Белорусское летописание XV—XVIII вв.
Белорусские летописи запечатлели ряд существенных явлений истории белорусского народа в условиях феодальной эпохи. Особенности содержания белорусского летописания обусловлены идейной позицией авторов летописей. Краткие летописные редакции. Ранний этап белорусского летописания представлен так называемыми краткими летописными редакциями. К ним относятся Супрасльский, Уваровский, Познанский, Никифоровский, Академический списки, «Хроника о великих князьях Литовских», «Летопись Авраамки». Эти летописи возникли не ранее конца XIV в. и не позднее первой половины XV в. Идейные мотивы, содержание и методика изложения кратких редакций тесно связаны с древнерусской летописной традицией. Белорусский советский Литературовед В. А. Чемерицкий отметил существенное влияние традиции древнерусского летописания на белорусское '. Оно, естественно, было обусловлено их глубокой идейно-теоретической близостью. В Супрасльском кратком списке Заимствованного материала из «Повести временных лет» около половины. Так же, как в «Повести», с большой страстностью осуждены зверства орд Батыя. Отчетливо видна политическая позиция белорусского летописца при описании сражения Александра Невского со шведами в 1240 г. Автор восторгается мужеством и умом этого -князя'. Ясно видно стремление летописца поднять престиж Новгорода как достойного преемника Киева. Прослеживается идея возвышения княжеской власти. Как и автором «Повести», им руководит идея освобождения родины от иноземных поработителей. Автор «Повести» раскрывает ее, описывая борьбу с кочевниками, а белорусский летописец — рассказывая о борьбе с татарами. С удовлетворением говорит он о поражении татар в битве на реке Воже (1378 г.), описывает победу на Куликовском поле. Как и в «Повести временных лет», те~кст Супрасльской краткой редакции отражает влияние настоящего на изложение событий прошлого. Такая методологическая позиция проявляется в том внимании, которое уделяется трем темам: татарскому нашествию, деятельности великих князей московских, деятельности великих князей литовских. Первый сюжет оставался острым и для второй половины XV в., так как Крымское ханство продолжало совершать набеги на Литовское княжество и на Русское государство. Второй сюжет объясняется ведущей ролью, которую стало играть в XV в* в судьбах всей Руси Великое княжество Московское. А большая роль Великого княжества Литовского в судьбах западных земель Руси определила интерес, проявленный к деятельности и родословной великих князей литовских. Идейной основой Супрасльской летописи является концепция провиденциализма, безраздельно господствовавшая в мировоззрении раннего и развитого феодального общества. Все победы, поражения, успехи и неудачи князей летописец объясняет «промыслом божьим», божьей волей. По мнению летописца, бог карает и тех властителей, которые поднимают руку на духовенство, эта идея проводится в рассказе о борьбе Сигизмунда и Свидригай-ло4 Поражение последнего летописец объясняет тем, что он сжег в Витебске митрополита Герасима и «поможе бог великому князю Дигимонту». Традиционна методика изложения событий. Стержнем изложения являются погодные записи. Те годы, в которые не произошло никаких примечательных событий, в отличие от «Повести», в тексте Супрасльской летописи не упоминаются. Как и в «Повести», белорусский летописец отбирает для изложения только те факты, в которых рассказано о деятельности князей, военачальников, высшего духовенства. В этом полностью отражается взгляд на историческое развитие как результат деятельности государей. Таким образом, обе летописи отражают политическую позицию и теоретические принципы летописца, обусловленные интересами господствующего класса феодалов. В связи с этим сложились и методические приемы отбора и изложения событий, характеристика фактов, определение причин и следствий. Белорусский летописец, в отличие от автора «Повести», не видит в феодальных междоусобицах повода для критики и не упрекает феодалов в том, что они своими распрями губят Русь. Вполне в духе феодальной идеологии выдержано описание городских восстаний «черни» в Смоленске.^ Вместе с тем белорусскому летописцу в XV в. стали чуждыми многие темы и сюжеты, волновавшие летописцев Древней Руси в XII в. Потеряли актуальность идеи единства, величия, престижа Киевской Руси, ее независимости от Византии, как это четко выступает в «Повести»; не тревожат белорусского летописца битвы с кочевниками-печенегами, половцами, хазарами. Новые политические условия диктовали свои сюжеты и темы, ставшие для белорусского летописца более актуальными. Особое внимание летописец уделяет событиям в Ве* ликом княжестве Московском, отношениям его князей с Ордой и соседними княжествами, подчеркивая ведущую роль Московского княжества в борьбе против татарского ига. Столь же внимателен автор к делам новгородских, владимирских князей. С середины XIV в. все больше рассказывается о действиях великих князей литовских. В этом переключении главного внимания летописца отражается прямая зависимость между прошлым и настоящим. Белорусский летописец искал в прошлом объяснения тех событий, которые обусловили современное ему положение на Руси и в Великом княжестве Литовском. Белорусский летописец с симпатией относится к литовским князьям. Он восторгается великим князем Витовтом, подробно рассказывает о почете, которым окружали его соседние государи. В ряде мест летописи содержится попытка определить причины установления власти великих князей. Тай, мятеж в Смоленске в 1401 г. он объясняет тем, «что одни хотели Витовта, а другие етчича князя Юрия», Полоцк и Витебск покорились в 1436 г. 'великому князю литовскому Сигизмун-ду, «не чуя себе помощи ниоткуля». Супрасльский список существенно отличается от «Повести временных лет» изложением церковно-религиоз-ного сюжета, В «Повести» он нередко представлен в форме пространного богословского трактата, тогда как белорусский летописец ограничился лаконичной церковной хроникой. В целом, судя по Супрасльскому списку, белорусское летописание по сравнению с «Повестью временных лет» является более светским, более близким к реальному дониманию фактов, более чутким к причинам и следствиям описываемых событий. Так, делается попытка установить связь между Киевской Русью, становлением Великого княжества Московского и Великого княжества «Литовского. Она образует один из исходных принципов краткой редакции летописей. Идейный замысел Су-прасльской летописи—раскрыть влияние Руси на ход всей общественной жизни, политическую организацию .Великого княжества Литовского. Другие списки кратких летописей — Уваровский, Ни-.кифоровский, Академический представляют варианты Супрасльского и отражают те же методологические и методические принципы. Списки Виленский, Погодинский* Дубровенский также не имеют существенных от-личин. Пространные летописные редакции. Эти летописи, со-ставленные в XVI в. (к ним относятся: «Хроника Быхов-ца», списки Познанский (Рачинекого), Евреиновский, Румянцевский, Патриарший, Ольшевского, Археологического общества, а также «Летописец» Красинского), содержат несколько вариантов неизвестного исторического произведения, отличающихся по форме и характеру изложения. Каждый из них — самостоятельное своеобразное явление в средневековой белорусской историографии. Наиболее полным вариантом является Познанский список (Рачинекого) — «Летописец Великого княжества Литовского и Жомойтского». Он отличается от Супрасльского как по структуре, так и по предмету изложения, оценке исторических событий. Методика изложения в нем ле погодная (такой принцип сохранен только в конце текста, при передаче событий первой половины XVI в.), а повествовательная, построенная по тематическому признаку, причем каждый раздел снабжен заголовком. Список Ольшевского написан на польском языке и носит название «Великого княжества Литовского и Жмудского хроника». «Хроникой» назван и список Археологического общества. Появление этих «Хроник» объясняется намерением их авторов обосновать правомерность власти литовских князей древностью их рода, не уступающего князьям Польши и Руси 2. Текст Познанского списка целиком посвящен повествованию о деяниях великих князей литовских. Исходным сюжетом служит легенда о римском происхождении первых 500 поселенцев Литвы, бежавших во времена Нерона во главе с родственником императора Палемоном. Легенда, очевидно, взята из хроники «Длугоша». Главное внимание уделено войнам, которые вели великие князья литовские с внешними врагами, их борьбе за власть с претендентами на великокняжеский престол', а также стремлению великих князей литовских подчинить себе земли Руси. Такой направленностью изложения, отсутствием тематической пестроты эти расширенные редакции отличаются от списков краткой редакции, откуда автор этого исторического труда взял рассказы о великих князьях литовских. Деянием каждого литовского князя отводится отдельный раздел с соответствующим заголовком. Иногда в эти разделы включены события, происходившие в бытность того или иного князя (например, «О Московском по-боищы»). Ряд разделов прямо заимствован из кратких редакций (тексты о князе Андрее Полоцком, Святославе Смоленском, о великом князе Витовте и др.), упоминаются польские хроники. Однако заимствования составляют небольшую часть. - Примечательна попытка автора «Летописца» связать легенду о Палемоне с происхождением названия местного населения. Согласно этой версии, один из сыновей Палемона Кернус с подвластными ему людьми явился из пределов Жемайтии в Завил ейскую область. Они осели на побережье и здесь '«игривали на трубах дубасных», что дало повод Кернусу обозначить свой край на родном языке (т. е. по-латински) двумя терминами: «литус» и «тубус» (от Шиз— побережье, 1иЬиз— труба). Но, замечает летописец, «проетые люди не вмели знать по ла-тйне и почали звати Литвою»3. Следовательно, не пришельцы-римляне, а местные жители, «простые люди», жившие в Завилейских землях, дали название своей стране — Литва. Автор «Летописца» по-своему объясняет причины распространения власти литовских князей на русские земли — Батый уничтожил всех князей на Руси, сжег ее столицу Киев. Княживший в то время в Литве Монтвилл, узнав, что «мужыки мешкают без господара», так как «руская земля спустошона и князи руские разогнаны», направился в Друцкую землю, а сына послал к Неману, где тот построил Новгородок. Власть Витовта утвердилась на Подолий потому, что он и его братья Кориатови-чи с согласия местных правителей защитили эту землю от татар, построили города. Этот взгляд является ведущим во всем повествовании о великих князьях литовских. Автор стремился возвысить военную славу литовских князей, объяснить победами над внешним врагом факт установления их власти над русскими землями. В «Летописце» неоднократно обращается внимание на такое средство утверждения власти литовских князей на Руси, как брачные связи с представительницами местных княжеских родов. Отмечаются также факты принятия князьями православия и «науки языка русского». Необходимо подчеркнуть, что автор «Летописца», рассказывая о войнах с татарами, немцами, пруссами, неизменно подчеркивает единство действий «сил руских и литовских». В отличие от кратких редакций в пространном варианте провиденциализм проявляется .гораздо слабее. Причины побед и поражений объясняются военным талантом князей. В тексте отсутствует стремление к использованию исторического повествования в религиозно-назидательных целях. В повествованиях о деяниях великих князей литовских преобладает бесстрастный, далекий от угодливости тон. Значительно меньше внимания уделяется знамениям, чудесам, нет сообщений о церковных делах. Внимание автора занимают светские дела,,причем события последнего времени. В ряде мест изложение приобретает характер политической хроники:; особенно это проявляется при изложении событий первой половины XVI в. <Э политической позиции автора «Летописца» можно судить по,его враждебному отношению к Польше. Он везде подчеркивает сопротивление великих князей литовских притязаниям правителей Польши на территорию Великого княжества Литовского. Ягайло, ставший польским королем, обрисован как клятвопреступник и убийца. Отмеченные исторические идеи во маогом отличны от взглядов предшествовавших авторов. Сконцентрировав внимание на повествованиях о великих князьях литовских, автор «Летописца» впервые создал труд по истории государства, воплощением которого для него была деятельность великого князя литовского. Военные успехи этого государства он неизменно объясняет тем, что силы ему давали Литва и Русь. Содержание «Летописца», его язык, характер изложения дают основание предположить, что автором его был белорус, близкий к великокняжескому двору. Патриот Великого княжества Литовского, он рассматривает его историю и его успехи в неразрывной связи с ролью, русского населения княжества. Шагом вперед в развитии исторической мысли являлось преобладание светского взгляда на историю; это было прогрессивным явлением в условиях безраздельного господства религиозного мировоззрения. В «Хронике Быховца» историки различают три текста: один приписывают литовскому автору, другой — белорусу, третий составлен на основании ряда источни*-ков4. Это произведение можно считать завершением почти двухвекового развития белорусско-литовской историографии. Четко прослеживается связь «Хроники Быховца» с Познанским списком пространной летописи («Летописец Великого княжества Литовского и Жомойт-ского»). Однако уже в начал'е «Хроники» выступает определенная идейная направленность сюжетных вставок и правок, которые заметно меняют взгляд на историю Литвы, присущий «Летописцу*. Так, замена версии о бегстве Палемона от Нерона рассказом о его бегстве от жестокостей гонителя христиан предводителя гуннов Атиллы отчетливо выдвигает на первый план религиозный мотив. По этой новой версии Литовское княжество было основано христианами. Связь с «Хроникой Быховца» прослеживается ив дальнейшем. Так, в ней опущены описания из «Летописца», в которых говорится о язычестве литовских князей. «Хроника» пытается истолковать историческое прошлое литовцев в свете сближения их язычества с христианским вероучением. Другим методологическим отличием этой хроники является сам подход к трактовке места Руси в истории Великого княжества Литовского. Существенно меняет изложение легенды о Палемоне в «Летописце» добавление в «Хронике» рассказа о походе внуков Палемона на Русь к Браславу и Полоцку и о захвате большой добычи и множества пленных. История создания Великого княжества Литовского трактуется как завоевание и подчинение Литвой Руси. Вся история Руси изложена только в связи с деятельностью великих князей литовских, хотя, как ив «Летописце», военные успехи объясняются совместными действиями литовских и русских войск. Вместе с тем, в «Хронике» отчетливее, чем в «Летописце», видно сопротивление русских князей подчинению своих земель власти литовских князей. Заметно отличается «Хроника Быховца» от «Летописца» и других пространных хроник открытым восхвалением могущества Великого княжества Литовского, воинственности литовцев, родовитости литовских князей. Основная заслуга в победе над крестоносцами при Грюн-вальде в 1410 г. приписывается литовскому войску. На-рючито подчеркивается древность и знатность литовских феодальных родов, и неродовитость польской шляхты, бездействие последней во время Грюнвальдской битвы. Стремление возвысить роль литовской знати продиктовало и отбор материала для «Хроники». Так, в большинстве описанных битв литовские воины проявляют образцы мужества, стойкости, находчивости, благодаря чему одерживают победы. Не случайно отмечено в ней и то, что ратная сила литовского войска особенно усилилась после того, как великие князья литовские приняли христианскую веру. Витрвт, как ревнитель христианства, основатель многих костелов, назван «вторым апостолом божьим». Составители «Хроники» часто прибегают к портретным характеристикам великих князей; особенно выразительно описаны личности Витовта, Ягайло. Целая повесть посвящена слуцкому князю Семену Михайловичу, его борьбе с татарами. По методике изложения «Хроника» также отличается от «Летописца»: здесь нет деления текста на разделы по периоду правления каждого _аыцщого князя. Г Местные летописи. С середины XVII —в начале XVIII в. возникают локальные летописи. Интерес к мест-ной истории отражал недовольство литовско-белорусских князей подчиненным положением Великого княжества Литовского в составе Речи Посполитой, возраставшим влиянием польских феодалов. На востоке Белоруссии, где это влияние проявлялось в меньшей мере, летописная традиция сохранила значение как средство выражения местных интересов феодалов и городов. В связИчС этим возникли своеобразные исторические произведения, соединявшие в себе некоторые черты летописания XV—XVI вв. и новые формы развития исторического знания. Таким произведением является так называемая Баркулабовская летопись. Летопись написана на белорусском языке жителем местечка Баркулабово, по всей вероятности духовным лицом, близким к владельцам местечка князьям Соломорецким, События, освещенные в летописи, относятся ко второй половине XVI — началу XVII в. Главное внимание автора сосредоточено на событиях, происшедших в Поднепровье, в различных городах и селах востока Белоруссии и в самом селе Баркулабове, причем в центре его внимания — семейная хроника владельцев села. Существенно меняется характер изложения, когда автор рассказывает о развернувшейся с конца XVI в. борьбе против церковной унии. Летописец открыто выступает против нее. Гонения на православных, насаждение католицизма, по мнению автора, вызывали' войны, опустошение, голод и мор. Уния рассматривается как страшная беда. Провиденциальная трактовка событий используется для компрометации церковной унии. Однако автор избегает крайних выпадов против католической церкви и выражения симпатий борьбе народных масс против унии, в частности горожан Могилева, Полоцка, Витебска, Орши, хотя и сообщает об этих --событиях, Более того, в движении казачества, направленном против гнета и произвола феодалов, он не видит с конца XVI в. широкого участия белорусского крестьянства. К владельцу Баркулабова князю Богдану Соломо-рецкому летописец испытывает явно верноподданнические чувства, называя его «славным, набожным милов-ником церкви божой». Автор продолжает традицию летописей, сообщает сведения о стихийных бедствиях, постигших Белоруссию в последние два десятилетия XVI и в первые годы XVII в., причем придает им в связи с введением унии значение божьего предзнаменования, выражение господнего гнева. Вследствие этого летописец не ограничивается лаконичным сообщением о различных бедствиях (град, морозы, засухи, эпидемии, наводнения и др.), а рисует полную трагизма картину массовой гибели людей, их страданий и мучений. -Антиуниатская направленность содержания Баркула-бовской летописи объясняет и интерес, проявляемый летописцем к событиям в Москве. Это не только свидетельство современника, но и выражение поддержки Русского государства. Летописец специально помещает в летописи грамоту послов великого князя Московского к королю Стефану Баторию с предложением о мире. Рассказ о Лжедмитрии построен на официальной версии московского правительства. Летопись не проникнута духом активного протеста, гневного обличения, в ней преобладает жалоба, предчувствие разраставшейся катастрофы как следствия «богопротивной унии». При всем разнообразии сюжетов, сведений, внешне не связанных друг с другом, Баркулабовская летопись предстает как историческое сочинение, пронизанное единым замыслом: осудить церковную унию. Для аргументации этого автор описывает положение народных масс в годы стихийных бедствий. Отличающая эту летопись эмоциональная приподнятость обусловлена не социальным протестом, а религиозной настроенностью автора. Баркулабовская летопись с точки зренияПметодоло-гии и методики является уникальным произведением. Антауниатская концепция придает.ей идейную направленность и структурную целостность, определяет своеобразную форму построения аргументации. Летописная форма приобрела здесь неизвестную ранее функцию средства создания единого по замыслу труда, в котором унию осуждают прошлое и настоящее, высшие сверхъестественные силы и сама жизнь. - Совершенно в иной манере написана «Хроника Витебска» — так называемая летопись Панцырного и Авер-ки. Ее цель — регистрация фактов, событий. В ней как бы возрождаются самые слабые, устаревшие черты лето-нисания. Крайне ограничен круг явлений в истории города, привлекший внимание летописца; описываются только те события, которые указывают на роль Витебска в деяниях королей. Главное в них — войны, поэтому в летописи фиксируется все, чем участвовал Витебск в бесконечных войнах,— поставки продовольствия, постой войску участие горожан в сражениях и пр. Отмечены случаи пожаров, эпидемии. Другое летописное произведение — «Хроника Могилева» составлялась его жителями в течение XVI—XIX вв. Здесь сообщения о правах и привилегиях, данных городу королевскими грамотами, о событиях в городе, разбиравшихся королевским судом, и собственные свидетель-\ства авторов хроники. Последние охватывают события конца XVIII — начала XIX в. Традиционным является включение многочисленных сообщений о необычных явлениях природы, знамениях, чудесах, причем иногда они перерастают в более пространные повествования, чем в других летописях. К разного рода чудесам авторы относятся если не с полным доверием, то и без явного скептицизма. ' Религиозное мироощущение пронизывает содержание «Хроники», однако само произведение имеет сугубо жизненную направленность. В центре внимания — дела и заботы горожан в связи с внешними событиями. Авторы не выражают своего отношения к событиям, а ограничиваются Лишь описанием, констатацией фактов (в такой манере описано восстание 1610 г.). Крайне редко они Обращаются к выяснению причин событий. *• Почти 2/3 текста посвящено описаниям событий 90-х годов XVII в., причем главная тема —поборы с населения, учиненные войсками, проходившими через город и квартировавшими в нем. Мало интересуются авторы социальной и хозяйственной жизнью города. Подробно описаны лишь пожары, главным образом церквей. 4 При ценности отдельных свидетельств «Хроника Могилева» как историческое произведение конца XVI—^начала XIX вв.— архаическое явление. Метод ее построения примитивен: в хронологическом порядке расположены сообщения о событиях, легендарные рассказы, доку-1 ментальные свидетельства и личные наблюдения. Причинная связь между ними отсутствует. 2. Дворянские и клерикальные историки Начало изучению истории белорусских земель йа рубеже XVIII—XIX вв. положили лучшие представители русской науки — В. Н. Татищев (1686—1750 гг.), Ми В, Ломоносов (1711—1765 гг.), И. Н. Болтин (1735— 1792 гг.). У М. В. Ломоносова мы находим краткое упоминание о Белой и Черной Руси. В своих замечаниях на работу Г. Ф. Миллера «Происхождение имени и народа российского» М. В. Ломоносов отстаивал автохтонность в качестве исходного теоретического принципа понимания истории Руси. Он считал, что земли, населенные «белороссийцами, где ныне Новгородок, воеводства Минское, Мстиславское, Витебск и Полоцк...», являются органической частью Руси 5. В. Н. Татищев6 выделяет из территории Древней Руси Белую Русь. Под ней он понимал земли с центрами Ростовом, Переяславом, Суздалем, Стародубом. Освещая историю Полоцкого княжества, Татищев различал три периода. Первый —• существование местного княжения. Второй—то время, когда полочане, «согдасясь с новгородцы, демократию (вече) ввели»; третий — когда Полоцк и его уделы «под власть литовскую отдаться принуждены» 7. В этих определениях Татищев угадал смену черт общественной жизни, что для его времени составляло шаг вперед в формировании принципа историзма. Ближе к истории Белоруссии феодальной эпохи стоит произведение Н. Н. Бантыш-Каменского (1757— 1814 гг.) —«Историческое известие о возникшей в Польше унии». Он видит в церковной унии выражение светских интересов папства, средство государственной политики и результат компромиссной позиции верхов православной церкви, вызвавшие в средних и низших слоях общества открытое сопротивление 8„ Такое понимание этого явления формировала прагматическая точка зрения автора, т. е. соединение в причинно-следственный ряд субъективных действий и целей. Восстание 1830—1831 гг. дало повод дворянским и клерикальным историкам поставить вопрос об исторических судьбах Западной Руси. В 1848 г. вышла в свет небольшая работа «Взгляд на историю Западной Руси». Неизвестный автор ограничился несколькими утверждениями о главных чертах истории этого края. Исходным фактом характеристики Великого княжества Литовского он считает преобладание русского православного населения, на основании чего считает правомерным называть это государство Белоруссией 9. Содержание исторического прошлого Западной Руси автор свел к истории православной церкви и религии. Целью всего изложения является стремление подчеркнуть отрицательную роль католической церкви и Польши в исторических судьбах западных земель Руси. Одним из первых дворянских историков России XIX в., обратившим более пристальное внимание на историю Белоруссии, был Н. Г. Устрялов(1805—1870 гг.). В работах «Исследование вопроса, какое место в русской истории должно занимать княжество Литовское» (1839)' и «Русская история» (1837—1841) он привел ряд важных исторических фактов из истории белорусских земель XVI—XVIII вв. Однако он освещал эти факты (Люблинская и Брестская унии, восстание казачества, русско-польская война и др.) с целью оправдания официальной политики царского правительства в Белоруссии. Устрялов выступал против тех, кто «смотрит на Литву и соединившиеся с нею области как на польские провинции», и, опираясь на исторические факты, заявлял, что эти земли исконно русские. В середине XIX в. история Белоруссии получила некоторое освещение в обзорных трудах и курсах лекций русских историков К- Н. Бестужева-Рюмина, С. М. Соловьева, В. О. Ключевского и Н. И. Костомарова. Белорусские земли они рассматривали как одну из составных частей Российской империи, поэтому о Белоруссии писали лишь в разделах, освещавших внешнюю политику России, главным образом войны России с Польшей, В 1855г. была издана книга М. О. БезКорниловича (1796—1862 гг.) «Исторические сведения о примечательных местах Белоруссии». Однако автор свел свой труд к подбору летописных свидетельств, сообщений о князьях, уделах, войнах, религиозных событиях, которые формируют представление о Белоруссии как неотъемлемой, В истории Белоруссии Турчинович различал два периода. Первый, с начала XV и до конца XVII в., включал собственно историю Белоруссии, которая была тесно связана с историей Литвы, Польши и России. Второй период начинался с конца XVII в., история Белоруссии с этого времени, по его мнению, была «лишена всякой самобытности и исчерпывалась историей Польши и России» и. Показать самобытность развития Белоруссии Турчинович не сумел: период XV—XVII вв. не содержит в его книге никаких данных, ее раскрывающих. Весь этот период заполнен в книге подробностями о правлении вели' ких князей литовских, о войнах, которые они вели. Рассказав о подчинении западно-русских земель литовским князьям, автор пришел к парадоксальному, ничем не обоснованному выводу: «Мало-помалу Западная Русь образовала новое самостоятельное государство — княжество Литовское» 12. Политику великих литовских князей автор представляет как «деяние в интересах всеобщего блага». Особенно восторженно оценивается деятельность Гедимина, Сигизмунда-Августа, Стефана Батория. Всю историю Белоруссии Турчинович сводит к военным событиям и религиозной борьбе, как это делали историки и до него. Но он опускает известные свидетельства о католической агрессии, акциях Ватикана и в преследовании православной церкви видит следствие деятельности не столько католиков, сколько униатов 1 К объяснению причин и характера освободительной борьбы украинского и белорусского народов Турчинович подошел с открыто клерикальных позиций. Ее антифеодальный характер остался вне внимания автора. В то же время выпячиваются принесенные народной войной разорения. При таком подборе фактов народно-освободительное движение украинского и белорусского народов теряет свой подлинный характер и представляется как ряд обычных военных эпизодов, описанных весьма подробно. В этом также четко видна позиция дворянского историка, отрицавшего социальные причины развернувшейся в середине XVII в. народной борьбы. Отрицательное отношение Турчиновича к политическим действиям народных масс проявляется при описании им восстания жителей Полоцка в 1387 г. против Якайлы, ставшего польским королем. Сама идея народной власти вызывает у Турчиновича резкое осуждение; ;с плохо скрытой неприязнью говорит он о Полоцке, став-днем республикой, вольным городом. Вечевой строй едедал город беззащитным, что позволило князю Минганло завоевать в 1190 г. эту древнюю столицу Кривской земли. Еще дальше в осуждении народных восстаний идет Турчинович при описании восстания витебских горожан против диких преследований изувера Иосафата Кунце-вича в 1623 г. Он характеризует это восстание как «ярость толпы, исступление черни, своеволие и бунт». Жестокую расправу над восставшими он вполне одобряет, отметив, что «наказание последовало достойное» м.В «тбге он пришел к выводу, что Белоруссия в многове-vновом, прошлом своей истории не имела, а была лишь ареной междоусобий, завоеваний, «перепутьем могучих пощерников». : ,В ряде мест Турчинович подвергает сомнению достоверность отдельных фактов, заимствованных из польских хроник или летописей, однако не опровергает при-водимые ими легенды о «божьих знамениях». Иногда он приводит несколько свидетельств об одном и том же событии, но всегда берет верх явная тенденциозность, идеализация действий великих князей литовских. Крупным произведением, претендовавшим на обобщающее изложение истории Западного края, явилась работа М. О. Кояловича (1828—1891 гг.) «Лекции по истории Западной России», опубликованная в 1864 г. Автор восторженно приветствовал реформу 1861 г., которую он с монархических позиций оценил как «великое слово — воля народная», резко осудил восстание 1863 г. как одно из проявлений враждебной всему русскому «польской силы» 15. Коялович обстоятельно сформулировал свое представление об общих закономерностях, структуре и категориях, которые играют роль методологических принципов в его изложении истории Западной России. В одной из лекций он провозгласил, что «в истории .все имеет свою причину, свой смысл» 16, однако в собственной работе не раз оказывался очень далеким от рас* крытая истинных причинных связей. К Западной России Коялович относит Украину, Белоруссию и Литву, которые, по его мнению, представляют собой единое целое; в чем суть этого единства, в каких явлениях оно прослеживается, автор не раскрывает, но решительно подчеркивает роль своего взгляда как исходной точки зрения. Определяющим фактором исторического развития Западной России он считает столкновение «двух главных сил — русской и польской», причиной чему было стремление Польши «воссоздать свое господство и могущество на чужой русской земле». Глабной задачей своего курса лекций Коялович считал раскрытие истоков «польского триумфа» как определяющей черты прошлой истории Западной России. Он стремился проследить влияние Польши, приведшее к тому, что в Западной России сложилось «разделение между народом и верхним польским слоем, разделение национальное, религиозное, разделение преданий, начал жизни» 17. Коялович формулирует свое понимание закономерности истории Западной России следующим обра-*зом: это есть «история демократизма, ищущего своей древней, родной аристократии,., ищущего древних родных порядков жизни, то есть тоже русских и православ-;,«ых» 18. Коялович этим заявлением исказил и попытался скомпрометировать идею демократизма как нечто чуждое народу. Однако на деле Коялович не осуществил своего на-^меревия поставить в дентр внимания освещение истории народа; об этом свидетельствует предложенная им схема периодизации истории Западной России, в которой он различает пять этапов, отражающих те или иные черты государственно-политической унии Западной России с Литвой и Польшей. Роль народных масс в истории им полностью игнорируется, хотя слово «народ» часто употребляется в его лекциях. Как истинный представитель I монархически настроенных историков, он осуждает ве-. чевой строй в Полоцке, видя в нем «род правления, ко-^торый меньше всего может принести пользы», который ^н был причиной овладения городом князем Мингайло. Ведущую роль в историческом развитии Коялович отводит деятельности князей и королей. К решающим факто-р&м он относит православную религию и церковь, которые провозглашает «великим цивилизующим началом» 19. В методологии Кояловича заметное место занимает теория иноземного влияния. Он различает два влияния: первое — русскре, приведшее к сближению литовцев и •белорусов,—положительное явление, которое привело к «усвоению литовцами русского склада жизни», вытеснившего «чисто литовские особенности»20, второе оказывали западные соседи, в первую очередь «латино-герман-окий мир», от которого поляки заимствовали «пристрастие к роскоши», отрицательно сказавшееся на социаль-Ж^экономическом положении страны. На Западную Россию иноземное влияние шло со стороны Польши, а не Западной Европы, автор считает этот фактор всеохватывающим в историческом развитии [^'-Западной России. До Кревской унии (1385 г.), по его мнению, «общественный быт Литовского княжества сложился по началам русской жизни» 21. Последующее развитие унитарного, процесса углубило разделение между Литвой и Русью, что породило впоследствии бессилие Литвы отстоять перед Польщен свою независимость. -Люблинская уния привела не только к потере национального^ развития, но и породила не известные ранее в Западной России социальные процессы. По мнению Кояловича, до унии здесь не было крепостных, а сельское население составляли свободные земледельцы. По мере ополячивания аристократия, в руках которой находилось большинство городов, все больше «превращала в хлопов» мещан 22. Антипольская позиция Кояловича привела его к искажению истории; уже в его время существовало немало публикаций документов, из которых было ясно, что крепостничество было известно в Западной России задолго до Люблинской унии. Это искажение прошлого — прямое следствие монархически-славянофильской природы его методологии. Причиной подъема народной борьбы в середине XVII в., по'утверждению Кояловича, явилось усиление религиозного преследования. Церковная уния, как он считал, породила обстановку, в которой история Западной России получила «по преимуществу народное направление», ибо вследствие ополячивания высшего сословия защита православия; «перешла в руки народа», ряды которого составили казачество и мещанство. Горожане, по словам Кояловича, представляли собой многочисленное сословие, которое всецело «отдалось защите своей веры»23. Защита православия и антипольский характер всего движения середины XVII в.—- вот основной тезис Кояловича, приведший к искаженной характеристике событий 1648—1667 гг., .поскольку в ней игнорируется антифеодальная направленность борьбы, а решающая роль в этой борьбе отводится не народным массам, .а личностям, стоявшим во главе борющихся сил. ^Методологические основы концепции Кояловича сделали изложение истории Западной России искусственным, противоречивым. Подмена внутренних аричин развития внешним влиянием превратила историю За-?дадной России в количественное накопление черт об-щественной жизни по «польскому образцу» при ослаблении местных традиций. Процесс исторического развития подменила смена одних форм другими, привнесенными извне Таким образом, Западная Россия представлена Кояуювичем жертвой польской экспансии, осуществленной в угоду католической церкви. В связи с этим им отобран исторический материал, в котором преобладают факты и события из области религиозных отношений, политических целей, военных захватов. Как в методологии, так и в методике Кояловича проявились типичные черты ограниченности, субъективно-идеалистической, откровенно •клерикальной направленности дворянской историогра^ фии. Поскольку Белоруссия рассматривается в «Лекциях» органическая часть Западной России, автор уделил лишь несколько вскользь брошенных замечаний. Почти одновременно с «Лекциями» Кояловича была ^публикована книга П. Щебальского «Рассказы о За-рйадной Руси» (М., 1864). В ней еще более примитивно Западного края представлена как история ре-Ушгиозных гонений и сопротивления им народа. Как и ч, Щебальский пытался придать наступлению |$атоличества и униатства социальную окраску. Он пред-ргавнл его как фактор, породивший, якобы, усиление 'князьями и дворянами гнета крестьян в отместку за сохранение ими верности православию. Вся история Белоруссии, сведена к судьбам православной церкви и рели-|гирзной борьбе. ,-< ;Р «4С67 г. в Вильно вышла книга профессора Я. Д. (1810— 1873 т) «Очерк игтории Г.еяеро-Запад-России». Как отмечалось в предисловии, целВю книг'и (Шло «способствовать развитию у уча-рщхся верных понятий об .исконном господстве право-Цдавия и русской народности в здешней стране». С ра-^ ротой Кояловича ее роднит определяющая все изложе-концепция, рассматривающая историю северо-за-Шдных земель до Кревской унии (1386г.) как борьбу рфотив «напора латинства и неметчины» 24. Определяющее значение в освещении истории северозападных земель Руси придается автором колонизационной теории — версии об образовании Новгородом своей колонии — Полоцка. Это событие положило, по его утверждению, начало колонизации славянством всей территории между Припятью и Балтийским морем, верховьем Днепра и устьем Немана 25. В дальнейшем произошло слияние колонистов-новгородцев с литвинами. Только набеги и грабежи ятвягов принудили колонистов применить против них оружие 26. Последующая история излагается в виде пересказа летописных данных, причем автор подчеркивает, что эпоха колонизации имела следствием то, что «смена полоцких князей литовскими ничего существенного не меняла — князья, по происхождению литвины, по значению своему были русскими князьями»27. По его мнению, до Кревской унии «все общественное устройство, порядки и законы были русские»28. Следует отметить, что автор не дает сколько-нибудь четкого определения того, в чем суть этого устройства, в чем его «русские» черты. И. Д. Беляев так подбирает и представляет факты, чтобы представить историю Северо-Западного края как извечную борьбу против «заклятого врага — латинства, окатоличивания, ополячивания, немецкого преобладания, погубившего столько славянских наций»29. В таком плане представлены деятельность и войны Миндовга, Тройдена, Витеня, Гедимина, Ольгерда — как политика, имеющая целью защиту Восточной Европы от латинства и германизации3?. Кревская уния оценивается автором как исторический рубеж, положивший начало длившегося почти пять веков окатоличивания и ополячивания31. Через 5 лет после издания «Очерков» вышла в свет новая работа И. Д. Беляева «История Полоцка, или Северо-Западной Руси, от древнейших времен до Люблинской унии» (М., 1872). Структура книги раскрывает авторскую трактовку подхода к исследованию истории Западной России. Она состоит из четырех разделов, каждый из которых называется «Рассказ». Первый из них — «Страна», ьторой — «Люди», третий — «Церковь», четвертый — «Власть». Следует отметить, что истории церкви и власти отведена большая часть книги (около 280 стр. из 450). Эти вопросы составляют главные объекты внимания автора, свидетельствуя о типичной для дворянско-клерикальной историографии позиции. Как и Крялович, Беляев придает церкви и власти значение факторов, не обусловленных определенной социальной средой. В основе первого рассказа лежит изложенная Беляевым еще в ранее вышедшем «Очерке» колонизационная теория. Здесь же она дополнена попыткой создать этническую модель Полоцкой земли. Произвольно истолковывая летописные сведения, он представляет всю территорию между Припятью и Западной Двиной, Днепром и Неманом, Литву, земли соседних прибалтийских племен объединенными в процессе колонизации в одно Полоцкое государство, в котором произошло будто бы «слияние, сделавшее всю литовскую землю на юг от Ви-лии русскою и полоцкою» 32. Второй рассказ «Люди» освещает этнический и соци* альный состав населения края. Этническая сторона преобладает в очерках, о ятвягах, литовцах, дреговичах. Социальная сторона выступает при характеристике групп населения Полоцка и уездов. Очерки полностью основаны на концепции теории колонизации. Так, в книге говорится о неизбежности гибели ятвягов, так как они отстаивали «свою дедовскую жизнь лесных обитателей» и оказывали сопротивление развивавшемуся у соседей «новому строю жизни, могучей цивилизации»33. Очерк о литовцах построен в виде рассказа об их сближении в процессе колонизации с полочанами, приведшем к тому, что «литовцы и русские,— по утверждению Беляева,—' являются как бы одним народом»34. Хотя это, конечно, явное преувеличение,- но автор верно подметил сходство некоторых народных обычаев на Руси и в Литве, общность терминов, черт, быта, сходство поверий, понятий и т. д. Однако автор отходит от реальных исторических процессов, заявляя, что княжеская власть у литовцев зародилась «в подражание полочанам» и даже воинственность их тоже развивалась по этой же причине35. Беляев ищет в социальных группах населения Полоцка, на существование которых указывают документальные свидетельства, аналогии с новгородскими. Документы XIV-—XV вв. не только дают материал, оправдывающий такой подход, но и содержат данные о социальном облике населения Полоцка, не укладывающиеся в схему, по которой Беляев излагает историю Белорус* сии. Тогда автор извлекает из документов только нужные ему данные. Например,,говоря о боярах как правящей верхушке в Полоцке (как и в Новгороде), он ссылается только на те документы,: которые подтверждают его точку зрения. Однако в других документах содержится указание на потерю боярами Полоцка былых позиций, усиление роли купечества. В таких случаях Беляев объявляет это расхождение следствием «польских нововведений» 36 либо игнорирует такие факты. Поиск аналогий в жизни Полоцка и Новгорода позволил Беляеву показать сходство черт быта, социально-экономической жизни феодальной Руси и Белоруссии, и это, несомненно, важно. Концепция Беляева о «зловредном», «разлагающем» влиянии Польши мешала ему видеть реальные причины и характер исторических процессов. Это особенно ясно выступает в характеристике купечества и крестьянства. Автор настаивает на полном тождестве положения и роли купечества в Полоцке и Новгороде. Магдебургское право, внесшее отличия, автор считает отрицательным явлением, которое «оборвало связь между купцами и боярами» и «крайне стесняло свободу промыслов»37. Такая оценка Магдебургского права искажает его действительное значение в истории города. По утверждению Беляева, превращение свободных земледельцев в угнетенных, «черных людей» -— одно из следствий ополячивания полоцкого боярства38. В уездах «черные люди» были свободными, сохранявшими право перехода, хотя и несли повинности. Усиление крепостнической зависимости в первой половине XVI в. (уже без иноземного вмешательства) осталось вне поля зрения автора. Третий рассказ также пропитан идеей отрицательного воздействия иноземного влияния. Восторженное описание в рассказе тесных взаимоотношений князей и епископов, политического авторитета последних является приемом, направленным на осуждение преследования православной церкви, окатоличивания князей. Последний рассказ раскрывает черты сложившейся государственной организации, верховной власти. Автор пытается проследить эволюцию власти от веча в Полоцке до всевластия в нем феодальной верхушки. Беляев обращает внимание на княжеские междоусобицы, становление великокняжеского единодержавия, усиление роли великокняжеской рады, складывание иерархии должностей государственного аппарата. Опираясь на летописные данные, о» реалистично характеризует основные черты политической истории Северо-Западной Руси и тем самым дает определенный материал для: критики теории колонизации, которая требует признания Полоцка колонией Новгорода39. Аналогии социальной жизни Полоцка и Новгорода (организация купечества, «черных людей») пронизывают все изложение истории Полоцкой земли *>. В рассуждениях об общих факторах исторического развития Беляев в ряде случаев исходит из идеи исторического прогресса: новое всегда побеждает старое, отжившее. Этим принципом он объясняет неотвратимость гибели ятвягов, причину падения веча в~ Полоцке и замену его властью великого князя41. Однако выбор исторических явлений, в которых автор ищет решающую роль этого принципа, свидетельствует о непонимании им сущности и роли нового-в историческом развитии. В 1890 г. вышла в свет книга «Белоруссия и Литва. Исторические судьбы Северо-Западного края».- Как отмечено на титульном листе, его авторами были два профессора Киевской духовной академии Н. И. Петров и И. И. Малышевский, книга издана при Министерстве внутренних дел «с высочайшего соизволения» и являлась частью серии, очерков по истории севере- и юго-западных окраин империи. Эта серия была призвана служить проводником монархическо-клерикальных охранительных идеи в Основное содержание истории Белоруссии и Литвы укладывается в следующую схему: преобладание Руси над Литвой до XII в.; утверждение господства Литвы и создание Литовско-Русского государства; заключение унии с Польшей и усиление политического ее влияния, распространение католицизма; наконец, присоединение к России. История сведена, таким образом, к двум аспектам — государственно-политическому и церковно-конфес-сиональному. При освещении первого авторы опирались на апологетику самодержавия, изображенного ими как форма народовластия. Обоснованием второго служит тезис о том, что «связующей силой Русского государства должна быть православная церковь» 42. Сведение истории народа к деятельности государей, отрицание закономерности, роли причинности в историческом процессе привело к тому, что авторы вполне серьезно приписывают Ягайло решающую роль в повороте Великого княжества Литовского от «обрусения» во время правления Ольгерда «в совершенно противополож-рую сторону» 43. Причины княжеских междоусобиц авторы ищут в борьбе сторонников католической и православной религий. Вследствие этого авторы оказались не в состоянии объяснить причины успеха унитарного процесса, понять, почему поднявший восстание Михаил .Глинский «встретил в Северо-Западной Руси или враждебное отношение или равнодушие» 44. «Главными и естественными защитниками православия и русской народности в Литве» в книге объявляются православные вельможи и дворяне. Дальнейшие же события объясняются «совращением этих защитников в католичество» 45. Искаженно трактуется характер казацкого восстания середины XVII в.: утверждается, что оно явилось следствием призыва самого короля, предложившего .казакам «постоять за себя» 46. Книга пронизана стремлением подменить социальную направленность событий религиозной. Так, Кричевское восстание 40-х годов XVIII в. объясняется как один из эпизодов борьбы за православие47. В книге проводится традиционная для дворянской историографии идея о Польше как виновнице всех зол в истории Северо-Западного края. Внутренние социальные причины при этом замалчиваются. В рамках монархически-клерикальных идей история Белоруссии превратилась в бессвязный, тенденциозный набор фактов и суждений, исказивших ее реальное развитие. Наиболее выразительно отрицательные черты методологии и методики дворянско-клерикальной историографии воплотились в книгах П. Д. Брянцева «История Литовского государства с древнейших времен» (Вильно, 1889) и «Очерк Древней Литвы и Западной России» (Вильно, 1891). Вторая книга по существу представляет собой краткое изложение первой. Брянцев сводит сложный процесс исторического развития к политической истории, в свою очередь представленной в виде расположенных в хронологическом порядке биографий великих князей и королей. В центре внимания автора стоит отношение правителей к православной религии и церкви, к Польше и католицизму. Одним из побудительных мотивов их деятельности он считает личные симпатии и антипатии. Отчетливо выступает стремление показать положительное, благотворное влияние на судьбы Западного края всего православного и русского и отрицательное, пагубное — всего католического и, польского. Второму воздействию автор приписывает роль причины глубоких социальных сдвигов: крестьянство потеряло свободу, право на земли, свои старинные учреждения из-за влияния польского права, польских порядков, утверждению которых способствовала государственная власть и католическая церковь 48. В связи с такой трактовкой причин социальных перемен народное движение освещается как выражение массового антикатолического, антипольского протеста, борьбы за православие. Крестьянские выступления характеризуются как акты грабежа поместий польской шляхты и католической церкви. Рассказывая о реформации в Западной Европе, Брян-цев излагает причины ее возникновения как выражение протеста против пороков католической церкви и папства 49. Но от объяснения причины реформации в Западной России он уклонился. Такая позиция является результатом тенденциозности и примитивизма теоретических взглядов автора на историю общества. Рассмотренные работы не исчерпывают все.й дворянской и особенно клерикальной историографии б Белоруссии (и вообще Западной Руси). В начале XX в. в связи с ростом революционного движения появились многочисленные «труды», наполненные самыми антинаучными измышлениями с целью направить читателя по пути борьбы «за веру и народность*. При всем разнообразии отдельных категорий в методологии, решении различных задач, а также приемов и средств изложения, дворянские и клерикальные историки, писавшие об истории западно-русских земель, в главном, решающем были едины. Это единство заключалось прежде всего в освещении истории как деятельности правителей, в сведении всего исторического процесса к двум аспектам — государственно-политическому и церковно-религиозному. При очевидной ошибочности и научной несостоятельности исходных теоретических позиций и взглядов дворянских историков на далекое прошлое белорусского народа; в отдельных трудах содержится ряд суждений и оценок, имевших положительное значение для дальнейшего развития историографии Белоруссии. Так, дворянская историография положила начало рассмотрению истории Белоруссии в качестве самостоятельного предмета изучения, создала первые обзоры, содержащие ее систематическое изложение. Дворянские историки поставили задачу выяснения причин перемен, происходивших в жизни белорусского народа в феодальную эпоху. Сохраняет свое значение примененный некоторыми дворянскими историками метод изучения истории Белоруссии в связи с историей Руси, Литвы и Польши. ©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.
|