 |
|
КАВКАЗСКИЕ МОТИВЫ В ЛИРИКЕ РУССКИХ ПОЭТОВ 2-й ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА
Кавказу посвящено значительное количество стихотворений, которые поэт Н.В. К-ий поместил в сборнике — «В горах Дагестана с 1842 по 1876 г.». Большая часть этих стихотворений приурочена к Дагестану («Горцы Дагестана», «Гуниб» и другие). В сатирическом духе написано стихотворение «Прометей». Автор с заметной симпатией относится к горцам; например, в стихотворении «Свобода и рабство» он говорит о горце:
Вот когда бедный сложил
Крылья орлиной свободы.
Поэт затрагивает исторические и бытовые темы, вводит в большом количестве местные выражения, давая им соответствующие пояснения. В предисловии к своему сборнику автор отмечает, что большинство русских читателей имеет сбивчивые и смутные представления о Кавказе. Однако собственные его поэтические опыты не заключают в себе чего-либо нового по содержанию, а с художественной стороны они весьма посредственны.
Упоминание о Кавказе встречаем в известном стихотворении А.Н. Майкова «Емшан»:
...Зовет к себе певца Сырчан
И к брату шлет его с наказом:
— «Он там богат, он царь тех стран,
Владыка надо всем Кавказом —
Скажи ему, чтоб бросил все,
Что умер враг, что спали цепи,
Чтоб шел в наследие свое,
В благоухающие степи.
Ему ты песен наших спой, —
Когда ж на песнь не отзовется,
Свяжи в пучок емшан степной
И дай ему — и он вернется».
Отрок сидит в златом шатре,
Вкруг — рой абхазянок прекрасных;
На золоте и серебре
Князей он чествует подвластных.
После того, как песни о былях половецких не взволновали душу хана, певец подал ему пучок емшана; хан, вспомнив о родных степях, навсегда покидает Кавказ.
Е. Вердеревский создал сборник стихотворений на кавказские мотивы, опубликованный в 50-х годах, — «Поклон Кавказу», «Тифлис весною», «Прощальный привет», «Быть может» и т. д. Его поэзия талантливо популяризировала тему.
Кавказу посвящены лирические произведения других поэтов второй половины XIX в., например, С.Я. Надсона («Да, хороши они, кавказские вершины»), Чюминой («Бездна»), М. Шагинян («Чеченка»), Брехничева («Песня о муше-носильщике»), Величко (в различных его сборниках), В. Гиляровского («В горах»).
Среди стихотворений, имеющих достаточно косвенное отношение к содержанию жизни Кавказа и самой кавказской теме, но очень удачно использовавших мотивы кавказского фольклора, следует назвать «Алла верды» современника Лермонтова, однако надолго его пережившего, Владимира Александровича Соллогуба (1814—1882). Это был граф и дипломат, беллетрист, заслуживший весьма одобрительное упоминание в статье Белинского, посвященной «натуральной школе». Его повесть «Тарантас» заинтересовала русскую читательскую аудиторию, уже весьма требовательную, усвоившую замечательные образцы повествовательной литературы Гоголя и менее значительных, но тоже талантливых и актуальных произведений В. Даля, Григоровича, Я. Буткова, молодого Достоевского. Соллогуб выражал идею единения страны, используя прием путешествия героев. За «тройкой» Чичикова он выслал на русские дороги тарантас с двумя героями, обладающими разными взглядами на русскую жизнь, с именами-перевертышами Иван Васильевич и Василий Иванович. С хорошим чувством юмора автор показывает картины русской жизни, жизнь отдельных сословий и групп. Их разобщенность писатель утопически мечтает ликвидировать путем всеобщего национального просвещения. Соллогуб написал несколько военных песен, ставших не просто популярными, но и народными. «Алла верды» отражает настроения кавказской войны. «Иверская земля» — древняя Грузия, «азарпеша» — чаша, «тулумбаш» — тамада. Обычай красивого кавказского тоста при встрече гостей или праздновании какого-то события был подхвачен в русской армии, а затем перешел и в бытовую сферу, особенно ее любили в казачьей гвардии уже во время гражданской войны.
С времен, давным-давно отжитых
Преданьем иверской земли,
От наших предков именитых
Одно мы слово сберегли;
В нем нашей удали начало,
Предвестник счастья иль беды;
Оно у нас всегда звучало:
Алла верды! Алла верды!
Алла верды! — «Господь с тобою!»
Вот слову смысл, и с ним не раз
Готовился отважно к бою
Войной взволнованный Кавказ;
Ходили все мы к схваткам новым,
Не ожидая череды.
Хвала погибшим… а здоровым —
Алла верды! Алла верды!
Когда досуг кавказский теша,
Простор давая бурдюкам,
В кружке усердном азарпеша
Гуляя звонко по рукам,
Неугомонно ходит чаша,
И вплоть до утренней звезды
Несется голос тулумбаша:
Алла верды! Алла верды!
*** *** ***
Если говорить о стихах, ставших общенародными песнями, нельзя не упомянуть стихотворение Александра Николаевича Аммосова (1823—1866) «Элегия» («Хас-Булат удалой»), которое на мелодию, характерную для жестокого романса в его лучшем, классическом варианте, до сегодняшнего дня сопровождает застолья, особенно на территории Северного Кавказа. Из Петербургского университета Аммосов поступил на военную службу, участвовал в битвах с горцами, в 1853 — 55 годах — в Крымской войне, имел золотое оружие с надписью «За храбрость». Поэзия Аммосова носит романсно-альбомный характер, однако он пользуется разговорными интонациями, которые делают его стихи близкими не только любителям и знатокам поэзии, но и любому простому человеку. «Хас-Булат удалой» был напечатан в журнале «Русский инвалид» в 1858 году. Сюжет стихотворения строится в традициях историй о жестоких соперниках, сопровождающихся гибелью одного или двух возлюбленных, а иногда и всех героев. В народной лирике этот сюжет обычно наполняется ярким выражением очень сильных чувств, одинаково свойственных как благородному герою, так и его сопернику. Трагедия касается всех. Так происходит и в элегии Аммосова, где ревнивый старик убивает жену, уличенную в неверности. Но известны народные песенные варианты, в которых князь отрубает голову старику, а потом сам прыгает в кипучую реку и тонет: «Скоро пала роса, / Свежий ветер подул, / Смолкли птиц голоса, / Лишь реки несся гул. / С ревом бешеным вдруг, / Ударяясь в скалу, / Князь-убийца прыгнул, / И пошел он ко дну» (Русские песни. Сост. Проф. И.Н. Розанов. М., 1952).
«Хас-Булат удалой,
Бедна сакля твоя;
Золотою казной
Я осыплю тебя.
Саклю пышно твою
Разукрашу кругом,
Стены в ней обобью
Я персидским ковром.
Галуном твой бешмет
Разошью по краям
И тебе пистолет
Мой заветный отдам.
Дам старее тебя
Тебе шашку с клеймом,
Дам лихого коня
С кабардинским тавром.
Дам винтовку мою,
Дам кинжал Базалай, —
Лишь за это свою
Ты жену мне отдай.
Ты уж стар, ты уж сед,
Ей с тобой не житье,
На заре юных лет
Ты погубишь ее.
Тяжело без любви
Ей тебе отвечать
И морщины твои
Не любя целовать.
Видишь, вон Ямман-Су
Моет берег крутой,
Там вчера я в лесу
Был с твоею женой.
Под чинарой густой
Мы сидели вдвоем,
Месяц плыл золотой,
Всё молчало кругом.
И играла река
Перекатной волной,
И скользила рука
По груди молодой.
Мне она отдалась
До последнего дня
И аллахом клялась,
Что не любит тебя!»
Крепко шашки сжимал
Хас-Булат рукоять
И, схвативши кинжал,
Стал ему отвечать:
«Князь! Рассказ длинный твой
Ты напрасно мне рек,
Я с женой молодой
Вас вчера подстерег.
Береги, князь, казну
И владей ею сам,
За неверность жену
Тебе даром отдам.
Ты невестой своей
Полюбуйся поди —
Она в сакле моей
Спит с кинжалом в груди.
Я глаза ей закрыл,
Утопая в слезах,
Поцелуй мой застыл
У нее на губах».
Голос смолк старика,
Дремлет берег крутой,
И играет река
Перекатной волной.
*** *** ***
Отдал дань кавказской теме и Николай Алексеевич Некрасов (1821—1878). В его первом сборнике «Мечты и звуки» встречаются кавказские пейзажи как дань романтической экзотике. Известно, что Белинский дал отрицательный отзыв об этом сборнике, обвинив автора в эпигонстве. С тех пор принято говорить об этих стихах Некрасова вскользь, мимоходом. Действительно, в сравнении с последующим творчеством поэта «Мечты и звуки» наивны, в них не видно авторской уникальности. Однако в сравнении с поэтами-подражателями, старательно воспроизводящими образы Кавказа из стихов Пушкина и Лермонтова, некрасовские стихи довольно выразительны. Некоторые строфы прямо напоминают то, что уже было в прежней поэзии: «Великолепные творенья! / Блистая гордой красотой, / Они вселенской украшенье, / Подпора тверди голубой» («Горы»). Но в этом же стихотворении развернут пейзаж, отмеченный свежим восприятием деталей, рисунком, звуком и светом живой жизни гор:
И солнце в отблесках узорных
На нем горит, как на стекле, —
Хребет возвышенностей горных,
Не чуждый небу, чужд земле.
Лишь изредка, под небосклоном,
Наскуча праздностью немой,
Сорвется с грохотом и стоном
Осколок глыбы вековой
И, весь рассыпясь мелким снегом,
Привет их долу принесет,
А дол туда же громким эхом
Благоговейный ужас шлет.
Позже, в 1850 году, выступая против экзальтированной романтики, Некрасов написал остроумную пародию под названием «Месть горца».
Ассан сидел, нахмуря брови.
Кальян дымился, ветер выл
И, грозно молвив: «Крови! Крови!»
Он встал и на коня вскочил.
«Зюлейка! нет, твою измену
Врагу я даром не прощу!
Его как мяч на шашку вздену,
Иль сам паду, иль отомщу!»
Что было ночью в поле ратном,
О том расскажет лишь луна…
Наутро конь путем обратным
Скакал… Несчастная жена!
Мешок о лук седельный бился,
Горела под конем трава.
Но не чурек в мешке таился:
Была в нем вражья голова!
*** *** ***
Имя Ивана Сергеевича Тургенева с Кавказом связано тоже косвенно. Однако то произведение, которое имеет отношение к Ставрополю и к Кавказу, возникло из красивой реальной истории. Оно говорит о судьбе легендарной женщины, прославившейся не громкими подвигами или связями с великими людьми, а скромной самоотверженностью в повседневной деятельности ради помощи людям. Это Юлия Петровна Вревская, баронесса и сестра милосердия. Ее отец, Петр Петрович Варпаховский, был командующим резервной дивизией Отдельного Кавказского корпуса. Семья приехала в Ставрополь в 1851 году, дети (Наталья и Юлия) учились в училище Св. Александры, находившемся под покровительством Елизаветы Ксаверьевны Воронцовой, затем в Смольном институте благородных девиц в Петербурге. Вернувшись в Ставрополь, Юлия познакомилась с бароном Ипполитом Александровичем Вревским. Это был блестящий офицер, закончивший школу гвардейских подпрапорщиков, когда там учился и Лермонтов. Они были знакомы и относились друг к другу с большим уважением. Вревский стал офицером Генштаба и в 1838 году приехал на Кавказ. В 1840 году участвовал в экспедиции П.Х. Граббе в Малую и Большую Чечню, где, вероятно, снова встретился с Лермонтовым. Он был, по свидетельству современника А.П. Беляева, «одним из образованнейших и умнейших людей своего времени». В Ставрополе в 1840 — 41 годы в его доме бывали Лермонтов, А. Столыпин (Монго), С.В. Трубецкой, Л.С. Пушкин, Р. Дорохов, М.А. Назимов и др. известные люди, составлявшие круг общения и Пушкина в свое время, и Лермонтова. Вревский и Юлия встретились и полюбили друг друга. В письме брату Ипполит Александрович сообщает: «Я еще не известил о моем браке с Юлией Варпаховской. Я уверен, что ты примешь живое участие в моем счастии, и рассчитываю на твое любезное отношение к Юлии, которая со своей стороны расположена к тебе. Ей шестнадцать лет, она блондинка, выше среднего роста, со свежим цветом лица, блестящими глазами, добра бесконечно. Ты можешь подумать, что описание это вызвано моим влюбленным взглядом. Но успокойся, это голос всеобщего мнения». Юлия Петровна, действительно, обладала редким чувством доброты и способностью сопереживания, при этом не на словах, а на деле. Она хлопотала о детях Вревского от первого брака (от казачки, они считались незаконнорожденными), и ей удалось добиться высочайшего разрешения на их устройство в лучшие учебные заведения, получить право на наследование земель отца. Сама Юлия Петровна стала почетной дамой в свите императрицы.
Барон Вревский был смертельно ранен в одном из сражений и умер на руках у жены. После этого Вревская с семьей переехала в Петербург, где заняла видное место в светском обществе. Среди ее знакомых художник Айвазовский, писатели Д. Григорович, Я. Полонский, В. Гюго, с которым она встретилась за границей. Граф В. Соллогуб писал о ней: «Я во всю жизнь не встречал такой пленительной женщины. Пленительной не только своей наружностью, но и своей удивительной женственностью, грацией, бесконечной приветливостью и бесконечной же добротой». Здесь, в одном из салонов, она встретилась с И.С. Тургеневым. Дружба их продолжалась до самой ее смерти в 1878 году. Юлия Петровна Вревская добровольно отправилась на театр военных действий, когда началась русско-турецкая война 1877 — 1878 гг. Она организовала на собственные деньги медицинский отряд из 22 сестер и 6 врачей и поехала в военный госпиталь сестрой милосердия. Ее жизнь была полна всех тех военных лишений, которые приходилось переносить всем: «Снег у нас по колено, а дороги всюду дурные», — пишет она родным в Ставрополь. «Жалости подобно видеть этих несчастных, поистине героев, которые терпят страшные лишения без ропота: велик Русский солдат». Во время эпидемии тифа она умерла. В Болгарии ей поставлен памятник. Ей посвятили стихи Я. Полонский и В. Гюго.
И.С. Тургенев оставил свой памятник этой замечательной женщине — стихотворение в прозе «Памяти Ю. Вревской».