Уж он-то заставил орков драться по-настоящему! Одних он убил на месте, другие кинулись врассыпную. Хоббиты бросились к лагерю, но далеко уйти им не удалось – навстречу уже бежали новые орки, не меньше сотни, причем некоторые на редкость здоровенные. На Боромира посыпался град стрел. Гондорец схватил рог и протрубил в него, да так, что загудело по всему лесу и орки, сробев, отступили, – но на зов ответило только эхо, и враги бросились в атаку еще яростнее. Больше Пиппин почти ничего не помнил. Последним, что он видел, был Боромир: гондорец сидел, прислонившись к дереву, и пытался вытащить из груди стрелу. Потом наступила темнота.

„Надо полагать, меня хряснули чем-нибудь тяжелым по голове, – догадался хоббит. – Как там, интересно, Мерри? Сильно ему досталось или не очень? Что с Боромиром? Почему орки нас не прикончили? Где мы и куда нас тащат?“

Ни на один из этих вопросов ответа не было. Пиппин сильно озяб, его подташнивало. „И зачем только Гэндальф за нас вступился перед Элрондом? – подумал он. – Толку от меня все равно никакого. Так, попутчик, если не просто лишний мешок с тряпьем. И вот меня украли, и теперь этот мешок волокут орки. Хорошо бы Бродяга или еще кто-нибудь отбил этот мешок обратно! Только на это и надеяться нечего. У Отряда совсем другие планы. Сбежать, что ли?“

Он попробовал ослабить путы, но безуспешно. Один из сидевших рядом орков расхохотался и прокаркал что-то своему соседу на отвратительном гоблинском наречии.

– Отдыхай, пока дают, паря, – повернулся он затем к Пиппину, переходя на Общий Язык, который в его устах звучал почти так же омерзительно, как грубый орочий клекот. – И не рыпайся! Учти, в дороге разлеживаться не позволят. Еще успеешь пожалеть, что у тебя есть ноги!

– Дали бы мне волю, ты пожалел бы, что вообще на свет родился, – подхватил второй орк. – Ух и попищал бы ты у меня, крысенок! – Он низко наклонился над Пиппином и ощерил желтые клыки. – Нишкни-ка, а не то пощекочу вот этим! – И он повертел у хоббита перед глазами длинным зазубренным кинжалом с черной рукоятью. – Прикуси язык и лежи тихо, а то ведь я могу нечаянно и забыть о приказе. Будь они прокляты, эти исенгардцы! Углук у багронк ша пушдуг Саруман-глоб бубхош скай!..[331]

И он долго еще крыл кого-то на чем свет стоит, постепенно затихая и переходя на фырканье и бормотанье.







©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.