 |
|
Экзистенциальная топология городской среды
Феноменологический подход к построению экзистенциальных моделей предполагает как выявление структур жизненного мира, так и своеобразной «карты души», выстраивающей параметры оптики восприятия[90]. Особого внимания заслуживает моторика движения в городском пространстве и изоморфность ее структурам ландшафта ментального. Последний выступает как интенциональный продукт работы сознания. В. Беньямин в работе «Париж, столица девятнадцатого столетия» выделяет устойчивые типы движения в городском пространстве – фланер, наблюдатель, зевака, искатель приключений, бунтарь, – соответствующие ментальной карте среды. Психологический тип фланера формируется под воздействием возведения пассажей, наблюдателя – панорам, зеваки – развития выставочной деятельности, искателя приключений – на городских улицах, бунтаря – на баррикадах.
Петербургу в большей степени соответствует исторически сложившийся тип спешащего на работу служащего. Днем город наполнен «отсутствующей толпой» и только вечером проявляются замеченные Беньямином в Париже фланеры (большинство новых торговых комплексов строятся по типу пассажей), зеваки, готовые воспринимать любое предложенное зрелище, наблюдатели, выбирающее зрелище сами и искатели приключений, знатоки ночного города. Тип движения соответствует типу душевной жизни, городской ландшафт влияет на качество и направление топики движения души. Это последнее получает выражение в специфическом «темпе жизни». Архитектура непосредственным образом влияет на формирование оптики зрения, точек и типов «наблюдений», выстраивает «периоды движения». Маршрут движения становится и парадигмой опыта и выражением «памяти места». Витальная топология превращается в мир смыслов, где текст и событие равны друг другу[91].
Особенное
Попытка выявить то особенное, что присутствует в каждом из городов, неизбежно приводит к необходимости поиска неповторимых и уникальных архетипов, лежащих в основе ментальной топологии ландшафта. Архетипы трансформируются в мифы и мифологемы, периодически извлекаемые из коллективного подсознания города событиями истории. Специфика Петербурга заключается в стремлении превращать историю в миф. Будучи задуманным как выражение силы человеческого духа, идущего наперекор стихиям, Петербург осознал себя как город-миф, город-идея. Укрепившись в культурном сознании, образ города-проекта начал обрастать собственной мифологией.
Одной из устойчивых мифологем является «бытие между», – между жизнью и смертью, страшным прошлым и великим будущим, центром и периферией, водой и камнем, бунтом и традицией, грехом и покаянием. Развитием этой мифологемы является образ Петербурга как «окна в Европу», европейского лица России, носителя западного менталитета в российском евразийском сознании. В этом образе сочетаются настойчивое воление, дисциплина духа, и трагедия отсутствия аутентичности национального начала – главного козыря Москвы в архетипическом для русской культуры споре двух столиц.