 |
|
Похода 1829 года» (отрывок)
...На высоком берегу реки увидел против себя крепость Гергеры. Три потока с шумом и пеной низвергались с высокого берега. Я переехал через реку. Два вола, впряженные в арбу, подымались по крутой дороге. Несколько грузин сопровождали арбу. «Откуда вы?» — спросил я их. «Из Тегерана». — «Что вы везете?» — «Грибоеда». Это было тело убитого Грибоедова, которое сопровождали в Тифлис.
Не думал я встретить уже когда-нибудь нашего Грибоедова! Я расстался с ним в прошлом году в Петербурге перед отъездом его в Персию. Он был печален и имел странные предчувствия. Я было хотел его успокоить: он мне сказал: «Vous ne connaissez pas ces gensl’a: vous verrez gu’il faudra jouer des couteaux» (Франц. — «Вы еще не знаете этих людей: вы увидите, что дело дойдет до ножей»). Он полагал, что причиною кровопролития будет смерть шаха и междуусобица его семидесяти сыновей. Но престарелый шах еще жив, а пророческие слова Грибоедова сбылись. Он погиб под кинжалами персиян, жертвою невежества и вероломства. (...)
...Совершенное знание того края, где начиналась война, открыло ему новое поприще; он назначен был посланником. Приехав в Грузию, женился он на той, которую любил... Не знаю ничего завиднее последних годов бурной его жизни. Сама смерть, постигшая его посреди смелого, неровного боя, не имела для Грибоедова ничего ужасного, ничего томительного. Она была мгновенна и прекрасна.
Как жаль, что Грибоедов не оставил своих записок! Написать его биографию было бы делом его друзей; но замечательные люди исчезают у нас, не оставляя по себе следов. Мы ленивы и нелюбопытны...
Отчет о денежных расходах, связанных с похоронами А.С. Грибоедова, составленный надворным советником А.К. Амбургером.
Адъютанту Павлоцкому на нужные приготовления к сопровождению тела покойного Грибоедова — 10 червонцев.
На похоронное шествие г-на Грибоедова — 4 червонца.
Прапорщику Макарову на дорожные необходимости при сопровождении тела покойного Грибоедова в Тифлис — 20 червонцев.
Захарию, человеку г-на Грибоедова, при отправлении его в Тифлис — 4 червонца.
По приложенному счету заплачено за взятое у купцов на приготовление церемонии при встрече тела покойного министра — 156 червонцев. (...)
Всего — 811 червонных и 2 р. 10 коп. серебром.
Поэт Яков Петрович Полонский, тоже связанный судьбой с Кавказом, служивший с 1846 года в канцелярии наместника М.С. Воронцова, работавший одновременно в редакции газеты «Закавказский вестник» и сотрудничавший в газете «Кавказ», посвятил стихи Нине Чавчавадзе-Грибоедовой, которая поставила памятник погибшему мужу с трогательной надписью: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя». Приведем отрывок из этого стихотворения.
Но час настал: посол царя
Умчался в Тегеран.
Прощай, любви моей заря!
Пал на сердце туман...
Как в темноте рассвета ждут,
Чтоб страхи разогнать,
Так я ждала его, ждала, —
Не уставала ждать...
Еще мой верующий ум
Был грезами повит,
Как вдруг... вдруг грянула молва,
Что он убит... убит!..
Что он из плена бедных жен
Хотел мужьям вернуть,
Что с изуверами в бою
Ему пронзили грудь.
Что труп его — кровавый труп —
Поруган был толпой.
И что скрипучая арба
Везет его домой.
Все эти вести в сердце мне
Со всех сторон неслись...
Но не скрипучая арба
Ввезла его в Тифлис, —
Нет, осторожно между гор,
Ущелий и стремнин
Шесть траурных коней везли
Парадный балдахин;
Сопровождали гроб его
Лавровые венки,
И пушки жерлами назад,
И пики, и штыки;
Дымились факелы, и гул
Колес был эхом гор,
И память вечную о нем
Пел многолюдный хор...
И я пошла его встречать,
И весь Тифлис со мной
К заставе Эриванской шел
Растроганной толпой.
На кровлях плакали, когда
Без чувств упала я...
О, для чего пережила
Его любовь моя!
И положила я его
На той скале, где спит
Семья гробниц и где святой
Давид их сторожит;
Где раньше, чем заглянет к нам
В окошки алый свет,
Заря под своды алтаря
Шлет пламенный привет;
На той скале, где в бурный час
Зимой, издалека
Причалив, плачут по весне
Ночные облака;
Куда весной, по четвергам,
Бредут на ранний звон
Тропинкой каменной, в чадрах,
Толпы грузинских жен.
Бредут, нередко в страшный зной,
Одни — просить детей,
Другие — воротить мольбой
Простывших к ним мужей...
Там, в темном гроте — мавзолей,
И — скромный дар вдовы —
Лампадка светит в полутьме,
Чтоб прочитали вы
Ту надпись и чтоб вам она
Напомнила сама —
Два горя: горе от любви
И горе от ума».
1846 — 1879
Находясь на службе, Грибоедов сильно тосковал по литературным занятиям. Он занимался изучением культуры Востока, вникал в политические события на Кавказе, жадно ловил новости из столиц, но прежде всего он чувствовал себя поэтом. Такая жизнь внутренне подготавливала его к созданию собственного произведения, актуального и оригинального. Н.К. Пиксанов сообщает следующий факт: «В письме от 17 ноября 1820 года из Тавриза к неизвестному Грибоедов рассказывает знаменательный сон. Он видел друга, который увлек поэта в уединенную комнату; «тут вы долго ко мне приставали с вопросами, написал ли я что-нибудь для вас? Вынудили у меня признание, что я давно отшатнулся, отклонился от всякого письма, охоты нет, ума нет — вы досадовали. — Дайте мне обещание, что напишете. — «Что же вам угодно?» — Сами знаете. — «Когда же должно быть готово?» — Через год непременно. — «Обязываюсь». — Через год, клятву дайте… И я дал ее с трепетом. В эту минуту малорослый человек, в близком от нас расстоянии, но которого я, давно слепой, не довидел, внятно произнес эти слова: «лень губит всякий талант…». А вы, обернясь к человеку: «посмотрите, кто здесь?..». Он поднял голову, ахнул, с визгом бросился ко мне на шею… дружески меня душить. — Катенин!.. Я пробудился. Хотелось опять позабыться тем же приятным сном. Не мог. Встал, вышел освежиться. Чудное небо! Нигде звезды не светят так ярко, как в этой скучной Персии! Муэдзин с высоты минарета звонким голосом возвещал ранний час молитвы (~7 по полуночи), ему вторили со всех мечетей, наконец, ветер подул сильнее, ночная стужа развеяла мое беспамятство, затеплил свечку в моей храмине, сажусь писать и живо помню мое обещание; во сне дано, на яву исполнится» (Н.К. Пиксанов. А.С. Грибоедов. Биографический очерк // Полное собрание сочинений Грибоедова / Под ред. Н.К. Пиксанова и И.А. Шляпкина. — Т. 1. — СПб., 1911. С. XLI).
Так что, не касаясь непосредственно кавказских проблем, «Горе от ума» все же обязано своим рождением Кавказу.
Значительная часть замыслов Грибоедова возникла под воздействием кавказских впечатлений и изучения древней культуры Кавказа. Таковы черновые «Путевые заметки», стихотворение «Там, где вьется Алазань», незавершенная поэма «Кальянчи», фрагменты трагедий «Радамист и Зенобия», «Грузинская ночь».
Уезжая в Персию, Грибоедов обещал своему другу Бегичеву вести «журнал» своих впечатлений. Заметки не сложились в цельное произведение, но меткость наблюдений и внутренне глубокое осмысление увиденного ставят их рядом с пушкинским «Кавказским дневником» и теми страницами «Героя нашего времени», где русские авторы делают серьезные художественные обобщения. Грибоедов был первым путешественником, целенаправленно задумавшим описать природу и положение людей на Кавказе. Вот некоторые из путевых заметок Грибоедова (цитируются по книге В.С. Шадури «Там, где вьется Алазань»).