Главная | Обратная связь

Глава 9. Об амодааьности смысла 2 страница

Естественные науки ориентированы на поиск причин явле­ний (ищут ответ на вопрос «Почему?»), гуманитарные — припи­сывают исследуемой реальности смысл (отвечают на вопрос «За­чем?»), но, так или иначе, любая наука стремится понять основания феноменов. Почему есть что-то и почему нет ничто! Как возможно явление? Что делает его необходимым? Наука — это дорога для тех, кто ответы на подобные вопросы ценит не­сравненно дороже любого результата всех других игр, в которые играют люди.

Глава I. Идеалы рационального знания

 

Научное знание, и в особенности, естественно-научное, яв­ляется рафинированно рациональным, ибо оно выражено в та­ких способах описания и объяснения природы явлений, которые являются понимабельными на всем пространстве корреспонден­ции знаний. Рационализм есть наиболее надежное, хотя и не единственное, основание разработки научной теории, в рамках которой описывается феноменология и формулируются законы, Действующие в предметной области познания. Безусловно, эм­пирика дает нам материал для познания, но форма понимания эмпирических феноменов, угол зрения задаются рациональны­ми моделями знания. Поскольку же научная рационализация есть не больше, но и не меньше, чем теоретическая проекция изучае­мых явлений, она не может быть абсолютно верной, поэтому и существуют альтернативные пути познания, которые дополняют собой применение научных методов. Наука не просто может себе позволить, но, как отмечает Ф. Франклин, она «обязана выносить за скобки многомерность реальности, отграничивать реальность... Поэтому проекция (с реальности) более чем оправдана. Она не­обходима. Ученый должен сохранять видимость, будто он имеет дело с одномерной реальностью» (Цит. по: РозинБ.М., 1994. С. 50). Любое теоретическое сооружение есть модель исследуе­мой реальности, а не ее точная копия, хотя бы в силу того триви­ального факта, что теория строится средствами языка. И понят­но, что не только история философии есть критика языка. Язык является естественным ограничителем наших представлений о ре­альности, в том числе, и о психической реальности. По сути, то, что мы можем сформулировать в виде рациональных положений, и составляет наше знание. Во всяком случае, только такое знание подлежит критическому осмыслению, а следовательно, и проце­дурам верификации. Кроме того, не все научные аномалии могут быть рационализированы. Многие фундаментальные проблемы науки, как то: происхождение Вселенной, строение микромира, проблема пространства—времени, происхождение жизни на Зем­ле, возникновение многоклеточного организма из оплодотворен­ной клетки, проблемы старения, сознания, свободы воли и т. д. — до сих пор при всей колоссальной мощи современной науки ос­таются нерешенными. По мнению автора революционной тео­рии в лингвистике Н. Хомского, научные вопросы можно разде­лить на два вида: проблемы, которые потенциально можно разрешить, и тайны, которые всегда останутся тайнами. «Уче-

Часть I. Методология научно-психологического исследования сознания

ные, — констатирует Хомский, — не добились совершенно ни­какого прогресса, исследуя такие вопросы, как сознание и сво­бодная воля. ...У нас нет даже плохих идей» (Цит. по: Дж. Хорган, 2001. С. 247). Некоторые теории не выдерживают эмпирической проверки, другие же не допускают такой проверки. Неизбежным следствием ограниченности нашего знания являются релятивист­ские настроения даже в среде физиков. Отсутствие эмпирической проверки состоятельности теории уже не выступает в качестве однозначной причины ее игнорирования. И все же... Невозмож­ность абсолютной рационализации реальности, наличие очевид­ных, а в некоторых областях науки неустранимых, пробелов в нашем знании не упраздняет саму возможность научного позна­ния. И хотя рационализм имеет свои ограничения, научное зна­ние является наиболее надежным, наиболее правдоподобным.

* * *

Характеризуя состояние современной отечественной психо­логии, можно выделить несколько тенденций в ее актуальном развитии.

1. Центробежная тенденция, связанная с дальнейшей диффе­ренциацией психологического знания, дроблением предметной области психологии, размыванием ее границ, что сопряжено с увеличением количества локальных, узконаправленных эмпири­ческих исследований, результаты которых, подобно элементам плохо выполненной мозаики, не укладываются в целостную кар­тину научно-психологического знания. На сегодняшний день сильная теория в психологии отсутствует. А именно она могла бы служить системообразующим ядром отраслей психологического знания. Диффузия предметной области грозит психологии поте­рей ее собственных оснований, оснований, которые имеет любая полноценная наука. Сомнительные альянсы, «внебрачные свя­зи», в которые сегодня охотно вступает психология, производят на свет экзотические вещи наподобие астропсихологии, ведичес­кой психологии, виртуальной психологии и т. п. Множится ко­личество прикладных направлений. Возникают дисциплины, производные от прикладных. Видимо, не следует удивляться, если завтра заявят себя как самостийные психологические направле­ния «психология игры в гольф» или «психология токарного дела». Легкость образования новых ответвлений психологической на­уки порой оборачивается конфузами. Так формально возникает

Глава 1. Идеалы рационального знания

 

новое «направление», и при этом многие хотят его представлять, ио не знают, как именно им этого хотеть.

Справедливости ради следует отметить, что такое положение дел сложилось «не вдруг». Еще Л. С. Выготский предостерегал от распада психологии на различные типы наук (Выготский Л. С., 2000). Когда Выготский писал о том, что «психология беременна общей дисциплиной, но еще не родила ее», он фактически при­зывал к систематизации накопленных психологией эмпирических фактов и ревизии исследовательских подходов на почве общете­оретической дисциплины (Выготский Л. С., 2000. С. 18-20). Прав­да, в отличие от 20-х годов XX века, в настоящее время уже не наблюдается тендирования прикладных отраслей психологии в сторону общепсихологической дисциплины, что Л. С. Выготский расценивал в качестве симптома кризиса в психологии. Домини­рование дифференциации психологического знания над интег­рацией очевидно, и на сегодняшний день заметно невооружен­ным взглядом. Создается впечатление, что чем быстрее прогрессируют прикладные области психологии, тем глубже ста­новится методологический кризис. Сейчас, наверное, никто не отважится с уверенностью утверждать, что психология еще про­должает вынашивать свою общепсихологическую дисциплину.

2. Инерционное действие в сознании нынешних академических психологов теоретических постулатов классиков отечественной науки выражает собой суть второй тенденции. Прежде всего, я имею, конечно, в виду С.Л.Рубинштейна, Л.С.Выготского, А. Н.Леонтьева и Б. Г.Ананьева, чей вклад в отечественную, да и в мировую науку неоспорим. По-прежнему ученики и ученики учеников стремятся развивать ставшие уже каноническими по­ложения их теорий. Казалось бы, в чем здесь порок, если ученые идентифицируют себя с той или иной научной традицией, с оп­ределенной психологической школой? Беда состоит в том, что полноценное, а не аномальное развитие науки возможно только при условии появления новых теорий, построенных на новых основаниях, теорий с более сильным объяснительным потенци­алом. Без сомнений, новое знание должно строится на базе дос­тижений прошлого. В противном случае едва ли было возможно само развитие научной мысли. Но только новые теории задают вектор развития науки, определяют доминирующее направление и специфику интеллектуальных поисков. Вообще говоря, любая наука в своей онтологии представлена теориями, концепциями,

Часть I. Методология научно-психологического исследования сознания

 

парадигмами исследований. Много ли теорий получили извест­ность в последней четверти XX века? Этот вопрос сам по себе очень симптоматичный, ведь как без методологии, которую в оте­чественной психологии долгие годы подменял собой марксизм, не существует науки, так и без науки, реализуемой в образцах те­оретического знания, не может строиться практика, в том числе, естественно, и психологическая практика. Взаимоотношения между психологической наукой и психологической практикой — тема отдельного обсуждения. Эти взаимоотношения очень слож­ные, тонкие, парадоксальные. Без научных теорий профессио­нальная деятельность психологов-практиков невозможна. И вме­сте с тем никакое научное знание не определяет позитивные результаты деятельности психологов, в том числе и тех, кто прак­тикует психотерапевтические интервенции.

Вместе с тем очевидно, что психология представляет собой двух­этажное здание, правда, в настоящее время непонятно кем насе­ленное. Фундаментом его являются методологические основания науки как общие принципы ее построения. Именно в рамках об­щей методологии психологии должны быть разработаны пробле­мы границ научно-психологического познания, проблемы опре­деления предмета, исследовательских парадигм и собственного статуса дисциплины в системе научного знания. Первый этаж это­го здания — теоретическая психология, воплощенная в подходах, концепциях, теориях. Второй этаж занимает психологическая практика, задача которой очевидна и предельно проста (правда, ее решение является исключительно сложным и многовариант­ным), — оказание реальной психологической помощи.

3. Научный нигилизм по отношению к психологии самих психоло­гов-профессионалов. Если сами психологи, главным образом прак­тикующие, не понимают отличие теоретической психологии от психологической феноменологии на уровне эмпирики, то что го­ворить о тех, кто не принадлежит к этому профессиональному цеху.

Я полагаю, что вышеназванные тенденции можно расценивать как синдромы болезни психологии. Форма этой тяжелой, но наде­юсь, не смертельной болезни, могла бы быть определена как инф­ляция рационализма. Факт того, что психология развивается, еще не свидетельствует о ее здоровом состоянии. Развитие может быть и патологическим. Я бы охарактеризовал развитие современной отечественной психологии не как эволюцию или инволюцию, а как иноволюцию, понимая под этим развитие не вглубь, а вширь.

Глава 1. Идеалы рационального знания

 

О том, что психология находится в кризисе, сказано слишком много. Только ленивый не критикует ее за многочисленные ме­тодологические и методические грехи. Тот коллапс, в котором оказалась современная отечественная психология, есть прямое следствие обесценивания рационализма. Здесь можно называть разные причины сложившейся ситуации.

Во-первых, это общее состояние российского общества, ха­рактер культурного фона, на котором разворачиваются глобаль­ные преобразования во всех сферах жизнедеятельности. Россия в сегодняшнем ее состоянии представляет собой свалку сомнитель­ных, авантюрных, а зачастую и явно губительных идей. Мисти­ка, материализованная в деятельности огромного количества сект, «работе» экстрасенсов, биоэнергокорректоров, астрологов и раз­ного рода ясновидящих оказалась составной частью общей идей­ной атмосферы, царящей в обществе. И посему грань между ра­циональностью и иррациональностью уже видится не столь отчетливо. При этом с грустью следует констатировать, что слив интеллектуальной мути до сих пор продолжается.

Вторая причина связана с разочарованием в объяснительных возможностях старых теорий, в утрате их подлинной авторитетнос­ти. Пролонгированное действие в умах представителей научного сообщества теорий начала и середины XXвека делает современную психологию заложницей прошлого. Об этом я уже говорил выше.

Возможно, действуют и иные факторы. Так, А. В. Юревич, на­пример, считает, что именно позитивистское перенапряжение привело к когнитивному диссонансу в самой науке (Юревич А. В., 2000). Пытаясь походить на строгие науки, психология не вы­держивает напряжения и фактически допускает возможность ан­тирационалистических форм представления психологического знания. Недоверие к позитивизму было спроецировано на раци­онализм в целом.

Что же необходимо сделать, чтобы инфляция рационализма была купирована и психология нашла новые источники развития? Ведь все хотят, чтобы здание психологии радовало своим изяще­ством и неповторимостью. Все хотят гордиться своей наукой.

Полагаю, что теоретической психологии необходимо вернуть­ся к тому предмету исследований, с которого она, собственно, и началась как самостоятельная и отличная от философии область

Часть I. Методология научно-психологического исследования сознания

 

знания. В. Вундт и Э. Титченер, их явный противник У.Джемс и представители вюрцбургской школы по многим пунктам расхо­дились во взглядах, но в том, что сознание является предметом психологии, они были единодушны. Состав, устройство и рабо­та сознания — вот что должно направлять исследовательский интерес академической психологии. По сути, три основных воп­роса определяют ориентиры общепсихологического направления в психологии:

О Из чего состоит сознание?

Q Какова структура сознания?

О Каковы законы функционирования сознания?

При этом следует отметить, что содержание и структура со­знания не могут являться предметом эмпирического исследова­ния. Ни в каком эксперименте мы не имеем дело с самим содер­жанием или структурой сознания. Первичными данными анализа всегда служат эффекты функционирования сознания. Все эффек­ты, с которыми мы сталкиваемся при проведении эксперименталь­ных исследований, есть эффекты работы сознания, так как экспе­риментировать с испытуемым, который бы не находился в каком-либо состоянии сознания, просто невозможно. Реакции на экспериментальные воздействия, вербальные ответы или опре­деленным образом выраженные ментальные и моторные действия есть проявления функционирующего сознания. Само понимание необходимости выполнения экспериментальной задачи есть ак­тивность сознания, так как о сознании можно говорить лишь в отношении к тому моменту времени, когда реализуется тот или иной способ понимания. Вся экспериментатика современной психологии есть, таким образом, сфера эмпирических исследо­ваний деятельности сознания. Эффекты, обнаруженные в таких исследованиях, сенсорные эффекты, эффекты константности, эффекты гештальта, эффекты фигуры на фоне, психомоторные эффекты, описанные еще Ф.Дондерсом, эффект когнитивного диссонанса, незавершенных действий, мнемические эффекты, эффекты внимания, эффекты генерации, инсайта, социально-психологические эффекты, например, «канальный фактор», эф­фект ореола или выученной беспомощности и другие многочис­ленные эффекты есть результаты работы сознания.

В настоящее время как никогда необходима разработка обще­психологической теории сознания. В рамках этой теории следует

Глава 1. Идеалы рационального знания

 

формулировать законы функционирования сознания, так как работа сознания, очевидно, регулируется определенными зако­нами. Человек, обладая свободной волей, тем не менее не свобо­ден в установлении законов деятельности собственного психи­ческого аппарата. Законы психической активности заложены природой, их открытие и формулирование создаст основания для построения психологии по канону жестких наук, хотя надо по­нимать, что применение естественно-научной парадигмы еще не обеспечивает превращение психологии в строгую, естественно­научную дисциплину в ее традиционном понимании.

Теоретическое представление о сознаний должно строиться
таким образом, как если бы сознание не зависело от констукции мозга, строения нервной системы и физиологии организма,
с одной стороны, и социологии микро- и макроокружения чело­
века, с другой. Физиологические и социальные процессы находятся за пределами предметной области психологии, если, конеч­но, эту область очерчивать феноменологией психического. Это не означает, что сознание эмпирического субъекта не испытыва­ет на себе внешних влияний. И состояние мозговой активности и социальные факторы оказывают влияние на работу сознания от­ дельного индивидуума. Но в теории сознания предметом изуче­ния являются не сознания эмпирических субъектов Иванова, Петрова, Сидорова или Фрейда. В теории не только допустимо, но и необходимо игнорировать влияние на работу сознания факторов внепсихтеской природы. На эмпирическом уровне, повторюсь, эти факторы имеют место. Но работа сознания не должна в тео­рии сводиться к этой обусловленности. Сознание в зеркале психологической теории — это идеальный объект, функционирование которого описывается собственными законами.

Законы, управляющие активностью сознания, никогда эмпи­рически не наблюдаются. Наблюдаются эмпирические проявле­ния этих законов. По существу, паттерн понимания закона явля­ется продуктом теоретической идеализации.

Отчасти прав В. М. Аллахвердов (2000), говоря о том, что не существует отдельно законов, лежащих в основе восприятия, па­мяти, мышления, законов, регулирующих активность человека в социальном пространстве. Да, есть законы универсальные, об­щие для любых форм работы сознания, которые между тем могут иметь специфику, например, модальную, на уровне частной реа­лизации. Но могут быть и частные законы функционирования

Часть I. Методология научно-психологического исследования сознания

 

сознания, относящиеся только к отдельной сфере психики. Едва ли, например, психофизические законы могут быть обобщены на всю феноменологию сознания.

В настоящее время необходимо систематизировать всю накоп­ленную в психологии эмпирику, включая известные результаты исследований, проведенных в самых различных областях психо-логии. Систематизация, обобщение эмпирического материала возможны, только если эмпирика будет увидена через призму определенных законов, в свете этих законов, законов работы со-знания. На мой взгляд, это единственный способ перехода от описаний к объяснениям. (Такой позиции я в полной мере обя­зан В. М. Аллахвердову, чьи революционные работы наглядно показывают возможность создания объяснительной психологии.) Описания, конечно, сами по себе важны и необходимы. Пред­ставление о составе и структуре психики не может носить харак­тер объяснения. (Хотя мы можем при этом объяснить свое опи­сание.) Объяснению подлежат продукты активности сознания: вербальные, любого свойства моторные реакции, продукты дея­тельности, а также физиологические проявления, если последние рассматривать как эмпирические индикаторы изменений, про­исходящих в психике через объяснение эффектов работы созна­ния мы можем выйти на понимание механизмов работы, то есть тех механизмов, которые, хотя и обеспечивают конечные резуль­таты деятельности сознания (эффекты осознания), самим созна­нием не осознаются.!

Эмпирические данные, в том числе и результаты эксперимен­тов, не являются фактами науки. Фактами научного знания их делает наше объяснение, рационализация. Объяснение природы эмпирических эффектов есть, по сути, установление законов их происхождения. Без законов экспериментальные науки не суще­ствуют. Открытые законы вызывают уважение к науке. Именно на этом пути может быть преодолен эмпирический хаос и, воз­можно, психология начнет центростремительное движение к сво­ему системообразующему основанию.

Глава 2

ЗАГАДКА ПРОИСХОЖДЕНИЯ СОЗНАНИЯ

Для чего человеку дано сознание? Как возникает сознание в процессе антропогенеза? Как оно возникает в онтогенезе?

Если допустить (а какие-то допущения неизбежны), что со­знание предназначено для порождения смыслов в процессе по­знавательной деятельности и их реализации в русле человечес­ких форм взаимодействия с миром: поведении, общении, деятельности, то в чем заключаются условия, делающие необхо­димым возникновение у человека сознания? Вследствие чего рож­дается сознание? Обладает ли сознанием только человек или же им наделены и другие живые существа? Если на последний воп­рос мы даем утвердительный ответ, то почему тогда человеку по­нятен только язык собственного сознания?

Надо признать, что по сей день нет удовлетворительных отве­тов на эти вопросы. Если сознание порождает само сознание, то оно должно существовать до своего возникновения, что абсурд­но. Вместе с тем трудно представить себе, что происхождение че­ловеческого сознания носит случайный, недетерминированный характер, что оно не имеет эволюционного оправдания или что его функциональные цели установлены непостижимым для нас метасознанием, реализуемым на других биологических или иных носителях. Если же человеческое сознание действительно про-изводно от сознания более высокого порядка, то тогда следует признать невозможным вариант научного решения этого «про­клятого» вопроса, поскольку все, что мы понимаем, соразмерно нашему сознанию. Сам феномен сознания оказался бы «по ту сто­рону» научного познания. В любом случае, природа субстрата возможного, нечеловеческого сознания человеком понята быть не может, иначе мы бы имели дело с тем же сознанием, носителя­ми которого являемся сами.

Часть I. Методология научно-психологического исследования сознания

 

Что же послужило доминирующей причиной возникновения сознательных форм жизни? Какие эволюционные задачи этим решаются? Подобные вопросы, по всей видимости, всегда будут стимулировать движение философской и научной мысли. Одно вполне ясно: продуктами сознательной деятельности могут быть образы (первичные, вторичные), переживания, мысли и т. д. А поскольку это не только результаты работы сознания, но и его частные формы, можно сказать, что сознание порождает само себя, но... уже будучи существующим.

Объяснения возникновения сознания на основе биологичес­кой целесообразности, которая диктуется требованиями приспо­собления к изменению средовых условий, вызывают известные сомнения и их едва ли можно признать удовлетворительными. Хотя такие объяснения достаточно популярны и принимаются многими, в том числе и крупными психологами (здесь достаточ­но назвать имя У. Джемса, который расценивал сознание как сред­ство адаптации). Традиционно последовательную позицию при обсуждении вопроса о возникновении сознания занимает Э. Фромм. Так, в частности, он указывает: «Появление человека можно определить как возникновение той точки в процессе эво­люции, где инстинктивная адаптация свелась к минимуму. Но человек появился с новыми свойствами, отличающими его от жи­вотного: осознанием себя как отдельного существа; способнос­тью помнить прошлое, предвидеть будущее и обозначать пред­меты и действия символами; разумом для постижения и понимания мира и воображением, благодаря которому он выхо­дит далеко за пределы своих ощущений» (Фромм Э., 1998. С. 416). Другими словами, вместо ослабленных инстинктивных способ­ностей к адаптации, у человека возникают механизмы сознатель­ного отражения и регуляции своей деятельности. Но если, не имея таких механизмов, прочеловек не может приспособиться к изме- нениям окружающего мира, биологически слаб перед усложне- , нием средовых воздействий, то за счет чего возможно выжива- ние? Ведь сознания как аппарата адаптации еще нет, а биологические возможности приспособления уже исчерпаны. Фромм, определяя человека как «самое беспомощное из всех жи­вотных», почему-то именно в этом обнаруживает основу его силы, момент открытия новых возможностей, подчеркивая, что имен­но «биологическая слабость... служит первой причиной развития его специфических свойств» (Фромм Э., 1998. С. 417). Как биоло-

Глава 2. Загадка происхождения сознания

 

гическая слабость сказочным образом устанавливает причины для возникновения сознания не только непонятно, но и представля­ется в высшей степени фантастичным. Кроме этого, следует за­даться вопросом: почему именно человек получил это приоритет­ное право — быть носителем сознания и почему морская свинка или дождевой червь не погибли безо всякого сознания? «Живот­ные... прекрасно приспособлены к среде, — отмечает Аллахвер-дов, — они могут формировать сложные образы, выявлять зако­номерности и т. д... Мы не удивляемся, что слонов не надо обучать пить воду с помощью хобота, ласточку — строить гнезда, медве­дя — впадать в зимнюю спячку,... а всех вообще живых существ — совершать дыхательные движения еще до появления на свет (на­пример, сердце человеческого эмбриона начинает сокращаться задолго до рождения, когда еще нет крови, которую надо перека­чивать)» (Аллахвердов В. М., 1998. С. 98). Не имея сознания и руко­водствуясь наследственно заложенными программами поведения, животные не утрачивают приспособительные функции, и отсут­ствие сознания нисколько не мешает животным быть вполне адап­тивными. Поэтому при объяснении механизмов формирования со­знания на основе биологической необходимости приспособления к средовым изменениям, апелляция к тому, что, мол, сознание позволяет выжить человеческой особи, не может быть признана логическим основанием доказательства. Здесь стоит привести мне­ние Ю. М. Бородая, высказанное относительно феноменологичес­кого подхода Э. Гуссерля: «...Истина в том, что общество — это не стадо, акт сознания — не рефлекс, человек—не обезьяна. Что сверх того — то от лукавого» (БородайЮ. М., 1996. С. 16). Что можно еще к этому добавить? Только то, что происхождение сознания в ходе биологической эволюции можно поставить под вопрос.

Но человек, возражают оппоненты, не только является пред­ставителем биологического вида, он не только животное, а если и животное, то, по известному определению Аристотеля, «живот­ное общественное». Социальный атрибут человека, вне всяких сомнений, отличает его от любой твари, сколь бы разумна она ни была, однако объяснение происхождения человеческой психики и возникновения сознания из сферы социальных отношений представляется столь же малоправдоподобным. Если судить о человеке далекого исторического прошлого, который уже вклю­чен в социальные отношения, то невозможно понять характер социального взаимодействия при том допущении, что люди еще

Часть I. Методология научно-психологического исследования сознания

/не обладают сознанием. Хотя заметим, что это обстоятельство, по крайней мере, в отечественной психологии, явно не прини­малось во внимание. Более того, традиционно считалось, что именно в совместной деятельности, в деятельности по своему характеру производительной, а значит трудовой, человек приоб­ретает свои подлинно человеческие качества. А. Н. Леонтьев при­нимал это положение за очевидное. Считая аксиоматичным по­ложение Ф. Энгельса «труд создал самого человека», Алексей Николаевич не имел ни тени сомнения в том, что и другие долж­ны верить в очеловечивающую силу трудовой деятельности. «Как известно (кому известно?— А. А.), причиной, которая лежит в основе очеловечивания животноподобных предков человека, яв­ляется возникновение труда и образование на его основе челове­ческого общества... Труд создал и сознание человека». Вероятно, Леонтьев знал, каким образом возник труд как специфически че­ловеческая деятельность, то есть деятельность мотивированная (а мотив, как известно, есть осознанная потребность). Мне это не известно. Но важнее, что мне неизвестно, как это может стать известно. В «Проблемах развития психики» — одной из важней­ших работ А. Н. Леонтьева — нет даже намека на разрешение за­гадки происхождения сознания на основе труда, совершаемого бессознательными существами. Леонтьев, приняв вышеприведен­ное утверждение за аксиому, далее с поразительной легкостью раз­вивает свою теорию антропогенеза. Итак, человека еще нет, но уже есть труд. Человек в отличительном, уникальном качестве, то есть в качестве носителя сознания, рождается в недрах трудо­вой деятельности. Затем совершенствование труда влечет за со­бой развитие мозга и органов чувств, что, в свою очередь, оказы­вает обратное стимулирующее воздействие на развитие форм трудовой деятельности и языка. Вот логика, которой придержи­вается Леонтьев. Хотите — верьте, хотите — нет. Чтобы смягчить весьма сильное утверждение относительно первичности труда и производности сознания, одну из важнейших предпосылок воз­никновения труда и основанного на труде общества (замечу: не сознания и основанной на сознании социальности) Леонтьев ви­дит в существовании «весьма развитых... форм психического от­ражения действительности» у высших представителей животно­го мира. Все аргументы Леонтьева мало убедительны, потому что все равно остается непостижимо, как люди, еще не обладающие сознанием, уже способны к труду, а значит, и к коммуникации.

Глава 2. Загадка происхождения сознания

 

Естественно, сам Леонтьев свою позицию считал неоспоримой, поскольку, по его собственному признанию, «психическая тайна сознания» остается закрытой для любого метода, за исключени­ем метода, открытого Марксом». Леонтьев хорошо усвоил уроки своих учителей, которые обладали эзотерическим знанием о том, как труд превращает обезьяну в человека. Вот лишь несколько показательных тезисов, в истинность которых, по всей видимо­сти, необходимо безоговорочно верить, если мы хотим, чтобы нам открылась «психическая тайна сознания»: «Сначала труд, а затем и вместе с ним (так затем или вместе! — А. А.) членораздельная речь явились двумя самыми главными стимулами, под влиянием которых мозг обезьяны постепенно превратился в человеческий мозг...» (Энгельс Ф., 1985. С. 73). «Сознание... уже с самого начала есть общественный продукт, и остается им, пока вообще суще­ствуют люди». И наконец каноническое: «Не сознание людей определяет их бытие, а наоборот, их общественное бытие опре­деляет их сознание».