Главная | Обратная связь

Жеребец в черной коже

В течение лета 1967 года Doors, подстегиваемые Джимом, решили снять документальный фильм о рок-н-ролле. Потрясенные еженощной атмосферой фанатской суматохи и восхищения, что разворачивались перед ними, группа понимала, что все эти Босх-подобные образы должны быть задокументированны. Поэтому Doors достали пару 16-мм. камер и наняли Пола Феррару, сокурсника Джима по «UCLA», в качестве оператора в съемочной группе, которая должна была сопровождать Doors на протяжении года в их магматическом турне по Америке. Отснятые материалы о том, как Джим купается в калифорнийской реке с друзьями и поднимается среди скал, датируются тем временем. Примерно тогда же Джим заказал кожаный костюм у своего друга и собутыльника Дженьюари Дженсена, который будет шить дорогие тряпки для хиппи. «Я сделал много для него сценических костюмов, - говорил спустя годы Дженсен во время интервью Фрэнку Лисандро. – Джим хотел что-нибудь из кожи, но то, что было в продаже, ему не нравилось, напоминая линолеум». У Джима так же был кожаный костюм, сделанный для него Миранди Бэбитс – без ширинки, наподобие штанов матросов. Кожаная одежда активных гомосексуалистов будет определять общественный образ Джима на протяжении следующего года, пока он не откажется от нее в 1968-ом году.

В августе 1967, между концертами на двух побережьях, Джим оставит Памелу Курсон и с головой окунется в чувственное возрождение своей связи с Нико. Немецкая секс-бомба и аванград-наложница оставалась в «Castle» Джона Филипса в Лос Фелис, пытаясь написать песни для своего первого сольного альбома в «Electra Records». Она так же стала одной из звезд в фильме Уорхола «Девушки из Челси», которому предстояло дебютировать в Лос-Анджелесе.

Джиму нравился вульгарный немецкий акцент Нико, ее спокойствие, рок-оперная вагнерианская аура, и он с уважением относился к ее связям с Федерико Феллини. Она так же позволяла Джиму делать все, что он хочет с ней. Нико была на два дюйма (5 см.) выше Джима, даже шире его в плечах. Он говорил ей, что она первая девушка, родившая ребенка, с которой он занимался любовью. Когда она сидела на его лице, эта поза ей особенно нравилась, то он почти тонул в ее губах и мехе – как-то так Джим говорил друзьям. Нико была физически крепкой, чуть старше Джима и, возможно, чуть безумнее. Она была так же чрезвычайно интеллигентной и все еще носила затемненные очки, подаренные Брайаном Джонсом, когда они веселились в Монтерее. Джим настоял, чтобы Нико рассказала ему все, что Брайан когда-либо говорил ей. Нико настояла, чтобы Джим научил ее писать песни. Друзья Нико позднее говорили, что она действительно отдала Джиму свое сердце. Она любила его с яростью львицы, и это пугало даже ее саму. Он возил ее на машине с орущими песнями «Light My Fire» и «Respect» Ареты Франклин в не дающую ему покоя пустыню – индийские каньоны в окрестностях Палм-Спрингс, национальный парк «Joshua Tree», Долина Смерти – где они вместе принимали кислоту пару раз. Когда Джим рассказал о девушке из прошлого, в которую был влюблен, Нико выкрасила свои коронные белые прямые волосы в блестящий нежно-красный цвет. «У него была некая форма фетиша на распутных девиц с рыжими волосами, - вспоминала Нико. – Ну, вы знаете этих ирландских девок?» (Нико пользовалась привлекательным английским сленгом). «Он был первым мужчиной, в которого я влюбилась. Мои чувства были такими сильными, что спустя некоторое время я выкрасилась в рыжий цвет. Я хотела порадовать его. Это было глупо, да? Словно подросток или что-то в этом роде». Когда Джим увидел ее рыжей, позднее говорила Нико, он заплакал. Она предложила ему пожениться. Он смеялся так сильно, что упал со стула. За этот смех Нико ударила его. «Мы ударили друг друга, потому что были пьяны, и нас веселила вся эта шумиха, - говорила Нико. – Мы занимались любовью всегда нежно. Понимаете? Это была полная противоположность тому, что у меня было с Брайаном Джонсом. Я относилась к Джиму, как к своему брату и надеялась, что мы будем расти с ним вместе». Нико помнит, как они смотрели вечерами вместе с Джимом ТВ-новости. Партия Черных пантер в Окленде устроила публичный показ своих обрезов и ружей. (Из пяти тысяч Пантер двадцать восемь были убиты полицией и шестьдесят пять ранены. Пантеры предоставили более двух тысяч бесплатных завтраков, чтобы накормить голодных школьников).

Число убитых во Вьетнаме продолжало расти, а на фоне был рев вертолетов, зверские бесчинства и дерьмовая пропаганда. Джим объяснял Нико, что Америка стала адом. Скоро начнется черт знает что. Грядут странные дни. Стихи, над которыми работали любовники, стали частью замечательного альбома Нико «Marble Index», вышедшего в 1968 году. Названия его песен имели неоспоримое эхо сотрудничества с Джимом: «Lawn of Downs» (Поляна рассветов), «Frozen Warnings» (Застывшие предупреждения), «Evening of Light» (Вечер света). Нико чувствовала неуверенность, поскольку всегда пела песни других и писала тексты на чужом языке. «Джим разрешил мне стать писателем, - скажет она позже. – Он сказал, что разрешает мне писать стихи и слагать песни. Мой брат по духу верил, что я могу это сделать. Он давал мне свою власть. Его песня (Light My Fire) была самой популярной в Америке». Джим никогда не упоминал о Нико в своих дошедших до нас дневниках, но его часто видели в «Castle» - иногда обнаженным, балансирующим на парапете над бассейном в летнюю ночь. Внизу, другие посетители замка – Деннис Хоппер, Питер Фонда, сценарист Терри Саутерн – нюхали горы высококачественного кокаина и делали наметки сценария, который ляжет в основу «Беспечный ездок». Эта ультра хиповая, пост-бит клика относилась к Джиму Моррисону, как к вульгарному тупице из-за его скандальной известности, нарциссизма, эксцентричных кожаных штанов и карикатурной застенчивости. Их так же бесило, что он трахает сладострастную Нико. Но, по меньшей мере, один из представителей хипстеров, зависавших в замке, поэт и драматург Майкл Макклур, работавший над новеллой о кокаиновом дилере, удосужился поговорить с Джимом. Для Моррисона это значило очень многое. Он пригласил Макклура посетить их студию, когда Doors снова начнут запись. И так, Джим и Нико собачились, прелюбодействуя, как одержимые и избивая друг друга до синяков. Пэм не видела Джима целый месяц. Она возмущалась касательно устроенной ей Джимом публичной расплаты и отказывалась мириться с унижением. Вообще-то она и сама завела роман с одним из друзей Джима, не возражая, чтобы это переросло в сплетни, но не больше, чем сплетни о ее связи с Джоном Филипом Ло. Это было важно, поскольку Ло – вторая звезда после Джейн Фонды в комедийно-фантастическом фильме Роже Вадима 1967 года «Барбарелла», считался секс-симоволовом. Позднее Ло рьяно отрицал сексуальную связь с Памелой Курсон, описывая свои отношения с ней – он знал Пэм через ее сестру Джуди, - как несколько свиданий за ужином, да желание Пэм привлечь к себе внимание Джима Моррисона. Пылкая связь Моррисона с Нико продлилась чуть дольше нескольких недель и рухнула истощенной. Джим вернулся к Памеле, как и всегда. Нико выкрасила свои волосы в ярко-рыжий цвет.

В это время Doors полетели на восток. Джим напился и так шумел в секции первого класса, что пилот был вынужден лично поговорить с ним. В ответ на это, Джим вытянулся по стойке смирно и крикнул: «Да, сэр!» Затем отдал честь, сел на кресло и отрубился. Денсмор: «Иногда мне казалось, что я заперт на борту самолета с психом».

9-го августа они играли в «Hampton Beach Casino» в Нью-Хэмпшире. Это было выдающееся сольное выступление, заставившее публику затаить дыхание и не верить в то, что они увидели – Джим Моррисон во всем своем Эдиповом, анархичном неистовстве. На протяжении следующих двух вечеров Doors играли в «Crosstown Bus» - новый бостонский клуб, который прикрыли копы сразу после неспокойных выступлений Doors, где Джим сосал из бутылки виски «Southern Comfort» прямо на сцене и играл, словно принц Гамлет с эрекцией. (Днем, между выступлениями, Джим посетил тихий Кембриджский «Гарвард Ярд» под присмотром исполнительно продюсера «Electra» Стива Харриса, где редактировал «Celebration of the Lizard» в сером журнале). Затем Doors вернулись в Нью-Йорк, где отыграли много катастрофических концертов, пошатнувших их карьеру. Пол Саймон увидел молодого поэта, когда Doors были первым номером. Жак Хольцман сказал Саймону, что Doors станут величайшей американской группой. Вот почему Саймон – к тому времени уже ветеран музыкального шоу-бизнеса, лично выбрал Doors, чтобы они открывали домашнее выступление Саймона и Гарфанкела в Квинсе на стадионе «Forest Hills Tennis Stadium». В 1967 Пол Саймон и Арт Гарфанкел окажутся на вершине чартов фолк-рок сцены. Их песня «Mrs. Robinson» станет главным саундтреком в величайшем фильме года «Выпускник». Они действительно были из Квинса, и публика, которая поддерживала их, была печально известна своей жесткостью. «Forest Hills» освистал Боба Дилана, когда тот проводил «электро-эксперименты» двумя годами ранее. Пару месяцев назад они освистали Jimi Hendrix Experience, заставив их уйти со сцены, когда они рискнули выступить на разогреве у Monkees – группы, которая выступала лишь на ТВ. Джим Моррисон вел себя резко, агрессивно, когда прибыл в «Forest Hill», отказываясь вступать с кем-либо в контакт или подписывать копии своего альбома. Он повел себя грубо с Полом Саймоном, когда тот попытался заговорить с Doors за сценой, где царил хаос, потому что инструменты Doors привезли с опозданием, и Билл Сиддонс возился с барабанами, усилителями и органом в то время как десять тысяч человек ждали, чтобы услышать Doors. Напряжение нарастало, Джим пил.

Затем пришло время выступать.

«Дамы и господа! Из Лос-Анджелеса, Калифорния – Doors!»

Жидкие аплодисменты сменились тишиной. Пока группа настраивала инструменты, Джим пристально вглядывался в толпу, обеспокоенный, что нужно выступать в летних, вечерних сумерках. «Ну, вот и все!» - завопил Джим, когда Doors врезались в «Break On Through». Слабые аплодисменты. «Back Door Man». Хлопали в ладоши отдельные люди, в то время как остальная толпа с нетерпением ждала «Feeling Groovy» Саймона и Гарфанкела, а так же другие любимые гармоничные песенки S&G. «Light My Fire» все еще была первым номером, и Doors бойко взялись за дело. Это немного зацепило публику. После мрачной постановки «The End» люди толпой повалили в туалет. Джим разозлился, давая выход своему презрению и страху, бросил микрофон и заорал что есть силы, не останавливаясь больше минуты, в то время как люди продолжали уходить. Затем Джим поклонился, сказал: спасибо, и группа ушла полностью деморализованной.

«Мы были в аду, - скажет позднее Рэй. – Это было ужасное выступление. Джим сказал, что никогда прежде не видел такой отвратительной аудитории». Позднее в этот вечер Саймон упрекнул зрителей за их отношение к Doors, говоря, что музыкальный бизнес и так достаточно жестко обходится с молодыми музыкантами. К тому времени Doors уже вернулись в свой отель недалеко от центра города. Джим напился до бессознательного состояния в соседском ирландском баре «Blarney Stone». Исполнительные менеджеры «Electra» были в экстазе, когда «Light My Fire» достигла первого места и держалась там три недели кряду. На следующий вечер они закатили для Doors вечеринку в винном погребе отеля «Delmonico» на Парк-Авеню, где группа получила в награду золотой диск и пластину победителей «Горячей сотни» от «Billboard». Были приглашены все друзья группы в Нью-Йорке, пресса и представители радио. К всеобщему удивлению, Джим прибыл в белой рубашке и галстуке, которые были надеты под его кожаным костюмом. Он был трезв, гладко выбрит, и выглядел просто невероятно со своими кудрявыми темными волосами, спадающими вдоль словно высеченных из камня скул на плечи. На этот раз он выглядел, как и в гламурных журналах, где были помещены его фотографии. Все женщины замолчали, когда Джим вошел. Щелкали фотовспышки, делая фотографии для серьезных журналов и желтой прессы: весь персонал «Electra Records» и каждый ди-джей на Манхэттене считали себя обязанными сфотографироваться с Джимом. Он присоединился к Энди Уорхолу и его антуражу на большой полукруглой банкетке в задней части помещения, окруженной полками с коллекцией вин. Уорхол был в своем мутном, фальшиво-простодушном образе. Он дал Джиму большой контейнер, перевязанный лентой в честь праздновавшегося события. «Ну, э… спасибо, Энди», - сказал Джим чванливо грубым баритоном, доставая подарок из коробки. Это была репродукция античной трубки с номеронабирателем, современной главной частью и «золотым» наборным диском. Телефон был уродлив. Джим рассмеялся. «Это то, что… я всегда хотел». «Ты можешь поговорить через него с богом», - прошептал Уорхол, и уорхолиты разразились хихиканьем и аплодисментами. Джим начал пить «Курвуазье», нагрузился и стал шуметь. Затем, увидев Жака Хольцмана, ускользавшего с вечеринки, следом за которым тянулся и другой управляющий персонал «Electra», Джим принял на себя обязанности хозяина, требуя официантов принести гостям еще еды, плюс штопор и бокалов ему. Он начал открывать бутылки самого дорого вина и наливать его своим друзьям, в то время как музыка Doors играла все громче, и становилось все больше пронзительного смеха и чада марихуаны. Вскоре Джим начал ходить по столам, сбивая стаканы и посуду, хватая с верхних полок более дорогие вина. Генеральный менеджер отеля вызвал полицию, которая приехала через пять минут и вышвырнула всех из подвала.

Позднее в ту ночь, когда летний дождь намочил улицы, Джим поехал в лимузине в центр города с Энди Уорхолом, Дэнни Филдсом, Робби Кригером и своей новой подругой Линн Верес (танцовщица из Джерси, которая уже видела Джима ранее в этом году). Они направлялись в квартиру Жака Хольцмана, чтобы послушать новые треки Doors. На красный в Ист-Виллидж Джим опустил электрическое стекло лимузина и поманил беспризорного хиппи. «Эй, приятель, это тебе», - сказал он и протянул ему вульгарный телефон в розово-полосатой коробке. Уорхол не сказал ни слова, лишь смотрел куда-то в сторону. Когда свет светофора сменился, и лимузин помчался прочь, Джим закрыл глаза и улыбнулся.

 

Песни, которые Doors в конечном счете сделали в «Strange Days», можно смело назвать лучшими в их карьере, и этот альбом живет и по сей день, как один из величайших артефактов рок-движения. Но «Strange Days» имел худшие продажи, являясь коммерческим провалом, соизмеримым с диким успехом Doors. Музыка была слишком авангардной, лирика слишком жуткой, атмосфера слишком некомфортной, чтобы этот мрачный, тоскливый шедевр имел успех в конце 1967. Непринятый альбом нанес Джиму Моррисону глубокую негативную рану.

ОГЛАВЛЕНИЕ ³¹⁶

5.9 Проснись!

18 августа 1967 Doors играли на катке для роллеров в Александрии, штат Вирджиния, где Джим окончил среднюю школу. (Они возглавляли список дюжины местных групп). К тому времени мать Джима пыталась связаться с ним уже несколько раз через звукозаписывающую компанию, но ей никогда не перезванивали. Младший брат Джима, Энди, позднее скажет, что их отец – адмирал Моррисон, в тайне переживал, услышав в первый раз Эдипово неистовство своего первенца. Сразу после выступления в Александрии, Doors вернулись в студию «Sunset Sound», чтобы улучшить записи восьми треков. Это было время, возрастающего давления, стресса и беспокойства в узких кругах группы. Предварительная заявка на альбом «Strange Days» составила пятьсот тысяч экземпляров – крупнейший заказ в истории лейбла. Продюсер Пол Ротшильд вернулся на борт в шляпе с круглой плоской тульей и загнутыми кверху полями, плотно скрученными косяками и разделенным на части чемоданом для нычки наркотиков. Теперь ему надлежало выпустить альбом, следовавший за «Light My Fire», но среди имевшихся материалов нервная «Electra» все еще не видела очевидного хита. Джим Моррисон и Робби Кригер находились под сильным прессингом необходимости написать новую великую песню. Они постоянно слышали, что «пресный» альбом может поставить крест на их карьере, и лишь только два этих космических кадета способны создать волнительную песню о мрачной и неизвестной Америке 1967-го - старой, свободной республике, окрашенной болью; скрытой тенденции морального отвращения ко всему; распаде, лежавшем в основе структур американского существования; беспричинном страхе перед психологическими потрясениями на суицидально-фантастическом ландшафте наркотиков и секса.

Это был вызов – работать на фоне альбома «Sgt. Pepper», который Ротшильд пытался принять, используя новые, машиноподобные звуки первых синтезаторов и сэмплеров. Он так же настоял, чтобы Doors использовали бас-гитару, сделав фон в некоторых песнях, и привел в группу Дуга Любана, участника «Clear Light», чтобы сделать более модными хард-роковые номера группы, как «Love Me Two Times». Песни, которые они в конечном счете сделали в «Strange Days», можно смело назвать лучшими в их карьере, и этот альбом живет и по сей день, как один из величайших артефактов рок-движения. Но «Strange Days» имел худшие продажи, являясь коммерческим провалом, соизмеримым с диким успехом Doors. Музыка была слишком авангардной, лирика слишком жуткой, атмосфера слишком некомфортной, чтобы этот мрачный, тоскливый шедевр имел успех в конце 1967. Непринятый альбом нанес Джиму Моррисону глубокую негативную рану. Он плохо боролся со стрессами и начал сильно забухивать в период сессии «Strange Days» в сентябре и октябре. Пол Ротшильд вспоминал: «Невозможно было понять. Никогда невозможно. То ли он станет доктором Джекилом, то ли мистером Хайдом. Будет это тихий, эрудированный умник или пьяный в стельку чокнутый пилот камикадзе. Джим, старина. Он держал нас всех за яйца, заставляя шевелиться».

Из первых трех законченных треков два были «People Are Strange» и «Unhappy Girl». Первый был написан Джимом после того, как он завалился в депрессии в дом Робби в каньоне Лорел, и они поднялись по Аппиевой дороге к месту, где открывался вид на весь Голливуд, раскинувшийся перед ними. Затем Робби ушел, оставив Джима наедине с его записной книжкой. Полчаса спустя Джим вернулся со стихами и базовой мелодией. «Unhappy Girl» с ее тюремными образами, пианинном на заднем плане и гитарой, обработанной Полом Бивером – местным экспертом moog-синтезатора «Electra Records», станет третьим синглом Doors на второй стороне пластинки «People Are Strange», когда «Electra» выпустит ее в середине сентября. Записи продолжались между концертами группы, проходившими по выходным дням, на протяжении двух следующих месяцев. «My Eyes Have Seen You» возродили из оригинального демо группы, ускорили и теперь она напоминала «Let’s Spend the Night Together» Rolling Stones с искаженным пианино и едкой гитарой, под которые Джим критиковал божественную силу телевидения. Лирика Джима приобрела новый, эмоционально кровоточащий оттенок в первом треке «Strange Days», где параноидальный беспорядок подчеркнут искаженным, машиноподобным вокалом, шипящим о спутанности сознания и бегстве. «Moonlight Drive» была тем самым романтичным убийственным трипом, который Джим озвучивал Рэю на пляже в 1965, обновленная волнами moog-синтезатора и экстравагантным гитарным соло. «When the Music’s Over» - песня, которую представляли только на концертах почти в течение года, получила свой финальный пятый эпизод аранжировки, начинавшийся органом Рэя, интро которого было построено на хите Херби Хэнкока «Watermelon Man». Эпизоды включали: первый – «Turn out the light/Dance of fire» в тягучем поединке рага-гитар; второй – «Cancel my subscription», где было отрицание веры в сюрреалистических образах (face in the mirror, feast of friends, снедавшие Джима) и «scream of the butterfly», название, происходящее от порно-фильма, как говорил Денсмор; третий – «What have they done to the Earth», ставший бит дуэтом для вокала и барабанов, заканчивавшийся эпохальной прокламацией: «Нам нужен этот мир, и он нужен нам… СЕЙЧАС!»; четвертый – «Persian night», ставший климатическим взрывом группы, где певец возобновляет подписку на «Возрождение» в яркой спиритической суматохе, взывая к Иисусу во имя спасения; пятый эпизод возвращается к главным темам, более мягкий и мистический, заканчивающийся оперным обвалом резкой, внезапной остановки. Это было и остается одним из величайших шедевров Doors, завершая альбом даже лучше, чем это делал «The End». Джим настоял, чтобы группа записала это живьем, отложив до завершения сессии.

По выходным Doors выступали. В Асбури-Парк штата Нью-Джерси, Джим, целиком одетый в черную кожу, исполнил «Wake Up» (Проснись) - секцию из «Celebration of the Lizard», впервые исполненную на публике, среди которой в тот момент находился восемнадцатилетний Брюс Спрингстин. Следующим вечером демонический вопль Джима – WAKE UP – в мертвой тишине всполошил Форт-Уэрт в Техасе, когда Doors вышли после коротких выступлений Box Tops, MacCoys и Electric Prunes. «Wake Up» была чистым «крюотическим театром», направляющим застывшую аудиторию из их нетрезвого торпора в состояние тревоги. По мере того, как Джим все чаще практиковал подобное, а толпа, с которой он работал, становилась все больше, ему вспоминались прочитанные в годы учебы книги Рисмена и Канетти, и он начинал подтрунивать и играть с толпой, изучая, что он может, а что нет делать с облаченными в джинсовую одежду поклонниками, готовыми платить шесть-семь долларов за то, чтобы он приехал к ним выступить. Группы Vagrants и только что объединившиеся Chambers Brothers играли следующим вечером на разогреве у Doors в манхэттенском «Village Theatre». «Electra» привлекла всех важных критиков, публицистов, подростковых журнальных редакторов и радио-ди-джеев, чтобы они освещали десять-тринадцать концертов группы в Нью-Йорке. Doors начали с «When the Music’s Over», и Джим ухватился за край занавеса, когда тот поднимался. По сигналу он отпустил руки, приземлился на ноги и издал дикий крик, открывавший вокальную часть песни. Публика поднялась на ноги и стояла так на протяжении часа. Альберт Гольдьман, делавший репортаж для «Live», ничуть не преувеличивая, назвал это «невероятным моментом». Для многих музыкальных профи, находившихся там в тот вечер, это стало определяющим моментом в их жизни. Doors перешли к «Horse Latitudes» до того, как исполнили «The End», где Джим, стоя на коленях во время части о Короле Эдипе, шептал стихи в мрачной, эксцентрично-театральной манере. Затем Джим точно рассчитал время прыжка, когда «взрывается» группа, приземлился и принял подобострастную позу посткоитального раскаяния. Затем, когда группа начала играть импровизацию, Джим начал вращать микрофон в электрическом ритуале шамана. Doors закончили вечер жарким, динамичным «Light My Fire». Аплодисменты продолжались десять минут, но на бис никто не вышел.

Как-то вечером в Нью-Йорке Джим отдыхал в комнате отеля. Промоутеры «Electra» Стив Харрис и Пол Ротшильд зависали вместе с ним. Джим был очень пьян. Он сунул руку в карман своих кожаных штанов и вытянул клочок бумаги с каракулями, где были написаны слова к новой песне «Unknown Soldier», который он протянул Полу. Затем он снова лег на кровать, сгреб мусорное ведро, проблевался, и, отрубившись, начал храпеть. Обложка нового альбома готовилась к выходу, когда Doors заявили, что они не хотят видеть на конверте для пластинки название альбома или группы. «Я ненавижу обложку нашего первого альбома, - говорил Джим писателю из «L.A. Free Press» Джону Карпентеру. – Я сказал, что не хочу, видеть там свою фотографию. Вставьте туда какую-нибудь цыпу или одуванчик, или еще какой-нибудь эскиз. Но альбом назывался «Doors», поэтому все согласились, что на обложке должны быть мы. Вот так. Это было правильно». Джим сказал главному художнику «Electra Records» - Биллу Харви, что представляет себе обложку, на которой группа сидит в комнате, в окружении тридцати собак. Харви спросил: «Почему». Джим сказал, что слова собака (dog) это анаграмма слову бог (god). В качестве компромисса группа остановилась на живописной картине карнавала. «Понимаешь, - Джим говорил Харви. – Это должно было быть как «La Strada» (фильм 1955 года «Дорога»). Дали. Группа фриков Феллини».

Обложкой стало то, что Бродский снял поздним утром в районе частных апартаментов Старого Нью-Йорка на Сниффен Корт, недалеко от Восточной 36-ой стрит. Карлик, два акробата, жонглер и веселящийся силач. Таксист стал трубачом. Манекенщица Зазель Уаилд в воздушном шелковом кафтане была единственным ярким пятном на блекло-серой картинке, словно подчеркивая жуткость карлика. Был там и старый постер Doors на одной из стен и баннер на нем: «Strange Days». Хмурая, сюрреалистичная атмосфера обложки была необычно изощренной для поп-альбома, но соответствовала своим шокирующим мрачным карнавалом содержанию песен. Билл Харви удивился, когда Doors утвердили обложку, позволив ему успокоиться.

 

В финале, разгоряченный и потный под яркими прожекторами Рэй крикнул Джиму: «Давай!», и Джим, глядя в камеру, издал моррисоновский вопль, адресованный Средней Америке, не готовой услышать нечто столь пронзительное. Когда песня закончилась, в зрительном зале раздались крики и аплодисменты. Джим принял позу а-ля Марлен Дитрих – скрестил ноги и держал микрофон за плечами, словно это было копье, которое он собирается бросить. Известный своими рукопожатиями с Rolling Stones, Beatles и Элвисом Пресли Эд Салливан стоял угрюмый на краю сцены и вяло аплодировал. Злой Боб Прехт завывал касательно нарушенного обещания, которое дали ему Doors. Рэй сказал ему, что это было случайностью, потому что Джим, взволнованный тем, что попал к Эду Салливану, забылся и спел то, что было в оригинале. «Мы собирались подписать вас еще на шесть шоу, - сказал Прехт. – Вы, парни, нравились мистеру Салливану. Еще шесть шоу. Представляете, что это может значить для вашей карьеры?» Джиму было плевать. «Эй, чувак, - сказал он, взглядом заставляя Прехта замолчать. – Зачем нам еще шесть шоу? Мы только что поимели Эда Салливана».

ОГЛАВЛЕНИЕ ³¹⁶

5.10 Крики «Пожар!» в большом городе

Сентябрь 1967. Когда восточные ветры Санта-Ана принесли обратно в Южную Калифорнию грязь и пыль пустынь, Doors записали «You’re Lost, Little Girl» - первую песню Робби Кригера, из написанных им когда-либо. Базовый трек был простым, но Кригеру никак не удавалось нормально сыграть гитарное соло, поэтому Ротшильд выгнал всех из студии, зажег несколько свечей, выключил освещение и дал Робби курнуть хорошего гашиша, после чего Кригер сыграл соло за один дубль. Ротшильд попытался наколдовать такую же атмосферу, когда пришло время петь Джиму. Он сказал, что хочет видеть Джима похожим на Фрэнка Синатру, переживающего в это время разрыв со своей женой, которая была на много лет моложе его. Пол предложил нанять для Джима проститутку, чтобы та сосала ему, пока он поет. Они привели для него девушку, но исполнительный продюсер Дэйвид Андерле заявил, что в подобном состоянии Джим не может ни петь, ни трахаться. По версии Джона Денсмора, вместо шлюхи была Памела Курсон, которая начала к тому времени посещать записи группы. Она разделась и проскользнула в комнату для записи, когда Ротшильд вырубил свет. Джим спел пол песни и остановился. «Мы услышали шуршание. Кто знает, что там происходило? … Потом мы продолжили запись».

Несколько вечеров спустя позвонили Jefferson Airplane. Они хотели присутствовать на записи. Jefferson пришли, когда Джим декламировал тягучие секвенции «Horse Latitudes», наложенные на опасный вихрь экстремального music concrete (музыка, где основой служат «натуральные» звуки) и электронного шума. «… В БЕЗМОЛВНОЙ АГОНИИ НОЗДРЕЙ… ТЩАТЕЛЬНО ОБЛАГОРОЖЕНЫ… И ЗАПЕЧАТАННЫЫЫЫ». Не считая света аппаратуры, в студии царил мрак. Пир друзей, включая Памелу Курсон и Алена Роне из школы кино в «UCLA», вопил на заднем плане после слов «Неловкость кратковременна». Рок-ветеран Грейс Слик вернулась в Сан-Франциско и сказала всем, что ее до чертиков пугают Doors.

В ночь, когда Doors, по настоянию Джима, собрались записать живьем, без наложения «When the Music’s Over», он не появился, позвонив Робби в три ночи. «У нас проблемы, - прошептал Джим. – Тебе лучше прийти». Робби приехал к Пэм, застав ее и Джима галлюцинирующими от большой дозы кислоты. Джим хотел, чтобы Робби отвез их в Гриффит-Парк, где они попытаются прийти в себя. Джим пошел к выходу, но Робби предложил ему для начала надеть штаны. Когда на рассвете Робби забросил подавленную парочку обратно домой, он напомнил Джиму, что надо прийти в студию к полудню. Джим не пришел. За ним отправили посыльных, надеясь найти в облюбованных им местных забегаловках – «Barney’s Beanery» и бар «Palm» на бульваре Санта-Моника – но его там не было. Джим и Пэм снова были под кислотой, согласно Денсмору, и притащились в дом недалеко от каньона Лорел, который снимали Джон и Робби. Джим решил, что будет забавным опорожнить переполненный мочевой пузырь в кровать Джона. Doors ждали его в студии «Sunset Sound» до полтретьего дня, но он так и не пришел. Поэтому они записали «When the Music’s Over» без него, используя в качестве певца Рэя. Когда Джим пришел во время работы на следующий день, Денсмор был настроен на ссору, требуя объяснить, где он был.

«У меня были кое-какие… личные дела».

«Какие дела?» - спросил Кригер.

«Я не собираюсь отчитываться, потому что… это личное».

Денсмор начал заводиться, но вмешался Ротшильд: «Эй, давайте сделаем хоть что-то». Джим хотел, чтобы они перезаписали песню, но группа отказалась, считая, что у них уже есть хороший дубль. Джим залупился, сказав, что если ему придется петь поверх этой записи, то он не будет знать, когда начинать. Рэй пообещал, что будет давать отмашку. Джим Моррисон подхватил «When the Music’s Over» - песню, возможно определяющую все карьеру Doors – со второго дубля.

14 сентября 1967 Doors и Jefferson Airplane записали телевизионное выступление для «CBC» в Торонто. Затем Jefferson Airplane сделали «White Rabbit», где Джим ревел «Wake Up!», и сыграли облагороженную версию «The End», исключив часть с «траханьем матери», как говорят, в соответствии с желанием группы. В тот же вечер они играли в пригороде Кливленда, собрав всего пятьсот человек в шатре, способном вместить две тысячи. «Мы никогда прежде не выступали на среднем западе, - сказал Джим кливлендской газете «Plain Dealer». – Мы не знали чего ждать». Джим вышел на сцену, увидел все те свободные места, поставил правую ногу на опору стойки микрофона, вытащил микрофон, вульгарно рыгнул пивом, улыбнулся и протянул: «Ну, похоже, нас не ждали…» Группа взорвалась песней «Soul Kitchen» и отыграла сильное короткое шоу, явившее Джима во всей красе: дикие танцы, эпические прыжки, проникновенное пение и дьявольские крики. Следующий ветреный осенний день Doors провели в нью-йоркской телестудии, подготавливая видео ряд «People Are Strange» для местного шоу Мюррэя Кауфмана. Джим пел живьем для предварительной записи, но Мюррэй снова и снова допускал ляпы на вступлении, в результате чего пришлось сделать много дублей. В итоге все это начало доставать Джима, и он сказал возрастному диск-жокею, что если тот задержит его еще, то: «Я щелкну тебя по носу». Не так много участников молодых групп говорили подобное Мюррэю.

17 сентября 1967. Пятнадцать лет назад вечернее эстрадное шоу Эда Салливана по воскресеньям на МТV было единственным, где трансляция шла вживую, в отличие от остальных записанных заранее передач. Салливан дал начало национальной карьере Элвиса Пресли в 1956, и сделал нечто подобное для Beatles в 1964. Девятью месяцами ранее, в январе 1967, пуританин Эд Салливан успешно цензурировал Rolling Stones, принудив Мика Джаггера изменить строчку «Давай проведем ночь вместе» на «Давай побудем вместе». Дэрек Тейлор – новый рекламный агент Doors, вежливый лондонец, который сотрудничал с Beatles, предупреждал их, что Салливан может диктовать свои условия, потому что одно лишь выступление на его шоу может собрать аудиторию в семнадцать миллионов зрителей. Если перейти ему дорогу, то можно больше никогда не попасть на подобное шоу. Doors согласились принять участие в программе Салливана, но условились, что во время выступления за аудио-котроллером будут их люди – Ротшильд и Ботник.