Главная | Обратная связь

Из биографического очерка Н. Пиксанова «А.С. Грибоедов».

Псс. А.С. Грибоедова. Т. 1.—СПб., 1911 г.

14 апреля 1828 года была объявлена война с Турцией, а 25-го указом Сената Грибоедов назначен министром-резидентом в Персии, и при нем первым секретарем Мальцов, вторым — Аделунг...

К началу июня все работы в министерстве по устройству дипломатической миссии были закончены. Война с Турцией продолжалась, и министерство торопило Грибоедова с отъездом. С момента назначения посланником Грибоедов был мрачен и испытывал тяжкие предчувствия. В тот же день, когда министр объявил ему о назначении, он пришел поздно вечером к своему другу Жандру, разбудил его и сказал: «Прощай, друг Андрей! Я назначен полномочным министром в Персию, и мы более не увидимся». То же убеждение в неизбежной гибели он высказывал и Пушкину, и Полевому, и другим петербургским друзьям. Булгарину он часто повторял: «Там моя могила. Чувствую, что не увижу более России».

...В Ставрополе Грибоедов узнал о взятии Анапы, а во Владикавказе — о штурме и падении Карса. Эти известия очень порадовали его; они давали надежду, что успехи русского оружия против турок произведут сильное впечатление на персиян. В Екатеринодаре Александр Сергеевич встретился со своими новыми подчиненными, Мальцевым и Аделунгом. Здесь их задержало отсутствие конвоя и лошадей; вечером Грибоедов с Аделунгом отправились полюбоваться панорамой Кавказских гор. «Мы возвратились, — писал Аделунг своим родным, — вдоль Малки, которая здесь довольно быстра. В этот очаровательный вечер я еще сильнее полюбил Грибоедова: как он умеет наслаждаться природой, как он симпатичен и добр!..».

5 июня Грибоедов прибыл в Тифлис и остановился в доме графа Паскевича. Самого главнокомандующего в городе не было, и Грибоедов должен был ехать к нему в действующий отряд, за получением сведений о Персии и инструкцией. В Шулаверах, однако, Грибоедова остановили известия о чуме в войсках, и он вернулся в Тифлис. Здесь произошло в его жизни важное событие. Он женился на Нине Чавчавадзе. По свидетельству Ф.Г. Эристави «Нина Александровна Чавчавадзе была одно из прелестнейших созданий того времени: красавица собою, великолепно образованная, с редким умом, она безусловно завоевала симпатии всех, кто был с нею знаком. Все, кто только ее знал, люди самых различных слоев, понятий, мнений, сходятся на одном, что это была идеальная женщина. Не было мало-мальски выдающегося поэта в Грузии, который не посвятил бы ей несколько стихотворений». Давид Георгиевич Эристави (1847 — 1890) — известный грузинский литератор и общественный деятель. Большой знаток и поклонник А.С. Грибоедова, в январе 1879 г. он принимал активное участие в проведении 50-летия со дня гибели великого драматурга.

Трагическая история гибели Грибоедова в Персии подробно описана в научной литературе. Мы приведем лишь некоторые сведения для полноты понимания личности Грибоедова и его заинтересованности в судьбах людей, с которыми он был связан по долгу службы — а это были жители кавказских территорий. Сведения приводятся по данным, содержащимся в научной литературе о Грибоедове, преимущественно по книгам Н. Пиксановаи В. Мещерякова.

Непримиримость русского посланника ко всяческим нарушениям интересов России и русских подданных вызывала недовольство сановников персидского правительства, которые хотели убрать Грибоедова из Персии. Вспоминает родственник одного из убитых вместе с Грибоедовым князь Сулейман-хан Меликов: «…Посланник не обращал никакого внимания на эти козни и интриги. Он твердо и непоколебимо продолжал действовать в интересах своего государства и русско-подданных. Когда сановники персидского правительства увидели, что все их интриги и козни бесполезны, они, с одной стороны, тайно обратились к тогдашнему мусульманскому духовенству и клятвами и увещеваниями убедили духовенство, что если они допустят Грибоедова продолжать действовать, как он действовал до сих пор, то в недалеком будущем будет окончательно поругана их мусульманская религия и государство персидское пропадет окончательно. С другой стороны, они возбудили Фетх-Али-шаха против Грибоедова, и все вместе каждый день говорили шаху, что русский посланник не только в делах, касающихся русско-подданных и вообще России, неумолим, строг, взыскателен и нагл, но и по отношению к его шахскому величеству он не упускает ни одного случая, чтобы не нанести явного оскорбления и непочтения августейшей особе его величества. Мало-помалу они восстановили и шаха против Грибоедова. Шах, убежденный в необходимости отделаться от такого невыносимого посланника, изъявил свое согласие на изыскание средств к обузданию этого неукротимого человека.

В это время к Грибоедову обратился с прошением один христианин Тифлисской губернии по имени мирза Якуб, из пленных грузин, которого выложили (оскопили) и насильно заставили принять мухаммаданскую религию. Этот мирза Якуб заявил, что он из русской миссии не сделает ни одного шага, пока посланник не выхлопочет ему свободный пропуск на свою родину.

Грибоедов принял мирзу Якуба под свое покровительство и официальной нотой заявил персидскому правительству, что мирза Якуб из пленных-христиан, прибег в российскую императорскую миссию в бест (убежище) и заявил, что его насильно заставили принять мусульманскую веру и что он желает вернуться на свою родину. В ноте Грибоедов напомнил персидскому правительству, что, по трактату, все пленные с обеих сторон свободны и никто не имеет права задерживать их. Персидское правительство не хотело удовлетворить требование Грибоедова и разными предлогами и пустыми, неосновательными доводами хотело заставить Грибоедова отказаться от этого требования и настаивало, чтобы Грибоедов выгнал из беста из русской миссии мирзу Якуба. Грибоедов настаивал на своем и во что бы то ни стало требовал свободы мирзы Якуба. Спустя несколько дней, когда вопрос этот еще не был решен, к покойному Грибоедову поступило другое прошение от одной пленной грузинки, которую Аллаяр-хан каджар Асаф-эд-доуле, дядя принца-наследника Аббас-Мирзы Наиб-эс-салтане, т. е. брат матери Аббас-Мирзы, самый влиятельный из всех тогдашних государственных сановников, насильно обратил в мусульманскую веру, женился на ней. Она также заявила покойному Грибоедову, что ее насильно заставили принять мусульманскую веру и выйти замуж за Аллаяр-хана. Она умоляла Грибоедова освободить ее и отправить на родину. [В донесениях И.С. Мальцева, сотрудника посольской миссии в Тегеране, об этом говорится иначе: «...Посланник прилагал неусыпное старание об освобождении находившихся в Тегеране пленных. Две женщины, пленные армянки, были приведены к нему от Аллах Яр-хана. Грибоедов допросил их в моем присутствии, и когда они объявили желание ехать в свое отечество, то он оставил их в доме миссии, дабы потом отправить по принадлежности. Впрочем, это обстоятельство так маловажно, что об оном распространяться нечего. С персидским министерством об этих женщинах не было говорено ни слова, и только после убиения посланника начали о них толковать»]. Покойный Грибоедов послал и это прошение Фетх-Али-шаху и потребовал или уговорить эту женщину оставить его, Грибоедова, в покое, т. е. взять добровольно назад свое прошение, или же освободить ее из плена и дать ей свободу с тем, чтобы она вернулась на свою родину. Аллаяр-хан, известный своим коварством, хитростью и ненавистью к России, просил дать ему отсрочку на 5 дней; будто он за эти пять дней исполнит требование русского посланника. Но вместо того, чтобы удовлетворить просьбу Грибоедова, он, с одной стороны, обратился к тогдашнему тегеранскому моджтахеду [Написание слова сохраняется по тексту источника. — Т. Ч.] мирзе Масиху и уговорил его поднять народ к восстанию против покойного Грибоедова и русской миссии, а с другой стороны, явившись к Фетх-Али-шаху, доложил ему, что все тегеранское духовенство, имея во главе моджтахеда мирзу Масиха, решило единогласно поднять народ против Грибоедова. Фетх-Али-шах, который считал себя оскорбленным Грибоедовым, сказал, что и он не против этого и желал бы проучить немного этого человека. Эти слова шаха ободрили как Аллаяр-хана, так и моджтахеда мирзу Масиха, который, чтобы угодить и шаху и государственным сановникам, решил поднять народ против Грибоедова и русской миссии. Му'тамад-эд-доуле Манучехр-хан, из армян-заложников, привезенный в Тегеран из Тифлиса, выложенный, обращенный насильно в мусульманскую веру и заслуживший доверие Фетх-Али-шаха настолько, что шахом был назначен главным евнухом своего гарема, узнал об этом заранее и ночью тайно потребовал к себе моего отца как своего племянника, т.е. сына своей родной сестры, и приказал ему отправиться сейчас же в русскую миссию и передать г. Грибоедову все подробности этого заговора и уговорить, чтобы он и члены русской миссии на завтра ушли бы куда-нибудь из русской миссии, иначе все будут избиты толпой, которая завтра должна сделать нападение на русскую миссию. Когда мой отец пришел домой и сообщил эту новость, дядя мой, кн. Сулейман-хан Меликов, вызвался ехать к Грибоедову. Он взял с собой несколько человек из людей Му'тамад-эд-доуле Манучехр-хана и на рассвете отправился в русскую миссию и объяснил все это Грибоедову, уговаривая его, чтобы он собрал своих чиновников миссии и русских, живущих в миссии, отлучился бы из миссии и приглашал их к себе [И.С. Мальцев: «Наступило роковое число января 1829 года. Базар был заперт, с самого утра народ собирался в мечеть. (...) Я видел, как в это время пробежал чрез двор коллежский асессор князь Соломон Меликов, посланный к Грибоедову дядею его Манучехр-ханом; народ кидал в него каменьями и вслед за ним помчался на второй и третий двор, где находились пленные и посланник»]. Покойный Грибоедов к этим рассказам отнесся с насмешкой, не поверил и сказал, что никто не посмеет поднять руку против российской императорской миссии. Люди Му'тамад-эд-доуле, проводившие моего дядю в миссию, после рассказывали, до какой степени Грибоедов был упрям и настойчив в своем убеждении, что никто не посмеет поднять руку на русскую миссию. Они говорили, что так как кн. Сулейман-хан уж слишком настаивал, покойный Грибоедов даже рассердился на него и назвал его и всех армян трусами, объявив, что он не трус и ничего этого не боится. После того кн. Меликов, видя, что с Грибоедовым ничего не поделаешь, послал из сопровождавших его в миссию людей к Му'тамад-эд-доуле для доклада ему обо всем, что происходило между ним и покойным Грибоедовым, а сам решил не покидать Грибоедова и остался при нем в миссии. Между тем Му'тамад-эд-доуле, узнав о том, что моджтахед мирза Масих уже пошел в мечеть с целью собрать народ и повести его к русской миссии, поспешно вошел в гаремное отделение шаха и доложил ему об этом. Фетх-Али-шах сказал, что он уже знает об этом и уже отдал приказание Зилл-эс-султану Али-мирзе (одному из своих сыновей), чтоб на случай волнения в народе и если только народ нападет на русскую миссию, разогнать его. Му'тамад-эд-доуле, который тщательно следил за ходом этого дела, узнал, что моджтахед мирза Масих был в мечети и после проповеди дал народу свой приговор о смерти Грибоедова,направился поспешно к шаху и доложил ему, что уже народ получил от мирзы Масиха смертный приговор и направился к русской миссии, а принц Зилл-эс-султан сейчас стоит у Тахте-поль [Деревянный подъемный мост у ворот – Т.Ч.], занят своим делом и вовсе не думает идти к русской миссии. Он напомнил шаху, что если шах не примет сейчас мер к предупреждению этого скандала, то он будет в большой ответственности перед русским правительством. Фетх-Али-шах, разгневанный этими словами, быстро вышел из гарема, послал спешно своего фарраш-баши (начальника дворцовой стражи) Али-хана с толпой фаррашей к русской миссии для ее охраны, с приказанием разогнать народ, собравшийся у русской миссии, со строгим приказанием переловить всех зачинщиков этого беспорядка. Но и фарраш-баши или из боязни, или нарочно, подобно принцу Зилл-эс-султану, медлил. Злосчастный мой дядя, услыхав крики и шум разъяренной толпы, направлявшейся к русской миссии, советовал покойному Грибоедову собрать по крайней мере всех русских чиновников миссии на том же дворе, где жил сам Грибоедов, с тем чтобы все вместе, общими силами оказывали бы сопротивление толпе, которая уже вламывалась в дом посла, впредь до прибытия помощи от шахского правительства. Но Грибоедов и на эту меру не согласился. Толпа народа, ворвавшись во дворы, где помещались члены русской миссии, перебив всех их, ограбила все их имущество, возвратилась во двор, где жил временно евнух мирза Якуб, и, убив его, ворвалась также в самый двор, где жил покойный Грибоедов. Грибоедов увидел, что дело дошло до крайности и при нем никого не оставалось, кроме моего дяди [И.С. Мальцев: «Около 15 человек из чиновников и прислуги собрались в комнате посланника и мужественно защищались у дверей»]. Он начал отбиваться и защищаться выстрелами из двух ружей, которые были у него в комнате, а мой дядя, как это рассказывал один из людей Му'тамад-эд-доуле, заряжал эти ружья и подавал Грибоедову. Грибоедов убил до 18 человек из толпы, которая пыталась ворваться в его комнату. Когда люди увидели, что нет возможности ворваться в комнату через двери, они забрались на крышу и, сломав потолок комнаты, убили несчастного Грибоедова через отверстие, сделанное в потолке».