Главная | Обратная связь

Глава пятая. Волшебник рок-музыки

Эффект был поразительным; его слава не могла ждать постепенного развития, она поднималась в ночи, как дворец в волшебной сказке.

Томас Мур о смерти лорда Байрона

5.1 Ну, давай… Начинай…

У Джима Моррисона были проблемы со сном. Он говорил Памеле, что видит один и тот же сон о напалме – загущенный бензин, который американцы сбрасывали на вьетнамские деревни. В повторяющемся сне, Джим не мог стереть этот раствор, прожигающий его плоть. Вьетнамцы тоже не могли. Джим начал больше пить, потому что, как он говорил, это помогало ему засыпать.

В январе 1967 коммунисты Вьетнама, заметив противоречия и разногласия в политике их американских врагов, начали свое собственное контрнаступление. Вмешательство американцев в гражданскую войну Вьетнама обернулось кровавой резней, которую транслировали вечерами по телевидению. Напалм превратил джунгли в пустошь. Убитых солдат Вьетконга вытаскивали из их пещер и выставляли напоказ, словно это были трофеи. Молодые морские пехотинцы поджигали тростниковые крыши вьетнамских деревень своими «Zippo». Это было отвратительно, гротескно и совершенно не по-американски. В номере отеля Джим Моррисон в онемении смотрел на подобные жестокость и насилие, развернутые на телевидении, а затем делал записи. Президент Джонсон призывал все новых и новых солдат, многие из которых были подростками. По мере того, как на военных полях становилось горячее и все больше и больше из призванных парней приходило домой в похоронных мешках, Америка все сильнее начинала корчиться в горечи и смятении. Художественное движение андеграунда 1966-го года переросло в контркультуру 1967-го, когда большая часть послевоенного поколения отвернулась в отвращении от общепринятых тенденций. Релиз альбома Doors состоялся примерно в то же время, что и сильные дебютные записи Buffalo Springfield, группы Эрика Клаптона - Cream, the Jefferson Airplane и других групп из Сан-Франциско. Джимми будет нравиться «Surrealistic Pillow» группы Jefferson Airplane, и он часто будет появляться с ними на протяжении следующих двух лет. Jefferson Airplane была ведущий группой в «San Francisco Sound» - сплоченном движении, насчитывающим около дюжины групп, которые дали ряд концертов в потрясающих залах пульсирующих психоделическим освещением, играя очищенный кислотой хард-рок, ставший антивоенным посланием. В отличие от этих групп Doors не являлись частью движений или музыкальных союзов Лос-Анджелеса, как Byrds и Buffalo Springfield, члены которых происходили из коммерческой среды фолк-сцены. Doors были джазистами, фанатами Колтрейна, а их певец был пост-бит поэтом. Doors были уникальной, не похожей ни на кого демократичной группой. Джим настаивал, чтобы прибыли группы делились в равных долях между четырьмя участниками, и чтобы вчетвером они принимали решения касательно всего, что связано с группой. Большую часть 1967-го года Doors будут использовать эту внешнюю сплоченность, чтобы справиться с быстрым и неистовым взлетом к национальной славе, благодаря своей сильной музыке, мрачному видению и харизматичному певцу. Джим Моррисон поражал Америку в течение года, полного активности, тяжелой работы, приключений, хаоса и путешествий. Как выпускник школы кино он ненавидел телевидение, но был очарован его способностью мгновенно соединяться с миллионами людей. На Новый Год, когда был представлен первый сингл Doors «Break On Through», Джим принял участие в телевизионной программе «Shebang!» - подростковое танцевальное шоу Лос-Анжелеса, ди-джеем которого был Кейси Казем, а продюсером Дик Кларк из «American Bandstand». Запись была неудачной. Doors были похожи на заскучавших студентов выпускников, а Джим слишком драматизировал, исполняя песню. Но маркетологи «Electra Records» уже взялись за усиленную раскрутку Doors, и группа чувствовала себя обязанной сотрудничать. Их сфотографировали на главный рекламный щит бульвара Сансет недалеко от Ла Сьенега. Это было впервые, когда звукозаписывающая компания так сильно потратилась на рекламу. Обычно подобное происходило лишь с фильмами и сигаретами. Преданность новой группе, которую показывала «Electra records», была несвойственной для музыкальной индустрии. Рекламный щит (который также показывал, что «Electra records» стала главным игроком в музыкальном бизнесе) красовался сделанным Геем Вебстером общим планом группы Doors и объявлением: "Прорвались с потрясающим альбомом» (Break on through with an electrifying album). Джим и Пэм увидели рекламный щит в тот же вечер, когда его вывесили, освещенным в зарождавшихся зимних сумерках. Пораженный, увидев самого себя красующегося, словно полубожество над легендарной Сансет-Стрип, Джим в этот вечер больше не произнес ни слова.

Джим все еще время от времени жил с туристами, проститутками и подающими надежду жителями Голливуда в скандальном отеле «Tropicana», хотя большую часть времени ночевал при свечах в квартире Пэм, расположенной в ветхом зеленом доме каньона Лорел. Ему нравилось просыпаться часа в два после полудня, затем он причесывался и пил пиво, если оно было в холодильнике. Потом он ставил копию еще не представленного публике альбома Doors и слушал так громко, как только могли вынести соседи. В первый раз, когда Джим сделал так, это привлекло внимание удивленной Памелы Миллер – одной из бесстыдных сиделок Френка и Гейл Заппы. Их дом стоял по соседству, и Памела Миллер вышла на крыльцо в одних трусиках. Позже она вспоминала: «До этого я уже видела Doors раз сто и хотела познакомиться с Джимом, потому что никогда прежде еще не видела на сцене такой яркой сексуальности. И я очень удивилась, когда услышала музыку в той зеленой хижине за магазином «Country Store». Я знала, что Doors уже записали свой альбом, но релиза еще не было. Поэтому я натянула свою пурпурную одежду и вышла босиком на каменную лестницу между нашими домами, чтобы узнать, что за ультра-клевый сосед обзавелся пластинкой с предварительной записью Doors. Я прошла на цыпочках на старую деревянную веранду и заглянула в окно комнаты, где играла песня «Crystal Ship». Когда глаза привыкли к темноте, я едва не подавилась криком, увидев Джима Моррисона – настоящего, из плоти и крови. Его волосы были растрепаны, тело обнажено, если не считать трусов. Боже мой! Я была так сильно взволнована. Побежала обратно на хату, где остановилась и попыталась решить, что мне делать теперь. Незадолго до этого, басс-гитарист из Iron Butterfly, работавший днем в госпитале, дал мне четверть бутылки транквилизатора «Траймар», который использовали, чтобы блокировать боль во время родов, и я подумала, что если пропитать им носовой платок и вдохнуть, то это превратит меня в Алису, которая падает в кроличью нору. Возможно, подумала я, это будет хороший способ, чтобы встретить одного из секс-идолов. Я взяла «Траймар», прошла по лестнице, поднялась на веранду и смело постучала в дверь. Когда Джим открыл, я улыбнулась и представилась. «Чего у тебя там?» - спросил он, кивком показав на бутылку прозрачной жидкости, которую я держала. После, когда я пришла в чувства, то поняла, что делаю идеальный задний мостик в комнате Джима, на его потрепанном восточном ковре, а моя бархатная пурпурная мини-юбка была у меня на голове. Я не помню, были на мне трусики или нет. Возможно, нет. И неожиданно я увидела там рыжую подругу Джима, которая свирепо смотрела на меня своими красивыми, полными чистой ненависти глазами. Я обернулась и посмотрела на Джима. Он отошел в дальний угол комнаты, собираясь насладиться приступом ненависти Пэм. Джим шептал ей: «Ну, давай… Начинай… Ну, же…» Это был один из тех «упс» моментов. Я встала и предложила рыжей рюмку «Траймара», но она лишь повернулась ко мне спиной и сказала, что будет лучше, если я уйду. Я вернулась на хату Сэнди. Как только я вошла в дверь, то услышала, как Пэм кричит Джиму: «Даже не думай идти туда, Джим Моррисон. Даже не думай!» Но он уже был у моей двери – смущенно улыбающийся, и крайне заинтересованный еще в одной взрывной порции «Траймара». Мы забыли об осторожности, дышали «Траймаром» весь день и весь вечер, сидели на полу, смеялись надо всем и узнавали друг друга. «Траймар» у меня закончился ранним утром следующего дня. Джим пожелал нам спокойной ночи и вежливо поблагодарил Сэнди за ее гостеприимство. Настоящий джентльмен. Я была разочарована, что он не приставал ко мне, но теперь, поскольку мы были друзьями, я могла надеяться на продолжение, при условии, что рыжей не будет поблизости».

Первый альбом Doors был шедевром. «Break On Through» являлся одним из самых тяжелых в рок-музыке. Но вначале мало кто врубился в их пластинку. «Break On Through» не попадал в девчачий, веселый формат радио «Top Fourty», где доминировали положительные, примерные группы, как Lovin’ Spoonful и записи студии Motown, и «Electra Records» испытывала трудности с попаданием альбома Doors на другие радио кроме «KRLA» в Лос-Анджелесе, где ди-джей Дэйв Даймонд крутил их песни, как казалось, каждые десять минут. (Рейтинг песни «Break On Through» не сможет прорваться даже в первую сотню, достигнув лишь 106 места). Не был успешным в борьбе за успех и альбом Doors. Его продажи были ниже средних, хотя альбом был необычайно гениальным, обладая своим собственным мрачным, плотским видением и достаточным количеством треков в жанре тяжелый рок («Soul Kitchen», «Twenty Century Fox», «Back Door Man»), чтобы заявить, что Doors не обычная, скучная арт-группа. И еще у них была песня «The End», которой заканчивался альбом так же, как заканчивались их выступления. Альбомную версию «The End» тут же сравнили с длинной версией песни Rolling Stones «Goin’ Home», которой заканчивался альбом «Aftermath», выпущенный несколько месяцев назад. Критики мгновенно поняли, что «The End» со своим мистическим путешествием и убийственным сексуальным фурором был одной из самых сложных и интересных работ в искусстве, созданных представителями этого молодого поколения.

Но, не смотря на это, подобную музыку слушали в то время в основном студенты. Инфраструктура рок-музыки еще не заняла свое место. Новые американские FM-станции работали в свободном формате. Они начали крутить треки из альбома Doors, как антидот АМ-радио «Top Forty», но им еще было далеко до станций из прогрессивных городов, как Сан-Франциско, Бостон и некоторых студенческих радиостанций. Рок-пресса только зарождалась. Из серьезных журналов были лишь «Village Voice» в Нью-Йорке и «Rolling Stone» в Сан-Франциско. Если Doors и не могли долго найти свое место в растущей контркультуре, то это лишь потому, что пытаясь просочиться в эту среду, они помогали создавать новую культуру.

Джим Моррисон был крайне заинтересован, узнав от рекламного агента «Electra Records», что американская армия закупила необычайно большую партию альбома их группы, чтобы продавать его в гарнизонных магазинах Вьетнама. Это был знак судьбы.

 

В полосатой футболке и потрепанных джинсах Джим представил публике песню «When the Music’s Over», которой не было на их первом альбоме. Толпа перестала танцевать и, затаив дыхание, слушала первую рок-песню об экологии - «Во что вы превратили Землю?» - которая закончилась апокалиптическим криком о спасении и освобождении.

ОГЛАВЛЕНИЕ ³¹⁴

Социальная тусовка

В четверг 5 января 1967 года Doors поехали в Сан-Франциско, чтобы отыграть два уик-энда в «Fillmore Auditorium». Билл Грэм – известный импресарио «Fillmore Auditorium», сразу, как увидел фотографию Джима, пригласил Doors, хотя до этого ни разу и не слышал их. Джоел Бродский сделал образ Джима похожим на греческого бога, и Грэм купился. Он поклонялся Мику Джагеру, который был воплощением профессиональной рок-звезды, и часто говорил своим товарищам, что хочет найти американский Rolling Stones. Может, так оно и было. (Позднее Жак Хольцман заявлял, что просил Грэма пригласить Doors, чтобы они смогли покрыть расходы за перелет).

Сан-Франциско было местом, где Джим провел счастливую часть своего детства. Он ездил со знакомыми в Аламеду, где находился старый дом Моррисонов. Сан-Франциско в 1967, казалось, перестраивает американскую цивилизацию, делая культуры сплоченной, как сообщество Водолея. У города были свои идеи касательно искусства, поэзии, музыки, философии, общин, органической пищи, ЛСД и прочих наркотиков. Свободные общественные центры питания и здравоохранения поддерживались милленаристическими группами типа диггеров. Группы, как Dead и Airplane жили вместе в старых викторианских домах. Хиппи из Хейт-Эшбери, радикалы из Беркли, встреча «Черных пантер» в Окленде – все стремились к новому миру и совместному проживанию. Музыкальная сцена славилась своими световыми шоу, племенными танцами и магическими, трансперсональными программами.

В «Fillmore», предваряя выступления Young Rascals и Sopwith Camel, Doors представили новое шоу с драматической песней «When the Music’s Over», а затем с грохотом перешли к «Break On Through». Следом за сольным фламенко Робби «Spanish Caravan» во втором сете шел долгий блюзовый джем на «Crawling King Snake». Группа была принята достаточно хорошо, и Билл Грэм сказал им, что они теперь могут выступать в «Fillmore» в любое время.

Но на следующий уик-энд Джим исчез. Doors были снова на афишах «Fillmore». Предполагалось, что они появятся с Grateful Dead и группой чикагского блюзмена Джуниора Уэлса. В пятницу вечером, незадолго до шоу, Doors послали брата Робби – Рона и молодого серфера с Лонг-Бич – Билли Сидонса, которые были с ними в турне, найти Джима. Но Джим так и не появился. «Fillmore» находился в опасной близости с черным кварталом, и были мысли, что на Джима напали местные банды. Билл Грэм был в ярости. Ему пришлось возместить убытки фанатам Doors. На следующий день Джим пришел в офис Грэма, расположенный над входом в «Fillmore», и робко извинился, сказав, что был с девушкой в Сакраменто, напился и просмотрел три сеанса «Касабланки» подряд. Грэм, каким-то образом очарованный трезвой искренностью Джима, уважительным отношением и опущенными глазами, совладал со своим негодованием. Он как бы втюрился в Джима. «Он показался мне выдающейся личностью, - позднее скажет Грэм. – У него было это лицо и голос, и все те написанные им песни. И он не носил нижнего белья! Очень весомый аргумент». В ту ночь Doors играли для Билла Грэма на пределе своих возможностей. Когда Робби исполнял фламенко, а струны его гитары, казалось, превратились в наркотический дым, Джим встал перед Робби на колени, чтобы увидеть, как его пальцы порхают над красной гитарой «Gibson».

Рекламщик «Electra Records» Стив Харрис позднее заявлял, что Джим пытался втянуть его в пиарный трюк. «Он отвел меня в сторону и сказал: «У меня есть хорошая идея. Давай скажем всем, что я умер». И я сказал: «Действительно хорошая идея, Джим, за исключением того, что никто пока не знает кто ты такой». Джим Моррисон с нетерпением ждал своей славы, словно знал, что ему осталось немного. «Джим считал, что мы недостаточно известны, - говорил Кригер. – Он считал, что мы должны быть как Stones. Развитие нашей группы казалось ему крайне медленным. Он всегда говорил типа: «Почему это не может произойти быстрее? Посмотрите на Beatles. Они не идут, они несутся к вершине».

Солнечной субботой 14 января Джим и его группа присоединились к тридцати тысячам фриков в области залива Сан-Франциско на идиллическом событии «Великая социальная тусовка», проходившим в парке «Золотые Ворота». Фестиваль, объявленный, как «сбор племен», послужил началом «Лету любви» и впервые объединил различные сектора контркультуры, собрав вместе «Детей цветов» и людей, выступающих против войны, поэтов и байкеров из клуба «Ангелы ада», которые превосходно обеспечивали порядок среди и без того спокойных толп. Джим стоял возле сцены и видел много главных местных групп: Dead, Airplane, Country Joe and the Fish, Charlatans, Quick-silver Messenger Service. Диззи Гиллеспи был лидером большого джаз-бэнда, а между выступлениями местные прославленные поэты зачаровывали толпы своими стихами. Аллен Гинсберг исполнял мантры и пел: «Мир в Америке, мир во Вьетнаме». Гэри Снайдер, Лоуренс Ферлингетти и Ленор Кэндел читали стихи. Тимоти Лири читал свои психоделические молитвы. Алан Уотс рассказывал о Дзен. Майкл Макклур исполнил свой колючий белый стих. Джим с друзьями закинулись кислотой и бродили среди детей цветов, кайфуя весь день, который окажется прототипом для рок-фестивалей того десятилетия, где будет преобладать поп-культура. Джим был поражен и вдохновлен. «Город искал ритуал, который сможет объединить их, - скажет вскоре после этого события Джим. – Doors тоже искали такой ритуал – наэлектризованную связь».

18 января 1967 Джим полетел в Нью-Йорк. На следующий вечер Doors начали свой второй цикл выступлений в «Ondine». В полосатой футболке и потрепанных джинсах Джим представил публике песню «When the Music’s Over», которой не было на их первом альбоме. Толпа перестала танцевать и, затаив дыхание, слушала первую рок-песню об экологии - «Во что вы превратили Землю?» - которая закончилась апокалиптическим криком о спасении и освобождении. Девять минут спустя, после колоссального, необычного увеличения темпа музыки, в момент наивысшего напряжения «The End», Джим, в кривлянии кровосмесительного гнева, подпрыгнул высоко вверх и разбил себе голову об очень низкий потолок. Секунд пять он выглядел удивленным, затем упал. Стоявшие перед ним девушки решили, что это было частью шоу. Но потом Рэй отметил, что Джим выглядит растерянно, поэтому организаторы утащили его со сцены. В гримерке он пришел в себя, добившись, чтобы ему сделала миньет одна из привлекательных Уорхолиток, которые обычно ни с кем не занимались сексом в Нью-Йорке.

Как-то вечером в «Ondine», желая увидеть Doors, пришла Тэнди Мартин. Она не видела Джима со школы. Сейчас, будучи замужем за редактором «The East Village Other», Тэнди позвонила Джиму, и он пообещал, что внесет ее имя в список гостей. Джим не внес, и ей пришлось заплатить четыре доллара за вход, с обещанием выпить минимум еще на пять. Когда она нашла Джима в клубе, он глупо улыбался и даже не смотрел на нее, сказав, что у него встреча кое с кем в VIP-зоне, обещая, что они смогут поболтать позднее. Он не сдержал обещания. Тэнди покинула клуб, когда закончился последний сет, чувствуя себя крайне странно.

Второй цикл выступлений в «Ondine» принес Doors любовь прессы андеграунда. В «Village Voice» влиятельный музыкальный критик Ричард Голдштейн восторженно восхвалял мистерии и драмы, озвученные Джимом Моррисоном — ходячим фаллическим символом Doors. Фанатский журнал «Crawdaddy» возносил Doors за их энергию, старательность и то, что Пол Уильямс определял, как настоящую страсть, печально недостающую другим американским группам тех дней. (Джим уделял этому много внимания, а так же просил персонал офиса «Electra Records» в Нью-Йорке дать ему адреса всех фанатов, письма которых произвели на него особое впечатление, чтобы он мог лично написать им ответ).

Между сетами, необычно вежливый Энди Уорхол нашептывал Джиму увещевания, все еще надеясь заполучить его для съемок обнаженным. Прислуживающий Уорхолу Эрик Эмерсон нашел девушек, готовых провести с Джимом ночь в «Albert Hotel» на Десятой-Стрит и Пятой-Авеню. Несколько дней спустя Джим привел Тэнди Мартин в качестве подруги на обед с Жаком Хольцманом и его семьей в квартире, обшитой панелями красного дерева на Западной Двенадцатой-Стрит, и, кажется, провел с удовольствием время в компании забавного сына Хольцмана — Адама. Джим предпочел поладить с Хольцманом, который был известен своей царственной осанкой и старанием, заслужившими ему уважение многих, в том числе и Джима.

Проведя десять дней в Нью-Йорке, Doors вернулись на Стрип в клуб «Gazzari's». 11 февраля 1967 Джим был арестован за пребывание в общественном месте в состоянии алкогольного опьянения, когда цеплялся к копам возле «Whisky». Затем Doors отыграли два вечера в новом клубе «Whisky» в Сан-Франциско, где девушки «go-go» выступали топлес. Те, кто были рядом с Джимом, заметили, что он начал меньше принимать ЛСД и значительно больше пить. Все это время он работал над песней, которую слышал в своей голове — Люди кажутся странными, когда ты сам странный — первичное название которой было «Strange Day».

18 февраля Doors вернулись в «Hullabaloo» на Сансет и Вайн – настоящий Молен Руж в период свинг-эры. В тот вечер Джим еще раз пересекся с Пэм Миллер, которая была (в каком-то роде) девственницей, но определенно стремилась заняться сексом. Как зарождающаяся рок-куртизанка, основавшая в скором времени печально известную клику поклонниц из окружения Фрэнка Заппы (GTOs – Girls Together Otrageous), мисс Памела заранее узнала о саундчеках и прибыла к четырем часам к черному ходу клуба. Она слышала, как Doors настраивают свою аппаратуру и звук внутри. Одетая в черно-белый полосатый расклешенный костюм своего собственного дизайна, прихватив заново наполненный кувшин «Траймара», Пэм Миллер дожидалась Джима, надеясь, что он появится без своей рыжей подруги. Джим нарисовался в пять, сгреб мисс Памелу, отвел ее за сцену и занялся с ней жестким петтингом, чередуя зажимания обильными дозами «Траймара». «Я плавилась у него во рту, как мед, - писала позднее Памела Миллер. – Все мое тело стало густой жидкостью, а его пальцы, которыми он сжимал мое лицо, продавливали насквозь мои щеки, словно они горели, оставляя дыры, сквозь которые извергалось еще больше меда». Кто-то позвал Джима, и Пэм сидела какое-то время за сценой, пока шел вокальный чекаут Джима. Когда он вернулся, то взял Пэм за руку и отвел по расшатанной лестнице в темный лофт над клубом. Джим расстелил на полу ее потрепанную норковую шубу, уложил на нее Пэм и начал свое дело. «Джим, сладенький, я все еще девственница», - сказала она, жадно хватая ртом воздух.

«Что за лицо у него было! – позднее сказала Пэм. – Одним из величайших подарков Бога рок-н-роллу стали такие вот лица парней. И одно из них было прямо надо мной. Его губы разомкнуты, глаза закрыты. Он выходит и входит в мой очаг…» Затем, сквозь туман «Траймара», где-то далеко под ними, они услышали начальные такты «When the Music’s Over». «О! Черт! Мой выход!» Джим рассмеялся и помчался вниз по лестнице так, словно это был шест пожарников. Мисс Пэм последовала за ним и оказалась на сцене вместе с Doors перед заполненным залом «Hullabaloo» в тот самый момент, когда Джим издал дикий крик, начинавший песню. Кто-то протянул руку, вытащил Пэм со сцены, и Джим погнал на полную. После, в два утра, Джим повез Пэм на ее помятом «Oldsmobile» кататься по Голливуду. Она заявляет, что он сказал ей, якобы весь его рок-образ это игра, а в действительности, он хочет стать известным поэтом. Он сказал, что «Траймар» «ранит их головы», и когда они ехали перекусить в «Tiny Naylor’s» на бульваре Ла Бреа, он свернул на обочину и выбросил бутылку «Траймара» в окно. «Теперь у нас не будет искушения», - сказал Джим. В «Tiny Naylor’s» они взяли черствый хлеб с орехами и свежий апельсиновый сок. Когда они ели, над холмами вставало солнце. Затем Джим и Пэм проследовали в дешевый мотель, где остановился Джим, потому что, как он сказал, поругался со своей подружкой. Мисс Памела: «Потом, после обнимашек-целовашек, он поднялся из-за руля и сказал: «Я очень хочу снова увидеть тебя, душенька. Приходи сюда ко мне или звони, когда захочешь». Но когда я позвонила, он уже выписался. Вот попадалово!»

 

По общему мнению Джим был яростным, неистовым, превращая шоу в вулкан, которое начиналось с «Back Door Man» и взрывалось «Break On Through». Это были одни из лучших клубных шоу группы, которые и должны были быть таковыми, потому что «Electra» начала привлекать прессу на выступления Doors. Джим Моррисон – открытая рана противоречивых чувств касательно связи своего друга с Пэм, кричал в бессилии и ревностном гневе. Никто в Нью-Йорке никогда не видел ничего подобного.

ОГЛАВЛЕНИЕ ³¹⁵