Главная | Обратная связь

Как свойство личности преступника

 

В течение длительного времени в советской юриди­ческой литературе не предпринималось попыток рас­крыть содержание общественной опасности преступника. Лишь в сравнительно недавнее время такого рода пытка была предпринята Б.В. Волженкиным. По его мнению, общественная опасность лица, совершившего преступление, заключается в возможности совершения нового преступления. Эта возможность будущего вреда определяется на на­стоящий момент и имеет свое основание прежде всего в отрицательных нрав­ственных и соци­альных качествах, присущих всякому субъекту, совер­ша­ющему преступление[168].

На наш взгляд, это определение в целом правильно раскрывает содер­жание общественной опасности пре­ступника. Именно возможность соверше­ния лицом новых преступлений создает угрозу для социалистических обще­ственных отношений, выражающую социальную опасность его личности. Возражения, выдвинутые про­тив этого определения некоторыми советскими крими­налистами, по нашему мнению, не являются обоснован­ными.

Так, И.И. Карпец, возражая Б.В. Волженкину, пишет, что «обществен­ная опасность преступника состоит отнюдь и главным образом не в том, что он в будущем может совершить (это какой-то фатализм в генезисе преступ­ности), а прежде всего в том, что он совершил сегодня и чем он как личность характеризуется сегодня.

 

Но для оценки общественной опасности личности важно еще и то, что мы не можем игнорировать, а, наоборот, обязаны должным образом оценить прош­лую его жизнь и деятельность, поведение, предшествовавшее становлению на преступный путь, или вообще его пове­дение в прошлом»[169].

Ошибка И.И. Карпеца заключается в том, что он без всяких к тому ос­нований смешивает два вопроса — вопрос о содержании общественной опас­ности преступ­ника и вопрос о ее критериях. Первый вопрос он подме­няет вторым.

Общественная опасность преступника заключается в возможности со­вершения им нового преступления. И именно по этой причине он подвер­га­ет­ся наказанию не только сегодня, но и завтра и нередко даже в течение не­скольких лет. Если бы он не представлял общественную опасность на буду­щее, не было бы необходимости применять к нему срочные меры наказания. В самом законе (ст. 20 УК РСФСР) сказано, что наказание имеет целью пре­д­упреждение совершения осуждённым новых преступлений. Эта цель наказа­ния обращена в будущее.

Что же касается критериев общественной опасности преступника, то они действительно заключены в том, что им совершено сегодня, а также в его предшествующем поведении и некоторых других обстоятельствах, о кото­рых мы будем специально говорить в дальнейшем. Вопрос И.И. Карпеца «Разве можно говорить об общественной опасности преступника, основываясь на предположениях, что он в будущем совершит преступление?»[170] не является правомерным. Мы судим об общественной опасности преступника не на основе умозрительных предположений, а на базе фактических обстоятельств, относящихся к настоящему и прошедшему времени.

Защищая свою позицию, И.И. Карпец далее пишет: «Определение об­щественной опасности, прямолинейно обращенное в будущее, очень похоже на теорию «опас­ного состояния», откуда нетрудно свернуть и на дорогу

 

к «превентивному уголовному праву»[171]. Эти опасения небезосновательны. Действительно, поверхностное пред­ставление об общественной опасности преступника мо­жет привести к тому, что отдельные криминалисты будут отождествлять ее с «опасным состоянием лица», которое разрабатывалось представителями различных буржуаз­ныхтеорий уголовного права и особен­но сторонниками социологического направления[172]. Ошибки такого рода дол­жны быть предупреждены. Однако возможность подобных ошибок не может служить основанием для отказа от решения принципиальных вопросов. Тео­рия советского уголовного права должна дать научно обо­снованное опреде­ление общественной опасности преступ­ника. Она должна также выработать и научно обосно­ванные критерии общественной опасности лица, совер­шив­ше­го преступление. На основе успешного решения этих двух проблем мы полу­чим возможность не допус-

 

тить смешения понятия общественной опасности пре­ступника с реакционной буржуазной теорией «опасного состояния».

Свое несогласие с определением общественной опас­ности преступника как возможности совершения им новых преступлений выразил и В.Г. Смир­нов. Необосно­ванность его взглядов по этому вопросу обнаруживается в яв­ной противоречивости занимаемой им позиции.

В.Г. Смирнов считает неправильным рассматривать общественную опасность субъекта в качестве предпо­сылки совершения преступления, ука­зывая при этом на то, что рецидивная преступность в нашей стране не со­ставляет подавляющей доли в общей динамике пре­ступности, что некоторые виды преступлений, как, на­пример, убийство из ревности, вообще не знают рециди­ва, что понятие общественной опасности, по его мнению, неприме­ни­мо к общественному положению лиц, осужденных за совершение неосторож­ных преступлений[173]. Наряду с этим он пишет: «Вместе с тем несомненно, что определенная категория людей и прежде всего лица, признанные судом осо­бо опасными рецидивистами, а также лица, осужденные за совершение наи­более тяж­ких преступлений, по своим свойствам представляют для общества и государства общественную опасность: веро­ятность совершения такими ли­цами новых преступлений наиболее высока»[174].

Это последнее высказывание В.Г. Смирнова пред­ставляет для нас осо­бый интерес. Признание обществен­ной опасности хотя бы лишь за неко­то­ры­ми категориями преступников предполагает определенное представление о понятии общественной опасности. В чем же видит об­щественную опасность преступников В.Г. Смирнов? — В вероятности совершения ими новых пре­ступлений. Но вероятность какого-либо события есть мера его воз­можности. Таким образом, В.Г. Смирнов оказывается

 

на той самой позиции, которую критикует. И это неуди­вительно. Если уж признавать существование общест­венной опасности преступника, то ее мож­но обнаружить лишь в возможности совершения лицом новых преступ­лений.

В конечном итоге можно и не спорить относительно того, все ли пре­ступники обладают общественной опас­ностью. Можно согласиться и с тем, что вероятность рецидива некоторых преступлений очень невелика. Навер­ное, следует признать, что наказание определенных преступников, хотя и не исключает цели их исправления и предупреждения с их стороны новых пре­ступлений, имеет главным образом задачу общего предупреждения преступ­лений. Наиболее важным во взглядах В.Г. Смир­нова для нас в данном случае является то, что они не колеблют защищаемое нами понятие общественной опасности преступника. Его позиция сводится в конце концов лишь к отрица­нию общественной опасности не­которых категорий правонарушителей.

Этим объясняется и неубедительность возражений В.Г. Смирнова отно­сительно признания общественной опасности лица предпосылкой соверше­ния преступления. Если корни преступного поведения находятся в особен­но­стях сознания человека, то, конечно, общественная опасность лица является предпосылкой совершения пре­ступления. Перед совершением каждого пре­ступления существует его опасность. Она существует независимо от того, со­знаем мы ее или не сознаем. Более того, она существует независимо от того, признаем мы ее или не признаем. Если бы ее не было, ни одно преступление не могло бы осуществиться.

Общественная опасность преступника, как и опасность любых других социальных явлений, всегда предполагает возможность наступления, каких-либо вредных последствий в будущем. Словарь русского языка раскры­вает значение слова «опасный» как «способный вызвать, причинить какой-нибудь вред, несчастье». Смысл же сло­ва «опасность» расшифровывается как «воз­можность, угроза чего-нибудь опасного»[175]. Таким образом, опас-

 

ность означает не причинение вреда, а возможность его наступления. Когда мы говорим об общественной опасности преступления, мы имеем в виду не опасность его для тех конкретных общественных отношений, которые нару­шаются в процессе его совершения, а о его опасно­сти для определен­ной со­вокупности общественных отношений. Кража личного имущества, например, является опасной для общества не только потому, что причиняет вред Ива­но­ву или Петрову, а потому, что создает угрозу подрыва охраняемых обще­ством отношений собственности. Каждое преступление является одновре­менно и общественно вредным, и общественно опасным[176]. К человеку это по­ложение применимо только в течение опреде­ленного времени. В момент со­вершения преступления он является и общественно вредным, и общественно опасным, опасным в смысле совершения новых преступных действий. После совершения преступления он является только общественно опасным. В по­следнем случае преступник опасен как для каждого отдельного обществен­но­го отношения, которое может быть нарушено в ре­зультате преступного по­ся­гательства, так и определенной совокупности общественных отношений.

К выводу о том, что советское уголовное право рассматривает обще­ственную опасность субъекта как возможность совершения им в будущем но­вых преступле­ний, приводит и анализ действующего уголовного законо­да­тельства. Так, например, ст. 50 УК РСФСР прямо го­ворит об утрате лицом, совершившим преступление, сво­ей общественной опасности вследствие из­менения обста­новки или в силу последующего безупречного поведения

 

и честного отношения к труду. При этом имеется в виду утрата обще­ствен­ной опасности к моменту расследова­ния или рассмотрения дела в суде, т.е. ко времени со­бытия, которое наступает после совершения преступле­ния. Не вызывает никаких сомнений, что с точки зрения закона, если не произошло изменения обстановки и лицо безупречным поведением и честным отно­ше­нием к труду не доказало своего исправления, то оно после соверше­ния пре­ступления должно считаться общественно опас­ным. Этот вывод подтвер­жда­ется и анализом ряда дру­гих уголовно-правовых норм, предусматривающих воз­можность освобождения от наказания и снятия судимости в том случае, если лицо доказало свое исправление в период, отстоящий во времени от мо­мента совершения преступных действий (см. ст.ст. 53, 55, 57 УК РСФСР и др.).

Представление об общественной опасности преступника как об угрозе совершения им нового преступления находит признание и в судебной прак­тике. Так, напри­мер, Ленинский райнарсуд г. Томска в приговоре от 17 ок­тября 1968 г. по делу Курдутова, виновного в умышленном уничтожении личного имущества, указал: «При определении меры наказания суд учи­ты­вает, что Курдутов много лет нигде постоянно не работает, жи­вет за счет средств родителей, систематически пьянству­ет, пропивает вещи матери, ра­нее имел судимость, по­этому суд считает, что он представляет обществен­ную опасность для окружающих и его следует лишить сво­боды». В приго­во­ре от 18 июля 1968 г. по делу Бархатова тот же суд в ином составе указал: «При определе­нии меры наказания суд учитывает общественную опас­ность и тяжесть совершенного преступления, личность подсудимого, который в про­шлом дважды судим, в том числе за нанесение тяжких телесных повреж­де­ний, поэтому личность подсудимого Бархатова представляет собой повышен­ную социальную опасность».

Мы должны сделать еще один очень трудный, но не­обходимый шаг на пути изучения общественной опасно­сти преступника — признать, что эта опасность существует еще до того, как он совершил преступление в первый раз. В.Г. Смирнов, конечно, прав, когда пишет, что,

 

если возможность будущего поведения имеет свое осно­вание в настоящих качествах личности, а поступок ли­ца, будучи общественно опасным, является следствием и выражением личности данного индивида, то мы неиз­бежно должны прийти к выводу, что общественная опас­ность лица является пред­по­сылкой совершения любого преступления[177]. В связи с этим мы должны упрекнуть Б.В. Волженкина за известную непоследовательность его рассуж­дений.

Б.В. Волженкин правильно пишет, что «реальная возможность совер­ше­ния преступления имеет свое ос­нование как в антиобщественной направ­лен­ности или нравственной противоречивости личности, так и в ряде объ­ек­тив­но существующих условий, предпосылок реали­зации этой возможности. Ес­ли же такие объективные предпосылки отсутствуют, то возможность явля­ет­ся аб­страктной. В качестве последней возможность не может превратиться в действительность. Для ее реализации абсолютно необходимо наличие пре­жде всего указанно­го выше условия, т.е. она должна развиться в конкрет­ную возможность»[178]. Он правильно отмечает, что из по­ведения субъекта в обще­стве можно сделать более или менее определенный вывод о направленности лица, о характере отношений этого лица с другими людьми, его взглядах, установках, идеалах. Такими критериями, — справедливо указывает Б.В. Волженкин, — являются, в частности, аморальное поведение в быту, наруше­ние правил социалистического общежития, административ­ные, гражданские и дисциплинарные правонарушения, его высказывания и т.д. Действительно, можно опреде­лить и наличие некоторых условий личностного характера, способствующих совершению преступлений (психические особенности, зло­употребление алкоголем, связь с антиобщественными элементами и т.п.). Од­нако далее он пишет: «При всем при этом до тех пор, пока инди­вид не совер­шил преступления, приходится делать вы-

 

вод, что существующие моральные нормы и правовые запреты успешно тор­мозят антиобщественные желания и влечения данного лица и не позволяют им вылиться в виде преступных действий (а это является основной за­дачей мер уголовной репрессии), поэтому до совершения лицом преступления мож­но установить существование лишь абстрактной возможности такого по­ве­дения, возможности без наличия всех предпосылок ее реализации»[179].

С этим положением Б.В. Волженкина согласиться нельзя. К такому вы­воду нас приводят следующие со­ображения.

Представления Б.В. Волженкина в данном случае базируются на таких философских взглядах, которые не могут быть признаны правильными. По­зиция Б.В. Волженкина могла бы быть признана обоснованной, если бы мы понимали под реальной возможностью такую, при которой результат в опре­деленных условиях наступает с неизбежностью. Она бы выглядела в какой-то мере убедительной и в том случае, если бы мы аб­страктную возможность по­нимали бы как невозможность претворения в действительность какого-либо же­лания. Надо сказать, что такого рода взгляды существу­ют в философской литературе. Так, в философском сло­варе, изданном в 1963 году под редак­ци­ей М.М. Розенталя и П.Ф. Юдина, утверждается, что «реальная возможность означает наличие всех необходимых усло­вий, при которых она неизбежно реализуется»[180].

По мнению М.В. Таранчука, «абстрактная возможность — это возмож­ность, основывающаяся лишь на от­влеченных, формально-логических по­строениях, она не имеет основания и предпосылок в объективной реально­сти, не определяется данным историческим развитием. Поскольку абстрактная возможность не имеет основа­ния в самой жизни, она не может превратиться

 

в действительность»[181]. С этими взглядами согласиться нельзя, хотя бы уже потому, что первое мнение отождествляет реальную возможность с необ­хо­димостью, а второе — отождествляет абстрактную возможность с невозмож­ностью[182]. Однако, если считать их правильными, то, дей­ствительно, мы дол­жны будем прийти к тому выводу, к которому пришел Б.В. Волженкин. На самом деле, если реальная возможность совершения лицом преступления означает его не­избежность, а мы знаем, что в условиях социалистического общества ни один человек не обре­чен на совершение преступных действий, то получается, что до совершения преступления оно не является реаль­но воз­можным. Точно так же, если абстрактная воз­можность означает невозмож­ность какого-либо со­бытия, то получается, что до совершения преступления лицо не может счи­та­ться общественно опасным. Однако совер­шенно оче­вид­но, что с изложенных позиций невозможно дать ответа, с одной стороны, на вопрос, каким образом нам зачастую удается предотвратить совершение пре­ступления, а с другой — каким образом преступнику все-таки иногда удается совершить преступле­ние.

Правильные, на наш взгляд, соображения о соотно­шении возможности с категориями необходимости и слу­чайности развиваются в работе Л.В. Смирнова и В.А. Штоффа, которые указывают: «Возможность ха­рактерна тем, что она не обязательно превращается в действительность, что она может и не стать действительностью. В этом отношении возможность сходна со случайностью (ибо случайным является то, что может быть, но может и не быть) и потому возможность про­тивостоит не только действительности, но и необходимо­сти. Однако имеется и отличие возможного от случайно­го. Слу­чайным мы, как правило, называем уже сущест­вующий в действительности объект, в то время как «воз­можный» — это лишь осуществимый в будущем,

 

а в настоящем существующий только как тенденция». И далее: «Возмож­ность непременно включает в себя оба выше­указанных момента («тенден­ция» и «не необходимость»), и отсутствие какого-либо из них «уничтожает» возмож­ность как таковую»[183]. Авторы правильно обращают вни­мание на то, что количественное выражение возможно­сти проявляется через категорию вероятности. Вероят­ность является мерой возможности. Она характеризует те пределы, в которых существует возможность. Каждая возможность имеет хотя бы минимальную способность осуществиться. Не может быть возмож­ности, которая не имеет никаких оснований для того, чтобы осуществить­ся или, выражаясь словами Л.В. Смирнова и В.А. Штоффа, «некоторая мини­мальная вероятность являет­ся «нижним» пределом существования возможно­сти»[184]. На основании изложенного Л.В. Смирнов и В.А. Штрфф обоснованно указывают, что абстрактная воз­можность — это такая тенденция развития, для которой существует очень мало благоприятных объективных ус­ловий, тогда как реальная возможность представляет собой тенденцию, для развития которой имеется значи­тельное количество условий[185].

Изложенное позволяет сделать вывод, что сувеличением благо­при­ят­ных объективных условий абстрактная возможность может перерасти в реальную и, наоборот, с уменьшением таких условий реальная возможность может превратиться в абстрактную. Неизбежно напра­шивается и другой вы­вод: если произошло какое-либо событие, то перед его осуществлением оно было реально возможным. Пусть такая возможность существовала, может быть, очень непродолжительное время, но она обязательно существовала. Она не могла не существо­вать, т.к. иначе событие не могло бы произойти.

Абстрактная возможность не может сразу перейти в действительность. Процесс перерастания ее в действи-

 

тельность не может миновать стадию реальной возможности. И едва ли здесь могут быть какие-нибудь исключения.

Применительно к интересующему нас вопросу это означает, что перед совершением лицом преступления неизбежно существовала реальная воз­можность его совершения. Поэтому утверждение Б.В. Волженкина о том, что до совершения преступления можно установить лишь абстрактную возмож­ность такого поведения, является необоснованным[186]. Следовательно, обще­ственная опасность лица может существовать как после совершения преступ­ных действий, так и до них[187]. Правда, излагая свою позицию, Б.В. Волженкин пользуется такими словами, которые могут быть истолкованы и в ином на­правлении. Он говорит, что, пока лицо не совер­шило преступление, «прихо­дится» делать вывод о суще­ствовании лишь абстрактной возможности пре­ступного поведения, что при этих условиях лишь такую возможность «мож­но установить». Не исключено, что Б.В. Волженкин говорит об абстрактной возможности совершения преступления только потому, что не видит крите­риев существования реальной возможности. Но, как мы уже отмечали, со­держание общественной опасности лица не следует смешивать с её крите­ри­я­ми. Вопрос о критериях общественной опасности является, безусловно, очень важным и принципиальным. Поэтому в настоязей работе ему уделяется спе­циальное внимание.

Н.Т. Ведерников, обоснованно критикуя Б.В. Вол­женкина за признание им до момента совершения пре­ступления лишь абстрактной возможности преступного поведения, считает, что общественная опасность лица суще­ству­ет и до совершения преступных действий. Но в

 

оценке характера этой общественной опасности он до­пускает ошибки.

По его мнению, до совершения преступления имеют­ся лишь «отдель­ные элементы общественной опасности лица», а после него общественная опасность личности становится большей не только в количественном отно­ше­нии, но приобретает и качественно новый характер. На­ряду с этим он дает определение общественной опасно­сти личности как направленности лица, как определен­ного состояния, «которое чревато совершением преступ­ления и выражается до совершения преступления не­редко в антиобщественных по­ступках и поведении ли­ца, а в момент совершения преступления — в самом фак­те совершения преступления»[188].

Если даже оставить в стороне противоречие автора, говорящего в од­ном случае об общественной опасности личности до совершения преступ­ле­ния, а в другом лишь о ее элементах, то все равно нельзя согласиться с его утверждением о качественно различном характере общест­венной опасности до и после совершения преступления. Качественное своеобразие обществен­ной опасности личности в уголовно-правовом и криминологическом смысле заключается в угрозе совершения лицом преступления. Если бы Н.Т. Ведер­ников в одном случае говорил об опасности совершения антиобщественных проступков, а в другом — об опасности совершения преступлений, он мог бы доказывать качественное различие общественной опасности лица в разные периоды. Но он определяет общественную опасность личности как состо­я­ние, чрева­тое совершением преступления. С этих же позиций, если и можно говорить об определенных различиях в характе­ре общественной опасности лица, нельзя утверждать, что это различие носит качественный характер. А ведь именно с ним автор связывает различный характер применяемых к пра­вонарушителю мер государственного принуждения[189].

В некоторых случаях, по нашему мнению, общественная опасность личности в большей мере существует до и

 

во время совершения преступления, чем после него. Это относится главным образом к неосторожным преступле­ниям и таким, как убийство из ревности в состоянии сильного волнения душевного, и ему подобным. Б. Викторов и А. Михлин в статье, опубликованной в газете «Известия», приводят случай с инженером В., который распорядился поднять подъемным краном груз боль­шего, чем допу­стимо по нормам, веса. Он знал, что нарушает правила тех­ни­ки безопасности, но понадеялся на то, что кран выдержит. В результате его легкомыслия пострадало трое рабочих, один из них погиб. Молодой инженер был осужден и приговорен к лишению свободы. В исправи­тельно-трудовой колонии он вел себя безупречно и вско­ре заслужил условно-досрочное осво­бождение. «Но ка­кова здесь заслуга колонии? — спрашивают авторы статьи. — Ведь с самого начала ни следователь, ни судьи не сомневались в том, что инженер В. отнюдь не испор­чен нравственно, и, даже совершив преступле­ние, не нуждался в специальном перевоспитании в условиях изоля­ции от об­щества»[190]. Каждый из нас также мог бы при­помнить такого рода случаи из судебной практики.

Дело, очевидно, в том, что инженер В. и подобные ему лица до совер­шения преступления и во время него пред­ставляют общественную опасность. Иначе легкомыслен­ное поведение, влекущее тяжкие последствия, не могло бы осуществиться. Но такие люди обычно в достаточной мере обладают и хо­рошими нравственными качествами. Острые переживания, которые происхо­дят в их сознании после совершения преступления, оказывают на них такое сильное воздействие, что применение к ним исправитель­ных мер должно лишь укрепить эти положительные каче­ства их личности и не допустить воз­никновения в их сознании представления о безнаказанности такого поведе­ния[191].

 

При совершении подобных преступлений так быва­ет, по-видимому, не всегда. Неосторожные и другие пре­ступления, сходные с ними по механизму своего возник­новения, могут быть совершены и лицами, глубоко ис­порчен­ными в нравственном отношении. Поэтому при оценке общественной опас­ности лиц, виновных в совер­шении таких преступлений, необходим диф­фе­ренцированный подход.

Общественная опасность лица заключается в том, что существует угро­за совершения им преступления. Эту уг­розу создает реально существующая возможность прояв­ления антиобщественных свойств личности в преступном поведении. Это относится как к лицам, еще не совершив­шим преступления, так и к лицам, которые уже соверши­ли какое-либо преступное деяние. По­это­му последующее изложение материала данного параграфа относится и к той и другой категории лиц.

Какими обстоятельствами определяется возможность совершения ли­цом преступления и, следовательно, воз­никновение его общественной опас­ности?

Отвечая на этот вопрос, мы должны отметить, что воз­никновение об­щественной опасности лица связано ссуществованием определённых обстоя­тельств, характеризующих, с одной стороны, внешнюю среду, в которой это лицо находится, с другой стороны, его лич­ность.

Вероятность совершения преступления, являющаяся мерой возможно­сти преступной деятельности, заклю­ченная в условиях внешней среды, за­ви­сит, прежде все­го, от объективной способности осуществления того или ино­го преступления. Степень такой вероятности увеличивается в тех случаях, когда возможность совершения преступления становится наиболее реальной вследствие различного рода недостатков в деятельности отдельных лиц, кол­лективов и звеньев государственного аппарата. Вероятность совершения пре­ступления зависит также и от того, насколько внешние условия способны оказать на человека воздействие, побуждающее его на совер­шение преступ­ных действий. В тех случаях, когда та­кое воздействие оказывается, вероят­ность совершения преступления является большей. Наконец, вероятность

 

преступного поведения зависит и от того, какие име­ются внешние условия для сокрытия преступной дея­тельности и самого преступника. Последние, отражаясь в сознании человека, играют заметную роль в формиро­вании его намерения совершить преступные действия.

Внешняя среда как совокупность объективных условий совершения преступлений применительно к конкретным разновидностям преступного по­ведения может быть бо­лее или менее дифференцированной. Она может со­дер­жать в себе незначительное количество условий, содейст­вующих преступ­ной деятельности, которое с внешней стороны может создавать лишь аб­страктную возмож­ность совершения преступления. Но она может содер­жать в себе и значительное количество таких условий, создающих опять-таки с внешней стороны реальную воз­можность преступного поведения. Однако внешние обстоятельства сами по себе не определяют возникновение обще­ственной опасности лица, если, конечно, не принимать во внимание те усло­вия, которые формируют нрав­ственный облик человека. Но о них мы сейчас не гово­рим. Даже если внешние обстоятельства создают лишь абстрактную возможность преступной деятельности, степень возможности совершения преступления может быть реальной. В этом случае она будет обусловливать­ся специфическими особенностями личности человека. Пережитки прош­лого в его сознании могут быть настолько ак­тивными, что лицо в стремлении со­вершить антиобщест­венное деяние может даже преодолевать препятствия, мешающие достижению преступной цели. Возможна и противоположная си­туация: пережитки прошлого сами не активизируют поведение человека, на­пример, в силу его нерешительности, слабости волевых качеств, вялого ха­рактера и т.п., но неблагоприятное стечение обстоя­тельств может привести к их актуализации. Аналогичная ситуация обычно бывает и при совершении неосторож­ных преступлений. При этих условиях реальная возмож­ность со­вершения преступных действий определяется главным образом влиянием внешних обстоятельств и воз­никает по общему правилу непосредственно пе­ред совер­шением преступлений. В таком случае до возникновения небла­го­приятных условий возможность совершения пре-

 

ступлений обычно также носит абстрактный характер.

Однако по общему правилу реальная возможность совершения пре­ступления лицом, а следовательно и его общественная опасность определя­ются главным образом особенностями человеческой личности. И поскольку наша работа посвящена проблеме общественной опасно­сти личности, мы должны иметь в виду прежде всего именно эту сторону возникновения объ­ективной опасности совершения преступлений.

Мы говорили, что общественная опасность личности выражается в угрозе совершения преступления со сто­роны конкретного лица. Она состоит в реальной воз­можности (вероятности) совершения им преступных действий. Поэтому можно сделать вывод, что общест­венная опасность лица определя­ется двумя моментами: во-первых, тем, что она заключается в угрозе совер­шения именно преступления, и, во-вторых, тем, что совершение преступных действий возможно, вероятно. Первый момент характеризует предметное со­держание общественной опасности, второй — ее динамическую сторону. Для выяснения психологического содержания рас­сматриваемой опасности нам необходимо установить, какими особенностями человеческой личности опре­деляется тот и другой момент.

От каких свойств личности зависит предметное содержание обще­ствен­ной опасности?

Попытаемся подойти к ответу на этот вопрос сначала со стороны пси­хологического содержания личности. Но прежде всего напомним, что обще­ственная опасность преступного деяния, составляющая предметное содержа­ние обще­ственной опасности личности, сама в свою очередь определяется четырьмя группами признаков: характеризующими объект, объективную сто­рону, субъекта и субъективную сторону преступления.

Мы знаем, что преступления порождаются пережитками прошлого в со­знании людей, которые, как об этом говорилось в предыдущей главе, выра­жаются в устойчивых индивидуалистических отношениях лица к различным сторонам объективной действительности. Пока эти личностные отношения не индивидуализировались в отношения, конкретизирующие возможное в

 

будущем преступление, они характеризуют его лишь в общих чер­тах.

Объект возможного преступления определяется со­циально-нравствен­ным и социально-психологическим содержанием индивидуалистического личностного отно­шения. Личность человека может характеризоваться инди­видуалистическим отношением, например, к обще­ственной и личной соб­ственности, предопределяющим положительное отношение к хищениям и другим корыст­ным преступлениям. Она может включать в себя поло­жи­тель­ное отношение к возможному удовлетворению своих интересов путем пося­гательства на жизнь, здоро­вье, достоинство другого человека. Она может со­четать антиобщественное отношение к собственности с антиоб­щественным отношением к личности (что приводит к таким преступлениям, как разбой) и т.д. Характер объ­екта возможного преступления определяется всей сово­куп­ностью входящих в индивидуалистическое отношение понятий и представ­ле­ний, потребностей, чувств, интере­сов и т.п.

Социально-нравственное и социально-психологиче­ское содержание ин­дивидуалистических отношений ока­зывает определяющее влияние и на при­знаки объектив­ной стороны преступления. Это особенно заметно на вы­боре средств и способа совершения преступных действий. Так, применение откры­того способа хищения чужого иму­щества служит проявлением дерзости, вы­ражающей яв­ное пренебрежительное отношение к личности потерпев­шего или окружающих людей. Выбор средств для совер­шения убийства может служить показателем исключи­тельной жестокости виновного, которая, явля­ясь эмоцио­нальным компонентом отдельных индивидуалистических отноше­ний, нередко превращается в черту характера это­го человека.

Социальная природа признаков, характеризующих субъективную сто­рону преступления, определяется не только антиобщественным содержанием индивидуали­стических отношений, но и их структурными особенно­стями.

Обычно индивидуалистические отношения, как и личностные отно­ше­ния вообще, включают в себя готов­ность к удовлетворению какой-либо по­требности. Про-

 

явление их в человеческих действиях может привести к удовлетворению этой потребности. Антиобщественное отношение к социалистической собственно­сти, напри­мер, часто вызывается потребностью в получении мате­риальных благ. Такого рода отношения обычно порож­дают умышленные преступления. Но есть и такие инди­видуалистические отношения, которые порождаются от­сутствием общественно-полезных потребностей. Так, от­сутствие потребно­стей, связанных с охраной интересов других граждан и общества в целом, может выработать пренебрежительное, невнимательное отношение к ок­ружа­ющим и к общественным институтам, что в свою очередь может привести к совершению неосторожных преступлений (неосторожному убийству, нару­шению пра­вил безопасности движения на транспорте и др.).

Формы вины в совершении преступлений могут обусловливаться и тем, как различные индивидуалисти­ческие и неиндивидуалистические отношения сочетаются и связываются в психологической структуре личности.

Личностные отношения имеют различную силу, кото­рая зависит и от величины вызвавших их потребностей, и от степени их устойчивости в пси­хологическом содер­жании личности. Кроме того, индивидуалистические и неиндивидуалистические отношения могут иметь в структуре личности раз­личный удельный вес. К тому же их определяющее влияние на поведение людей может усиливаться или ослабляться конкретной обстановкой. Все это может привести к тому, что при определенных условиях более сильными окажутся индивидуалистиче­ские отношения, что и предопределит антиоб­ще­ственный характер человеческого поведения и форму уголовно-правовой ви­ны. Поэтому усиление индивидуалистиче­ского отношения может породить стремление к причине­нию вреда окружающим (прямой умысел), безразлич­ное к нему отношение (косвенный умысел). Оно может вызвать ослабление внимания к другим гражданам (са­монадеянность) или полное его устранение (небреж­ность).

Нет необходимости специально говорить о том, что индивидуалисти­че­ское отношение может привести к то­му, что при тех или иных обстоя­тель­ствах человек по-

 

ставит перед собой антиобщественные цели. При опреде­ленных условиях оно может выступить в качеств мотива, обусловливающего антисоциальный характер чело­веческого поведения.

Наконец, следует сказать и о том, что индивидуалистические отноше­ния могут обусловить и те признаки возможного в будущем преступления, которые характеризуют его субъекта.

Известно, что многие составы преступлений включа­ют в себя при­зна­ки, характеризующие лицо в качестве специального субъекта преступления. Эти признаки ин­дивидуалистическими личностными отношениями, как пра­вило, не предопределяются. Они сами и их влияние на общественную опас­ность преступления охватываются сознанием субъекта лишь по мере кон­кре­тизации инди­видуалистического отношения в ту или иную форму пре­ступ­ной вины. До начала этого процесса мы едва ли в состоянии разглядеть в со­держании какого-либо инди­видуалистического отношения такие свойства, которые позволили бы считать, что обладающее им лицо в случае соверше­ния преступления выступит как субъект, напри­мер, должностного или во­ин­ского преступления. Ведь содержательная сторона личностного психологиче­ского отношения, хотя и включает в себя понятия и представ­ления, имеющие принципиальное общественное значе­ние, носит в значительной мере аб­страктный характер. Иначе личностное отношение перестало бы быть тако­вым и превратилось бы в совокупность индивидуально определенных психи­ческих отношений, социальное со­держание которых определялось бы данной конкретной обстановкой.

Несомненно, личностные отношения в состоянии предопределять такие особенности субъекта возможного в будущем преступления, которые будут его характеризовать как повторного преступника или рецидивиста. Однако эти свойства личностных отношений в опре­деленном смысле сами являются производными от пре­ступного поведения лица.

При неоднократном совершении преступных дейст­вий личностное от­ношение (его можно рассматривать в широком плане — как положительное отношение к удов-

 

летворению своих потребностей преступным поведени­ем, и в узком, — как положительное отношение к удов­летворению лишь потребностей определен­ного рода) становится прочным, устойчивым. При многократном совершении преступных действий вырабатывается привычка к преступному поведению.

Это свойство человеческой личности неизбежно пред­определяет осо­бенность субъекта возможного в будущем преступления, а следовательно, и общественную опас­ность этого преступления в целом. Таким образом, ука­занное свойство еще до совершения нового преступле­ния характеризует предметное содержание обществен­ной опасности лица. Например, согласно ст. 77¹ УК РСФСР, действия, дезорганизующие работу исправи­тельно-трудо­вых учреждений, помимо лиц, осужденных за тяжкие преступления, могут быть совершены только особо опасными рецидивистами.

На предметное содержание общественной опасности индивида оказы­вают влияние и общественные отношения, входящие в социологическую структуру его лично­сти. Такое влияние способны оказать лишь некоторые отношения и то при определенных условиях.

Оказываться оно может по двум линиям. Во-первых, путем отражения этих отношений в сознании лица с индивидуалистическими личностными от­ношениями, по­буждая лицо использовать их для удовлетворения своих анти­общественных потребностей. Во-вторых, своим реальным существованием, создавая объективные условия, содействующие осуществлению антиобще­ственного намерения. Так, например, должностное положение может побу­дить человека, сознание которого заражено пере­житками прошлого, удовле­творить свои корыстные или иные личные потребности путем вымога­тель­ства взяток, должностного злоупотребления и другими подобны­ми дей­ствия­ми. Наряду с этим фактическое положение должностного лица создает ему условия для действи­тельного осуществления своих преступных действий. Та­кой своей способностью направить антиобщественные устремления лица в определенное русло должностное положение может оказать значительное влияние на предметное содержание общественной опасности лично­сти.

 

Какие свойства личности обусловливают возмож­ность (вероятность) «вырастания» преступления из уко­ренившихся в сознании человека инди­ви­дуалистических отношений? Какие свойства личности определяют веро­ят­ность сформирования уголовно-правовой вины?

Во-первых, характер индивидуалистических отноше­ний. Вероятность совершения преступления в большой степени зависит от того, в каком со­от­ношении находится социальное содержание индивидуалистических отноше­ний с особенностями окружающей обстановки. Если сознание индивида за­ра­жено частнособственническими пережитками, а внешние условия не способ­ствуют со­вершению корыстных преступлений, но позволяют срав­нительно легко совершить должностную халатность или транспортное преступление, то объективной возможно­сти совершения преступления может не существо­вать. Однако в связи с тем, что вероятность антиобщественно­го поведения в данном случае зависит не только от внешних условий, но и от характера уко­ренившихся в созна­нии человека индивидуалистических отношений, мы дол­жны сделать вывод, что и они являются обстоятельст­вом, определяющим возможность совершения лицом преступных действий.

Во-вторых, вероятность совершения преступления зависит и от того, какой удельный вес занимают инди­видуалистические отношения в психо­ло­гической струк­туре личности индивида. Чем больше степень пораженности сознания человека пережитками прошлого, тем больше оснований опасаться возобладания их над по­ложительными свойствами человеческой личности.

В-третьих, вероятность совершения преступления обусловливается раз­мером активности индивидуалисти­ческих отношений. Последняя в свою оче­редь находится в зависимости от способности этого отношения легко и быс­тро актуализироваться, которая определяется силой потребности, вызыва­ющей индивидуалистическое отно­шение.

В-четвертых, вероятность совершения лицом пре­ступных действий за­висит от устойчивости индивидуали­стического отношения. Объективная дей­ствительность не всегда предоставляет возможность для перерастания

 

пережитков прошлого в конкретное преступление. Опас­ность лица тем боль­ше, чем дольше сохраняется угроза совпадения во времени индивидуалис­ти­ческого отноше­ния с внешними условиями, способствующими реализа­ции его в конкретное преступление.

В-пятых, вероятность преступного поведения увели­чивается, если в со­циальную структуру личности инди­вида входят такие общественные отноше­ния, которые содействуют осуществлению процесса перехода пере­житков прошлого в преступное деяние или являются условиями его совершения. Так, сочетание корыстных индивидуалистических отношений лица с занимаемой им должностью работника торговли или предприятия об­щественного пита­ния увеличивает вероятность соверше­ния такого преступления, как обман по­купателей. Обя­занность лица, сознание которого заражено пережитка­ми про­шлого, пройти действительную службу увеличи­вает вероятность преступле­ния, выражающегося в укло­нении от очередного призыва на действительную воен­ную службу.

В-шестых, вероятность совершения преступных дей­ствий в той или иной мере может обусловливаться неко­торыми биологическими особенно­стями человека. Таки­ми особенностями являются, в частности, изменения в организме, вызванные частым употреблением алкоголя и наркотических ве­ществ. Алкоголизм и наркомания имеют ярко выраженную социальную сто­рону, но ту роль, кото­рая увеличивает вероятность совершения лицом пре­ступления, они играют своим биологическим содержанием. Например, болез­ненная потребность в алкоголе приводит к употреблению лицом спиртных напитков, а состояние опьянения ослабляет происходящие в его психике про­цессы торможения, что в свою очередь делает вероятным совершение, на­при­мер, такого преступления, как хулиганство.

В-седьмых, вероятность совершения преступления зависит и от неко­то­рых психологических свойств лично­сти, которые, не являясь пережитками прошлого в соз­нании человека, облегчают влияние на него внешних условий, способствующих возникновению намерения со­вершить преступные дей­ствия. Мы в данном случае име-

 

ем в виду такие психологические особенности личности, как внушаемость, конформность и т.п., влияние которых на возникновение общественнойопас­ности личности особенно заметно при групповом совершении преступле­ний, в соучастии, при вовлечении в преступную деятельность несовершеннолет­них и др.

Таким образом, как характер возможного в будущем преступления, так и возникновение вероятности его со­вершения определяются целым рядом различных обсто­ятельств. Не все они обязательны в каждом случае воз­ник­новения общественной опасности лица, не все они равноценны в процессе ее формирования. Обществен­ная опасность обусловливается главным образом харак­тером индивидуалистических отношений, их силой и устойчивостью. В основном в этих свойствах личности мы находим в зародыше контуры воз­можного в будущем преступления и силы, которые способны осуществить процесс перерастания пережитков прошлого в конкретные преступные дей­ствия.

Было бы, однако, ошибкой думать, что между харак­тером индивидуа­листических отношений, особенностями их структуры и характером буду­ще­го преступления (если оно совершится) всегда есть однозначная зависи­мость. Обычно ее не бывает. Не бывает потому, что вся­кое преступление есть ре­зультат взаимодействия лич­ности и окружающей ее среды. В связи с этим на харак­тер преступления в целом и отдельные его признаки оказывают влияние не только психологические и социо­логические свойства личности, но и осо­бенности внешней среды. Следует учесть также, что сознание человека ха­рактеризуется множеством отношений к различным сто­ронам объективнойдействительности. Все они оказыва­ют взаимное влияние друг на друга и ис­пытывают на себе воздействие внешних условий. Эти процессы также не могут не оказать влияния на характер возможного преступления и на степень его общественной опасности.

Общественная опасность личности имеет свой характер и свои степени.

Характер общественной опасности личности определяется характером тех преступлений, возможность которых вытекает из совокупности социаль­ных свойств

 

человека. Степень общественной опасности личности обусловливается двумя моментами: во-первых, сте­пенью общественной опасности возможного пре­ступ­ле­ния, и, во-вторых, степенью вероятности его совершения. Характер и степень общественной опасности личности находятся в прямой зависимости от качественного и количественного выражения тех социальных свойств лич­ности, которые определяют предметное содержание общественной опасности лица и вероятность совершения им преступления. Эти особенности челове­че­ской личности рассмотрены выше.

Свойства, определяющие предметное содержание об­щественной опас­ности лица и вероятность совершения им преступления, являются общими для общественной опасности личности преступника и лица, которое еще не совершило преступления, но вполне созрело для пре­ступного поведения. Но общественная опасность лица, уже совершившего преступление, имеет суще­ственные особенности.

В чем они выражаются?

Первая особенность заключается в том, что совер­шенное лицом пре­ступление производит изменение не только во внешнем мире, но и в созна­нии самого винов­ного. Такого рода изменения происходят в результате не только преступных, но и многих других действий, но они обычно бывают особенно значительными в резуль­тате совершения преступления, так как в преступном по­ведении находит разрешение внутренний конфликт человека. Личность и ее психические свойства, указывает С.Л. Рубинштейн, «одновре­менно и предпосылка и ре­зультат ее деятельности. Внутреннее психическое содер­жание поведения, складывающееся в условиях опреде­ленной ситуации, особенно значимой для личности, пе­реходит в относительно устойчивые свойства личности, а свойства личности, в свою очередь, сказываются в ее поведении»[192]. В том же направлении высказывается и А.В. Веденов. Отме­чая, что противоречия в человеке

 

преодолеваются поступками, он дает следующее определение поступка: «По­ступок — это каждый раз ясно очерчиваемый акт объективно и субъективно мотивиро­ванного поведения, который всегда вызывает общест­венные след­ствия (во всяком случае, имеет значение для окружающих людей) и нрав­ственно-психологи­ческие последствия для совершившей поступок лично­сти»[193].

Перед совершением преступления в сознании лица часто происходит борьба различных отношений к той или другой стороне объективной дей­ствительности, ко­торая находит выражение в борьбе мотивов различных ви­дов поведения и часто очень глубоко затрагивает лич­ность индивида. Если возникшее противоречие находит разрешение в совершении лицом преступ­ления, то по­следнее очень часто укрепляет в человеческом сознании анти­об­щественное отношение, придает ему большую степень устойчивости и силы, которая позволяет лицу в следующий раз при аналогичной ситуации совер­шить преступление с меньшими колебаниями или вообще без борьбы мо­ти­вов. Кроме того, лицо приобретает опыт совершения преступления, который также откладывает­ся в его сознании. Наконец, в результате совершения пре­ступления в сознании человека, в его психической сфере откладываются опре­деленные «остаточные» явле­ния, накопление которых по мере совер­ше­ния новых преступлений приводит к образованию привычки удов­летворять свои потребности преступным путем. «Нрав­ственная привычка, — пишет В.Н. Бабаев, — это... по­вторенный много раз нравственный эмоциональный опыт человека, определенным образом воспитанные чувства, внутренне пере­житые, слитые с убеждениями мотивы поведения. Нравственная привычка — более сложное образование, чем автоматическое действие; в нравственные привычки могут превратиться не только простые, элементарные нормы по­ве­дения, но и сложные по своему общественному значению нормы коммуни-

 

стической нравственности, требующие высокого уровня осознанности пове­дения»[194]. Раскрытый в этих словах психологический механизм нравственной привычки, несомненно,объясняет процесс формирования не только привыч­ки к совершению поступков, отвечающих общественным интересам, но и безнравственной привычки, в том числе привычки к совершению антиоб­ще­ственных поступков и преступлений.

Новые свойства личности преступника возникают на основе принципа обратной связи. Пережитки прошлого (индивидуалистические отношения) выступают как причина преступного поведения, которое оказывает обратное воздействие на антисоциальные свойства человеческого сознания, придавая им новые особенности и черты. В таком дополненном состоянии анти­со­ци­альные свойства приобретают еще более общественно опасный характер, ко­торый обладает способностью отразиться на дальнейшем поведении пре­ступ­ника.

Это обратное воздействие преступления на личность преступника пред­ставляет собой по существу разновид­ность кибернетической обратной связи.

Известно, что кибернетическое понятие обратной связи не исчер­пы­ва­ется понятием причинной связи и обратного воздействия. В кибернетике, как указывает Л.А. Петрушенко, «изучается не просто обратное воздействие, обусловленное передачей энергии, а контролирующее (регулирующее) обрат­ное воздействие, обусловленное передачей информации и имеющее своей ко­нечной целью сохранение или повышение организованности системы, т.е. специфическая форма обратного воздействия, характерного для взаимодей­ствия вообще. В кибернетике обратная связь — это связь между управля­емым и управляющим устройством для передачи осведомительной (или кон­тролирующей) информации от управляемого устройства к управляющему и вместе с тем один из элементов системы управления с обратной связью»[195].

 

Все это мы обнаруживаем и в том взаимодействии явлений, которое мы рассматриваем. Информация, которую получает преступник от совершаемого им преступления, нередко повышает организованность системы индивиду­а­листического отношения (или индивидуалистических отношений), делает ее более насыщенной антисоциальными качествами и активной.

В результате всего этого степень вероятности совершения лицом ново­го преступления обычно является больше, чем та степень вероятности пре­ступного поведения, которая существовала до совершения лицом первого преступления. Немецкий психолог Д. Фридрих (ГДР) правильно пишет: «Для поведения человека справедливо следующее: обратная сигнализация о ре­зультатах поведения изменяет вероятность повторного появления данных способов поведения. Эта вероятность повышается с увеличением числа сле­дующих друг за другом положительных подтверждений (их успех, их польза) и падает, если такое подтверждение отсутствует (неудача, вред данного спо­соба поведения)»[196].

Отмеченное свойство личности преступника придаёт ее антисоциаль­ному содержанию большую полноту и дифференцированность, а также более динамичный ха­рактер. В результате общественная опасность личности пре­ступника по сравнению с опасностью лиц, еще не совершивших преступных действий, обычно расценивается как более значительная.

Другая особенность общественной опасности преступника состоит в том, что последний обнаружил не просто волевую готовность к совершению антисо­циальных действий, которой при реальном осуществлении преступной деятель­ности может оказаться недостаточно, он проявил действительную во­лю к пре­ступному поведению, волю, которая в результате совершения пре­ступных дей­ствий, по общему правилу, становится более твёрдой, чем рань­ше.

Психологи давно установили, и об этом говорится в любом учебнике психологии, что многие люди со слабой

 

волей оказываются неспособными осуществить задуманные ими поступки, независимо от того, являются ли они с точки зрения социалистической мо­ра­ли хорошими или плохими. Преступление — деяние особого рода. Если не счи­тать преступлений, совершаемых по слабоволию или по неосторожности, каждое преступное деяние, совершаемое в первый раз, требует значительных волевых усилий,потому что виновный сознает опасность преступных дей­ствий не только для общества, но и для себя. Ведь в случае разоблачения ему грозит строгое уголовное наказание. Проявить в этих условиях преступную волю оказывается способным не каждый. Лицо, уже совершившее пре­ступ­ле­ние, такой способностью обладает. Этой способностью он, очевидно, обладал и раньше, иначеон вряд ли смог бы совершить преступление. Но преодоле­ние человеком внешних или внутренних препятствий, мешающих дости­же­нию желаемого результата, с которыми обычно связано совершение пре­ступ­ления, укрепляет его волевые качества и, поскольку мы гово­рим в данном случае о волевом характере преступных действий, мы должны сказать, что совершение преступ­ления по общему правилу укрепляет волю к осущест­вле­нию преступной деятельности. Это не может не ска­заться на степени об­ще­ственной опасности лица. Что же касается преступлений, совершаемых из-за слабости воли (например, по требованию другого лица) или по не­осторож­но­сти, то в этом случае более высокая общест­венная опасность виновных (по сравнению с лицами, ха­рактеризующимися такими же свойствами, но еще не совершившими преступлений) объясняется уже прояв­ленной ими и тем са­мым получившей подкрепление на будущее неспособностью в определенных условиях проявить волю для предотвращения опасных для общества дей­ствий. Известно, что под влиянием непосредственных переживаний невоспи­танный человек может совершить высоконравственный поступок[197]. Поэтому какими бы отрицательными свойствами ни характеризовался человек, сами они с неизбежностью не предопределяют соверше-

ние преступлений, в том числе и тех, которые совершаются из-за слабости волевых качеств лица или по неосторожности.

Таким образом, повышенная опасность личности преступника объясня­ется тем, что одни из них, совершая преступные действия, укрепили тем са­мым необходимую для этого силу воли, а другие — еще более ослабили свою способность проявить силу воли в тех случаях, когда это требуется для за­щи­ты общественных интересов.

Общественная опасность преступников, так же, как и лиц, еще не со­вершивших преступлений, имеет свои степени. Как и общественная опас­ность последних, она определяется характером преступлений, которые они могут совершить в будущем (характер общественной опасности), а также сте­пенью общественной опасности этих возможных преступлений и вероятно­стью их совершения (степень общественной опасности преступника).

Общественная опасность преступника не является постоянной величи­ной. По мере применения к нему воспитательных мер он, как правило, ис­правляется. Этот процесс обычно проходит ряд стадий, которые отражают качественные изменения в характере и степени общест­венной опасности лич­ности.

Стадии исправления учитываются советским законо­дательством при решении вопросов, связанных с до­срочным освобождением лица от уго­лов­ного наказания. Так, условное освобождение из мест лишения свободы для работы на строительстве предприятий народного хо­зяйства применяется к осужденным, вставшим на путь исправления (Указ Президиума Верховного Совета СССР от 20 марта 1964 г.). В исправительно-трудовые колонии-поселения могут быть направлены осужденные, твердо вставшие на путь ис­правления (ст. 14 Основ исправительно-трудового законодательства). Услов­но-срочное освобождение может быть применено к тем осужденным, кото­рые доказали свое исправление (ст.ст. 53, 55 УК РСФСР). Степени исправ­ле­ния учитываются также при установлении уголовной ответственности за не­которые виды преступных посягательств на заключенных. Так, в ст. 77¹ УК РСФСР установлена уголовная

 

ответственность за терроризирование в местах лишения свободы заключен­ных, вставших на путь исправления.

На основании анализа всех этих нормативных актов мы должны прийти к выводу, что действующее уголовное законодательство по степени исправ­ления различает три категории осужденных: тех, кто встал на путь исправ­ле­ния, тех, кто твердо встал на путь исправления, и тех, кто исправился.

Рассмотрим, в чем выражаются изменения в характере и степени об­ще­ственной опасности преступника, соответствующие каждой из этих трех сте­пеней исправления.

Осужденные, вставшие на путь исправления, находятся на первой ста­дии процесса перевоспитания. В этот период основы антисоциального от­но­ше­ния, явившегося главной причиной совершения преступления, еще не устранены. Но в сознании осужденного произошли существенные перемены. Они обнаружились в осознании лицом своей вины перед обществом и в его желании искупить ее честным трудом (в Указе от 20 марта 1964 г. сказано, что он применяется к лицам, «проявившим желание честным трудом иску­пить вину»). Эти изменения выражают возникновение в сознании человека нового отношения к тому объекту, на который он посягал. Но это отношение является не личностным, а ситуативным. Оно поддерживается постоянным влиянием тех исправи­тельных мер, которые к нему применяются. Если ис­правительное воздействие прекращается на этой стадии применения наказа­ния, то совершение лицом нового преступления не исключено. Поэтому, со­гласно Указу от 20 марта 1964 г., освобождение лиц, вставших на путь ис­прав­ления, производится условно с предоставлением им более широких воз­можностей для приобщения к честной трудовой жизни. Эти меры приме­ня­ются, в частности, в целях профилактики новых преступлений. Если они смо­гут выполнить свою роль, то изменения, происшедшие в сознании человека, закрепятся, приобретут устойчивый характер и, таким образом, приобретут характер общественно полезного личностного отношения, которое пол­но­стью заменит прежнее индивидуалистическое отношение.

 

На другой стадии процесса перевоспитания находятся осужденные, твердо вставшие на путь исправления. По сравнению с предыдущей эта ста­дия знаменует новое качественное состояние. Оно предполагает, что в созна­нии осужденного складывается новое личностное отношение к обще­ствен­ным ценностям. Элементы старого антисоциального отношения еще полно­стью не устранены, но его основа подорвана. Уже явно проглядывает целая система представлений, потребностей, чувств, интересов, характеризующих новое личностное отношение и, что очень важно, свойственные ему волевые ка­чества. Поэтому-то закон и говорит о лицах, твердо вставших на путь ис­правления. По этой же причине Судебная коллегия Верховного Суда РСФСР в определении от 30 марта 1966 г. по делу Кравченко, говоря о критериях нравственного состояния лиц, твердо вставших на путь исправления, указала: «Согласно действующему законодательству в исправительно-трудовые коло­нии-поселения переводятся заключенные, проявившие себя вмес­тах лише­ния свободы примерным поведением, честно относящиеся к труду, участ­ву­ющие в самодеятельных организациях и общественной жизни коллектива»[198]. То обстоятельство, что вырабатывающиеся положительные качества лично­сти начинают формировать новое, отвечающее общественным интересам, личностное отноше­ние, позволяет осужденному чувствовать себя достаточ­но уверенно в изменившихся условиях его существова­ния. Это, в частности, по­зволяет переводить в колонии-поселения даже лиц, осужденных за тяжкие преступле­ния. Но осужденные, твердо вставшие на путь исправ­ления, не мо­гут считаться полностью исправившимися. Элементы старого индивидуа­лис­тического отношения еще полностью не искоренены. При резком изменении условий их влияние может получить подкрепление в виде отрицательного воздействия внешней среды, в результате чего достигнутые результаты вос­питательной работы могут быть сведены на нет. Такая опасность сохраняется до момента окончательного исправления осуждённого.

 

Исправление осужденного достигается тогда, когда заканчивается про­цесс формирования в его сознании такого личностного отношения к обще­ственным ценностям, которое отвечает общественным интересам. Смена ин­дивидуалистического отношения общественно полезным — это не два этапа перевоспитания преступника. Было бы неправильно думать, что сначала раз­рушается индивидуалистическое отношение, а потом создается новое обще­ственно полезное отношение. Оба этих процесса происходят одновременно. Индивидуалистическое отношение потому и разрушается, что на его смену приходят новые представления, понятия, потребности, интересы, чувства и другие элементы личностного отношения, отвечающего требованиям социа­листической морали. Исправление может считаться законченным, когда эти нравственные и психологические качества личности при­обретают устойчи­вость, гарантирующую от срывов под влиянием неблагоприятных социаль­ных условий. Эта устойчивость характерна для личностного отношения. По­этому мы полностью поддерживаем мнение А.Л. Ременсона, считающего, что задача наказания может счи­таться достигнутой, когда осужденный под­готовлен к сознательному и добровольному соблюдению элемен­тарных тре­бований социалистического общежития, ког­да в нем воспитана прочная при­вычка к соблюдению этих элементарных требований[199].