 |
|
Семерка золотых денариев и пять жезлов власти – внезапное увеличение благосостояния.
Влюбленные, укрывшиеся от глаз, с Тифоном, затаившемся у ног их… Отшельник на суровом берегу… Одинокая Башня.
Шумно выдохнув, Тартаров тихо произнес:
- Все ли это?
Долгую минуту он провел в недвижном молчании, казалось, в медиативно рефлексирующем оцепенении; Тартаров размеренно задышал и, через несколько секунд открыв серножелтые с голубым ободком глаза, обратился напрямик к Мстиславу:
- Сегодня особый день! Совершим сделку. Так сколько вы хотели? 50 тысяч долларов?
- Да…
- Предлагаю тринадцать лет.
- Тринадцать?! Это очень много!
- Ну, по нашим деньгам 7 250 000.
- Эмм, но за год это примерно… примерно…
- 558 тысяч.
- За один год!
- Видите ли, это как с кредитом в банке. Вам нужны деньги в большом количестве и сейчас, но вы же не владеете ими? Тогда вы идете и получаете их при условии возвратности, временности, надежности и платы определенной маржи за то, что вы будете ими пользоваться, а другие – нет. Я не прошу, чтобы вы возвращали мне деньги; я лишь беру свою маржу за такую большую сумму, причем, предоставленную в очень, очень короткий срок. Такого вы не увидите ни в одном банке! К тому же мы живем в такой стране, где мужчина в большинстве случаев последние годы проводит в немощи и чаще прикованный к постели, страдая если не раком, то радикулитом, или диабетом, или сердцем. Зачем вам эти паршивые годы? Хотите чтобы ваша пожилая жена ходила за вами?
- Я просто умру раньше?
- Да.
- А моя смерть… она будет болезненна?
- Нет, ну, или немного. Она будет очень быстрой –тогда, когда случится срок.
- А что там, когда люди умирают?
- Мы отклоняемся от основной темы, - оборвал его Тартаров. – Согласны вы?
- Давайте хотя бы за десять!
- 12. Это окончательно.
Мстислав тяжело вздохнул и задумался: у него перед глазами снова поднялась воображаемая счастливая жизнь, полная любви и уединения, лишенная нужды и неприятного труда. Его изумительная, чудесная, словно покрытая сверкающей алмазной пылью, искристо брезжащая, пылкая мечта.
- Хорошо, - скрепя сердце ответил он. – Но я же доживу до старости?
- Да.
- Хорошо.
- Идемте. После этого вы спуститесь во двор, где встретите Артура. Он поможет вам. Вы поедете туда, куда он повезет вас.
Ах да, и мне нужно сказать ему пару слов…
Артур в своем эксцентричном костюме, Лейла в белом мерцающем с открытым декольте, без лямок и рукавов, спускающемся складками платье, «дьявольски блистательная» Изольда и Гурьянов прошли через холл. Пахнущая теперь остро сладким иланг-илангом (известным афродизиаком) и вытянутая, как струна, Изольда и на этот раз была в броском наряде: очень темного золотого оттенка платье, отливающем почти грязно-зеленым; облегающее тонкую шею украшение из многих ниток пронзительно-алого бисера и крупным плоским агатом в центре; полупрозрачные темные перчатки с широким алым бисерным браслетом и словно капризные алые туфли (и сумочка). Мстислав отметил про себя, что она, как всегда, задорна, слегка фривольна, щепотку инфантильно капризна и как будто с пикантной горчинкой – иными словами, не лишенная своеобразного обаяния.
Артур на своей машине (Lexus!) с Гурьяновым заехали за Лейлой, но, к своему удивлению, последний увидел выходящую с ней из истрепанного подъезда Изольду, которую, получается, тоже оповестили.
Хотя он давно перестал специально приглашать ее с собой, да и прямо сказал ей однажды, что любит другую, она теми или иными путями нередко набивалась пойти с ним на какую-либо пати, где всегда отчаянно веселилась (бывало, и за счет Гурьянова). Дина редко, почти никогда выходила с ним «в свет»: она была или занята по учебе, или сидела с соседскими детьми (нанялась няней), или была просто в не настроении «тусоваться».
Артур нежно взял Лейлу за локоть, при этом отпустив грубоватое:
- Товарищи, давайте подгребать к рулетке! (Пауза.) Как, Лейла, нормально?