 |
|
Мстислав и Дима переглянулись. Изольда в изумлении закрыла нижнюю часть лица ладонью, обтянутой полупрозрачной перчаткой.
- Что говорит ваша система? Хорошее предложение? – Три мужчины (среди них Марк Лучинский) подошли к ним, расположившись неподалеку.
- О чем сыр-бор?
- Драку затеяли?
Напряжение ментальное, телесное пронзительно, с вызовом, как сорок тысяч братьев, отозвалось в Мстиславе. Это была ужасная унизительная наглость. Но, скорее всего, это был его способ получить оставшиеся деньги до столь немыслимо желанных 50 тысяч. Если все должно свершиться сегодня, то это последняя возможность! Но неужели он должен валяться в грязи перед этими набитыми деньгами мешками? Мстислав стоял в напряженном, колком сомнении и не знал, как поступить. Ему очень, болезненно, нетерпеливо хотелось достать деньги, за которые он сегодня отдал 12 лет своей несчастной жизни, и покончить с этим раз и навсегда! И если у него есть шанс довести свое дело до конца, то это именно он в текущий момент, последний, решительный, ультимативный, наколенный, как жаровня, как пламя ада, шанс. «Все будет так, как предсказано».
Он хрипло выдавил из себя:
- Все лицо?
- Да! И деньги ваши и мы простимся с вами. Даю слово перед всеми!
- Эй, Юра… - неуверенно предостерег Марк.
Изольда хохотнула. Дима, нахмурив лоб, остро глядя, неприязненно молчал. Мстислав глядел, словно метал взглядом струи испепеляющего невидимого огня, черно, оскорблено, враждебно. Ноздри его дрожали от обостренного дыхания. Все присутствующие смотрели на него. Так суждено! С усилием сглотнув, так что его кадык судорожно дернулся, Мстислав резко подошел к кастрюле с зелено-чернеющим поблескивающим в свете лампочек содержимым; наклонился и начал подносить лицо к раствору, что через секунду отвратительно и гадливо насмешливо раскрасит темной зеленью… какой все таки позор! Плевать на всех! Резкий удар-толчок в плечо! Гурьянова бросило в сторону и, так как он держался за ручки кастрюльки и от неожиданности дернул ее, она с грохающим звуком упала на паркетный пол, кошмарно расплескивая и разбрызгивая крупными едкими каплями интенсивно-зеленый раствор! Запах спирта и соляной кислоты…
В первые мгновения воцарилась необыкновенная тишина - все стояли пораженные. Мстислав увидел около себя Диму, чей белый рукав был заляпан пресловутой зеленью, как и местами его красная жилетка…
- Не смей этого делать, - процедил Коломский.
- Коломский, какого черта ты лезешь? – взбеленился Ципулин. – Этот паркет стоит больше, чем твоя жизнь. Убирай немедленно!
- И не подумаю!
- Пошел вон!
- С радостью! И больше вы меня не увидите! Издевайтесь без меня. – Коломский сорвался с места и, со слезами ярости в глазах, через автоматично расступающихся обескураженных собравшихся, быстро устремился к выходу из комнаты.
Гурьянов словно впал в ступор. Все резко заговорили, подались вперед, задвигались. Изольда взяла его под руку и потащила куда-то. Ципулина обступили свидетели неловкой драмы. Женщина в коричневом платье наклонилась с оранжевой половой тряпкой над лужей…
Гурьянов тяжело повалился на кушетку. Изольда была где-то рядом и что-то говорила, но до него лишь смутно доходил смысл ее быстрых слов. Мстислав, полный стыда за себя и внутренней боли за друга, закрыл глаза и упер горящее лицо в слегка царапающее поблескивающее покрывало. Он опозорен, хоть и не довел это по пьяному капризу распустившегося хозяина издевательское действо до полного осуществления; и о чем он только думал?! Его друг – конечно – со скандалом потерял место и возможность участвовать в любимой игре в кости.
- Fucking machine! Disgust! – не задумываясь, вжавшись лицом в покрывало ругался Гурьянов.
- Ну ты и кретин, - услышал он знакомый голос подруги.
Прошло несколько минут…
Сидящая рядом Изольда стала поднимать его за плечи:
- Славик, вставай, тут хотят с тобой поговорить.
- О боже, оставьте меня, - ответил он невнятно.
- Хватит стонать, словно тебе отхватили ногу. Поднимайся. Тебя ждут, валенок.
С усилием, расстроенный и пристыженный Гурьянов поднялся, сев на кушетке, и увидел перед входом в комнату Вольвача. Последний зашел и, взяв стул из угла, сел напротив Мстислава. В комнате неярко горели лампы, несколько расслабляя своим освещением заведенного парня.
- Мстислав, знаю, вы сейчас расстроены из-за этой неразумной выходки, но я пришел, чтобы попросить вас – как это возможно – не принимать это близко к сердцу. Будь я в это время в зале, я бы обязательно вмешался, чтобы не дать вас в обиду. – «Ну вот, еще одна мамочка», - хмуро отреагировал Гурьянов. Взгляд его заметил высохшие капли зеленки на своих штанах… – Поля рассказала мне о случившемся, и я взялся поговорить с Юрием. Он осознал свою вину перед вами и готов извиниться. Давайте уладим это дело. Я знаю, и все знают, какой вы хороший, благородный человек, и подобного больше никогда не случится. – Слегка приплюснутое лицо Вольвача выражало спокойное сочувствие и, вероятно, в глубине он был рад, что ловко примиряет людей.
Мстислав несколько смягчился от этих извиняющихся речей заинтересованного посредника, и от души слегка отлегло…
- Мы оставим вас наедине, - он глянул на Изю. Они вышли.