 |
|
В ДУХОВНОЙ ЖИЗНИ СОВРЕМЕННОГО ПЕТЕРБУРГА
В жизни Петербурга последних лет все более заметное место занимают дискуссии о месте и роли культуры, образования и науки в духовной атмосфере города и России.
Это стимулируется как самим статусом Петербурга в качестве общепринятого центра духовной жизни страны, ее культурной столицы, так и его геополитическим местом наиболее интенсивного пересечения социокультурных взаимовлияний между Востоком и Западом.
Вносит свой вклад в эти процессы и данная конференция, посвященная исследованию и обсуждению широкого круга проблем в жизненном мире поликультурного Петербурга.
В рамках уже заслушенных докладов на данной секции в качестве одной из особенно актуальных проблем можно было бы назвать феномен разорванности, расчлененности социокультурных, а соответственно и духовно-нравственных ориентаций у представителей разных поколений. На наличие этого феномена, обнаруженного по результатам социологического опроса жителей по случаю 300-летия Петербурга на предмет оценки характера их восприятия этого юбилея, указывалось, в частности, в содержательном докладе О. К. Крокинской «Социальная практика мифа и современная личность».
Ранее феномен парадоксальности сознания человека, способного соединять в себе взаимоисключающие друг друга ценности и установки уже был отмечен в исследованиях социологов – Ж.Т. Тощенко «эффект парадоксального человека», В.Е. Семенова «явление многослойности современного российского менталитета» и др.
С аналогичной проблемой утраты цельности, расщепленностью на множество фрагментов духовно – культурной жизни как отдельного человека, так и более крупных социальных образований в масштабах города и страны сталкивались участники и многих других форумов, проходивших в Петербурге.
При этом предпринимались попытки понять природу этого явления и даже найти выход из складывающейся ситуации на путях как изучения, так и изменения существующей взаимосвязи между культурой и образованием.
Показательны, например, результаты двух последних заседаний круглого стола, посвященного проблемам образования и культуры, проходившем в гостинице «Европейская» в октябре 2002 и январе 2003 г.
При всей широте вопросов, которые были затронуты его участниками, главным, на наш взгляд, остается один: каков характер того типа формирующейся в настоящее время новой культуры, в рамки которой должна вписываться современная система образования? И не преждевременно ли говорить об адаптации или модернизации сложившейся системы образования с ориентацией на новейшие тенденции трансформации традиционной для России духовно-нравственной культуры?
По мнению ряда выступивших специалистов, об этой «новой» культуре можно было бы говорить как о культуре «перехода, маргинальности, смены вех» (С.Н. Иконникова) или «духовном кризисе» (А.С. Запесоцкий), равно как и о таком «кризисе нынешней культуры, когда рвется связь времен и поколений» (Д.А. Гранин), даже о «культурной деградации» (Н.Н. Скатов) или просто о «гибели культуры под натиском языческой цивилизации» (А.П. Марков).
Если допустить реальность того, что гибнет классическая (христианская) культура и на смену ей грядет другая, которая не нуждается в «персонифицированном духовно – нравственном идеале», тогда вопрос об адаптации образования к новому типу культуры, несущей на себе печать бездуховности, представляется либо преждевременным, либо вообще снимается с повестки дня, поскольку в таком случае остается лишь институт обучения в рамках которого вполне достаточно «развития и освоения лишь технологической стороны социального бытия». (А.П. Марков)
Критическая оценка возможной роли «новой культуры» в судьбах Российского образования не снимает, однако, необходимости ее более конкретной характеристики. В связи с этим представляет несомненный интерес та сумма признаков этой культуры, которая была так или иначе затронута и определена участниками дискуссии.
В числе этих признаков были названы, в частности, утрата человеком целостности мировосприятия, его фрагментарность, подобие зеркалу разбитому на множество мелких кусков, плюрализм ценностных, а нередко и взаимоисключающих друг друга ориентаций в сознании одного и того же субъекта – эффект парадоксального человека (Ж.Т. Тощенко), поликультурность, переход к информационному обществу (Г.М. Бирженюк), ориентация на символы и эталоны массового потребления и поп-культуры, доминирования прагматизма, инструментально-технологического подхода и искусства манипуляции в практике человеческих отношений, высокий авторитет коммерческой, рыночной и криминализованной деятельности и др.
Можно говорить о противоречивости, амбивалентности названных признаков «новой культуры», о наличии достаточно очевидных негативных тенденций в ее развитии, о том, что они все более доминируют в сравнении с нейтральными и даже позитивными чертами (информационная культура, большая коммуникативная раскрепощенность личности, терпимость к инакомыслию и др.).
Вместе с тем все более очевидно то, что основная тенденция рассматриваемой культуры характеризуется снижением уровня духовно – нравственных ценностей в обществе.
Об этом свидетельствует, в частности, сравнительная картина распределения социальной ценности и престижности тех или видов профессиональной деятельности в России и в США по результатам массового опроса, проведенного в этих странах в 2003 году по инициативе Фонда общественного мнения.
Этот опрос показал существенные различия в массовом сознании россиян и американцев относительно рангового распределения рейтинга популярности тех или иных видов профессиональной деятельности.
Так, если в России по уровню популярности на первом месте – предприниматель и коммерсант, то в США он всего лишь на 18 месте. В США же на первом месте – ученый, в то время как у нас ученый занимает 22 место после 19 места, занимаемого политиком и более высокого – 12 места, занимаемого проституткой. Показательно и другое – пятое место по рейтингу популярности профессии в США принадлежит полицейскому, а у нас – криминальному авторитету.
Где выход – спрашивает В.М. Межуев – в строгой морали без свободы или в свободе без морали?
Н.А. Бердяев еще в начале прошлого века дал достаточно однозначный ответ, когда сказал: «Дух нации выше демократии и должен направлять ее».
Однако пока, вопреки совету Н. А. Бердяева, свобода ищет свои просторы не в опоре на возвышающую ее духовность и уж тем более не в жестких рамках традиционной морали, а на фундаменте любой предпринимательской инициативы (вплоть до беспредела), на неомарксистской, по своей сути одномерной, концепции об определяющей все и вся силе экономического детерминизма.
В этой ситуации легко просматривается и ответ на вопрос о природе сегодняшнего процесса деформации социокультурного фактора и соответствующих ему ценностей образования и науки.
Вся наша предыдущие история, начиная хотя бы с октября 1917 года (на самом деле гораздо раньше), может рассматриваться как богатейший опыт обращения к одномерной модели восприятия, понимания и изменения куда более многомерной реальности.
Выход из противоречия между чрезвычайно возвысившейся над повседневной социально-бытовой реальностью духовно-эстетической надстройки России Серебряного века и неспособностью эффективного решения правовых и социально-политических проблем был тогда найден в пролетарской революции, а значит в режиме первоначально достаточно одномерного подхода к решению всех проблем.
После полосы «оттепели» 60-х годов и сопровождающего ее духовного подъема выход из последующего состояния экономического и духовного застоя 70-х годов в России был увиден на путях радикальной ломки командно-авторитарной системы, т. е. опять же в одномерном режиме.
Потребовалась дополнительная и столь же одномерная стратегия формирования «рыночной экономики» как универсального средства решения всех проблем.
Сегодня становится все более очевидно то, что одномерный подход не обеспечивает эффективного решения проблем несопоставимо более сложной, многомерной социальной реальности.
И нынешней кризис в сфере духовно-нравственных ценностей как раз говорит об этом.
Общей ошибкой во всех ситуациях обращения к одномерному способу любых решений является недооценка главной сложности в социуме – самого человека и его социальной психики.
Смутная догадка об этом нашла в свое время отражение в известном, хотя и суррогатном тезисе о так называемом «человеческом факторе».
Парадоксальность, разорванность, расколотость на фрагменты, человеческого самосознания, заблокировал его способность целостного восприятия мира и самого себя.
На смену идеологической целостности человека эпохи командно – тоталитарной системы пришла ситуация неприятия им прежней одномерной картины себя и мира.
Ее результатом стало калейдоскопическое сознание.
Чтобы восстановить потерянную цельность сознания на новой основе нужна иная парадигма социального мировосприятия, а именно такая в центре которой был бы сам человек.
Шаг на этом пути уже был сделан, когда на смену вульгарно – социологизированной концепции марксизма как альтернативы человеку был взят на вооружение лозунг о построении социализма с человеческим лицом.
Однако это не прибавило цельности нашему самосознанию, не отменило разрушительного процесса формирования « парадоксального человека» равно как и фрагментарности российского менталитета.
Провозглашенный курс не был подкреплен его научным, в данном случае социально-психологическим обеспечением, которое только и могло вернуть цельность человеческому мировосприятию, придя на смену смещенного с пьедестала авторитету односторонне истолкованного марксизма.
И сегодня, как и во все последовавшие после перестройки годы (скоро уже без малого двадцать лет) продолжается процесс размывания цельности былого мировосприятия, образования в связи с этим идеологического вакуума в головах людей, заполняемого фрагментами калейдоскопического сознания.
Конечно, при этом растет и популярность социально – психологического и социологического знания. Но этой тенденции противоречит и другая, связанная со свертыванием гуманитарной, прежде всего социально – психологической составляющих в системе высшего образования, оправдываемая якобы интересами обеспечения большой прагматической, технико-технологической эффективности последнего.
Все это делает еще более актуальной задачу социально-психоло-гического обеспечения высшего гуманитарного образования, а заодно и культуры.
Однако вернемся к началу нашей заявки на определение места и характера социально-психологических проблем культуры, образования и науки в духовной жизни Петербурга. Случайна ли та концепция дискуссионных инициатив по рассмотренным выше вопросам, которые родились в этом городе. Думается, что нет. Петербург был и остается носителем той духовно-нравственной атмосферы, которая соединяет в себе плодотворную почву для творческих исканий с функцией полигона для их испытания на жизнеспособность, на роль лидерской инициативы в социокультурной, художественной, научной, а теперь и социально – политической жизни всей страны.
Л.С. ВАГИНОВА
(Мурманск)