Главная | Обратная связь

СПИСОК ИМЕН И НАЗВАНИЙ.. 871 80 страница

 

Огромные железные створки Черных Ворот под грозно нахмуренным арочным сводом были плотно закрыты. Укрепления казались безлюдными. Повисла мертвая, напряженная тишина. Войско достигло цели безумного похода и стояло, никем не встреченное, на холоде, пред стенами, которых не сумела бы взять приступом ни одна армия, даже оснащенная мощными осадными орудиями и даже в том случае, если бы у Врага едва-едва достало войска на защиту стен и ворот. Но ни для кого не было тайной, что горы и скалы вокруг Мораннона битком набиты солдатами, а мрачное ущелье за Воротами сплошь изрыто норами, где гнездятся неисчислимые выводки злых тварей. Назгулы один за другим постепенно собрались над Зубами Мордора и кружили там, как стервятники. Воины Запада знали, что Кольцепризраки следят за войском. Но Враг все еще медлил.

Выбора не оставалось – надо было доиграть взятую на себя роль до конца. Арагорн выстроил войско для обороны, насколько позволяла обстановка. Воины встали вокруг двух огромных холмов из обожженной земли и камня, насыпанных орками за многие годы работы. От подножия этих холмов до самых ворот Мордора вместо крепостного рва тянулась гнилостная чавкающая жижа, покрытая зловонными озерцами. Приказы были отданы, и наконец Владыки Запада в сопровождении многочисленного отряда всадников со знаменосцами, герольдами и трубачами двинулись к Черным Воротам. Гэндальф взял на себя роль главного герольда; за ним следовал Арагорн с сыновьями Элронда, Эомер Роханский и князь Имрахил. Гимли, Леголас и Перегрин также вошли в отряд парламентеров как представители своих племен.

Подойдя к Мораннону на расстояние крика, Владыки велели развернуть знамя. Трубачи протрубили в трубы. Герольды выступили вперед и прокричали башням и стенам Мордора:

– Выходите! Пусть Властелин Черной Страны явится на переговоры! Мы пришли судить его по законам справедливости, ибо он дерзнул коварно напасть на Гондор и разорил его угодья. Король Элессар требует, чтобы он возместил содеянное им зло и покинул эти земли навсегда. Выходите!

Ответа не было долго, стена и Ворота безмолвствовали. Но Саурон составил свой план заранее: он намеревался вдоволь наиграться мышью, прежде чем прикончить ее. Парламентеры Войска Западных Владык уже собирались поворачивать назад, как вдруг тишину прорвала длинная барабанная дробь, прокатившаяся по горам, словно гром. За дробью последовал такой рев рогов, что камни и те дрогнули, а люди мгновенно оглохли. Главные створки Черных Ворот, громко лязгнув, распахнулись. Из проема выступили парламентеры Черной Башни.

Впереди ехал высокий страшный всадник на черном коне, – если, конечно, это огромное существо было конем. В ноздрях и глазницах оскаленной морды чудовища, больше похожей на череп, горело пламя. Всадник был закутан в черный плащ, черным был и его остроконечный шлем; но это был не Кольцепризрак, а живой человек. То был Главный Управитель Замка Барад-дур. Имени его не сохранила ни одна легенда. Он, наверное, и сам запамятовал, как его зовут, ибо представился как Язык Саурона. Говорят, это был некий отщепенец из племени Черных Нуменорцев, которые осели в Средьземелье еще во времена первого возвеличения Саурона и поклонились ему, ибо служили злу и были привержены черным искусствам. Язык Саурона поступил на службу к Черному Властелину сразу после возрождения Черной Башни и, будучи человеком весьма умным и коварным, поднимался все выше и выше в иерархии слуг Саурона, пока не добился его особой милости. Жестокостью он превосходил орков, искусством магии владел, как никто, и ему было открыто многое из мыслей его господина.

Он-то и выехал из Ворот в окружении небольшого отряда, весь в черном, под одним-единственным черным знаменем с гербом Красного Глаза. Остановившись в нескольких шагах от парламентеров, посланец Мордора смерил противников пренебрежительным взглядом и громко рассмеялся.

– Есть среди этой швали кто-нибудь достойный того, чтобы я вел с ним переговоры? – надменно вопросил он. – Или хотя бы кто-нибудь способный меня понять? Не ты же! – с издевкой бросил он Арагорну. – Чтобы сойти за Короля, мало нацепить эльфийское стеклышко и навербовать армию голытьбы. Так любой душегуб из диких гор сможет заявить права на трон!

Арагорн не сказал ни слова, но взглянул Черному Посланнику прямо в глаза и долго не отводил взгляда. Некоторое время между ними шла безмолвная борьба, и, хотя Арагорн не шевельнулся и даже не положил руки на рукоять меча, Посланник дрогнул, подался назад, словно защищаясь от удара, и взвизгнул:

– Я – герольд и посланник. Моя особа неприкосновенна!

– Там, где соблюдается этот закон, посланники ведут себя иначе и воздерживаются от бранных слов, – вмешался Гэндальф. – Впрочем, твоей особе никто не угрожает. Пока мы ведем переговоры, бояться тебе нечего. Однако, если твой господин не послушает голоса мудрости, жизнь всех его слуг вскоре окажется под серьезной угрозой, и твоя не будет исключением.

– Вот как! – протянул Посланник. – Значит, говорить будешь ты, старая борода? Частенько, частенько мы о тебе слышим! Все, значит, бродишь по свету, плетешь заговоры, а сам держишься на безопасном расстоянии? Что-то нынче ты сунул нос чересчур далеко, достопочтенный Гэндальф! Ну ничего, вскоре ты узнаешь, что бывает с теми, кто дерзает плести свою глупую паутину у ног Великого Саурона! У меня есть для вас кое-что небезынтересное. Тебе будет особенно любопытно взглянуть на эти вещи, и мне велено удовлетворить твое любопытство. Если уж ты осмелился приблизиться к Воротам – смотри!

С этими словами он кивнул одному из своих солдат, и тот подошел, держа в руках небольшой черный сверток. Посланник отвернул край ткани – и, к своему изумлению и ужасу, спутники Арагорна увидели в руках Посланника Черной Башни короткий меч, который носил Сэм, серый плащ с эльфийской застежкой и, наконец, мифриловую кольчугу Фродо, завернутую в его же рваную одежонку. Глаза защитников Запада застлала мгла.

Наступило молчание. Казалось, мир застыл и всякое движение прекратилось. Сердца перестали биться, умерла последняя надежда. Пиппин, стоявший за князем Имрахилом, с криком отчаяния бросился вперед.

– Остановись, – сурово приказал Гэндальф, водворяя его на место.

Посланник Мордора громко рассмеялся.

– Гляньте-ка, еще один поганец! – отсмеявшись, прошипел он. – И какой вам только в них прок? Для меня это, право, загадка! А уж засылать их к нам в Мордор лазутчиками – это лежит за пределами даже вашего обычного сумасбродства. Спасибо этому недокормышу – он выдал, что видит эти вещи не впервые. Теперь и вы не сможете отрицать, что они вам знакомы.

– Я и не отрицаю этого, – молвил Гэндальф. – Я знаю эти вещи, знаю, откуда они и какой проделали путь. Ты же, гнусный Язык Саурона, хоть и спесив, а не ведаешь из этой истории и половины. Для чего ты принес их сюда?

– Гномья кольчуга, эльфийский плащ, меч из Курганов низвергнутого Запада и лазутчик из крысиного питомника под названием Заселье... Ну-ну, спокойнее! Да, да, мы всё знаем, хотя вы и пытались замести следы! Так что же? Будете ли вы горевать о том, кто носил эти вещи? Или его удел вас не трогает? А может, он, наоборот, очень дорог вам? Если так, то пораскиньте-ка быстренько тем, что заменяет вам мозги. Саурон не любит лазутчиков, так что теперь судьба вашего приятеля зависит от вас и вашего решения!

Никто не ответил, но от глаз Посланника не укрылись ни серые от ужаса лица, ни страх, застывший в глазах его врагов, и он снова рассмеялся, видя, что добился желаемого.

– Вот и прекрасно! – воскликнул он. – Вижу, крысенок вам дорог. А может, все дело в его задании и вы надеялись на успех? Ну, ясно, ясно, так оно и есть! Но теперь, как вы понимаете, надеяться больше не на что. Ему будет назначена особая казнь, такая, знаете ли, медленная, растянутая на годы, – Великая Башня не знает себе равных в этом искусстве. Света он больше не увидит, можете не сомневаться, – если только мы не пожелаем отпустить его, когда он изменится и будет сломлен окончательно. Тогда-то вы и полюбуетесь плодами своих дел. Так будет, если вы не примете условий моего Повелителя!

– Назови их, – проговорил Гэндальф. Голос его звучал твердо, но те, кто стоял рядом, видели, какая мука и тревога сжала ему сердце. Сейчас он казался обыкновенным, смертельно усталым стариком, сломленным в самом конце пути, потерпевшим полное поражение на всех фронтах. Никто уже не сомневался, что Гэндальф примет условия Саурона.

– Внемлите же! – объявил Посланник и по очереди с усмешкой осмотрел каждого из стоявших перед ним. – Гондорская голытьба и введенные в заблуждение союзники Гондора должны немедленно отступить за Андуин, дав сперва клятву, что никогда более не осмелятся выступить против Саурона Великого с оружием в руках, ни явно, ни тайно. Все земли к востоку от Андуина до Туманных Гор и Роханской Щели становятся данниками Мордора. Жителям этих земель запрещается носить оружие, однако внутренние свои дела им дозволено будет улаживать самим. Но им вменяется в обязанность восстановление Исенгарда, где они учинили столь варварское разрушение и который отныне переходит к Саурону. В башне же Орфанка водворится Наместник Мордора, но не Саруман, кто-нибудь иной, кому Повелитель доверяет больше, чем прежнему владельцу!

В глазах Посланника явно читалось, что он сам намерен стать Наместником Исенгарда и собрать под своей властью все, что к тому времени останется от Запада. Он будет тираном, они – его рабами...

Но тут заговорил Гэндальф:

– Не слишком ли высокую цену ты просишь за освобождение одного пленника? В обмен на него твой Властелин хочет получить сразу все, что в ином случае ему пришлось бы завоевывать ценою многих сражений. Уж не угасла ли его вера в победу после битвы на полях Гондора? Не потому ли он опустился до торговли? Но предположим, что мы согласимся заплатить за этого пленника то, что просит твой владыка. Какие ты представишь нам ручательства того, что Саурон, Верховный Повелитель обманщиков и предателей, выполнит свою часть уговора? Где пленник? Пусть его приведут сюда, пусть представят нам – тогда и обсудим твои условия.

Гэндальф не спускал глаз с лица Посланника, словно в смертельном поединке на шпагах, – и ему показалось, что тот растерялся; но в следующее мгновение он овладел собой и засмеялся снова.

– Довольно сорить словами! – злобно выкрикнул он. – Ты говоришь с Языком Саурона! Ручательства? Саурон никому не дает никаких ручательств! Если ты ищешь пощады, повинуйся – и трепещи. Условия Повелителя тебе известны. Ты волен взять, что тебе дают, или отвергнуть!

– Взять-то мы возьмем... – медленно проговорил Гэндальф – и вдруг рывком распахнул плащ. Белый свет вспыхнул в полумраке, словно лезвие меча. Гнусный Посланник невольно отпрянул перед выброшенной вперед рукой волшебника, а тот быстро шагнул к Посланнику и выхватил у него сверток с плащом, мечом и кольчугой.

– Вот что мы возьмем у тебя на память о нашем друге! Что же до ваших условий, то мы отвергаем их безоговорочно. Твоя роль сыграна! Смерть уже стучится в твою дверь. Мы пришли сюда не для того, чтобы тратить время на переговоры с трижды проклятым лжецом и обманщиком Сауроном, а тем более с одним из его рабов. Прочь!

Посланник Мордора больше не смеялся. Лицо его перекосилось, как у хищника, который впился зубами в добычу и вдруг схлопотал стальным прутом по морде. Его губы в бешенстве задрожали; он издал невнятный, сдавленный, полный ярости звук, перевел взгляд на беспощадные лица Владык, на их горящие гибельным огнем глаза, – и страх пересилил злобу. Громко прокричав что-то, Посланник резко повернулся, взлетел на коня и бешеным галопом помчался обратно в Кирит Горгор, а его свита – за ним. Но слуги Посланника на скаку протрубили в трубы: это был условный сигнал, и не успели парламентеры скрыться из виду, как Саурон захлопнул свою мышеловку.

 

Загрохотали барабаны, к небу взвились языки пламени. Исполинские створки Черных Ворот разом распахнулись. Как бурлящая вода из открытого шлюза, наружу хлынула неисчислимая армия.

Парламентеры Запада вскочили на коней и под улюлюканье мордорских полчищ поскакали прочь. Глаза воинам застлала пыль – это перешла в наступление армия кочевников с Востока, ждавшая сигнала в тени последнего отрога Эред Литуи, за левым Зубом. Со склонов по обе стороны Мораннона лавиной покатилась бесчисленная орочья рать. Капкан захлопнулся. Вскоре вокруг двух серых холмов, где плечом к плечу стояли роханские и гондорские воины, сомкнулось море вражеских полчищ, числом вдесятеро превосходивших армию Владык Запада. Стальные челюсти Саурона сошлись на предложенной приманке.

Для подготовки к бою у Арагорна оставались считанные минуты. На одном холме встал он сам рядом с Гэндальфом; над ними захлопало на ветру прекрасное, обреченное знамя с Древом и Звездами. На другом холме развевались знамена Рохана и Дол Амрота – Белый Конь и Серебряный Лебедь, а вокруг холмов, ощетинившихся на все четыре стороны света копьями и мечами, сомкнулись воины Запада. Лицом к Воротам Мордора, откуда ожидался первый яростный натиск, стояли сыновья Элронда; по левую руку от них обнажили мечи дунаданы, по правую – готовились дорого продать свою жизнь князь Имрахил со своими подданными из Дол Амрота, высокими и прекрасными рыцарями, а с ними – лучшие гвардейцы Сторожевой Башни.

Налетел порыв ветра, пропели рога, засвистели стрелы. Солнце, взбиравшееся все выше, затмилось чадным мордорским маревом и стояло над головами маленькое, тускло-красное, далекое, словно в конце дня – или при конце мира[585], в преддверии Вечного Мрака. Из поднебесной мглы с леденящим кровь воем, возвещая смерть, ринулись Назгулы, и от тлевшей еще надежды остались одни угли.

Услышав, что Гэндальф отверг условия Врага и обрек Фродо на долгие пытки в Черной Башне, Пиппин согнулся чуть ли не в три погибели, как от удара, – так ему стало страшно. Но теперь он взял себя в руки. Хоббит стоял бок о бок с Берегондом, в первой шеренге Гондора, рядом с рыцарями князя Имрахила. Лучше, казалось ему, поскорее умереть, раз уж все кончилось так, а не иначе, и оборвать на полуслове горькую повесть, которой обернулась его недолгая жизнь.

– Мерри бы сюда, – услыхал он свой голос. Глаза его следили за приближающимися врагами, а в голове одна за другой проносились короткие мысли: „Что ж! Теперь я, по крайней мере, понимаю бедного Дэнетора. Если смерти не избежать, мы вполне могли бы погибнуть вместе – Мерри и я. Почему бы и нет? Но Мерри далеко. И к лучшему! Пусть его конец будет легче моего. А пока я должен сделать все, что в моих силах“.

Хоббит вынул меч и бросил взгляд на красную и золотую вязь, бегущую по клинку. Летучие нуменорские руны горели на лезвии, как пламя. „Для этого часа его, наверное, и ковали, – пришло в голову Пиппину. – Эх, вот бы разделаться с этим мерзким Посланником! Тогда бы я догнал старину Мерри. Ну ничего, я еще ткну как следует кого-нибудь из этого звериного отродья, прежде чем все кончится. Если бы вот только увидеть еще разочек прохладное солнышко да зеленую травку...“

Не успел он додумать, как первая волна врагов накрыла их. Орки, увязшие в болоте перед холмом, остановились и обрушили на воинов Запада град стрел; однако через болото, раздвинув ряды орков, уже шагали горные тролли с плато Горгорот, ревевшие на ходу по-звериному. Это были настоящие чудовища: ростом великаны, в плечах – косая сажень... Ни один человек не мог бы сравниться с ними ни ростом, ни силой. Тело их вместо одежды покрывала колючая чешуя; а может быть, такая у них была кожа? Крепкие, круглые черные щиты и тяжелые молоты сжимали они в узловатых, жилистых руках. Болото было им нипочем. Без колебаний они ступили в черный ил и с воем двинулись вперед. Как шквал, врéзались тролли в ряды гондорцев, расплющивая молотами шлемы и головы, сминая щиты и ломая кости, – так кузнецы куют горячее, податливое железо. Один из ударов обрушился на сражавшегося рядом с Пиппином Берегонда; тот рухнул, и огромный предводитель троллей, выпустив когти, склонился над ним, – у этих гнусных тварей в обычае было перегрызать горло добыче.

Пиппин с силой, снизу вверх, вонзил в тролля свой меч. Покрытый письменами клинок Запада пробил чешую и глубоко вошел в брюхо чудовища. Хлынула черная кровь. Великан ступил вперед и тяжко, как кусок скалы, рухнул, похоронив под собой и человека, и хоббита. Тьма, смрад и сокрушающая кости боль навалились на Пиппина, и он полетел куда-то в бездонную черную пропасть.

„Так я и знал, что этим кончится“, – мелькнула у него мысль – и упорхнула.

Он успел еще рассмеяться про себя, ибо почти весело было знать, что ты наконец-то свободен от всех сомнений, переживаний и страхов. Но на самом краю беспамятства, когда эта последняя мысль уже покидала его, Пиппин вдруг услышал голоса. Кричали, казалось, откуда-то из давно забытого мира, из невероятной дали:

– Орлы! Орлы летят!

На мгновение Пиппин задержался у порога.

„Бильбо! – вспомнил он. – Но нет! Это было в его истории, давным-давно. А это моя история, и ей настал конец. В добрый путь!“

С этим он перешагнул порог и больше ничего не видел.

 

ЧАСТЬ 6

 

Глава первая.

БАШНЯ КИРИТ УНГОЛ

 

Сэм с мучительным усилием поднялся с земли. Сначала он не понял, где находится, но в следующий миг отчаяние и горе снова нахлынули на него: он все вспомнил. Он был в глубоком темном подземелье, у нижних ворот орочьей крепости, но с внешней стороны. Медные створки по-прежнему были наглухо закрыты. Видимо, он с размаху налетел на них и упал замертво. Сколько времени прошло с тех пор, сказать было трудно; он помнил только, что перед этим был взбешен и весь горел от ярости. Сейчас его била дрожь. Хоббит подкрался к воротам и приложил к ним ухо.

Из-за ворот доносился невнятный шум орочьих голосов, но вскоре стих и он. Голова раскалывалась, перед глазами плыли огненные пятна, но Сэм взял себя в руки и собрался с мыслями. В одном сомнений не было: через эти ворота ему в орочью крепость не проникнуть. „Здесь можно не один день прокуковать, пока они откроются, – подумал Сэм, – а ждать-то как раз и нельзя!“ Время было на вес золота. В чем его долг, Сэм знал теперь твердо: спасти хозяина – или погибнуть.

„Больше похоже на второе, – мрачно отметил он про себя, вкладывая Жало в ножны и поворачиваясь спиной к медным створкам ворот. – Здесь это раз плюнуть“.

Он медленно, ощупью двинулся назад по туннелю, не решаясь вынуть из-за пазухи эльфийский светильник и пытаясь связать воедино все, что произошло, начиная с Перепутья. Который теперь час? – пришло ему в голову. Наверное, один день кончился, а второй еще не начался... Но счет дням был потерян безвозвратно. Здесь царила тьма, здесь день и ночь не помнили своих имен, и всякий, кто попадал сюда, тоже был обречен забвению. „Интересно, думают ли они про нас хоть немножко, – вздохнул Сэм, – и что у них там делается?“ На слове „там“ он помахал рукой, но не на запад, как думал, а на юг – ибо снова находился в боковом туннеле Шелоб. На западе солнце приближалось к полудню, шло четырнадцатое марта по Засельскому Календарю. Арагорн вел из Пеларгира Черный Флот, Мерри спускался с Рохирримами по Долине Каменных Телег, а в Минас Тирите начинался пожар, и в глазах Дэнетора, к ужасу Пиппина, разгоралось безумие. И все же ни труды, ни тревоги не могли помешать друзьям постоянно возвращаться мыслями к Фродо и Сэму. О них помнили. Но Фродо и Сэм находились далеко, слишком далеко, чтобы им можно было помочь. Самая сосредоточенная и могучая мысль не смогла бы в эту минуту ничего сделать для Сэмуайза, сына Хэмфаста Гэмги: он был совершенно один.

 

Долго ли, коротко ли, Сэм снова оказался у каменной двери, преграждавшей выход из орочьего туннеля. Не отыскав, как и в прошлый раз, ни замкá, ни засова, он снова перевалился через верх и шумно спрыгнул на землю с противоположной стороны. Затем он крадучись двинулся к выходу из пещеры Шелоб, где все еще покачивались на холодном ветру обрывки огромной паутины: после теплой зловонной тьмы, оставшейся позади, ветер показался Сэму холодным, но нет худа без добра – по крайней мере, это помогло ему немного взбодриться. Он осторожно выбрался наружу.

За порогом царила зловещая тишина. Свет был тусклым – не свет даже, а какие-то поздние сумерки. Из Мордора поднимались огромные клубы дыма и плыли на запад, едва не касаясь головы хоббита. Непроницаемый свод дыма и туч отсвечивал снизу тусклым багрянцем.

Сэм взглянул на орочью башню – и вдруг ее узкие окна вспыхнули, словно маленькие красные глазки. Может, это какой-нибудь сигнал? От гнева и отчаяния Сэм совсем было запамятовал про орков, но теперь ему снова стало страшно. И все же он видел перед собой только один путь: попытаться проникнуть в эту ужасную башню через главный вход. Колени у Сэма подгибались; он заметил, что дрожит мелкой дрожью. Отведя глаза от башни и острых скал Прорези, торчавших впереди, Сэм принудил непослушные ноги двигаться. Медленно, прислушиваясь к каждому звуку, до боли в глазах всматриваясь в густые тени, залегшие у камней, он двинулся вперед мимо того места, где Шелоб настигла Фродо, – отвратительная паучья вонь еще стояла в воздухе. Теперь дальше, в гору... А вот и Прорезь: здесь он впервые надел Кольцо, чтобы его не заметили орки Шаграта.

Сэм остановился и сел на камень, чувствуя, что дальше идти пока не может. Он понимал: еще шаг – и он в Мордоре, а оттуда, вполне возможно, пути назад уже нет. Сам не зная зачем, Сэм вытащил Кольцо и снова надел его на палец. В тот же миг на плечи ему навалилась огромная тяжесть и он снова ощутил на себе ненависть Глаза – только теперь она была еще сильнее и настойчивее. Глаз искал и домогался, пытаясь проникнуть сквозь тень, наведенную им ради своей же безопасности, тень, которая теперь мешала ему, еще больше разжигая его нетерпение и сомнение...

Как и в прошлый раз, слух стал острее, а предметы этого мира истончились и затуманились. Скалы вокруг сделались бледными, едва различимыми, как сквозь дымку, зато издалека ясно донеслись бульканье и клекот нянчащей свою рану Шелоб. Где-то совсем рядом лязгал металл и раздавались яростные крики. Хоббит вскочил на ноги и прижался к стене. Хорошо, что под рукой есть Кольцо! Наверное, орки выслали к перевалу новый дозор... Впрочем, Сэм тут же осознал, что ошибается. Шумели в крепости: башня высилась теперь прямо над ним, по левую руку.

Сэма пробрал озноб, но он все же попытался взять себя в руки и двинуться дальше. Судя по всему, в крепости творилась какая-то чертовщина. А вдруг орки не выдержали искушения, махнули рукой на приказ и теперь пытают Фродо, терзают его, раздирают на куски?.. Сэм снова прислушался – и тревога сменилась проблеском надежды. Это же шум драки! Орки перессорились! Значит, у Горбага с Шагратом дошло до поножовщины! Шансов на успех это, конечно, не прибавляло, зато помогло Сэму решиться. Такие случаи на дороге не валяются! Любовь к Фродо пересилила все, и Сэм, снова забыв об опасности, с криком „Господин Фродо, держитесь!“ взбежал по крутой тропе на перевал.

Поворот влево, крутой спуск... Мордор!

 

Сразу ощутив неведомую опасность, он поскорее снял Кольцо, хотя и уверял себя, что дело вовсе не в опасности, – просто-де следует видеть, куда идешь.

„Самому страшному лучше смотреть в лицо, – пробормотал он про себя. – Что толку блуждать в потемках!“

Грозный и безрадостный вид открылся глазам хоббита. Под ногами круто, утес за утесом, обрывался в темную пропасть самый высокий из гребней Эфел Дуата, а за пропастью поднимался еще один хребет, пониже, – мрачная Моргайя[586], внутренняя стена укреплений Черного Властелина.

Как клыки, чернели на огненном небе ее зазубренные вершины. Вдали, за широким, усеянным малыми огнями озером тьмы стояло зарево огромного пожара, и к небу столбами поднимался клубящийся дым, подсвеченный тускло-красным снизу и черный вверху, – там столбы сливались в одну общую завесу плотной мглы, нависавшую над всей огромной проклятой страной.

Не зная того сам, Сэм смотрел на Ородруин, Огненную Гору. Скрытые глубоко под конусом из пепла, невидимые горны Ородруина временами разгорались, и пламя с грохотом вырывалось наружу. Из трещин в склонах, бурля и клокоча, выплескивались потоки лавы и устремлялись вниз. Некоторые из потоков, пылая, ползли по направлению к Барад-дуру, оплавляя берега вырытых специально для них каналов; другие, извиваясь, прожигали себе дорогу в каменистой равнине и постепенно застывали, словно гигантские драконы, в муках извергнутые чревом земли и окаменевшие. В одно из таких мгновений и предстала Гора Судьбы глазам Сэма Гэмги. Багровый свет, разлитый над ее вершиной и не заграждаемый теперь высоким гребнем Эфел Дуата, пылал во все небо, и скалы казались залитыми кровью.

Сэм стоял в этих жутких отблесках, подавленный и устрашенный чудовищным величием крепости Кирит Унгол: только теперь он увидел ее всю целиком. Зубец, на который они с Фродо смотрели с той стороны перевала, оказался всего-навсего верхушкой одной из сторожевых башен крепости. Со стороны Мордора крепость представляла собой исполинскую трехъярусную громаду, опиравшуюся на каменный выступ. Сзади крепость защищена была утесом, к которому лепились, мал мала меньше, остроконечные бастионы. Стены, искусно отшлифованные, смотрели на северо- и юго-восток. С высоты Сэм различил внутри крепостных ограждений, в нижнем ярусе, узкий двор, откуда открывался выход на широкую дорогу, проложенную по самому краю пропасти; затем дорога поворачивала к югу и, петляя, спускалась вниз, во мглу, чтобы соединиться там с другой, идущей от Моргульского перевала. Пройдя через зубчатый хребет Моргайи, она вела дальше, на плато Горгорот, в направлении Барад-дура. Верхняя же, узкая тропа, на которой стоял сейчас Сэм, сбегала вниз по ступенькам и встречалась с главной дорогой, проходившей под хмурыми стенами крепости, у самых ворот.

Глядя на Башню, Сэм внезапно осознал, чуть не упав от своего открытия, что крепость строили вовсе не для того, чтобы враги не проникли в Мордор, а для того, чтобы они не могли оттуда выйти! И действительно – крепость, еще в давние времена, построили гондорцы, и служила она для обороны восточного Итилиэна. Воздвигли ее вскоре после заключения Последнего Союза, когда люди Запада поставили дозоры на границе темных земель Саурона, – в то время там еще таились многие из его слуг. Но и здесь случилось то же, что в башнях Нархост и Кархост, Зубах Мораннона: стражники предались праздности и дреме, среди них нашлись изменники – и Вождь Назгулов захватил башню. Выходом через Кирит Унгол на долгие годы завладели силы тьмы. Вернувшись в Мордор, Саурон счел крепость весьма удобной и полезной. Преданных слуг у него почти не было, все больше рабы, которых он держал в повиновении с помощью страха; их ни в коем случае нельзя было выпускать из Мордора! Впрочем, если бы нашелся дерзкий враг, которому удалось бы невредимым миновать долину Моргула и логово Шелоб, здесь его встретил бы последний заслон, зоркое, недреманное око, и дальше наглец не сделал бы ни шагу.

Сэм слишком хорошо видел, что пробраться под этими тысячеокими стенами и проскользнуть мимо недремлющих привратников нет никакой надежды. А если бы это и удалось, далеко он все равно не ушел бы: даже наичернейшие тени, залегавшие в глубоких ложбинах, куда не достигали багровые сполохи мордорского зарева, не послужили бы ему защитой от орков с их ночным зрением. Нет! Пройти по этой дороге не смог бы никто. Но Сэму предстояло кое-что похуже. Ему надо было не просто проскользнуть мимо ворот и скрыться, а пройти в них, причем одному!

 

Сэм подумал о Кольце; но мысль эта его не успокоила, а, наоборот, испугала. Когда взгляд хоббита упал на пылающую вдали Гору Судьбы, Кольцо сразу же дало знать о себе, и Сэм заметил, что оно ведет себя как-то иначе. По мере приближения к исполинским кузницам, где когда-то в глубинах времен Кольцо было выковано, сила его росла; оно становилось коварнее, изобретательнее и страшнее. Теперь укротить его могла бы лишь самая могучая воля. Даже не надевая Кольца – оно, как и прежде, висело на шее, чуть оттягивая цепочку, – Сэм чувствовал, что стал как-то выше, как будто собственная тень выросла, исказилась и окутала его. Огромной, зловещей угрозой встала эта тень над Мордором. Сэм понимал, что перед ним два пути: либо он выстоит против чар Кольца (а это будет стоить немалых мучений), либо не выдержит, объявит его своим – и тем самым бросит вызов страшной Силе, таящейся в далекой темной твердыне за мглистой долиной. А Кольцо уже начинало понемногу искушать его, подтачивая волю и разум. В голове замелькали самые дикие и невероятные образы. Он видел себя Сэмуайзом Сильным, Величайшим Героем Эпохи. Он шагал через темные земли Мордора с пламенеющим мечом в руке, дабы навеки сокрушить Барад-дур, и целые армии следовали за ним, как стада овец за пастухом.

...Тучи рассеивались, сверкало солнце, плато Горгорот по мановению руки Победителя превращалось в цветущий сад, и на деревьях зрели сочные плоды. Надо только надеть Кольцо на палец, провозгласить его своим – и все это сбудется!..

И не устоять бы Сэму в час испытания, если бы не любовь к хозяину, а главное – глубоко коренившийся в его разуме хоббичий здравый смысл, победить который не могло ничто. В глубине души Сэм знал, что все эти блеск и великолепие не про него, даже и не будь заманчивые видения надувательством чистейшей воды, подсунутым, чтобы завлечь его в ловушку. На деле Сэму нужно было от жизни совсем немного: заиметь бы маленький садик, чтобы возделывать его на свое усмотрение да кормиться с него, – и все. О роскошных садах размером в целое королевство он никогда не грезил. К тому же Сэму всегда хватало собственных рук: чужие, даже послушные, были ему не нужны.