Главная | Обратная связь

Распределение содержания публикаций, посвященных конкретным судебным делам

Наиболее часто публикаторы останавливались на описании фабулы дела — состава преступления, способов его подготовки и совершения, действиях преступника по сокрытию следов и т.д. (в 72 % публикаций). С точки зрения журналистов этот материал обычно является наиболее выигрышным, привлекающим внимание аудитории. В некоторых случаях описание фабулы дела сопровождалось ссылками на использованные источники информации, которыми, как правило, являлись материалы следствия (по уголовным делам) или судебного дела (в гражданских процессах), но обычно авторы не утруждали себя такими мелочами. Да и зачем это делать: ведь у неискушенного читателя может возникнуть впечатление, что доблестный журналист самостоятельно провел расследование.
В 43 % публикаций приводились фрагменты материалов судебного дела: протоколов следственных действий, показаний свидетелей, потерпевших, очевидцев, допросов обвиняемых и других документов. Особенно часто цитировались обвинительные заключения (по уголовным делам) и приговоры (решения) суда.
Лишь в 9 % публикаций эти материалы подкреплялись ссылками на законы, иные нормативные акты, связанные с судебным делом. При этом достаточно пространные выдержки из законов встречались в единичных случаях. Как правило, публикаторы ограничивались указанием статей Уголовного кодекса, фигурирующих в обвинительном заключении или приговоре суда. (При этом авторы безбожно путали статьи старого и нового Уголовных кодексов, поскольку последний как раз вступил в действие с января 1997 года, и к нему еще не привыкли не только журналисты, но и профессиональные юристы.) Аналогичным образом указывались статьи Гражданского, Семейного кодексов, Кодекса законов о труде и других нормативных актов, использованных в гражданских делах.
Чуть чаще (в 10 % публикаций) приводились юридический анализ и оценка материалов дела и судебных решений. Глубина этого анализа сильно варьировалась: от обстоятельного разбора с привлечением обширного законодательного материала, полемики с оппонентами, построения прогноза возможных правовых последствий принятого решения до кратких констатации типа “по делу было принято прецедентное решение” как, например, в статье “Чужая земля — это чья?” (“Российская газета” от 12 мая. В этой публикации рассказывается о том, как впервые в России в судебном порядке был разрешен территориальный спор между муниципальными образованиями — городом и районом в Пермской области).
Более подробный правовой комментарий судебных дел и решений на страницах прессы давали, как правило, адвокаты и прокуроры, участвовавшие в процессе (естественно, каждый со своей “колокольни”). Однако в целом таких публикаций было немного.
Только в 8 % публикаций слово предоставлялось участникам судебных процессов и их представителям. Такое же количество случаев было зафиксировано и по цитированию свидетельских показаний. Как уже отмечалось выше, наибольший интерес журналисты испытывали к выступлениям на судебных процессах известных общественных фигур, будь то пламенная речь истицы А. Пугачевой во время ее судебного поединка с О. Кушанашвили (“Последний поцелуй обвиняемого Кушанашвили” — “Коммерсантъ-Daily” от 10 июня и другие материалы) или показания первого вице-премьера правительства России Б. Немцова, вызванного в суд свидетелем по делу нижегородского бизнесмена А. Климентьева.
Вот как описывают его появление в зале суда “Ведомости Нижегородской губернии” (статья “Экс-губернатор пошел в гору. А его экс-друг по идет в тюрьму” в 12 номере еженедельника): “...А судья так и вовсе растерялся, когда Немцов вошел в зал. В нарушение Уголовно-процессуального кодекса он не спросил у свидетеля ни фамилии, ни имени, ни отчества, не поинтересовался, работает ли свидетель. Зато произнес: “ Долгожданный вы наш”.
Реже всего (лишь в 5 % изученных публикаций СМИ) приводились выдержки из материалов судебных экспертиз. Но порой при чтении этих текстов возникало желание, чтобы журналисты вообще не обращались к данным материалам — не позорились. Чего стоит один лишь такой пассаж: “На суде выяснилось, что подсудимый в течение нескольких лет страдает шизофренией, причем в одной из самых буйных ее форм — дебилизмом” (“Маньяк насиловал женщин исключительно парами” — “Московский комсомолец” от 24 января). Большей глупости (с точки зрения судебной психиатрии) и при желании придумать сложно!
Если же говорить серьезно, то проведенный статистический анализ продемонстрировал фактологическую бедность публикаций, посвященных судебным процессам, отсутствие в них правовой оценки и комментария. Многие материалы ограничивались лишь сжатым изложением фабулы дела да “скупой строкой приговора”.
Эта фактологическая скудность сопровождалась (но никак не компенсировалась) многочисленными авторскими комментариями и “лирическими отступлениями”, гневно-обличительными или морализа-торскими сентенциями, обобщениями, литературными реминисценциями и т.д., а также описаниями различных курьезов, забавных или трагических случаев, произошедших во время судебных заседаний.
О том говорят сами заголовки газетных статей: “Осужденный милиционер сбежал из зала суда” (“Известия” от 20 марта), “Смерть в суде” (“Смена” от 16 апреля), “Ветеринара привлекли за чрезмерную половую возбудимость кошки” (“Московский комсомолец” от 22 марта) и др.
Интересно было также выяснить, на чью сторону склонялись симпатии публикаторов при описании судебных процессов, кого они поддерживали, формируя таким образом соответствующее общественное мнение. Позиции авторов публикаций по этому вопросу фиксировались на основе специального пункта классификатора.
В подавляющем большинстве изученных материалов СМИ (68 %) авторы занимали нейтральную позицию, никого не поддерживали, по крайней мере открыто. В ряде случаев истинную позицию журналиста или редакции СМИ можно было выяснить по тому, кого они просили прокомментировать судебный процесс в целом, состоявшееся заседание суда или вынесенное решение: представителя истца или ответчика, прокурора или адвоката.
Вот типичный пример такой публикации: в “Российской газете” от 2 апреля рассказывается о судебном процессе над “зимбабвийским шпионом” В. Гурджиянцом (“И под пальмами найдут шпиона”). Внешне эта публикация совершенно нейтральна, ее автор С. Горлен-ко никак не высказывает собственных пристрастий. Однако в конце материала дается следующий текст: “Мы обратились к адвокату осужденного Дмитрию Штейнбергу с просьбой высказать свою точку зрения”. И далее именитый адвокат, защищая своего подопечного, “камня на камне” не оставил от решения суда, приговорившего горе-шпиона к восьми годам лишения свободы.
В открытой форме авторы публикаций наиболее часто поддерживали истцов (13 % материалов) и ответчиков (7 %) по гражданским делам. Это происходило скорее всего потому, что во многих случаях сами авторы и являлись истцами или ответчиками, а их материалы — письмами, опубликованными в газетах.
Подсудимые и потерпевшие значительно реже использовали такую форму влияния на общественное мнение, вероятно потому, что просто, как правило, не имели физической возможности предаваться эпистолярному жанру. В целом же в уголовных делах публикаторы наиболее часто склонялись на сторону потерпевших (в 8 % материалов), особенно по делам о насильственных преступлениях (убийствах, изнасилованиях, нанесении побоев и др.), совершенных с особой жестокостью. Сочувствие обвиняемым высказывалось крайне редко (лишь в 3 % материалов) и обычно примерно в следующей форме: “Вот, имярек пострадал из-за собственной глупости (жадности, безалаберности и т.д.)”. Иногда авторы возмущались слишком суровым приговором суда, не соответствующим тяжести содеянного. Однако судебные решения и их оценки на страницах прессы следует рассмотреть значительно подробнее.
Судебные решения и их оценки в публикациях СМИ. Судебные решения (приговоры) фигурировали в 344 публикациях - ЕА (66 % от общего числа материалов, посвященных судебным процессам). Распределение оценок публикаторами судебных решений представлено в таблице 15.

Таблица 15