Главная | Обратная связь

РАЗВИТИЕ ИСТОРИОГРАФИИ В ПОСЛЕВОЕННЫЕ ГОДЫ

Аграрные отношения

^ В послевоенные годы одним из ведущих иссле­дователей истории аграрных отношений, крестьянства Белоруссии в XVI—XVIII вв. является советский украин­ский историк Д. Л. Похилевич (1897—1974 гг.). Свои на­блюдения, изложенные в ряде статей, он систематизиро­вал и обобщил в монографии «Крестьяне Белоруссии и Литвы в XVI—XVIII вв.» (Львов, 1957). Для белорусской советской историографии этот труд был этапным, ибо в нем, с одной стороны, подведены главные итоги той рабо­ты, которую проделали историки в прошлом, а с другой— выдвинут ряд положений и выводов, имеющих значение не столько достигнутого результата, сколько постановки исследовательской задачи. Это двоякое значение указан­ного труда отчетливо выступает уже в первой главе, ха­рактеризующей обеспеченность крестьян землей и рабо­чим скотом. Судьбу крестьянского надела автор просле­дил на ряде фактов, не оставляющих сомнения в том, что в течение столетия земельный надел крестьянина умень­шился в два с лишним раза. Но автор не объяснил, в результате чего это произошло. А причин было много и в плане социально-экономическом, и демографическом, и военно-политическом. Выяснить, раскрыть суть этих при­чин до сего времени остается задачей историков. Чтобы существенно продвинуться в этой области, необходим ши­рокий поиск источников, содержащих сведения, нужные для решения поставленных задач.

Автор справедливо настаивает на мысли о прочности общины, но ее конкретное значение, функции и рост в изучаемый им период не осветил.

На ряде примеров, приведенных в книге, читатель убеждается в дроблении, сокращении надела. Но этим не исчерпываются те изменения, которые претерпевал крестьянский надел. Ряд источников указывает, например, на усложнение структуры надела: в первой половине XVII в. в нем образуются тяглая и чиншевая доли, что свидетельствовало об усложнении рентных отношений. Еще предстоит выяснить, в чем были причины и каково следствие возникшего явления. В книге не определяется, какую роль в судьбе надела сыграло фольварочно-б"ар-щинное хозяйство, в какой мере оно повинно в сокраще­нии земельного участка, предназначенного крестьянской семье. Автор утверждает, что удельный вес фольварочной запашки колебался по отношению «к крестьянскому сек* тору» в XVI в. «от 1:7 (у господаря) до 1:4 (у шляхты), а в XVII в. вырастает до 1:2 и даже доходит до I;!»¹, но не приводит никаких данных, подтверждающих эту мысль. Более того, из приведенных им данных о Кобрин-' ском старостве за 1597 г. можно сделать вывод, что за 40 лет, прошедших после реформы («Уставы на волоки»), 1557 г., в государственных владениях соотношение изме­нилось с 1:7 до 1:11, т. е, сократилось, а не выросло. Оши-. бочно само отнесение ко всему «крестьянскому сектору», ибо в действительности оно затрагивало только тяглую его часть. Наделы чиншевые, вольные это соотношение не определяли.

Обстоятельно исследованы во второй главе виды и размер повинностей крестьян во второй половине XVI -*-первой половине XVII в., показано на примере Кобрин-ской экономии, Череваничского и Вешицкого дворов² своеобразное проявление гибкости поместной админист­рации в выборе наиболее эффективного варианта бар­щинной эксплуатации. В книге много свидетельств того, что чиншевые (осадные) крестьянские наделы не спасали крепостного держателя от барщинной повинности,^— вы-,вод, который автор настойчиво проводит, заключая раз­бор группы сведений, взятых в источниках³. Тем не менее его вывод о натурализации повинностей правомерен лишь в качестве частного случая, а не общей тенденции ⁴. Ав­тор прав, отмечая, что эволюцию повинностной системы во всем ее многообразии поможет выяснить ряд локальных исследований⁵. Он вправе был сделать вывод, что' давала себя знать тенденция к унификации различных категорий крестьян «в единую тяглую массу»⁶. Извест­ное подтверждение этому давали приведенные в книге факты перевода даже крестьян-слуг, имевших некогда свободные от крестьянских повинностей наделы, на поло­жение чиншевых и даже тяглых. Но отдельных фактов-иллюстраций для столь широкого вывода явно недоста­точно, ибо имеется немало свидетельств и того, как проч­но было еще положение крестьян-слуг в качестве держа­телей вольных наделов.

Важную линию развития исторического процесса рас­крывает автор, констатируя формирование категории на­емных работников. Приведенные в книге факты дали до­статочно доказательств того, что «людей, предлагающих свой труд, к середине XVII в. было уже немало» в Бе­лоруссии и Литве⁷. Процесс этот продолжался в течение XVII в. Но роль этой категории в экономике поместья, крестьянского хозяйства, городском ремесле еще пред­стоит выяснить. Автор лишь ограничился 'замечанием; что «данные о наемной рабочей силе в первой половине XVII в., как и вообще о хозяйственной жизни этого вре­мени, довольно скупы» ⁸. Следовательно, и в этой области предстоит творческий поиск, тем более, что в последние годы обнаружено немало яркого материала о хозяйствен­ной жизни в Белоруссии конца XVI — первой половины

XVII в.

- Завершает автор исследование социально-экономиче­ской жизни столетия после аграрной реформы 1557г. главой о борьбе крестьян¹ против феодального гнета. При^ .веденный материал раскрывает неуклонное нарастание * крестьянского протеста, сопротивления растущей эксп­луатации, бесправию, произволу и насилию господствую­щего класса. Автор показал, как менялись формы борьбы крестьян. Высшим ее проявлением была крестьянская война середины XVII в. Оценивая ее значение, автор под­черкивает, что удар, нанесенный украинским и белорус­ским народом, «сильно ослабил феодализм и не только на-Украине, в Белоруссии и Литве, а в целом Речи Посполитой... народно-освободительная война... подломив могу­щество' литовских и польских феодалов, усилила позиции литовского и польского^ крестьянства в его борьбе про­тив собственных угнетателей...»⁹.

Тенденции в экономической и социальной жизни, ха­рактерные для второй половины XVI-— первой половины XVII в., не получили своего продолжения в последующее столетие. Конкретно-историческая обстановка внесла, показывает автор, существенные коррективы. Опровергая имевшее место идеалистическое толкование буржуазными историками сложившейся ситуации как следствия сооб­ражений гуманности, Д. Л. Похилевич отмечает, что в действительности экономическая необходимость продик­товала господствующему классу перевод крестьян на де­нежную ренту ¹⁰, составившую главный рычаг, с помощью которого феодальная Речь Посполитая искала спасения от народного гнева и экономической разрухи. Углублен­ный анализ конкретно-исторической обстановки позво­лил автору подметить, что, порывая с барщинной систе­мой, землевладельцы не скрывали своей приверженности к ней, порой демонстрируя это в своих предписаниях, ког­да признавали намерение ограничиться чиншем лишь «пока не укрепят свое хозяйство крестьяне» ^и. Из анали­за различных данных автор пришел к выводу, что по­местья, которых не коснулись бедствия «потопа», сохра­нили барщину. «Сильнее других,— заключает автор,— держались за барщину мелкие и средние шляхтичи» ¹²," т. е. большинство господствующего класса. Продолжала жить, отмечает автор, и практика использования наемно­го труда, но, по его справедливому мнению, «факт такого временного применения его даже во многих хозяйствах... при полном сохранении феодально-крепостнических отно­шений в целом обществе не является показателем форми­рования и развития капиталистического уклада в сель­ском хозяйстве» ¹³.

Кратко отметив живучесть крестьянской общины, раз­витие некоторых ее функций под покровительством государства и самих феодалов, автор завершает книгу обзо­ром событий, отражавших развитие крестьянской борь­бы против феодальной эксплуатации во второй половине XVII — первой половине XVIII в.

Специальное исследование истории Речи Посполитой на рубеже двух эпох — разложения феодального и за­рождения капиталистического способов производства По-•хилевич провел в книге «Крестьяне Белоруссии и Литвы во второй половине XVIII в.». В введении он отметил те явления в экономике Речи Посполитой, которые характе­ризовали зарождение в ней капиталистических отноше­ний: появление мануфактурных предприятий, наемного труда, экономической дифференциации крестьянства, рост денежной ренты. Но, по мнению автора, эти явле­ния приобрели устойчивое значение лишь в первой поло- , вине XIX в.¹⁴ Он считает, что сельское хозяйство и кре­стьянство составляли ту часть хозяйственной жизни Речи Посполитой, «где процесс разложения феодализма и фор­мирования капитализма протекал во второй половине XVIII в., пожалуй, наименее заметно» ¹⁵.

В первой главе книги, анализируя положения и прин­ципы реформы А. Тизенгауза, а также результаты ее осу­ществления, автор показал возрождение в королевских владениях фольварочно-барщинной системы, утвержде­ние крепостнической эксплуатации не только в фольвар­ках, но и на мануфактурах. Отмена некоторых повинно­стей тяглых крестьян не принесла сколько-нибудь за­метного облегчения феодального гнета. Еще более замет­ным стало обнищайте крестьян, о чем свидетельствовал рост числа кутников-коморников в королевских экономи-ях ¹⁶. Аналогичным было положение крестьян в других королевских владениях-староствах, державах, поскольку и здесь господское хозяйство строилось на фольварочно-барщинной системе эксплуатации. Пауперизация массы крестьянства и выделение богатой верхушки выступали здесь еще отчетливей ¹⁷. Автор констатирует, что во вто­рой половине XVIII в. региональные различия в феодаль­ном гнете, сложившиеся еще в XVI в., сохранялись. Так,

в .Восточной Белоруссии самым меньшим был доход от фольварков, т. е. от господского хозяйства, тогда как в Западной фольварк оставался главным источником доходов. Оценивая результат, достигнутый господствующим классом путем возрождения фольварка, автор замечает, что был достигнут лишь уровень XVI в. Большего фольва-I рочно_:барщинная система не могла дать экономике стра-I ны. Те, кто стремился добиться дальнейшего подъема хо-I зяйства, стали «переводить крестьян на чинш и расшит рять применение наемного труда в фшгьварочном хозяй­стве» ¹⁹. На этот путь стали некоторые магнаты. Автор показал, как в имении Щорсы замена владельцем бар­щинных работ денежной рентой, привлечение наем­ного труда способствовали росту доходности господского хозяйства и улучшению положения крестьян ²⁰. Но подоб-|, ные реформы, отмечает автор, не стали правилом, они "• «были недолговечны и значительного влияния на разви­тие деревни не оказали»²¹. Правилом осталось поместье, «покоившееся на устарелых феодальных паразитических || принципах, связывающих предпринимательские тенден­ции в области сельского хозяйства, исключавшие его ин­тенсификацию...» ²². Только богатая верхушка крестьян­ства под влиянием товарно-денежных отношений имела возможность вести свое хозяйство, прибегая к эксплуата­ции наемного труда. Развитию найма способствовал и прогрессировавший рост безземельного крестьянства ²³. Принудительный наем получил распространение в гос­подском хозяйстве. Власть феодала полностью контроли­ровала и определяла деятельность крестьянской общины, что еще более усиливало крепостную неволю крестьянина. Свое исследование автор завершил рассмотрением форм борьбы крестьян против нового усиления феодального гнета, проявлявшейся в форме жалоб, протестов, бегства, открытых выступлений, вооруженных восстаний.

Проблему позднего феодализма в сфере аграрной истории успешно решали белорусские советские. К их числу принадлежит П. Г. Козловский. Исс.г крестьянского хозяйства в поместьях крупных землевладельцев Белоруссии посвящена ^моь рои л^и П. Г. Козловского «Крестьяне Белоруссии во ^вт(\*дя изУ" ловине XVII—XVIII в.». Основными источниками Лечения явились инвентари. _рОМ ре- Территориальные границы исследуемого автог^_и региона — западная и центральная части Белорус _втор_аяделит изученный период на два этапа: первый -~^рой-"~
половина XVII — первая половина XVIII в. и ^в^_ОСь ^в вторая половина XVIII в. Это деление определи ^_ад_КоМ значительной мере политическими факторами: У._вслеД- экономики Польши (и в особенности Белоруссии; _росстаствие разорения во время казацко-крестьянского ния во второй половине XVII в. и русско-польскои а затем в первой четверти XVIII в. — Северн^пи В книге отмечается, что сельское хозяйство на протяжении 100 лет дважды подвергалось и дважды восстанавливалось ²⁵^ ,< ПоХй-

П. Г. Козловский, разделяя точку зрения Д- ^ ^_СТва ^в левича о способах восстановления сельского хоз _ад_е#ц-королевских владениях тс в некоторых частных Е> _{а 01}-ях на востоке Белоруссии, считает, что в них к _О3дана казалась от собственной запашки, а земля была У^_{&ы ся}-крестьянам за денежную и натуральную ренту^; _селъ-мым казна дала возможность крестьянам поди я ское хозяйство. С середины XVIII в. вновь начал ширение фольварочного хозяйства ²⁶.

По мысли П. Г. Козловского, в западных и ^^ьшйн; ных вотчинах путь восстановления был иной: в о _второй стве поместий здесь сохранились фольварки и в ^ _мець-половине XVII — первой половине XVIII в., так в ше пострадали от войн. Автор пришел к выводу,

. в 30— 40-х годах XVIII в. господское хозяйство -в _после-

ских вотчинах окрепло, увеличились посевы дующее время в связи с общим улучшением эк _а быстро возросло количество фольварков в ^ма„р_актер вотчинах²⁸. Эти обстоятельства определили; развития крестьянского хозяйства. Автор провел боль­шую работу по сравнительному подсчету численности сельского населения 58 магнатских владений (свыше 740 деревень) и пришел к выводу, что общая численность сельского населения на протяжении XVIII в. заметно воз­росла (не меньше чем в 1 '/2 раза) ²⁹. Козловский считает, что сельское население магнатских владений увеличилось Не только в связи с естественным приростом, но и за счет так называемых захожих (пользовавшихся свободой пе­рехода) и лезных людей (в основном беглые крестьяне), ; Противоречиво изложен в книге вопрос о тяглом нЗДе-ле. По мнению автора, в течение XVII—XVIII вв. .росло число тяглых хозяйств за счет чиншевых. Но вместе с тем в крестьянском наделе его тяглая доля сокращалась, теряя свое значение ведущей, и росла доля чиншевой (приемной) земли. Итогом такого процесса должно было явиться не возрастание, а сокращение числа тяглых хо­зяйств.

Изучая крестьянское землепользование, автор уста­новил, что в конце XVII — начале XVIII в. крестьянские пахотные земли резко сокращались вследствие гибели ^и бегства крестьян. С 30-х годов XVIII в. он наблюдает рост пахотных земель в магнатских вотчинах за счет рас­пашки заброшенных земель, пустошей, расчистки лесов. Широкое распространение получила распашка крестья* нами пустошей в пользу господского двора за часть уро­жая *°. Издольщина, как показано в книге П. Г. КозЛ°в-ского, постепенно вытеснялась другими формами зе!Дле-^яользования: пустоши, распаханные крестьянами, закреп-^лялись за ними в постоянное пользование как «прием­ные» (или «боковые») земли, за которые крестьяне й^ла-Тили небольшой денежный оброк, а иногда выполняли и другие повинности.

Описываются в книге различные неземледельческие •занятия крестьян — рыболовство, лесное бортничество, различные промыслы, особенно связанные с обработкой дерева; последние иногда были у части крестьян ос#°в-рым занятием ³¹. Некоторые ремесленники, в большинстве строительных профессий, указывает, автор, являлись не слугами, как в XVII в., а ремесленниками-профессионала­ми, они за свой надел вносили только денежный чиЯШ-

Эволюция крестьянских промыслов в XVII—XVIII вв. привела, отмечает автор, к превращению некоторых ви­дов производства (бондарное, смолярно-поташное и т. п.) в товарную отрасль хозяйства ³².

Изучая структуру феодальной ренты, П. Г. Козлов­ский пришел к заключению', что в магнатских поместьях XVII и XVIII вв. не встречалось хозяйств с одной формой феодальной ренты: все формы ренты сосуществовали; лишь в период военных разорений отмечалось снижение удельного веса тяглых крестьян и соответственно увели­чение числа чиншевиков, хотя перевода на чинш всей вот­чины не наблюдалось³³. Не случайно поэтому значитель­но меньший процент переведенных на чинш тяглых кре­стьян был в тех владениях на западе Белоруссии, кото­рые в меньшей степени подверглись разорению. На восто­ке, считает автор, фольварочное хозяйство в первой поло­вине XVII в. и. последующий период не получало разви­тия ³⁴. Но это мнение отвергают подсчеты автора, соглас­но которым в первой половине XVIII в. в 25 владениях магнатов на востоке тяглые составляли 20% дворов, а во второй половине XVIII в.. в 47 владениях"они составляли 44%, т. е. в 2 раза больше.

На основе данных по 15'крупным латифундиям автор пришел к выводу, что на протяжении XVII— первой по­ловины XVIII в. удельный вес тяглого крестьянства в центральном и западном районах не подвергался резким колебаниям и составил в среднем до 66% ^зб.

Соглашаясь с мнением Д. Л. Похилевича, что в коро­левских владениях рое удельный вес денежной ренты за счет отработочной, П. Г. Козловский считает, что в маг­натских вотчинах центра и запада Белоруссии этот про­цесс проявлялся в иных формах; имел место не перевод крестьян с барщины на чинш, а изменение структуры крестьянского надела и рост доли приемной земли, что влекло за собой увеличение оброка³⁶.

Исследуя динамику барщинной повинности, П.. Г. Коз­ловский изучил материалы более чем 100 владений р'аз-нбй величины и пришел к заключению, что существовала большая пестрота барщинных повинностей в отдельных ркидениях; при этом он установил почти повсеместный

рост барщины в XVII— XVIII вв. в поземельном исчислеий: за столетие она возросла с волоки земли в IV? — 2 раза, иногда и больше. Однако в подымном исчислении рост барщины был значительно меньшим; это объясняется, как подчеркивает автор, ростом доли приемной земли И сокращением доли тяглогр надела ³⁷. Обложение крестьянства определялось, установил автор^ двуединым процессом: увеличением чинша, который,ДО его подсчетам (на основе данных 14 магнатских вотчин), во второй половине XVIII в. по сравнению с первой воловиной составлял до 130% с волоки, и ростом удельного веса тяглых в западных районах с 66 до 74% ³*. Правда, автор не сообщает, учтено ли им падение стоимостиденег, что очень важно для суждения об уровне чинша.Убедительно показаны порайонные различия в повинностях крестьян: на западе тяглых дворов — 78%, в центре —55%, на востоке — 44 %³⁹. Но в книге нет объяснения,увыэто было обусловлено и в какой мере данное явление следует считать новым этапом в истории аграрного строя в Белоруссии.

Обстоятельно изучены в книге повинности бояр, зе-Н> крестьян-слуг и прочих категорий сельского населе-х. Прослеживаются рыночные связи крестьянского хо­зяйства, которые, по мнению автора, носили двусторон­ний характер: крестьяне продавали сельскохозяйственные рнройукты, разные ремесленные изделия не только для, |!§Шгаты оброка, нон для того, чтобы закупить орудия да, соль •& другие товары. Однако вывод автора о том, «развитие товарно-денежных отношений и углубле-Кие разделения труда во второй половине XVIII в. акти-риэировали крестьянскую торговлю» *°, не подкреплен до-1^таточно убедительными данными. Более того, его вывод Йротнворечит приведенным фактам о росте задолженно-|сти к|>естьян, о периодической нехватке посевного мате-Црнала и т. п. ⁴¹ Мысль о рыночных связях крестьянского !х0зяйстаа находит подтверждение в подсчетах имущест-Цвенной дифференциации крестьянства/Данные об обес-Цйеченности 'пахотной землей и рабочим скотом 6350 крестьянских хозяйств позволили установить факт зна­чительного расслоения крестьянства во второй половине XVIII в.⁴²

В небольшом разделе книги перечислены формы борь­бы крестьян: жалобы на злоупотребления администрации магнатского поместья, групповые побеги, бунты, восста­ния. По сути, вся проблема антифеодальных выступле­ний крестьянства, его классовой борьбы в XVII— XVIII вв. автором только поставлена в качестве исследо­вательской задачи.

Попыткой аргументированного освещения особенно­стей развития феодализма на востоке Белоруссии являет­ся монография В. И. Мелешко «Очерки аграрной истории Восточной Белоруссии (вторая половина XVII— XVIII в.)»!

Дав характеристику состояния сельского хозяйства, сложившегося к середине XVIII в., и выяснив, почему в последующее столетие оно оказалось в состоянии разоре­ния и глубокого упадка, автор затем убедительно пока^ зывает, что восстановительный процесс на востоке Бело­руссии проходил не так, как на западе, и что там «число тяглых волок к середине XVIII в. не только не увеличи­лось, но даже уменьшилось» ⁴³, что отчетливо указывало на ведущую роль крестьянского хозяйства в восстанови­тельном процессе. Это обстоятельство господствующий класс сумел использовать в своих интересах для ожив­ления разоренных поместий. Феодалы поощряли сложив­шийся ход событий, предоставляя новопоселенцам осво­бождение от всех повинностей на 3 года ⁴⁴, что позволило феодалам сохранить за собой роль ведущей силы, а фео­дальному землевладению — значение «незыблемой осно­вы всех восстановительных явлений», Намечая перспек­тиву своего исследования, автор определяет сложившую­ся конкретно-историческую ситуацию как тот тип разви­тия, при котором неизбежно должны были по мере воз­рождения хозяйства «занятытрежнее значение классовые отношения и классовые противоречия, присущие феодаль­ному способу производства» ⁴⁵.

Данные большого числа источников, приведенные Мелешко, подтвердили его точку зрения -^ на востоке, за-;паде и в центре Белоруссии существовала однотипная структура .феодальной собственности. Он пишет: «...повсе­местно шляхетская, земельная собственность преоблада­ла» ⁴⁶. Вместе с тем, восток Белоруссии сохранил в струк­туре феодальной собственности больший удельный вес государственной и меньший в два раза удельный вес цер­ковной земельной собственности по сравнению с западной и центральной территориями Белоруссии⁴⁷. На востоке в структуре землевладения, устанавливает автор, типичны-; ми были три формы: пожалование, залог и аренда, веду­щую роль играли магнаты.

В третьей главе, приступая к анализу поместного хо­зяйства, автор принял в качестве исходной мысль о том, что «фольварки и на востоке Белоруссии были явлением распространенным»⁴⁸. С этой точкой зрения трудно со­гласовать высказанное автором в первой главе мнение, что на востоке Белоруссии «и до военного разорения в крупных королевских и частных владениях фольварочно-барщинное хозяйство не получило широкого развития» ⁴⁹. -Причем это положение автор подтверждает лишь сведе-_; ниями об одном владении. Однако вполне убедительно ^показано отличие экономического значения фольварка на востоке, в частности его большая подчиненность промыс­ловым целям владельца поместья и меньшая—чисто тор-•.говым, которые на западе и в центре Белоруссии имели 'определяющее значение⁵⁰. Автор правильно объясняет .различие судеб фольварка на востоке, западе и центре ^Белоруссии, согласные с рядом суждений, ранее сложив­шихся в историографии ⁵¹.

Важным является указание автора на рост промыслов в качестве фактора развития фольварка на востоке Бело­руссии. Широкий обзор промыслового хозяйства крупного феодального поместья, предпринятый автором в третьей главе, вполне объясняет специфику масштабов распрост­ранения фольварка и его иное по сравнению с западом хозяйственное назначение. Можно лишь заметить, что окончательное решение вопроса о специфике барщинно-крепостнического хозяйства на востоке Белоруссии тре­бует столь же подробного рассмотрения среднего и мел­кого поместий.

. В анализе рыночных связей автор правомерно выделя­ет решающее значение промыслового профиля, сложив­шегося на востоке Белоруссии в крупных феодальных владениях. В сфере зернового производства, считает ав­тор, главным поставщиком для внутреннего рынка было крестьянское хозяйство. Хозяйство крупного феодала не изолировало себя от внутреннего рынка, оно продавало более 50 видов товаров⁵². Но небольшие размеры фоль­варка ограничивали масштабы рыночной торговли. Зна­чительно масштабней были внешнеторговые операции, чтобы участвовать в них, феодал нередко скупал товары на местном рынке⁵³. Предрасположенное преимущест­венно к внешней торговле, крупное феодальное хозяйст* во, по мнению автора, явилось фактором не только возра­стания объема экспортных операций, но и вовлечения в эту сферу наряду с Подвиньем обширной территории Поднепровья.

Широкий круг вопросов аграрной истории Белоруссии XVIII в. исследуется в монографии П.Г.Козловского «Магнатское хозяйство Белоруссии во второй половине XVIII в.». В этой монографии впервые в советской исто­рической науке дается всестороннее, углубленное исследо­вание хозяйства крупных помещиков-магнатов, которым, как установлено автором, принадлежало 46% всех зе­мель, находившихся в собственности помещиков в цент­ральном и западном районах Белоруссии, и около трети всех земельных площадей этой территории. Исследование организации магнатских хозяйств основано на обширном круге источников, из которых большая часть— архивные материалы, впервые привлеченные для изучения. Кроме инвентарей использованы различные хозяйственные до­кументы—отчеты экономов и управляющих, реестры сборов хлеба, журналы ежедневного производства работ, приходо-расходные ведомости урожаев, кассовые книги, инструкции собственника поместья, различная хозяйст­венная переписка и др.

В книге П. Г. Козловского рассмотрено влияние раз­вития внутреннего рынка, увеличения спроса западноев стран на продукты сельского хозяйства и раз-; личные лесотовары, на характер и масштабы магнатского ^вотчинного производства Белоруссии. Приведенные дан-, [ШЫе убедительно свидетельствуют о расширении влоща-; ди помещичьей запашки, увеличении поголовья скота, 'а Е^гакже развитии лесных и других промыслов, что дает ос-*нование утверждать, что фольварочное производство- в л.крупных поместьях Западной и Центральной Белоруссии во второй половине XVIII в. носило многоотраслевой ха-1 рактер; оно было представлено всеми видами хозяйствен­ной деятельности — земледелием, животноводством, пти­цеводством, овощеводством и плодоводством, пчеловодст­вом, разведением рыбы и др. Итоговые данные по 20 л а-. тифундиям (до 70 фольварков) позволили автору прийти ;К выводу, что полевые культуры приносили владельцу до 70% дохода, сено-—20%, скотоводство—более 8%. Нельзя, однако, не заметить, что наблюдениям автора не хватает доказательства того, что эти явления отражают не традиционное состояние крупного феодального владе­ния, а новый этап в его хозяйственном облике: В частнр-^сти, инвентари магнатских владений конца XVI и первой .Половины XVII в. свидетельствуют о такой же хозяйст-Iвенной структуре феодального поместья. Произведенные [; автором подсчеты дали ему основание оспорить вывод г; Т. И. Забелло об упадке фольварочного производства в ! XVIII в. В указанных районах Белоруссии П. Г. Козлов-ский проследил повсеместное расширение почти в 2 раза Площадей посевов за счет распашки пустошей, вырубки $йесов и захватов части крестьянских земель; это служит ^убедительным доказательством роста товарности круп­ных хозяйств.

Автор привел свидетельства о совершенствовании аг­ротехники, улучшении семенного фонда, применении мно-Йговольных севооборотов и др. В фольварочных посевах ртмечена тенденция к увеличению доли товарных куль-, что объяснялось частичной интенсификацией хозяй-тва, ростом животноводства. Интересные данные полу^ рены автором о росте урожайности вследствие улучшения Цгротехники.

В книге правильно отмечается, что новое утвердилось •^далеко не во всех магнатских хозяйствах. Было немало ^владений, в которых традиция, рутина преобладали. Р*ост товарности магнатских поместий в западной » цен-_; тральной частях Белоруссии достигался главным образом за счет резкого усиления эксплуатации крепостного кре­стьянства, а именно увеличения отработочных повинно­стей.

В монографии выявлена и новая форма эксплуатации крестьянства, не свойственная барщинному хозяйству,— применение найма — как принудительного, так и свобод­ного. Свободный наем мелкой шляхты, мещан, вольных людей, иностранцев употреблялся главным образом для работы на промышленных предприятиях (мельницах, ви­нокурнях и др.), а также на лесных промыслах. К при­нудительному найму, считает автор, привлекались крепо­стные крестьяне магната (обычно безземельные крестья­не — халупники, кутники) за денежную плату по расцен­кам, установленным магнатом⁵⁴. Разные строительные работы в свободное от сельскохозяйственных работ вре­мя выполняли крепостные крестьяне владельца (или со­седних помещиков) по договору (контракту). Произве­денный автором подсчет процента наемного труда в не­которых поместьях не является характерным для Бело­руссии в этот период. Новые явления в магнатских хозяйствах Белоруссии второй половины XVII в, изучены комплексно, они правомерно рассматриваются как при­знаки разложения феодальной системы хозяйства, а от­дельные из них как черты, присущие капиталистическому хозяйству.

Вместе с тем в книге отмечается, что развитие маг­натского хозяйства при большом увеличении крепостни­ческой эксплуатации подрывало крестьянское хозяйство, следствием чего являлось обострение противоречий меж­ду производительными силами и производственными от­ношениями. Феодальное поместье, подчеркивает автор, не могло перерасти в капиталистическое хозяйство без ликвидации крепостничества.

Следует иметь в виду, что описанная в книге тенден­ция развития магнатских хозяйств во второй половине XVIII в. не характерна для подавляющего большинства мелких и средних феодальных владений, у которых не было тех возможностей для применения более интенсив­ных методов ведения хозяйства, какие имели крупные по­местья. В этой массе мелких поместий описанные автором формы, не свойственные барщинному хозяйству, почти не наблюдались. Основным объектом исследования в книге П. Г. Коз­ловского «Землевладение и землепользование в Белорус­сии в XVIII — первой половине XIX в.» является частное феодальное землевладение, количественно преобладав­шее в Белоруссии, и землепользование крестьян в част­ных поместьях. В работе освещается состояние и эволю­ция феодального землепользования в условиях разложе­ния крепостнической системы и формирования капитали­стического уклада. Изучение сдвигов в феодальном зем­левладении на протяжении столетия дает возможность глубже осветить влияние государства на поземельные от­ношения.

Автор выясняет социальную сущность землевладения, его регулирование государственной властью в течение XVIII — первой половины XIX в. Он считает, что в Бело­руссии во второй половине XVIII в. шляхетское землевла­дение, именовавшееся в документах «наследственным», являлось вотчиной, т. е. безусловной частной феодальной собственностью, несмотря на то, что ее начало было по­ложено пожалованием на условиях несения государствен­ной военной службы. Сохранявшиеся ленные и поиезуит-ские владения, характерные для средневековья, занима­ли в Белоруссии незначительную долю; по мнению авто­ра, в XVIII в. эти владения составили категорию собст­венности, разделенной между владельцем и государством. Всеобщего майората, считает автор, здесь не было, од­нако допускалось изъятие из общих норм права отдель­ных земельных владений и признание за ними майорат­ных прав — так называемая система ординации. Она ока­зывала отрицательное влияние на аграрный строй Бело­руссии, так как стесняла хозяйственную инициативу владельцев земли.

Специфической-чертой аграрного строя Белоруссии в XVIII в., как показано в книге, было широкое распрост­ранение владения и пользования несобственными земля­ми, именуемое в документах «посессией». На основании ряда данных автор предложил следующую их классифи­кацию: служебное владение, пожизненное управление, безвозмездное пожизненное владение, аренда и залог (застава). Первые две формы выступают применительно к государственным землям, но передача земли и имений в пожизненное владение и пользование (родственникам и слугам) применялась и магнатами. В посессионной систе­ме П. Г. Козловский различает чисто феодальную и предпринимательскую: первая явилась отрицательным фактором в экономике поместья; вторая способствовала его развитию путем привлечения в сельское хозяйство де­нежных средств.

При рассмотрении вопроса о помещичьем землевладе­нии в Белоруссии в первой половине XIX в. автор исходит из посылки, что основа аграрного строя в XVIII в. была в России и в Речи Посполитой одинаковой, такой же в принципе была и дворянская монополия на землю, хотя в России она утвердилась позже — в середине XVIII в. (в Белоруссии в XVI в.). Отклонение от этого принципа автор видит в существовании в России землевладения од­нодворцев—не причисленных к дворянству, феодально-зависимых от государства людей, владевших землей и крестьянами. Наиболее полное оформление дворянская собственность в России получила, как подчеркивается в книге, в жалованной грамоте дворянству 1785 г., распро­странявшейся и на белорусские губернии.

По мнению П. Г. Козловского, в политике царизма в отношении дворянства Белоруссии было три периода: первый — с конца XVIII в. до середины 20-х годов XIX в., когда правительство стремилось приспособить" местное зе­мельное право Белоруссии к государственным потребно­стям; второй — с середины 20-х годов до начала 30-х го­дов, когда предпринимались попытки создания симбиоза местного и общероссийского права; третий —30—40-е годы, когда местное право было прекращено. Феодальное землевладение в России, по наблюдению автора, отли­чалось от существовавшего в белорусских землях более заметным присутствием государственного начала; в этом нашли отражение различия государственного строя абсо­лютистской Российской империи и сословно-шляхетской Речи Посполитой⁵⁵.

По отношению к мелкой шляхте политика русского правительства изменилась под влиянием восстания 1830—1831 гг. Если до этого события проверка дворян­ских прав мелкой шляхты проводилась очень медленно: не представившие документов обязаны были приписаться либо в городское сословие, либо к казённым крестьянам, то после 1831 г. правительство перешло в наступление, проведя так называемый разбор шляхты с целью лишения дворянских прав мелкой шляхты, не владевшей кре­постными.

Рассматривая структуру земельной собственности и Цюсессии в XVIII в. и эволюцию землевладения в первой ; половине XIX в., П. Г. Козловский пришел к выводу, что ,в конце XVIII в. частновладельческая собственность {65%) значительно преобладала над государственной '(24,6%) и церковной (10,4%); при этом отчетливо высту­пает различие между восточными землями, где доля го­сударственных земель почти в 2 раза превышала их до­лю в западных.

В эволюции структуры землевладения с конца ХУНГв. до середины XIX в. П. Г. Козловский установил две тен-• денции: первая, характерная для первых десятилетий, состояла в переходе государственных земель к светским феодалам, главным образом латифундистам, путем пожа­лований; вторая тенденция, проявившаяся в 30—40-х го­дах XIX в., состояла в переходе всех духовных и некото­рой части помещичьих имений (в результате конфиска­ций) в руки государства. Оба явления^ способствовали уменьшению в первой половине XIX в. группы мельчай-'ших владельцев на 7%, увеличению групп мелких и ^редких помещиков, а также и некоторому сокращению ^ Числа крупнейших владельцев. На основании этих дан-рых автор пришел к выводу об уменьшении концентрации [землевладения во второй четверти XIX в.⁵⁶, но тем не ^Кенее к середине XIX в. поляризация землевладения ос-йралась весьма значительной: крупнейшие помещики, со­ставляя 1,6%, владели 29,5% крепостных; мельчайшие, ([составляя 35_;,1%, имели 2,2% крепостных. Хотя конкурен-$№Я земельной собственности по сравнению с концом Ц|ХУШ в. уменьшилась, она оставалась весьма значитель­ной ⁵⁷.

'а ^Типичной чертой крестьянского землепользования ав-|рЙр считает получившие широкое распространение в XVII—XVIII вв. так называемые «приемные земли». Во жгорой половине XVIII — начале XIX в. они сохранили рвое значение и не отделялись от основных земель кре­стьянского двора. В течение первой половины XIX в. кре-ртьянское хозяйство оказалось под ударом отчетливо ^Проявившейся тенденции к сокращению, крестьянского пахотного надела. Но этот вывод в книге основан на весьма ограниченном числе объектов изучения⁵⁸.

Исследованием процессов, происходивших в социаль­но-экономическом развитии белорусской деревни в пе­риод разложения и кризиса феодально-крепостнической системы и формирования капиталистического уклада, за­нимались Н. Н. Улащик и В. В. Чепко. Книга Н. Н. Ула-щика «Предпосылки крестьянской реформы 1861 г. в Литве и Западной Белоруссии»—фундаментальный труд, освещающий большой круг вопросов. В ней прослежены демографические процессы в изучаемый период по дан­ным о разных группах сельских жителей, рассмотрены формы землевладения, определены основные отрасли хо­зяйства Литвы и Западной Белоруссии, изучена эволю­ция помещичьего хозяйства, всесторонне охарактеризо­вано состояние крестьянского хозяйства, исследованы рыночные связи сельского хозяйства; описаны события крестьянского движения, предшествовавшие реформе.

Характеризуя географию крепостного населения, ав­тор пришел к заключению, что самый высокий процент крепостных был в юго-восточных уездах Гродненской гу­бернии и северо-восточных — Виленский, т. е. в Запад­ной Белоруссии крепостных было больше, чем в Литве. Подмечен также очень медленный рост, а в некоторых уездах сокращение крепостного населения. Н. Н. Улащик отмечает увеличение почти вдвое числа государственных крестьян за счет перевода в эту категорию крепостных конфискованных имений после восстания 1830—1831 гг., а также крестьян церковных владений. Сопоставив дан­ные о численности дворян, автор отмечает, что в России процент их несравнимо меньше, чем в Литве и Белорус­сии, но при этом указывает, что большинство из них не имело не только крепостных, но и земли ⁵⁹.

•Существенные коррективы в представление о концент­рации помещичьего землевладения вносит вывод Н. Н. Улащика о том, что в Западной Белоруссии не было та­ких крупных владений, как в Ковенской и Виленской гу­берниях ⁶⁰.

Отдельную главу автор посвятил изложению сложивраейся структуры сельского хозяйства, которая наруша­ть из-за сокращения посевных площадей в 40—50-х одах XIX в. исключительно за счет крепостных кресть-мн⁶¹, роста у помещиков посевов за счет озимых. Вывод тб упадке крепостного хозяйства автор подтверждает .данными о сокращении урожайности⁶² и уменьшении сбора хлебов на душу населения ⁶³. Прослеживается ди­намика посевов картофеля, превращение его в важную ('Техническую кормовую культуру.

Обстоятельно рассмотрены принципы организации по-Шещичьего хозяйства: внутрипоместное распределение зе-ркель, уровень техники, системы земледелия. Отмечается у рост посевов картофеля, что является важным показате-_дем развития товарности, выявляются заметные переме­ны в агротехнике, выражавшиеся в применении различ-: ных улучшенных орудий, молотилок, ж<аток, во введении многопольных систем в крупных помещичьих хозяйствах. -.Показано ведущее значение винокурения в росте товар-_; яости и повышении доходности помещичьих хозяйств, ^вследствие чего, по мнению автора, «развитие этого райо­на перед реформой имело уродливый характер»⁶⁴. Харак-утеризуются и другие формы помещичьего предпринима-ргельства — основание суконных, железоделательных, сте-рольных, медных предприятий. Особенно развиты были |Шй> отрасли в Гродненской губернии⁶⁵. К источникам ^доходов помещичьих хозяйств автор кроме винокурения "относит также животноводство, в частности тонкорунное !? овцеводство (Гродненская губ.), эксплуатацию лесов. |Выводы, к которым пришел Н. Н. Улащик в результате Изучения развития помещичьего хозяйства, свидетельст­вуют о больших переменах, происходивших в течение |рервой половины XIX в., к ним относятся: расширение Цюльварочной земли и увеличение продукции, предназна­чавшейся в первую очередь для рынка; развитие новых Ртраслей хозяйства, введение посевов картофеля и дру-", культур, создание промышленных предприятий — все показатели новых явлений. Однако, хотя помещики одавали несравнимо больше продуктов, их хозяйство, мнению автора, деградировало, о чем явствует рост задолженности. Прогрессировало лишь хозяйство тех по­мещиков, которые переходили к наемному труду⁶⁶. Тезис, этот, однако, не доказывается фактами.

Анализ данных о земельных наделах разных разрядов крепостных крестьян позволил автору-сделать важное наблюдение относительно тяглых и полутяглых крестьян, между которыми не всегда существовали различия в раз­мерах надела. Автор отмечает разницу между огородни­ками Гродненской губернии, имевшими только усадеб­ную землю, и Литвы, зачастую имевшими пахотную зем­лю ⁶⁷. Стирались различия, по .мысли автора, между тяг­лыми крестьянами и земянами, переводившимися из-за неуплаты чинша в барщинных. Неодинаковым было по­ложение земян, бояр в разных имениях^б8.

Важное наблюдение было сделано автором относи­тельно имущественного положения белорусских и литов­ских крестьян: по сравнению с гродненским литовский крестьянин (особенно в Жемайтии) был более зажиточ­ным. Источниками накопления, по мысли автора, явля­лись главным образом земледелие, в меньшей степени — торговля, промыслы или аренда^6Э.

Характеризуя крестьянские повинности, Н. Н. Улащик отмечает в Гродненской губернии господство барщины и других отработочных повинностей, высокие нормы уро­ков, возрастание их и после инвентарной реформы ⁷⁰. Это же характерно и для Виленской губернии.

Описаны различные виды неземледельческих занятий крестьян^ среди которых особенно развитыми были в Гродненской губернии лесные промыслы. По его мнению, в общем эти заработки были, как в Западной Белоруссии, так и в Литве, невелики.

Связь с рынком, считает Н. Н. Улащик, имела регу­лярный характер, а источником денежных поступлений был скот, лен и зерно; рыночные связи наиболее прочны­ми были в Жемайтии ⁷¹.

Н. Н. Улащик, по его словам, не ставил целью изло­жить весь ход крестьянского движения, а описывал лишь те выступления, которые оказали непосредственное возгвие на издание законов, в какой-то мере ограничи-Цших крепостное право⁷². Он отмечает специфику дви-ая в Западной Белоруссии и Литве", выразившуюся гивном участии мещан бывших государственных ме­тек, превращенных в помещичьих крестьян. Целая по-крестьянских выступлений связана с проведением внтарной реформы. В книге описаны события в юго-вдных уездах Гродненской губернии в первой четвер-С1Х в.⁷³

^Исследование процессов, происходивших в помещй-и крестьянском хозяйствах Белоруссии в первой по-ше XIX в., сделано в монографии В. В. Чепко «Сель-хозяйство Белоруссии в первой половине XIX в.» 1., 1966). По мнению автора, господство барщинной стемы (97% крестьян-барщйнников) тормозило разви-капиталистических форм в крестьянском хозяйстве, чедствие чего новые явления, вызванные развитием то-»но-денежных отношений, в большей мере происходи-Помещичьем хозяйстве. К ним автор относит быст-рост товарности помещичьих хозяйств, расширение запашки, расширение посевов товарных культур, шмобразом картофеля, льна, конопли, а также са-свеклы. Заметные перемены 6 росте товарности чеяы в развитии животноводства — разведение тан-шых овец (в западной и центральной части Бело-Цсии), расширение мясомолочного скотоводства и сви-"детва.

делает вывод о начале хозяйственной специали-ии отдельных регионов — лен на севере, конопля— |востоке, тонкорунное овцеводство — йа западе, сахар-!ч:векла— на юге Белоруссии, повсеместно — карто-который после зерновых культур по значению стал" МСОрое место. Охарактеризованы различные формы ничьего предпринимательства, выразившиеся глав-фбразом в особенно широком развитии винокурения, промыслов» основании различных вотчинных |пряятий по обработке сельскохозяйственного сырья тонные, полотняные, кожевенные, стекольные, саха* »аренные и др.).

К явлениям^ свидетельствующим о разрушении бар-вгнного хозяйства, автор относит также улучшение агротехнических приемов, получивших широкое развитие, применение сельскохозяйственных машин (молотилок, веялок), введение многопольных севооборотов с посевами кормовых трав, улучшение сортности семенного фонда и др. Отмечается расширение применения наемного труда на промышленных предприятиях, в лесных промыслах; вместе с тем, по наблюдениям автора, повсеместно на земледельческих работах (пахота, уборка) применялся барщинный труд крепостных крестьян с их инвентарем, который оставался на крайне низком техническом уровне. По мнению автора, это обстоятельство являлось главным препятствием дальнейшего прогресса помещичьего хозяй­ства. Специфическая особенность помещичьего землевла­дения в Белоруссии — наличие большого количества мел­ких шляхетских хозяйств, по заключению автора, также было препятствием на пути развития капиталистических форм в помещичьем хозяйстве.

К исследованию состояния крестьянского хозяйства автор привлек большой круг источников, среди которых важнейшими были инвентари помещичьих имений. Осве­щены вопросы об обеспеченности крестьян землей, ско­том, об их повинностном положении. Отмечено исчезнове­ние в первом десятилетии XIX в. в составе крестьянской земли так называемых приемных участков и превраще­ние всей земли в тяглую,, вследствие чего увеличилась отработочная рента:

Автор прослеживает процесс нивелировки крестьян­ских наделов в пределах одного поместья и даже уезда, обусловленный барщинной системой и уравнением по­винностей; этот процесс более заметен в восточных и се­верных районах, где сохранялось общинное землеполь­зование. Отмечается применение в западной и централь­ной части Белоруссии для пахоты парной упряжки волов. Выявлен недостаток скота для получения необходимого количества органического удобрения, обеспечивавшего урожайность земель в Белоруссии; главную причину это­го автор видит в недостатке сенокосов и пастбищ. Под­черкивается сохранение низкой, рутинной техники зем­леделия в крестьянском хозяйстве. Прослеживаются фор­мы интенсификации отработочных повинностей — уроч­ная система, уплата помещиком податей за своих кресть­ян в счет отработок, отдача крестьян на строительные работы и др.

Автор не считает характерным для Белоруссии массо-обезземеливание крестьян до конца 50-х годов XIX в., |отя некоторое сокращение наделов (главным образом |а счет сенокосов) имело место; практиковался также пе­ревод крестьян на худшие земли при организации новых Щюльварков. По наблюдению автора, месячники харак-||уерны для мелких поместий.

Рассматривая положение казенных (государствен-|йых) крестьян Белоруссии, В. В. Чепко отмечает отличие от великорусских (хозяйственное положение казенных Цймений, арендная система, отработочные повинности шрестьян) и делает вывод, что их положение (до люстра-|&ии) было зачастую хуже, чем помещичьих. Далее, опи­сывая неземледельческие занятия крестьян, без которых им было трудно добыть деньги для уплаты податей и по­купки сельскохозяйственных орудий и предметов быта, |автор отмечает, что все виды промыслов были для тяглых ^крестьян лишь вспомогательными занятиями; промысло-сельских поселений в Белоруссии не было. Препят-е для. развития промысловой деятельности автор ви­дит в господстве барщинной системы. > . В книге убедительно показано, что 40 — 50-е годы были для сельского хозяйства Белоруссии периодом упадка — ^сокращались крестьянские посевы, падала урожайность и сбор хлебов на душу, росли недоимки государственных Щрдатей,. Попытки правительства урегулировать кресть-гские повинности (проведение инвентарной реформы), рв|к- показано автором, не дали результатов, несколько |лучшилось состояние хозяйства государственных кре-Гьян после проведения люстрации и перевода их на об-Щочное положение. Прослежен кризис помещичьего хо-ряйства, выразившийся в падении доходности, в росте за-ролженности помещиков, разорении многих, мелких вла-|рельцев. Показана замедленность процесса диффе­ренциации крестьянства вследствие господства барщин-|*№го хозяйства с ее тенденцией к нивелировке. %* . В итоге В. В. Чепко подчеркивает губительное воздей-$$гвие барщинно-крепостнической системы на состояние июльского хозяйства в условиях быстрого развития товар-шрсти в период разложения феодально-крепостнического рйособа производства.

" "':,. Развитие промышленности в Белоруссии в переходный №риод от феодализма к капитализму 'исследовал М. Ф*. _ч Волбас («Развитие промышленности в Белоруссии §|1795 — 1861 гг.)»). Он определил условия развития промышлённого производства, исследовал все типы сущест^ вовавших в конце XVIII — первой половине XIX в. пред­приятий, установил этапы развития отдельных, наиболее важных отраслей промышленности, выяснил происхожде­ние и состав рабочих промышленных предприятий, поло­жение рабочих в предреформенные годы.

При характеристике условий развития промышленно­сти в белорусских губерниях с конца XVIII в. до рефор­мы 1861 г. автор обращает внимание на значение воссо­единения с Россией для экономического развития Бело­руссии, кризис крепостной системы, улучшение путей сообщения, развитие торговли, состояние городов и месте­чек, изменение социального состава и плотности населе­ния. Попытка М. Ф. Болбаса рассмотреть такой большой круг вопросов в рамках одной главы, ограниченность ис-точниковой основы привели к тому, что автор лишь из­лагает общие положения об экономическом развитии Бе­лоруссии, повторяющие «Историю БССР». Подобная методика приводит к неточным выводам: например, раз­ложение крепостной системы хозяйства автор сводит к увеличению продажи помещиками зерна и льна, к массо­вой вырубке лесов; факт отнятия помещиками Гроднен­ской -губернии земли у крестьян в конце 50-х годов XIX в. он берет за основание для вывода о массовом обезземе­ливании белорусских крестьян на протяжении всего пере­ходного периода. Кризис крепостной системы хозяйства вследствие односторонности оценки этого явления сведен в книге к росту задолженности помещиков, что, по мысли автора, было следствием неумения большинства дворян приспособиться к развивавшимся товарно-денежным от­ношениям ⁷⁴.

При характеристике торговли в белорусских губерни­ях ограниченность источников также привела к неточ­ным выводам: автор считает, что к середине XIX в, воз­никло много крупных ярмарок, на самом деле в это вре­мя наблюдается сокращение торговых оборотов крупных ярмарок. Автор не учитывает важного факта—включе­ния Белоруссии в общероссийскую хозяйственную систе­му и превращения ее торговли в органическую часть рос­сийского рынка. Неправомерен вывод о слабости внут­ренней торговли ⁷⁵.

Односторонность подхода к оценке фактов определила Неверный вывод и о том, что увеличение ежегодных ас-игнований на благоустройство городов способствовало росту, развитию в них торговли и промышленности; Цеточно определение значения городов лишь как админи-эативных центров; требует доказательства положение росте удельного веса, по терминологии автора, «воль-Цдах сословий», к которым автор относит однодворцев, свободных хлебопашцев, панцирных бояр, татар, цыган, ||»тставных солдат, что, по его мысли, являлось евидетель-|втвом быстрого распада крепостного строя⁷⁶.

В книге М. Ф. Болбаса четко показано, что в первой половине XIX в. в Белоруссии существенное место зани-|Шло мелкотоварное производство в виде крестьянских момашних и отхожих промыслов, ремесленного производ-|ства в городах и местечках; к этому же виду автор отно-Цеит промышленные предприятия, насчитывавшие до 16 |абочих. Прослеживая развитие мелкой промышленности иоруссии, М. Ф. Болбас сделал вывод о количествен-ром преобладании мелких предприятий в течение всего ^изучаемого периода и вместе с тем показал сокращение рисленности рабочих на них, значительное уменьшение |удельного веса продукции мелкой промышленности в об-рдем объеме производства.

К ,, Характеризуя мануфактурное производство, автор по­казывает рост количества лредприятий такого типа и увеличение численности рабочих на них, однако отмечает ||Эмедление темпов роста мануфактур со второй четверти "|1Х в. и особенно во второй половине 40—50-х годов. Он 5ъясняет это рядом причин, однако не подчеркивает акта укрупнения мануфактурных предприятий. В книге гчены капиталистические формы эксплуатации на вотг Шинных мануфактурах, выражавшиеся в найме мастеров р части рабочих, продаже продукции, покупке сырья ⁷'.

К предприятиям фабрично-заводского типа М. Ф. Бол-р: относит винокуренные и сахароваренные предприя--|*я, на которых применялись паровые машины. По под-ету автора, фабрик и заводов к 1861 г. в Белоруссии мо 13, а рабочих на них—около 17% всех занятых в юмышленном производстве; не учитывается при этом >нноеть работы этих предприятий и особенность технологии этих производств. Неправомерно отнесение к ка­питалистическим фабрикам некоторых помещичьих пред­приятий (сахарных заводов, железоделательного завода в Могилевской губернии).

Обстоятельно охарактеризованы наиболее важные от­расли промышленности Белоруссии, выявлена динамика количества предприятий в каждой отрасли и численности рабочих, объема валового производства; прослежено из­менение отраслевой структуры промышленности. Подчер­кивая сравнительно быстрые темпы развития промыш­ленности в предреформенный период, автор делает вывод об отставании по уровню промышленного развития Бе­лоруссии от России в целом, не сравнивая по количеству предприятий белорусские губернии с отдельными губер­ниями России, что дает иную картину.