 |
|
СПИСОК ИМЕН И НАЗВАНИЙ.. 871 41 страница
– О том самом, – ответил Пиппин и, тщательно выбирая слова, продолжал: – Только в темноте у тебя ничего не выйдет, если мы тебе не поможем. Хочешь сберечь силы и время? Тогда развяжи нам ноги. Иначе мы тебе ничего не скажем и не покажем.
– Глупые, мяконькие крошки, – хрипло засипел Грышнах. – Мы вытянем из вас все, что вы знаете, и все, что имеете, дайте только срок. Все до последнего клочка, ясно? Вы еще пожалеете, что мало знали. Тому, кто будет вас допрашивать, не так-то легко угодить! Вот увидите! А спешить вам будет некуда, совершенно некуда. Как вы думаете, что это с вами так носятся? Уж не из доброты, мои дорогие карапузики, поверьте мне. Таких глупостей даже за Углуком не водится.
– Охотно верим, – сказал Мерри. – Но до твоего дома еще далеко. И похоже, что этой штуке с тобой не по пути. Если нас уволокут в Исенгард, Большому Грышнаху достанется дуля с маком. Саруман присвоит все, что найдет, уж это как пить дать. Если не хочешь остаться с носом, надо поторапливаться.
Терпению Грышнаха наступал конец. Имя Сарумана окончательно вывело его из себя. Время уходило, галдеж вдалеке постепенно стихал. Вот-вот подоспеет Углук со своими ражими молодцами...
– Так оно у вас? У которого? – прохрипел орк.
– Голлм-голлм, – булькнул Пиппин.
– Ноги, ноги развяжи, – сказал Мерри.
Руки у орка заходили ходуном.
– Грязные, подлые козявки, – зашипел он. – Ноги им развяжи! Да я из вас все жилы вытяну! По косточкам разберу, а найду! На клочья разнесу! Зачем мне ваши ноги? Что, я сам вас не уволоку? В два счета! Тут-то уж мне никто не помешает!
Он сунул хоббитов под мышки и прижал к бокам. Руки у него были невероятно сильными. Как следует придавив пленников, Грышнах заткнул им рты, да так, что они чуть не задохнулись. Затем, согнувшись в три погибели, орк прыгнул в темноту и поспешил прочь из лагеря. Выбрав местечко, где удобнее было проскользнуть между часовыми, он черной тенью скатился вниз и, оказавшись у подножия холма, сразу повернул на запад, к лесу, туда, где из чащи вытекала река. Казалось, там охраны почти нет – в пустынной темноте светился один-единственный костерок.
Пройдя несколько шагов, Грышнах остановился, огляделся по сторонам и прислушался. Все было тихо. Пригнувшись чуть ли не к самой земле, он осторожно двинулся дальше, вновь замер, прислушался – и поднялся во весь рост, словно для решающего рывка. В тот же миг впереди вырос темный силуэт всадника. Конь поднялся на дыбы и зафыркал. Человек что-то громко крикнул.
Грышнах бросился на землю, подмяв хоббитов под себя, и выхватил меч. Видимо, он решил, что лучше уж заколоть пленников, чем допустить, чтобы они убежали или попали в руки к роханцам. Но осуществить свое намерение ему не удалось. Меч звякнул о ножны, лезвие блеснуло в пламени ближайшего костра, и в темноте тут же раздался звук спускаемой тетивы. То ли роханец-лучник на редкость хорошо знал свое дело, то ли сама судьба направила полет стрелы, но она вонзилась орку прямо в правую руку. Тот выпустил меч и завизжал. В темноте послышался стук копыт. Грышнах вскочил и кинулся наутек, но тут же упал снова, сбитый возникшим из мрака конем. В следующий миг роханское копье прошило орка насквозь. Грышнах испустил леденящий душу вопль и остался лежать без движения.
Пленники сочли за лучшее не шевелиться – как бросил их Грышнах, так они и лежали. На помощь всаднику подоспел еще один. Не то увидев хоббитов – а для этого требовалась особая зоркость! – не то почуяв, конь легко перескочил через них, но сам всадник не заметил вжавшихся в землю невеличков в эльфийских плащах – а те под впечатлением пережитого ужаса боялись даже вздохнуть.
Наконец Мерри пошевелился и тихонько прошептал:
– Пока все складывается отлично. Только как бы нас с тобой самих не проткнули тем же манером! Как быть-то?
Ответ пришел мгновенно. Со стороны холма донесся шум. Исступленный вопль Грышнаха поднял на ноги всех орков до единого. Вскоре по крикам и ругани, долетавшим из лагеря, хоббиты догадались, что пропажа обнаружена. Видимо, Углук опять снимал головы с плеч. Внезапно справа, из-за костров, со стороны гор и из леса, донеслись ответные крики. Похоже, Маухур все-таки подоспел на помощь и решил не долго думая напасть на осаждающих. Послышался топот конских копыт. Часть всадников теснее сомкнула кольцо осады, чтобы не дать окруженным оркам соединиться с подкреплением, а часть поскакала навстречу новоприбывшим. Мерри и Пиппин неожиданно поняли, что, не сделав и шагу, оказались вне круга осады: теперь ничто не мешало им бежать куда вздумается.
– Будь у нас ноги-руки свободны, можно было бы дать стрекача, – вздохнул Мерри, – но мне до узлов ни за что не дотянуться. Даже зубами.
– Не трать сил, – рассмеялся Пиппин. – Я уже давно собираюсь тебе сказать, что мне удалось развязать руки. Эти веревки только для виду. Но ты лучше сначала погрызи лембас!
Пиппин стряхнул с рук веревку и добыл из кармана хлебцы. Лембасы раскрошились, но листья, в которые они были завернуты, остались целы. Хоббиты съели по несколько кусочков; вкус лембаса напомнил им милые лица друзей, смех и настоящую еду. Все это было когда-то и минуло – вместе с тишиной и покоем. Хоббиты жевали вдумчиво, не обращая внимания на вопли и лязг оружия, – битва разыгрывалась совсем неподалеку. Пиппин вернулся к действительности первым.
– Пора сматываться, – сказал он. – Минуточку!
Меч Грышнаха лежал поблизости, но – увы – Пиппину он оказался не по плечу: тяжеловат, да и неудобен. Хоббит подполз к трупу и, отыскав на поясе у орка ножны, вытащил оттуда длинный острый кинжал. Теперь он без труда мог перерезать веревки.
– А теперь в путь, – сказал он, покончив с этим делом. – Мы подкрепились, так что, надеюсь, ноги не подведут, но я предлагаю для начала попробовать другой способ – по-пластунски!
Мерри не спорил, и они поползли. Земля была мягкая, упругая, и это помогало хоббитам, но все же продвигались они медленно и с трудом, а путь пришлось проделать порядочный. Только обогнув как можно дальше сторожевой костер и выбравшись к реке, бурлившей в черной глубине под обрывом, хоббиты наконец оглянулись.
Шум смолк. Видно, „парней“ Маухура в конце концов перебили, а нет – так обратили в бегство. Осада продолжалась, но развязка была уже близка: ночь минула, близился рассвет, и небо на востоке постепенно бледнело.
– Надо бы куда-нибудь спрятаться, – сказал Пиппин. – Как бы нас не заметили! Всадники, конечно, догадаются, что мы не орки, когда разглядят наши трупы поближе, но вряд ли нас это сильно утешит. – Он поднялся и слегка притопнул. – Ну и веревки – все равно что сталь! Но все-таки ноги уже согреваются. А ты как?
Мерри встал.
– Вроде не падаю, – объявил он. – Лембас меня прямо воскресил. Надо сказать, я ему больше доверяю, чем этому орочьему кипятку. Интересно, из чего они его делают? Хотя лучше, наверное, не знать!.. Давай-ка спустимся и выпьем воды, чтобы забыть этот вкус и не вспоминать больше!
– Только не здесь, – предостерег Пиппин. – Здесь чересчур крутой берег. Айда за мной!
И они побрели вдоль реки к лесу. Небо на востоке становилось все светлее. Пиппин и Мерри весело обменивались впечатлениями, на всегдашний хоббичий лад болтая легко и беззаботно. Если бы кто-нибудь в эту минуту подслушал их, то, наверное, ни за что не догадался бы, что они только что перенесли жестокие испытания и подвергались смертельной опасности. Кстати сказать, им и теперь не больно-то светило найти помощь, участие или хотя бы убежище, что оба отлично понимали.
– А вы неплохо провернули это дельце, уважаемый господин Тукк! – говорил Мерри. – Если мне повезет и я смогу отчитаться перед стариком Бильбо, то вам, уважаемый, выделят в книге никак не меньше отдельной главы, это уж как пить дать! Отличная работа! Как ловко тебе удалось расколоть этого волосатого бандюгу, а? Просто блеск! И подыграл ты ему славно. Только бы вот узнать, наткнулся ли кто-нибудь на твой след и что стало с брошкой. Потеряй я свою, я бы ужасно расстроился, а твоя-то, боюсь, пропала с концами! Эх! Чтобы с тобой сравняться, надо будет изрядно попотеть. Впрочем, теперь наступает черед твоего кузена Брендибэка! Ты, верно, понятия не имеешь, где мы очутились, а я, в отличие от тебя, в Ривенделле времени даром не терял и знаю, что мы находимся не где-нибудь, а на берегу Энтвейи, а впереди – последний отрог Туманных Гор и Фангорнский лес.
Как бы в подтверждение его слов прямо перед ними вдруг выросла темная стена деревьев. Ночь словно искала укрытия под раскидистыми великанами, отступая перед рассветом.
– Что ж, вперед, господин Брендибэк! – согласился Пиппин. – А может, лучше назад? Нас предупреждали, что в этом лесу не очень-то погуляешь. Хотя что я говорю! Столь ученый хоббит не мог позабыть такой важной подробности!
– Да уж как-нибудь, – ответил Мерри. – Но сейчас, по-моему, лучше схорониться в лесу, чем соваться обратно, в гущу драки!
И он шагнул вперед, в тень могучих крон. Деревья в этом лесу казались такими старыми, что невозможно было догадаться, сколько же им лет. С ветвей, развеваясь и покачиваясь на ветру, свисали длинные бороды лишайников. Прежде чем углубиться в чащу, хоббиты в последний раз боязливо выглянули из лесной мглы. В тусклом полумраке они напоминали малышей-эльфов – вот так же выглядывали когда-то из-за стволов Дикого Леса дети Старшего Племени, дивясь первому Восходу...
Далеко-далеко, за Великой Рекой, за Бурыми Увалами, за серыми степными верстами, разгоралась заря, алая как пламя. Звучно затрубили роханские рога, приветствуя солнце. Лагерь всадников ожил. Рога, перекликаясь, вторили друг другу.
В холодном, чистом воздухе отчетливо разнеслось ржание боевых коней. Грянула песня. Край солнца – огненная дуга – медленно выступил из-за края мира[334], и роханские всадники с громким кличем ринулись в атаку. Алым засверкали на солнце кольчуги и копья. Орки завопили, заревели – и в одну минуту выпустили по всадникам все стрелы, какие у них только оставались. Несколько человек упали с коней, но строй роханцев не сломался: всадники накатили на холм, схлынули – и развернулись для новой атаки. Уцелевшие орки бросились врассыпную, но всадники гнались за ними, настигали и убивали. Внезапно из общей сумятицы выделился сплоченный орочий отряд и черным клином двинулся к лесу, прямо навстречу Мерри и Пиппину. Трое всадников, попытавшихся преградить оркам дорогу, уже лежали мертвые, порубленные саблями.
– Довольно глазеть, – решил Мерри. – Это же Углук! Что-то меня не тянет встретиться с ним еще раз!
Хоббиты повернулись и кинулись прочь, в темную, тенистую глубину леса.
Они так и не увидели развязки. У самого края Фангорна Углук оказался в тесном кольце всадников. Там он и был наконец убит Эомером, Третьим Маршалом Рохирримов; для этого Эомеру пришлось спешиться и вступить с главарем Урук-хаев в единоборство. Покончив с Углуком, всадники настигли в степи остальных орков – всех, у кого были еще силы бежать, – и уничтожили.
Затем, насыпав курган над телами павших товарищей и пропев им хвалу, роханцы развели огромный костер и развеяли прах врагов над полем сражения. Так закончился поход Урук-хаев к Андуину. Ни в Мордоре, ни в Исенгарде так никогда и не узнали, что произошло с орочьим отрядом. И все же дым от костра, поднявшийся высоко в небо, видели многие зоркие глаза.
Глава четвертая.
ДРЕВОБОРОД
Тем временем хоббиты с немалым трудом продирались через густую темную чащу, поспешая вверх по течению Энтвейи, на запад, к склонам гор, и все дальше углубляясь в Фангорнский лес. Страх оставался все дальше за спиной, и беглецы вскоре убавили шаг. Дышать отчего-то стало трудно, не хватало воздуха, но почему – хоббитам было невдомек.
Наконец Мерри остановился.
– Так мы далеко не уйдем, – сказал он, задыхаясь. – Ветерка бы!
– Или, на худой конец, водицы, – согласился Пиппин. – В горле пересохло!
Он забрался на большой корень, нависавший над потоком, и, наклонившись, зачерпнул горстью немного воды. Вода была чистая, холодная, и хоббит напился вдосталь. Не захотел отставать и Мерри. Вода освежила, на душе у друзей стало веселее. Они уселись на берегу, болтая в воде сбитыми в кровь ногами и оглядываясь на деревья, которые молча стояли вокруг, ряд за рядом уходя в серый полумрак.
– Ну как, не заплутал еще? – поинтересовался Пиппин, откидываясь к огромному, в несколько обхватов, стволу. – Вообще-то мы можем просто идти вдоль реки – Энтвейя, кажется, или как там ее называют? В случае чего вернемся той же дорогой.
– Если ноги не подкачают, – сказал Мерри, – и если не задохнемся.
– Да, уж больно тут душно, – признал Пиппин. – И темно. Прямо как в Большом Доме Тукков, что в Смайлах, близ Туккборо, в Старом Зале. В этом зале уже много поколений не переставляют мебель и вообще ничего не меняют. Когда-то там жил Старый Тукк, и жил так долго, что вместе с ним успел состариться и сам зал. Как он умер сотню лет назад, так там никто ничего и не трогал. А старина Геронтиус был моим прапрапрадедом. Стало быть, это история давняя... Но для этого леса, я чувствую, наши сто лет – чепуха. Что-то он уж больно древний. Ты только глянь на эти хвосты, усы и бороды! А листья? Сухие лохмотья какие-то. И почти не облетели. Не очень-то здесь опрятно... Интересно, какая в этом лесу бывает весна, если вообще бывает?
– И все-таки солнышко сюда заглядывает, – сказал Мерри уверенно. – Не то что в Черной Пуще, если не врет Бильбо. В Черной Пуще тьма непроглядная, чернота непролазная, и там водятся черные жуткие твари. А здесь просто темно. И какой-то он... ужасно древесный, этот лес. Вряд ли здесь живут звери. Разве забредет кто ненароком, но чтобы обосноваться надолго – нет, быть того не может.
– Хоббиты со зверями вполне согласились бы, – вставил Пиппин. – Не хочется мне идти через этот лес. Что мы тут забыли? Здесь хоть сотню верст пройди – ничего пожевать не встретишь, я уверен. Как наши запасы?
– Какие там запасы, – отозвался Мерри. – Никаких запасов у нас нет, кроме пары лембасов. Все осталось у лодок.
Они еще раз проверили карманы. Эльфийских хлебцев могло хватить разве что дней на пять, да и то если впроголодь.
– Одеял нет, завернуться не во что, – продолжал Мерри. – В какую сторону ни подайся, ночью будем стучать зубами.
– Ну ладно, по дороге что-нибудь придумаем, – махнул рукой Пиппин. – Утро-то, наверное, уже на исходе.
И вдруг они заметили в глубине леса пятно света, – видимо, солнечным лучам удалось пробить густую лесную кровлю.
– Глянь-ка! – восхитился Мерри. – Пока мы тут стояли, солнце, наверное, спряталось в облака, а теперь опять выглянуло. А может, просто поднялось повыше и нашло просвет в листьях? Это недалеко – идем посмотрим!
Идти, однако, пришлось дольше, чем представлялось. Начался крутой подъем, под ноги попадалось все больше камней. Просвет впереди постепенно расширялся, и наконец перед хоббитами выросла каменная стена – не то обнаженный кусок скалистого склона, не то кончающийся обрывом отрог далекого хребта. На скале деревья не росли, и солнце освещало ее целиком, а ветви рябин, берез и буков, стоявших у подножия, напряженно тянулись к залитому лучами солнца камню, словно пытаясь согреться. Стволы, в глубине леса такие серые и замшелые, здесь были ярко-коричневыми или блестели всеми оттенками исчерна-серого цвета и казались гладкими, как хорошо выделанная кожа, а пни зеленели, покрытые мхом, мягким и пушистым, как молоденькая травка: сюда уже пришла весна – а может, здесь обитал ее мимолетный призрак...
В камне виднелись уступы, которые вполне можно было принять за ступени, – но, скорее всего, здесь просто потрудились ветер, вода и время, уж больно грубая получалась „лестница“, да и по высоте ступени разнились. Высоко вверху, примерно на одном уровне с кронами деревьев, хоббиты приметили карниз. По краям его росло немало травы и колючек, а посередине застыл огромный сухой ствол, на котором осталось всего две ветви, да и те склонились к земле, так что дерево удивительно напоминало кряжистого старикана, щурящегося на утреннее солнышко.
– Полезли наверх! – бодро предложил Мерри. – Глотнем воздуха, а заодно и осмотримся.
Сказано – сделано. Вскоре они уже карабкались вверх по скале. Если каменные ступени и были рукотворными, то высекали их явно не для хоббитов! Оба друга были слишком воодушевлены и слишком поглощены трудным подъемом, чтобы спросить себя, почему перестали болеть синяки и ссадины, полученные в плену, и откуда столько сил.[335] Но как бы то ни было, вскоре они оказались на краю площадки у корней старого дерева, преодолели последнюю ступеньку, вскочили и, повернувшись лицом к лесу, перевели дух. Достаточно было бросить один взгляд с вышины, чтобы убедиться: ушли они недалеко – верст на пять-шесть от опушки, не больше. Деревья рядами спускались к долине, а у самого края леса к небу поднимались густые клубы черного дыма. Дым относило в сторону Фангорна.
– Ветер меняется, – заметил Мерри. – Снова с востока задувает. Холодновато здесь, наверху!
– Да, прохладненько, – отозвался Пиппин. – Боюсь, хорошая погода только подразнила и небо опять затянет тучами. А зря! Этот лохматый лес в лучах солнца совсем другой. Он мне даже начинает нравиться.
– Начинает нравиться? Поди-ка! Недурно, недурно, – послышался вдруг у них за спиной незнакомый голос. – Право же, вы очень любезны! Повернитесь-ка, повернитесь, дайте на вас поглядеть. Вот вы мне давно уже не нравитесь, но не будем спешить! Поворачивайтесь, поворачивайтесь!
Огромные узловатые руки опустились на плечи хоббитам, мягко, но властно повернули их кругом и подняли в воздух.
Хоббиты увидели перед собой удивительнейшее лицо, принадлежавшее не менее удивительному существу. Это был не то человек, не то тролль, великанского – не меньше четырнадцати футов – роста, и при этом крепкий и кряжистый. Голова у него была большая, несколько продолговатая и переходила прямо в туловище. Была на нем какая-нибудь одежда или нет, понять было трудно – серовато-зеленые складки на его груди и бедрах могли оказаться не тканью, а кожей или даже, если угодно, корой. По крайней мере, руки великана были обнажены и покрыты настоящей кожей – гладкой и смуглой. На ногах у существа было по семи пальцев, нижняя часть лица заросла длинной седой бородой, у корней жесткой, как прутья, а у кончиков пушистой, вроде мха. Но поначалу потрясенные Пиппин и Мерри не могли отвести взгляда от глаз древочеловека. Глаза эти внимательно и не торопясь изучали хоббитов. Карие, с зеленым огоньком в глубине, они, казалось, проникали в самые сокровенные уголки души. Пиппин не раз пытался описать свое первое впечатление от них, и вот что примерно у него получалось: „Глаза у него словно бездонные колодцы, а в колодцах – память целых тысячелетий и длинные, медленные мысли. Как будто все, что происходит здесь и сейчас, для него только искорки на поверхности, вроде как блестки солнца на листьях огромного дерева или рябь на воде очень, очень глубокого озера. Мне показалось, будто мы с Мерри нечаянно разбудили дерево, веками росшее и росшее себе из земли. Ну, не разбудили, наверное, потому что оно не совсем спало – оно, если хотите, просто жило само в себе, между кончиками своих корней и кончиками веток, между глубинами земными и небом, и вдруг проснулось – и смотрит на вас так же медленно и внимательно, как все эти бесконечные годы вглядывалось само в себя“.
– Грумм, гумм... – проворчал низкий бас, напоминающий звук какого-то деревянного инструмента. – Странно, очень странно! Главное – не спешить. Но этого за мной и не водится. Не услышь я ваших голосов... Голоса мне пришлись по душе. Славные, славные голосочки. Они мне что-то напомнили – только вот не припомню что... Приметь я вас раньше, чем вы заговорили, – растоптал бы, не раздумывая. Решил бы, что вы – орки, просто ростом не вышли. И ошибку заметил бы не сразу. Диковинные вы создания, право же, диковинные! Корень и крона! Ничего не понимаю!
Пиппин по-прежнему ничего не понимал, но бояться уже не боялся. Под взглядом этих глаз он чувствовал себя как-то чуднó, это да, но страха совсем не испытывал, и любопытство не замедлило взять верх.
– Я тебя очень-очень прошу, – сказал он, – ответь, пожалуйста, кто ты такой? И что ты тут делаешь?
В глазах великана появилось непонятное, чуть-чуть уклончивое выражение; колодцы захлопнулись.
– Грумм! Нда, – прогудел низкий голос. – Ну что ж! Я – Энт[336], по крайней мере так меня многие называют. Да, да, именно Энт. С большой буквы. Но в то же время некоторые именуют меня Фангорн[337], а некоторые – Древобород. Древобородом меня и зовите.
– Энт? – удивился Мерри. – А что такое энт? Ты-то сам как себя называешь? Какое у тебя настоящее имя?
– Гу-у! – ответил Древобород. – Так им прямо возьми да сразу все и выложи! Не так скоро. И потом, сейчас вопросы задаю я, а вы извольте отвечать. Это вы явились ко мне, а не я к вам. Кто же вы такие? Что-то я не могу вас ни к кому причислить. В старых списках, которые я заучивал в юности, таких нет. Но то было очень, очень давно, и списки могли обновиться. Погодите-ка, дайте вспомнить...
Крепко запомни Список Живущих!
Сначала – четыре вольных народа:
Эльфы, что всех народов древнее;
Гномы-умельцы из копей глубоких;
Энты-старейшины, землерожденные;
Смертные люди, коней оседлавшие...
Хм, хм, хм.
Бобры-строители, козлы-попрыгунчики,
Вепри клыкастые, медведи-пчелятники,
Псы голодные, зайцы трусливые...
Хм, хм...
Орлы на вершинах, тельцы на пастве,
Олени ветвисторогие, соколы быстрокрылые,
Лебеди белоснежные, гады холоднокровные...
Гу-ум... гум... гу-ум, гу-ум, гу-ум... Как бишь там? Рум-тум-тум, рум-тум-тум, румти-та-там... Да, это был очень длинный список! Но вас там нет.
– Похоже, старые списки взяли себе за правило о нас умалчивать! И в старых легендах нас нет, – посетовал Мерри. – И все же мы существуем довольно давно. А называемся мы хоббиты.
– Может, вставить в список еще строчечку? – предложил Пиппин.
Малые хоббиты, в норах живущие...
Допиши нас после первых четырех, после Больших, то есть после людей, и список исправлен!
– Хм! Ну что ж, годится, – прикинул Древобород. – Это можно. Значит, вы обитаете в норах? Это весьма мудро и благопристойно. Но кто называет вас хоббитами? По-моему, это звучит не по-эльфийски. А старые слова все идут от эльфов: с них зачиналась речь в Средьземелье.
– Никто нас хоббитами не называет. Это мы сами себя так зовем, – пожал плечами Пиппин.
– Гу-умм! Гм!.. Тише, тише! Зачем такая спешка? Сами?! Да разве можно выбалтывать такие вещи кому ни попадя? Так, чего доброго, невзначай проговоришься и назовешь свое настоящее имя!
– Но мы своих имен вовсе не скрываем, – удивился Мерри. – Я, например, Брендибэк, Мериадок Брендибэк, но меня часто называют просто Мерри.
– А я – Тукк, Перегрин Тукк, а попросту – Пиппин, или Пип.
– Гм-гм... Да вы, я гляжу, торопливый народ, – озадачился Древобород. – Ваше доверие, конечно, делает мне большую честь, но нельзя же держать душу нараспашку! Энт энту рознь, учтите! Кроме того, бывают существа, которые похожи на энтов, но на самом деле вовсе не энты... Значит, мне можно называть вас Мерри и Пиппин, верно я понимаю? Славные, славные имена. Но я вам своего настоящего имени открывать не стану[338] – во всяком случае, с этим мы еще подождем! – И в его глазах, прищуренных не то с хитрецой, не то с усмешкой, сверкнул зеленый огонек. – Во-первых, это отнимет слишком много времени: мое имя постоянно растет, а я живу на свете уже очень давно, так что оно успело вырасти в целую историю. На моем языке, на староэнтийском, так сказать, настоящее имя всегда рассказывает историю того, кто на него откликается. Это прекрасный язык, но, чтобы обменяться на нем словечком-другим, надо очень, очень много времени. Мы-то сами говорим только о вещах, которые стоят того, чтобы долго рассказывать, и того, чтобы долго слушать. Ну а теперь, – глаза его вдруг сделались яркими, совсем „здешними“, сузились и остро посмотрели на хоббитов, – расскажите-ка мне: что творится в мире? И чем занимаетесь вы сами? Я ведь многое вижу, многое слышу, многое чую и узнаю по запаху. Все это а-лалла-лалла-румба-каманда-линд-ор-бурумэ... Прошу прощения: мое название гораздо длиннее, но я не знаю, как его перевести... Ну, словом, речь идет о том, что происходит, когда я стою здесь ясным утром и размышляю о солнце, о траве, что растет за лесом, о лошадях и облаках, словом, обо всем, что отсюда видно. Что творится в мире? Чем занят Гэндальф? А эти, как их – бурарум! – в груди у него глухо зарокотало, будто кто-то вразнобой нажал несколько клавиш на огромном органе, – эти, орки, и тот, из молодых, Саруман в своем Исенгарде? Иной раз я люблю послушать, что в мире нового. Только не слишком спешите!
– В мире много что творится, – начал Мерри. – Но даже если мы будем спешить изо всех сил, рассказ выйдет длинный. А ты просишь помедленнее. Может, не будем торопиться? И не сочтешь ли ты за бестактность, если мы спросим, что ты с нами собираешься делать, и за кого ты сражаешься, и вправду ли ты знавал Гэндальфа?
– Знавал, знавал, да и теперь знаю. Из волшебников только он и любит деревья по-настоящему, – отвечал Древобород. – Так вы его тоже знаете?
– Знали, – грустно поправил Пиппин. – Мы вообще были с ним большие друзья. Он был нашим проводником.
– Тогда я могу вам ответить и на другие вопросы, – сказал Древобород удовлетворенно. – Делать „с вами“ я ничего не собираюсь, если это в ваших устах означает „делать вам“, не спросившись вас самих. А вот вместе мы вполне могли бы кое-что сделать. За кого я сражаюсь? Вот уж не знаю! Я иду своей дорогой, хотя не исключено, что какое-то время нам с вами будет по пути. Но почему вы говорите про достойнейшего Гэндальфа так, будто его история закончилась?
– Увы, – печально вздохнул Пиппин. – История-то продолжается, да Гэндальф, похоже, в ней больше не участвует.
– Гу-умм!.. Хм... – прогудел Древобород. – Хм-хм... Нда... – Он смолк и долго глядел на хоббитов. – Гу-ум... Ну не знаю, не знаю, что и сказать на это. Продолжайте!
– Если хочешь узнать побольше, – сказал Мерри, – мы охотно расскажем. Но на это нужно время. Не мог бы ты поставить нас на землю? Почему бы нам не посидеть здесь, на солнышке, пока оно не ушло, и не побеседовать? Ты, наверное, устал держать нас на весу!
– Хм! Устал?.. Да нет, не устал. Не так-то я легко устаю! А сидеть я и вовсе никогда не сижу. Не очень-то я – как бы это сказать? – не очень-то я „сгибчивый“. А солнце вот-вот скроется. Давайте лучше уйдем с этой... с этого... как там оно у вас называется?
– Гора? – подсказал Пиппин.
– Карниз? Площадка? – предложил Мерри.
– Гора? Карниз? – задумчиво повторил за ними Древобород. – А да, припоминаю. Гора. Ну не короткое ли это имя для того, что стоит здесь искони, с тех самых пор, как мир обрел свой нынешний облик? Впрочем, гора так гора. Спустимся вниз – и в дорогу.
– А куда мы пойдем? – спросил Мерри.
– Ко мне домой, точнее, в один из моих домов, – ответил Древобород.
– Это далеко?
– Не знаю. Вы, наверное, сочтете путь далеким. Но разве это важно?
– Видишь ли, мы остались без вещей, – объяснил Мерри. – И еды у нас тоже почти никакой нету.
– О! Гм! Ну об этом не тужите, – успокоил его Древобород. – У меня есть такое питье, что вы подрастете на славу и долго еще будете зеленеть, как молодые листочки. А когда вы пожелаете меня покинуть, я отнесу вас вниз, за пределы моей земли, или куда вам заблагорассудится. Идемте!
Посадив хоббитов на согнутые в локтях руки и бережно, но крепко придерживая, Древобород поднял одну ногу, поставил, поднял другую, снова поставил – и оказался на краю карниза. Корнеобразные пальцы его ног крепко держались за камни. Старый энт начал осторожно и торжественно спускаться вниз по ступеням, к подножию.
Оказавшись на земле, он, не мешкая, уверенным и свободным шагом двинулся в глубь леса, держась берега ручья. Путь его лежал наверх, к склонам гор. Большинство деревьев, похоже, спало крепким сном; Древобород был им совершенно безразличен, как, собственно, и все остальное – только бы шло своей дорогой. Но некоторые вздрагивали, когда энт приближался к ним, а иные высоко вздымали ветви, давая ему пройти. Древобород же шагал и шагал, бормоча что-то и напевая себе под нос бесконечную гулкую песню.
Поначалу хоббиты помалкивали. Странно, но они чувствовали себя мирно и уютно; к тому же им было о чем подумать и чему подивиться. Однако спустя некоторое время Пиппин, осмелев, подал голос:
– Древобород, скажи, пожалуйста, почему Кэлеборн советовал нам не ходить в Фангорн? Смотрите, дескать, как бы вам не заплутать!
– Гм... Правда? – рокотнул Древобород. – Ну, если бы вы шли туда, я бы, наверное, тоже не советовал вам попусту соваться в тамошние леса. Не ходите, дескать, в Лаурелиндоренан! Как есть заплутаете! Лаурелиндоренан – так именовали когда-то этот край эльфы. Но имя с тех пор укоротилось и стало звучать просто: Лотлориэн. Может, они и правы по-своему. Те леса больше не растут, только увядают. Когда-то Долиной Поющего Золота называли мы ту страну! А теперь она – только Цветок Сновиденный. Да! Леса это непростые, и не всякому дано туда проникнуть. Дивлюсь, что вы оттуда выбрались, но еще больше удивляет меня, что вы вообще туда попали. Что-то я не слыхал, чтобы в последнее время туда впускали странников... Да, край это непростой! Но сейчас туда пришла печаль, да, да. Радость Лотлориэна увядает. Лаурелиндоренан линделорендон малинорнелион орнемалин...[339] – нараспев прогудел он. – Я слыхал, они совсем перестали выходить в мир, – продолжал он. – Теперь и Золотой Лес, и остальные леса и страны уже не те, что во времена молодости Кэлеборна. Хотя – Таурелиломэа-тумбалеморна Тумбалетарэа Ломэанор[‡‡][340], как говаривали в старину эльфы! Все меняется, но кое-где еще сохранились островки настоящего.