уголовной ответственности⇐ ПредыдущаяСтр 16 из 16
Слово «основание» употребляется в русском языке в значении причины, достаточного повода, оправдывающих что-нибудь[245]. В этом смысле оно используется и при решении проблемы оснований уголовной ответственности. При этом указанное его значение иногда применяется сразу к двум явлениям, обусловливающим возникновение уголовной ответственности, — преступлению и общественной опасности лица, которое его совершило. Однако представление о том, что основанием уголовной ответственности являются оба эти явления, является неправильным. Мы уже говорили о том, что основным показателем и мерилом общественной опасности лица является совершенное им преступление. Ст. 3 Основ уголовного законодательства и соответствующие статьи уголовных кодексов союзных республик, определяя основания уголовной ответственности, указывают, что уголовной ответственности и наказанию подлежит только лицо, виновное в совершении преступления, т.е. умышленно или по неосторожности совер-
шившее предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние. В формулировках этих статей названы основные признаки всех преступлений. На этом основании многими советскими криминалистами делается обоснованный вывод, что основанием уголовной ответственности по советскому праву является наличие в действиях лица состава преступления. Менее удачным следует признать утверждение, что основанием ответственности является совершенное лицом преступление. Каждое преступление представляет собой совокупность множества признаков, юридическое значение которых различно. Многие из них оказывают влияние лишь на размер ответственности, в то время как при решении вопроса о наличии или отсутствии оснований для привлечения к уголовной ответственности учитывают лишь признаки состава. Поэтому основанием уголовной ответственности правильнее считать состав преступления. В советской юридической литературе совершенно обоснованно отмечалось, что признание состава преступления единственным основанием уголовной ответственности представляет собой одно из важнейших завоеваний нашей уголовно-правовой теории. Оно служит делу укрепления социалистической законности, так как относит определение круга и признаков наказуемых деяний исключительно к компетенции законодателя. Кроме того, только с этих позиций мы в состоянии давать одинаковую принципиальную оценку одним и тем же деяниям, но совершенным разными лицами[246].
Однако мнение о том, что состав преступления является единственным основанием уголовной ответственности, оспаривалось и в старой, и в новой литературе. При этом одни противники этой точки зрения, выдвигая свои возражения, утверждали о существующей якобы невозможности обосновать с этих позиций повышенную ответственность рецидивистов и других повторных преступников[247], другие полагали, что признание состава преступления единственным основанием уголовной ответственности лишает нас возможности дать научное объяснение целому ряду бесспорно необходимых правовых норм, регулирующих освобождение лиц от уголовной ответственности и наказания[248]. Эти возражения являются неубедительными. Более того, лишь с позиций признания состава преступления единственным основанием уголовной ответственности можно дать научное обоснование повышенной ответственности повторных преступников и освобождения лиц, совершивших преступление, от уголовной ответственности и наказания.
* * * Повторность совершения преступлений рассматривается нашим законодательством в качестве обстоятельства, отягчающего ответственность преступника. В некоторых случаях она настолько повышает его общественную опасность, что законодатель вынужден предусматривать специальные составы с более строгой ответственностью виновных лиц. При этом не имеет значения, в общей или особенной части уголовного права предусматривается усиление ответственности повторных преступников. Это, в частности, относится к правилам повышенной ответственности особо опасных рецидивистов. Содержащееся в ст. 241 УК
РСФСР определение особо опасного рецидивиста представляет по существу перечень целого ряда составов преступлений.Вместо этого определения в особенной части уголовного кодекса можно было бы сформулировать составы умышленного убийства после осуждения за бандитизм, состав хищения государственного и общественного имущества в особо крупных размерах после осуждения за умышленное убийство и т.д. Но перенесение этих правил в особенную часть уголовного права совсем не обязательно. Как правильно отметил Н.Д. Дурманов, понятие состава включает признаки, обрисованные не только в статье особенной части советского уголовного закона, но и в соответствующих статьях общей части[249]. Основанием усиления уголовной ответственности повторных преступников является главным образом проявленная ими наклонность к совершению преступлений, При неоднократном их повторении у виновного вырабатывается устойчивое положительное отношение к преступной деятельности. Каждое вновь совершаемое преступление обычно требует от него все меньше и меньше нервного напряжения, колебаний между намерением совершить преступление или отказаться от него. Все это способствует совершению новых преступлений и требует дополнительных мер наказания для исправления и перевоспитания осужденных. Более того, многократное совершение преступлений приводи к тому, что преступник привыкает вести паразитический образ жизни. Конечно, говорить о наличии у лица преступной привычки можно лишь в том случае, когда будет установлено многократное совершение преступлений. Но уже вторичное совершение преступления, особенно после осуждения за первое, является показателем наличия у него определенной наклонности к преступной деятельности, степень которой может быть различной. Поэтому рецидивист несет повышенную ответственность не потому, что он отвечает одновременно за два преступления (наказание за первое преступление он мо-
жет к этому времени полностью отбыть), а потому, что его личность, обнаружившая наклонность или даже привычку к совершению преступлений, является более опасной. Как писал К. Маркс, «если человек намеренно нарушает закон, то подлежит наказанию его намерение; если же он это делает по привычке, то наказанию подлежит его привычка, как дурная привычка»[250]. Отмечая эти основания повышенной ответственности повторных преступников, очень важно подчеркнуть, что они всегда проявляются в совершении действий. Только действия могут служить надёжным показателем существования у лица наклонности или привычки к совершению преступлений. Таким образом, как наклонность к совершению преступлений, так и преступная привычка образуются в результате совершения общественно опасных действий и проявляются только в них. Поэтому сами основания повышенной ответственности повторных преступников в законе не называются. Он указывает лишь юридические признаки, в которых они проявляются (повторное совершение преступления, неоднократность, рецидив и др.). Сказанное позволяет сделать вывод, что хотя основания повышенной ответственности повторных преступников во вне выражаются в виде действий, сами они относятся к признакам, характеризующим субъект преступления. Однако, если общественная опасность лица проявляется только в действиях, то и преступление, совершенное рецидивистом, по степени опасности должно отличаться от преступления, совершенного первичным преступником. В этом можно убедиться, рассматривая обстоятельства, влияющие на степень опасности деяния. Общественная опасность преступления, как известно, находится в зависимости от целого ряда условий — места совершения, времени и др. В числе таких обстоятельств следует отметить личность преступника, которая оказывает непосредственное влияние на характер и степень опасности преступления. Это происходит вследствие
того, что опасность преступления, как, впрочем, и других правонарушений, определяется, в частности, теми средствами, которые имеются в распоряжении общества для борьбы с ними. Если установленное законом наказание является достаточным для предупреждения новых преступлений со стороны конкретного лица, то мы имеем одну степень общественной опасности совершенного им преступления, если недостаточным — то другую, более высокую. Здесь мы сталкиваемся с таким положением, которое часто наблюдается в медицине. Опасность той или иной болезни зависит от характера ее возбудителя. Эта опасность может быть очень большой, если не выработано эффективных мер для ее лечения. Но как только они установлены и имеются в распоряжении врачей, опасность заболевания значительно понижается. Так было с холерой, оспой, туберкулезом и другими болезнями, которые еще совсем недавно уносили большое число человеческих жизней. Так было, несмотря на то, что болезнетворные качества самого возбудителя во всех этих случаях оставались неизменными. Средства, которые имеются у общества для предупреждения новых преступлений со стороны конкретного лица, влияют лишь на степень общественной опасности преступления, но не на ее наличие или отсутствие. Лишь в тех случаях, когда совершены правонарушения, каждое из которых, взятое в отдельности, не является преступным, личность виновного может оказать решающее значение для признания повторного деяния преступлением. Именно поэтому признается преступлением повторная мелкая спекуляция, повторное мелкое хулиганство. Надо отметить, что среди свойств, характеризующих личность преступника, есть и такие, которые влияют на характер и степень общественной опасности деяния непосредственно, не будучи выражены в каких-либо самостоятельных действиях. Когда классики марксизма-ленинизма писали, что о личности человека можно судить только по его поступкам, то тем самым хотели указать на недопустимость привлечения человека к ответственности за одно лишь преступное намерение, преступные мысли и т.п. Но среди признаков, характеризующих субъекта преступления,
можно выделить две группы: одни характеризуют внутренние свойства человека (вменяемость, наклонность к совершению преступлений), другие — внешние (должностное лицо, военнослужащий и др.). О наличии у человека признаков, относящихся к первой группе, мы можем судить только на основании совершенных им действий, как этого и требует марксистская философия. Признаки, относящиеся ко второй группе, относятся к внешним свойствам лица, поэтому они, будучи объективизированы, сами выражают свое существо.
* * * В связи с тем, что действующее уголовное законодательство позволяет в целом ряде случаев не привлекать к уголовной ответственности лиц, совершивших преступления, и заменять им государственное принуждение мерами общественного воздействия (ст.ст. 51, 52 УК РСФСР), некоторые советские юристы восприняли это как доказательство того, что состав преступления не может рассматриваться в качестве единственного основания уголовной ответственности. Б.С. Утевскяй пришел к выводу, что для привлечения лица к ответственности, кроме наличия в действиях лица состава преступления, необходимо установить общественную опасность преступника[251]. Вновь было высказано предложение считать основанием уголовной ответственности вину или виновность[252].
В нашей литературе уже писалось, что одной из причин неправильных выводов сторонников указанных точек зрения является допускаемое ими смешение проблемы оснований уголовной ответственности с проблемой ее индивидуализации[253]. Это не значит, что освобождение от уголовной ответственности является разновидностью ее индивидуализации. Оно представляет собой результат этой индивидуализации. Как уже говорилось выше, под уголовной ответственностью мы должны понимать прежде всего обязанность подвергнуться определенным мерам государственного принуждения[254]. Поэтому об индивидуализации уголовной ответственности можно говорить лишь до тех пор, пока эта обязанность существует. В случае освобождения от уголовной ответственности она перестает существовать, поэтому рассматривать освобождение как акт индивидуализации уголовной ответственности нет никаких оснований.
При решении вопросов, связанных с определением оснований уголовной ответственности, весьма важное значение имеет правильное установление момента возникновения уголовной ответственности. Я.М. Брайнин, справедливо считающий состав преступления единственным основанием уголовной ответственности, как уже было сказано раньше, допустил ошибку в вопросе о моменте возникновения уголовной ответственности. По его мнению, она появляется с момента привлечения в качестве обвиняемого[255]. Однако, если до привлечения в качестве обвиняемого не возникает обязанности лица, совершившего преступления, подвергнуться уголовно-правовым мерам государственного принуждения, то каким же образом мы можем говорить об индивидуализации ответственности в случае применения ст. 10 УПК РСФСР? В этой статье предусматривается возможность освобождения от уголовной ответственности при совершении лицом малозначительного и не представляющего большой общественной опасности преступления, когда факт преступления очевиден, а лицо, его совершившее, может быть исправлено мерами общественного воздействия. При этом такое освобождение может быть произведено даже без возбуждения уголовного дела. Но если этот вид освобождения не считать результатом индивидуализации уголовной ответственности, то тем самым он переносится в плоскость оснований уголовной ответственности, что, по-видимому, также отвергается Я.М. Брайниным. Задача становится неразрешимой. До вынесения постановления о привлечении в качестве обвиняемого освобождение от уголовной ответственности может иметь место при применении ст. 48 (давность уголовного преследования), а также на основании п. «б» ст. 64 (освобождение лица, совершившего измену Родине, если оно во исполнение полученного преступного задания никаких действий не совершало и добровольно заявило о своей связи с иностранной разведкой) и примечание к ст. 174 (освобождение лица, давшего взятку, если оно добровольно заявило о случившемся). Аналогичным образом может быть произведено освобождение
от уголовной ответственности на основании ч. 1 ст. 50 УК РСФСР (освобождение в связи с утратой деянием или лицом вследствие изменения обстановки своей общественной опасности). Освобождение, предусмотренное этими статьями, не является результатом индивидуализации уголовной ответственности. Указанные в них юридические факты, как-то: истечение давности, добровольное заявление о совершенном преступлении, изменение обстановки и т.д. — являются обстоятельствами (юридическими фактами), устраняющими обязанность виновного подвергнуться мерам уголовно-правового принуждения, т.е. уголовную ответственность. Прекращается и уголовно-правовое отношение в целом. Поэтому установление этих фактов следствием и судом, оценка их не являются актами индивидуализации уголовной ответственности. Уголовная ответственность перестала существовать до производства этих действий, поэтому ее индивидуализации не могло быть. Те виды освобождения, которые предусмотрены ст.ст. 51 и 52, применяются при других условиях. В частности, органы, решающие вопрос об освобождении, учитывают поведение виновного после совершения им преступления. Оценка дается всему поведению вплоть до времени решения вопроса. В течение всего этого периода обязанность лица, подвергнувшегося мерам уголовно-правового принуждения, продолжает существовать. При применении ст. 48 и ч. 1 ст. 50, п. «б» ст. 64, примечания к ст. 174 также выявляется социальный характер личности виновного, но осуществляемая в этом направлении деятельность следственных органов и суда носит чисто процессуальный характер, так как уголовно-правовое отношение к этому времени уже не существует. Это не должно удивлять. Процессуальные действия, предпринятые в отсутствие материально-правовых отношений, могут иметь место и в других случаях, например, при производстве следствия, в результате которого выясняется, что общественно опасное деяние совершено невменяемым. Но если не все виды освобождения от уголовной ответственности являются результатом ее индивидуализации,
значит ли это, что состав преступления перестает быть единственным основанием уголовной ответственности? В самом деле, если освобождение от уголовной ответственности не имеет отношения к ее индивидуализации, то, казалось бы, оно должно производиться в связи с отсутствием оснований для применения этой ответственности. А так как состав преступления налицо, то значит нет чего-то другого, что также является основанием ответственности. Поэтому, естественно, напрашивается вывод, что другим основанием уголовной ответственности, помимо состава преступления, является общественная опасность лица. Но такой вывод был бы неверным. Существование в нашем законодательстве разнообразных видов освобождения от уголовной ответственности вовсе не означает, что в случае применения хотя бы некоторых из них отсутствуют основания уголовной ответственности. Напротив, их существование служит доказательством того, что такие основания имелись. Если бы не было оснований для привлечения к уголовной ответственности, сама бы постановка вопроса об освобождении от этой ответственности была бы немыслимой. Ведь не ставим же мы вопроса об освобождении от уголовной ответственности при необходимой обороне и крайней необходимости, не ставим потому, что в этих случаях нет оснований уголовной ответственности, или, другими словами, состава преступления. Все дело в том, что сила состава преступления, вызывающая применение уголовно-правового принуждения к лицу, в действиях которого он содержится, не является вечной. На каком-то этапе ее действие прекращается. Это прекращение является следствием тех явлений, которые выступают как основания освобождения от уголовной ответственности и наказания. С наступлением оснований освобождения от уголовной ответственности и наказания уголовно-правовое отношение прекращается. Применение мер уголовно-правового принуждения становится бесцельным. Никакими соображениями целесообразности нельзя оправдать уголовную ответственность и наказания в тех случаях, когда в связи с изменившимися условиями свою общественную опасность потеряло или деяние, или лицо, виновное
в его совершении, а также в некоторых других случаях. Хотя во многих статьях, предусматривающих освобождение от уголовной ответственности и наказания, говорится о том, что лицо может быть освобождено, а не должно быть освобождено от этих мер принуждения (см., напр., ст. 50, 51, 52, 53, 55 УК РСФСР и др.), это не значит, что закон допускает возможности применения уголовной репрессии в тех случаях, когда совершившее преступление лицо перестало быть общественно опасным или имеются другие основания освобождения. Было бы совершенно неправильным думать, что применение уголовной ответственности к лицу, не являющемуся более общественно опасным, может быть оправдано задачами общего предупреждения преступлений. Никакими соображениями гуманности невозможно обосновать применение карательных мер к лицам, которые их не заслуживают. К. Маркс писал: «...какое право вы имеете наказывать меня для того, чтобы исправлять или устрашать других?»[256]. Не подойдут для такого обоснования и правила крайней необходимости. Не могут быть признаны достаточными всякие ссылки на то, что, наказывая одного человека, мы предупреждаем совершение преступлений со стороны целого ряда неустойчивых лиц и тем самым предотвращаем причинение обществу значительно большего вреда, чем тот, который мог бы наступить в результате наказания лица, переставшего быть общественно опасным. Нельзя противопоставлять личность обществу, так как в советском обществе, устранившем классовые антагонистические отношения, интересы личности (поскольку они соответствуют прогрессивному общественному развитию) и общества совпадают. В подтверждение высказанной мысли можно привести и следующее соображение. Освобождение по ст. 50 УК РСФСР применяется, в частности, в тех случаях, когда вследствие изменения обстановки деяние перестало быть общественно опасным. Это значит, что в наших условиях совокупность призна-
ков, характеризующих совершенное ранее деяние, не образует более преступления. Другими словами, в этом деянии нет больше признаков состава преступления, а, стало быть, нет больше и основания уголовной ответственности. Было бы неоправданным рассматривать привлечение к уголовной ответственности лица, в действиях которого нет состава преступления, как грубое нарушение социалистической законности, и в то же время не видеть ничего предосудительного в отказе освободить от уголовной ответственности человека, действия которого в новых условиях также не содержат признаков состава преступления. Применение к лицу мер карательного воздействия с учетом задач общего предупреждения допустимо лишь постольку, поскольку это лицо предвидит или может предвидеть влияние своего преступления на общее состояние преступности. Совершение преступных действий способно показать неустойчивым лицам возможность легкого и быстрого удовлетворения их антиобщественных наклонностей и, таким образом, побудить их на совершение аналогичных или других преступлений. Это последствие действий преступника влияет на степень опасности совершенного им преступления. Оно может сознаваться и им самим, поэтому в состоянии оказать влияние на степень его общественной опасности. Только при этих условиях можно согласиться с увеличением размера ответственности в целях общего предупреждения без опасения допустить объективное вменение. Таким образом, в соответствии с действующим законодательством появление оснований для освобождения лиц от уголовной ответственности и наказания приводит к тому, что применение уголовной репрессии к этим лицам становится бесцельным, а следовательно, и неправомерным.
* * * Диалектический материализм учит, что каждое явление может быть понято только с учетом причин, породивших его, и условий, в которых оно существует. Если мы начнем рассматривать с этой точки зрения уголовную
ответственность, то сможем убедиться в том, что причиной ее возникновения является наличие состава преступления. Казалось бы, что такой причиной является общественная опасность лица, поскольку именно она порождает преступление. На самом деле дело обстоит не так. Для того, чтобы антиобщественные пережитки прошлого, которые содержатся в сознании неустойчивых людей, могли привести к совершению преступления, также требуются соответствующие условия, а их может не быть. Если преступление не было совершено, уголовно-правового отношения не возникло. Не могла, таким образом, возникнуть и уголовная ответственность. Обязанность лица подвергнуться мерам уголовно-правового принуждения появляется только в результате совершения преступления, поэтому лишь состав уголовного правонарушения является причиной, а следовательно, и основанием уголовной ответственности. Одно из положений диалектического метода состоит в том, что каждое явление может существовать только при наличии соответствующих условий. Изменение условий, которые необходимы для данного конкретного явления, приводит к его изменению или устранению. «Изменение условий приводит к изменению действия причины и к появлению нового следствия»[257]. Уголовная ответственность, как явление объективного мира, также может в зависимости от конкретных обстоятельств изменяться и при определенных условиях прекращаться. Поэтому возникает вопрос — при каких условиях ответственность после своего возникновения продолжает существовать и при каких условиях виновное лицо освобождается от нее? При ответе на этот вопрос мы должны иметь в виду, что уголовная ответственность имеет своими задачами исправление и перевоспитание виновного, а также общее и специальное предупреждение преступлений. Применение уголовной ответственности оправдано поэтому лишь до тех пор, пока она необходима для выполнения этих задач. Она совершенно теряет свой смысл после того, как осуществляемое еювоздействие на виновного привело к
тому, что от него больше не приходится ожидать совершения новых преступлений. Отпадение этой опасности может произойти и по другим причинам, причем еще до того, как обязанность лица подвергнуться мерам уголовно-правового принуждения дойдет до стадий ее реализации. Это может произойти вследствие изменения обстановки, вследствие безупречного поведения его и честного отношения к труду после совершения преступления и т.д. В ряде случаев эта опасность может быть устранена путем применения мер общественного воздействия. Поэтому, подводя итог изложенному выше, можно сказать, что условием применения уголовной ответственности является наличие опасности совершения лицом новых преступлений, отпадение которой находит выражение в юридических основаниях освобождения от уголовной ответственности и наказания, предусмотренных в ст.ст. 50, 51, 52, 53, 55 УК РСФСРи др. и в соответствующих им статьях уголовных кодексов других союзных республик. СОДЕРЖАНИЕ
[1] См. И.И. Карпец. Проблема преступности. «Юридическая литература», М., 1969, стр. 96 – 101. [2] См. И.И. Карпец. Проблема преступности. Изд-во «Юридическая литература», М., 1969, стр. 97. [3] Там же, стр. 96 – 101. [4] См.: «Словарь русского языка» С.И. Ожегова. М., 1953, стр. 288, 814. [5] См.: В.П. Тугаринов. Диалектика социального и биологического в человеке. «Личность при социализме». Изд-во «Наука», М., 1968, стр. 56, 57. [6] Сказанное не означает, что мы отвергаем все соображения, высказанные в последние годы относительно понятия личности. Так, по нашему мнению, заслуживает внимания в плане проблемы общественного развития человека определение личности как меры присвоения человеческим индивидом своей социальной сущности (см. П.Е. Кряжев. Некоторые социологические вопросы формирования личности. «Вопросы философии», 1966 – 1967 гг., стр. 13 – 24). Интересны соображения П.М. Егидес о личности как мере автономии человека от общества, позволяющие лучше разобраться в различных аспектах отношений человека и общества, человека и коллектива (см. П.М. Егидес. Личность как социологическая категория. Личность при социализме, стр. 78 – 92). [7] Личность и труд. Изд-во «Мысль». М., 1965, стр. 17 – 18. [8] См. К.К. Платонов. Психология личности. «Человек в социалистическом и буржуазном обществе». Симпозиум (доклады и сообщения). М., 1966, стр. 310. Его же. Психологическая структура личности. Личность при социализме, стр. 65. [9] Е.К. Войшвилло. Понятие. Изд-во Московского университета, 1967, стр. 117 (подчеркнуто мной — В. Ф.). [10] Социология в СССР, том I. Изд-во «Мысль», М., 1966, стр. 13. [11] См.: Психология. Учебник для пед. институтов. Под ред. А.А. Смирнова, А.Н. Леонтьева, С.Л. Рубинштейна и Б.М. Теплова, М., 1962, стр. 5. [12] См.: Личность и труд, стр. 35, а также К.К. Платонов. Виды формирования личности и ее структура. Обучение и развитие. Материалы к симпозиуму (июнь — июль 1966 г.), «Просвещение», М., 1966, стр. 31. [13] В.С. Мерлин, Хорошее начало, «Вопросы психологии», 1967, № 1, стр. 174. [14] См.: А.Г. Ковалев, В.Н. Мясищев. Психические особенности человека, т. I. Характер, изд. ЛГУ, 1957, стр. 135 – 136. [15] А.Г. Ковалев. Психология личности. Ленинград, 1963, стр. 14. [16] В.С. Мерлин. К вопросу о связи типа высшей нервной деятельности, темперамента и отношений личности. Сб. «Проблемы психологии личности в связи с типами высшей нервной деятельности». Ученые записки Пермского гос. пед. института, 1958, вып. 23, стр. 13. [17] Философский словарь. Изд-во полит. литературы, М., 1963, стр. 438. [18] А.Г. Спиркин. Курс марксистской философии. Изд-во «Мысль». М., 1964, стр. 149. [19] Философский словарь. Изд-во полит. литературы. М., 1968, стр. 399. [20] А.И. Уемов. Вещи, свойства, отношения. М., 1963, стр. 51. По этому вопросу см. также: В.П. Тугаринов. О категориях предмета, свойства и отношения. Вестник ЛГУ, 1956, № 17, вып. 3, стр. 75 – 85; Л.А. Маньковский. Категории «вещь» и «отношение» в «Капитале» К. Маркса. «Вопросы философии», 1956, № 5, стр. 46 – 59, И.Б. Новик. О категориях «вещь» и «отношения». «Вопросы философии» 1957, № 4, стр. 218 – 221. [21] Подробнее об этом см. в цитир. работе А.И. Уемова, стр. 54 – 66. [22] Следует согласиться с Е.С. Кузьминым в том, что, «заимствуя понятия «статус» и «роль» из зарубежной социальной психологии, мы не должны забывать методологической несостоятельности их рассуждений о соотношении психологии личности и общества. Как правило, большинство социальных психологов и социологов при объяснении общественных явлений имеют совершенно явную тенденцию — все общественные явления объяснять психологическими закономерностями. Эта явно неприемлемая тенденция убедительно и всесторонне рассмотрена в ряде работ марксистских социальных психологов и социологов» (Е.С. Кузьмин. Основы социальной психологии. Изд-во ЛГУ, 1967, стр. 123). [23] См.: И.С. Кон. Социология личности. Изд-во полит. литературы, М., 1967, стр. 23; Е.С. Кузьмин, указ. соч., стр. 122. [24] А.П. Буева. Социальная среда и сознание личности. Изд-во МГУ, 1968, с. 52. По этой же причине нельзя согласиться с утверждением В. Афанасьева о том, что действия есть компоненты личности (см. его статью «О целостности личности» в сб. «Коллектив и личность». Изд-во «Мысль», М., 1968, стр. 32). [25] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., изд. второе, т. 3,стр. 3. И.С. Кон толкует эту цитату иначе. По его мнению, с совокупностью всех общественных отношений К. Маркс мог сопоставить сущность человека, рассматривая его лишь как родовое понятие. Поэтому И.С. Кон приходит к выводу, что в цитированном отрывке К. Маркс говорит не об единичной личности, а о человеке как о роде живых существ (см. И.С. Кон. Социология личности, стр. 9). Этот взгляд едва ли можно признать правильным, учитывая, что в последней части тезиса К. Маркс как раз критикует Фейербаха за то, что у него человеческая сущность может рассматриваться только как «род». В пользу предложенной нами интерпретации этого тезиса К. Маркса говорят, как нам кажется, и следующие слова: «...обстоятельства в такой же мере творят людей, в какой люди творят обстоятельства. Та сумма производительных сил, которую каждый индивид и каждое поколение застают как нечто данное, есть реальная основа, действию и влиянию которой на развитие людей нисколько не препятствует то обстоятельство, что эти философы в качестве «самосознания» и «единственных» восстают против нее (см.: К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 3, стр. 37). [26] К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч., изд. второе, т. 13, стр. 67. [27] В.П. Тугаринов. Личность и общество, М., изд-во «Мысль», 1965, стр. 88. [28] См.: Н.С. Лейкина. Личность преступника и уголовная ответственность. Изд. ЛГУ, 1968, стр. 8. Критику определения В.П. Тугаринова см. также в работе П.М. Егидеса «Личность как социологическая категория». Сб. «Человек в социалистическом и буржуазном обществе». Симпозиум. С., 1966, стр. 321 – 325. [29] См.: И. Кант. Соч., т. 2, стр. 201. [30] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. I, стр. 132. [31] Полученные нами результаты статистического исследования по основным показателям сходны с данными статистического анализа личности преступника, производившегося другими учёными. См., например, Э.Ф. Побегайло. Умышленные убийства и борьба с ними. Изд-во Воронежского университета, 1965; В.П. Власов, Г.И. Кочаров. Опыт контрольного криминологического изучения умышленных убийств. М., 1966; С.С. Остроумов, В.Е. Чугунов. Изучение преступника по материалам криминологических исследований. «Советское государство и право», 1965, № 9; М.П. Лапшин, В.Н. Рощин. К вопросу об изучении преступности. «Советское государство и право», 1960, № 7; В.А. Серебрякова. Вторичные данные статистических карточек на обвиняемого для изучения преступности. «Вопросы предупреждения преступности», изд-во «Юридическая литература», М., 1965; Н.Н. Кондрашков. Анализ районной статистической преступности. «Вопросы предупреждения преступности», вып. 4, изд-во «Юридическая литература», М., 1966; А.С. Шляпочников, В.А. Серебрякова, М.М. Бабаев. О возможности изучения обстоятельств, способствовавших совершению преступлений, с помощью первичного статистического учета (в том же сборнике) и др. [32] См. приложение № 10 к постановлению Правления Центросоюза № 266 от 26 апреля 1949 г. (Сборник постановлений и указаний о сохранности кооперативной собственности. М., изд-во Центросоюза, 1959, с. 62). [33] К.К. Вавилов. Соотношение общественной опасности преступного деяния и общественной опасности лица, его совершившего, при освобождении от уголовной ответственности. «Вестник Ленинградского университета», 1963, № 17, вып. 3, стр. 110, 111. [34] См.: Б. Никифоров. Реакционная американская биокриминология. Труды института права АН СССР. Вып. I, 1951, стр. 159 – 181; А. Ременсон. К вопросу о происхождении реакционной буржуазной биокриминологии. «Труды Томского университета», т. 137, 1957; П.И. Гришаев. Уголовно-правовые теории и уголовное законодательство буржуазных государств, М., 1959; М.Д. Шаргородский. Современное буржуазное уголовное законодательство и право, М., 1961; С. Остроумов. Исторические предпосылки современных буржуазных уголовно-правовых теорий. «Вестник Московского университета», 1963, № 4; А.А. Герцензон. «Введение в советскую криминологию», М., 1965; Он же. Против биологическойтеорий причин преступности. «Вопросы предупреждения преступности», 1966, № 4; «Вопросы предупреждения преступности», М., 1966, № 5; Ф.М. Решетников. Современная американская криминология. М., 1965; Советская криминология. М., 1966 и др. [35] С.Л. Рубинштейн. Принципы и пути развития психологии. Изд. АН СССР, М., 1959, стр. 298. Подробный анализ бихевиоризма см. также в коллективном труде советских психологов «Современная психология в капиталистических странах», Изд. АН СССР, М., 1963 и в работе Н.С. Мансурова. Современная буржуазная психология. М., 1962. [36] Dorothy Rethlingshafer. Motivation as related to personality. McGraw-Hill Book Company, N.Y. – San Francisco – Toronto – London, 1963. [37] Указ. соч., стр. 218, 219. [38] См.: Arnold H. Buss. The Psychology of Agression. John Wiley and Sons, N.Y. and London, 1961, p. 2. [39] Ibid., p. 4. [40] Ibid., p. 9. [41] См.: H.J. Eysenck. Crime and Personality. Boston, 1964. The Journal of Criminal Law, Criminology and Police Science, 1965, vol. 56, № 2, р.p. 231 – 233. [42] Советский ученый-психолог В.Д. Небылицин, рассматривая гипотезу Айзенка о связи между обусловливанием, экстраверсией и интроверсией, отмечает, что в прямом экспериментальном исследовании она подтверждения не находит. Причину этого В.Д. Небылицин видит в ошибочном отождествлении Айзенком экстраверсии с преобладанием торможения, равно как интроверсии с преобладанием возбуждения. Правильно связав скорость выработки условных реакций с балансом основных нервных процессов, он, однако, ошибочно отождествил с балансом нервных процессов экстраверсию-интроверсию, и это привело их к отрицательным результатам в попытках найти корреляцию между экстравертивностью и быстротой обусловливания. «Этот факт, – пишет В.Д. Небылицин, – лишний раз предостерегает против слишком поспешных и недостаточно твердо обоснованных стремлений непременно отыскать физиологическую базу для тех или иных психологических проявлений личности, провести параллель между личностными особенностями и нейрофизиологическими параметрами, характеризующими индивида» (В.Д. Небылицин. Основные свойства нервной системы человека. Изд-во «Просвещение», М., 1966, стр. 44, 45). [43] «Современная психология в капиталистических странах», стр. 75. [44] См.: C.R. Jeffery. Criminal behavior and learning theory. The Journal of Criminal Law, Criminology and Police Science, 1965, vol. 56, № 3, p.р. 294 – 300. [45] На оперантных реакциях, как легко можно было заметить, основывается также кратко рассмотренное выше определение агрессивного поведения А. Бусса. [46] О теории «дифференциальной ассоциации» см. в книге Ф.М. Решетникова «Современная американская криминология», изд-во «Юридическая литература», М., 1965, стр. 77 – 80. [47] S. Freud. О психоанализе. М., 1912, стр. 46. [48] В основу этого комплекса З. Фрейд кладет древний греческий миф о царе Эдипе. Согласно этому мифу, царь Эдип, как предсказал ему оракул, вопреки своей воле убивает отца и женится на матери. З. Фрейд считает, что детям свойственно половое влечение к родителям противоположного пола. Мальчик испытывает влечение к своей матери и ненавидит отца в связи с тем, что он стоит на пути к удовлетворению его неосознаваемых сексуальных влечений. Наряду с этим, желание ребенка быть наместе отца в его отношениях к матери приводит к тому, что он в то же время восхищается отцом и стремится ему подражать. У девочек возникает «комплекс Электры» аналогичного характера. [49] S. Freud. О психоанализе, стр. 60. Глубокая критика теории З. Фрейда дана во многих работах советских и зарубежных авторов. См., в частности, Г. Уэллс. Павлов и Фрейд. М., 1959; Джозеф Б. Фурст. Невротик. Его среда и внутренний мир. М., 1957; Н.С. Мансуров. Современная буржуазная психология. М., 1962; Современная психология в капиталистических странах. М., 1963. [50] К.И. Соболь. Фрейдизм как проявление общего кризиса буржуазной идеологии, «Философские науки», 1964, № 1, стр. 67. [51] З. Фрейд. Я и Оно. Л., 1924, стр. 18. [52] Franz Alexander, М.D. and Gugo Staub. The Criminal, the Judge and the Public. А Psychological Analysis. Glencoe, Illinois, 1956, р. 31. [53] Erik Н. Erikson and Kai Т. Erikson. The confirmation of the delinquent. Psychoanalysis and Social Science. N.Y., 1962, р. 154. [54] F. Alexander and G. Staub. Op. cit., p.p. 84, 85. [55] Ibid., p.p. 87 – 89. [56] См. Ф.В. Бассин. Критический очерк современного фрейдизма. «Вестник Академии медицинских наук СССР», 1959, № 1, стр. 70 – 71. [57] Ш.Н. Чхартишвили. Проблема бессознательного в советской психологии. Изд-во «Мецниереба», Тбилиси, 1966, стр. 32. [58] См. Ф. Михайлов, Г. Царегородцев. За порогом сознания. Государственное издательство политической литературы, М., 1961, стр. 48 – 49. [59] См. Ф. Михайлов, Г. Царегородцев. За порогом сознания. Государственное издательство политической литературы, М., 1961, стр. 46 – 47. [60] См. Л.Л. Шепуто. О психосоматической медицине, «Советскоездравоохранение», 1960, № 11, стр. 13 – 15. [61] См. David Abrahamsen. The Psychology of Crime. Columbia University Press, N.Y., 1960, p.p. 90 – 94. [62] Ibid., p. 91. [63] См.: Ф.М. Решетников. Современная американская криминология. Изд-во «Юридическая литература», М., 1965, стр. 141. [64] D. Abrahamsen. Ор. cit., p. 103. [65] См. Sigm. Freud. Характер и анальная эротика. Психоанализ и учение о характерах. Гос. издательство, М. – Л., 1923, стр. 17 – 23. Один из виднейших представителей современного неофрейдизма Эрих Фромм, говоря о взглядах Фрейда на природу характера, отмечает, что последний рассматривал характер как динамическую структуру, а его черты — как сублимацию или реактивные образования в противоположность различным формам сексуальных влечений. Э. Фромм указывает, что Фрейд рассматривал динамическую природу черт характера как выражение начал, исходящих от либидо (см. Erich Fromm. Individual and social character. Psychoanalysis and contemporary American culture. N.Y., 1964, р. 21). [66] См. D. Abrahamsen. Ор. cit., р.p. 109 – 115. [67] См.: С.Н. Доценко, Б.Я. Первомайский. Неврозы (клиника и лечение). Изд-во «Медицина», 1964, стр. 11. [68] См. Ф.В. Бассин. Указ. соч., стр. 69 – 70. [69] Franz Alexander. А double murder committed by nineteen year old boy. «The Psychoanalytic Review», 1937, vol. XXIV, № 2, р.р. 116, 117. [70] F. Alexander and G. Staub. Op. cit., p.p. 130, 131. [71] Ibid., p. 131. [72] М.Д. Шаргородский. Критика современной буржуазной криминологии. «В тисках духовного кризиса». Л., 1966, стр. 182. [73] См.: Д.Г. Процкая. Преодоление пережитков прошлого в отношении к труду и общественной собственности — важнейшее условие строительства коммунизма. Автореферат канд. диссертации. Л., 1965, стр. 5 – 7. [74] См.: Н.А. Стручков. О механизме взаимного влияния обстоятельств, обусловливающих совершение преступления. «Советское государство и право», 1966, № 10, стр. 144. [75] См.: И.И. Карпец, А.Р. Ратинов. Правосознание и причины преступности. «Советское государство и право», 1968, № 12, стр. 47 – 54. [76] См., например, Ю. Вейнгольд, В. Бильшай. Люди и пережитки в их сознании. Изд‑во «Кыргызстан», Фрунзе, 1967, стр. 12. [77] В.Н. Мясищев. Проблема отношений человека и ее место в психологии. «Вопросы психологии», 1957, № 5, стр. 144. [78] См.: А.Г. Ковалев, В.Н. Мясищев. Психические особенности человека. Т. I. Характер. Изд-во ЛГУ, 1957, стр. 96 – 98; В.Г. Иванов, Н.В. Рыбакова. Очерки марксистско-ленинской этики. Изд-во Ленинградского университета, 1963, стр. 157 – 163 и др. [79] И.И. Карпец, А.Р. Ратинов, указ. статьи, стр. 49. [80] См. В.П. Тугаринов. Личность и общество. Изд-во «Мысль», М., 1965, стр. 165. [81] См. Словарь русского языка. Сост. С.И. Ожегов. М., 1953, стр. 308. [82] См.: М.Д. Шаргородский. Преступления против жизни и здоровья. М., 1948, стр. 183. [83] М. Крюков. Зависть. «Правда», 12 октября 1967 года, № 285 (17967). [84] В связи с тем, что установка (бессознательное состояние психики) на волевое поведение образуется в результате решения совершить то или иное действие, она вызывается теми же самыми психическими явлениями, которые порождают сознательную человеческую деятельность. Поэтому теория установки может быть использована для выяснения психологического генезиса преступного поведения (см. В.Д. Филимонов. Психология установки и обоснование уголовной ответственности. Доклады научной конференции юридических факультетов, посвященной 50-летию Великой Октябрьской социалистической революции, часть III, Томск, 1967, с. 3 – 8). [85] Некоторые советские психологи считают, что источником активности человека являются не только его потребности. Так, А.В. Веденов считал необходимым делить все виды побуждения человека к деятельности на четыре вида: а) требования, предъявляемые ему обществом, б) осознание человеком общественной необходимости той или иной деятельности, в) нравственные чувства: чувство долга, чувство чести, совесть, стыд и т.д., г) собственные биологические или общественные по своей природе потребности человека и его интересы (А.В. Веденов. Личность как предмет психологической науки. «Вопросы психологии», 1956, № 1, стр. 25). В.И. Селиванов также полагает, что воздействие окружающего мира порождает много мотивов, не связанных с наличными потребностями. Просьба, требование, приказ, различные воздействия, исходящие от других людей и предметов, — пишет он, — вызывают ответные действия человека, помимо его потребностей или даже вопреки им (В.И. Селиванов. О побудительных силах поведения личности. «Вопросы психологии», 1957, № 3, стр. 111). Более убедительными, на наш взгляд, являются соображения, высказанные Г.А. Фортунатовым и А.В. Петровским. Обоснованно упрекая А.В. Веденова за то, что субъективные факторы, т.е. потребности человека, он ставит в один ряд с объективными, т.е. с требованиями общества к человеку и потребностями общества в целом, они правильно указывают, что эти требования общества отражаются в голове человека в форме других потребностей, потребности приходят в противоречие друг с другом и порождают более или менее бурные чувства (Г.А. Фортунатов и А.В. Петровский. Проблемы потребностей в психологии личности. «Вопросы психологии», 1956, № 4, стр. 12 – 20). См. также: Д.А. Кикнадзе. Потребности, поведение, воспитание. Изд-во «Мысль», М., 1968, с. 33 – 46. Трудно признать убедительной и точку зрения Ш.Н. Чхартишвили, согласно которой источником воли и волевого поведения является не какая-либо потребность, а сама личность, как субъект воли. «Если, как это полагает большинство исследователей, воля может вызвать максимальное усилие и произвести полную мобилизацию всех внутренних возможностей для преодоления препятствия, возникающего на пути осуществления поведения, побуждаемого какой-либо потребностью, то почему, — пишет он, — мы должны считать, что она, обладая подобными возможностями, не может сама стать источником, побудителем и управляющим началом этого поведения, осуществление которого требуют от личности как ее человеческий статус, так и обязанности, вытекающие из конкретных условий общественной жизни?» (Ш.Н. Чхартишвили. Проблема воли в психологии. «Вопросы психологии», 1967, № 4, стр. 77). Не соглашаясь с Ш.Н. Чхартишивили, мы исходим из того, что волевое поведение является сознательным, и его направление определяется мировоззрением человека. Последнее представляет собой систему убеждений и характеризует обобщенную систему нашего представления по отношению к людям, природе и самому себе. «В свою очередь убеждения представляют собой систему этических требований человека в сочетании со знанием действительности» (см. В.Н. Мясищев. Проблема отношений человека и ее место в психологии, «Вопросы психологии», 1957, № 5, стр. 146). Но требовательность и требовательное отношение человека к себе и окружающим являются тоже его потребностями, которые, в конечном итоге, и выступают в качестве источника активности. Как писал Ф. Энгельс, «люди привыкли объяснять свои действия из своего мышления, вместо того, чтобы объяснить их из своих потребностей (которые при этом, конечно, отражаются в голове, осознаются)...» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 493). Поэтому, по нашему мнению, следует считать, что энергетическим источником действия является актуальная потребность, на удовлетворение которой оно направлено, а направляется оно как этой потребностью, так и сознанием в целом. Энергетический источник поведения, таким образом, нельзя отождествлять с его направляющей силой, которая включает в себя всю совокупность человеческих потребностей. [86] А.Г. Ковалев и В.Н. Мясищев, рассматривая проблему соотношения воли и психологии отношения, указывают, что отношение определяет характер волевого усилия (см. А.Г. Ковалев и В.Н. Мясищев. Психические особенности человека, т. I. Характер. Изд-во ЛГУ, 1957; В.Н. Мясищев. Личность и неврозы. Изд. ЛГУ, 1960, стр. 219). Это приводит к выводу, что отношение может существовать и не включая волю в свое содержание. Вместе с тем после того, как отношение определило волевое усилие, по нашему мнению, нет оснований для того, чтобы не рассматривать волю в качестве составной части психического отношения. Только в этом случае мы имеем дело с отношением, обладающим более полным и более конкретным содержанием. [87] См. П.М. Якобсон. Психология чувств. Изд-во АПН РСФСР, М., 1958, стр. 27. [88] Современная психология признает существование мотивов неосознаваемых человеком в момент их воздействия на его поведение, но являющихся продуктом предшествующей деятельности сознания. [89] См. В.И. Селиванов. Указ. соч., стр. 111. [90] Ш.Н. Чхартишвили. Проблема воли в психологии. «Вопросы психологии», 1967, № 4, стр. 72 – 73. [91] Ш.Н. Чхартишвили. Проблема воли в психологии. «Вопросы психологии», 1967, № 4, стр. 79. [92] См. А.В. Веденов. Роль внутренних противоречий и способов их преодоления в развитии личности. «Вопросы психологии», 1959, № 1, стр. 60. [93] С.Л. Рубинштейн. Теоретические вопросы психологии и проблема личности. «Вопросы психологии», 1957, № 3, стр. 36. [94] См. М.М. Филиппов. Потребности и воля как активно-побудительные состояния человека. Автореферат канд. диссертации. Томск, 1967, стр. 5. См. также В.С. Тюхтин. О природе образа. М., 1963, стр. 83; А.Н. Леонтьев. Проблемы развития психики, М., 1965, стр. 28. [95] И.П. Павлов. Полное собрание сочинений, т. III, кн. 2. М. – Л., изд-во АН СССР, 1951, стр. 230. [96] См. Психология. Учебник для пединститутов. Под ред. А.А. Смирнова, С.Л. Рубинштейна, А.М. Леонтьева, В.М. Теплова. М., 1962, стр. 422; Психология. Учебное пособие для пединститутов. Под ред. Ковалева А.Г., Степанова А.А., Шабалина С.Н. Изд-во «Просвещение», М., 1966, стр. 310 – 313. [97] Ф.В. Бассин на Всесоюзном совещании по философским вопросам физиологии высшей нервной деятельности и психологии, говоря о соотношении понятий динамического стереотипа и установки, правильно отметил, что при динамическом стереотипе тенденция к действию возникает только в меру того, в меру чего это действие уже совершалось раньше. При установке же может возникнуть тенденция к действию, ранее не производившемуся (см. Философские вопросы физиологии высшей нервной деятельности и психологии. Изд-во АН СССР, М., 1963, стр. 722). Однако это различие, очевидно, стирается в тех случаях, когда мы имеем дело с фиксированной установкой, которая закрепляется в психике человека в результате многократного удовлетворения потребности в условиях одной и той же ситуации. Динамическому стереотипу, по нашему мнению, соответствует фиксированная установка на уровне сформировавшегося личностного отношения. В других случаях фиксированной установке соответствует образование условного рефлекса. Как отметил В.М. Якушев, «в случае фиксированной установки образуется условный рефлекс из числа тех, которые мы именуем произвольными или оперантными» (В.М. Якушев. Теория установки в сфере рефлекторной теории. «Вопросы психологии», 1965, № 5, стр. 144). К выводу о том, что физиологической основой психологии установки является выработка условно-рефлекторных связей, пришел и А.Т. Филатов (см. А.Т. Филатов. О физиологическом механизме психологии установки. «Вопросы психологии», 1965, № 5, стр. 138 – 140). [98] В.Г. Норакидзе. Типы характера и фиксированная установка. Тбилиси, 1966, стр. 33. [99] «Павловские среды», т. III, 1949, стр. 407. [100] И.П. Павлов. Полн. собр. соч., т. III., кн. 2, 1951, стр. 243 – 244. [101] См. Д.Н. Узнадзе. Психологические исследования. Изд-во «Наука», М., 1966, стр. 140 – 156. [102] А.П. Шептулин. Система категорий диалектики. Изд-во «Наука», М., 1967, стр. 224. См. также Г.А. Свечников. Категория причинности в физике. М., 1961, стр. 469 – 481; В.Н. Сагатовский, И.Г. Антипов. О соотношении понятий «причина», «условия», «этиология» и «патогенез». «Вестник Академии медицинских наук СССР», 1966, стр. 3 и др. [103] В.Н. Сагатовский, И.Г. Антипов. Указ. соч., стр. 35. [104] В.Н. Сагатовский, И.Г. Антипов. Указ. соч., стр. 37, 38. [105] См. И.В. Кузнецов. Категория причинности и ее познавательное значение. Теория познания и современная наука. Изд-во «Мысль», М., 1967, стр. 30. [106] См. И.В. Кузнецов, указ. раб., стр. 17. [107] В ряде случаев, по нашему мнению, возможно совершение неосторожного преступления и при отсутствии личностного антиобщественного отношения к окружающим. При определенных обстоятельствах невнимательность может явиться следствием влияния неблагоприятной ситуации, в которой оказалось лицо. Такой случай описывается, например, А. Котовым в судебном очерке «Явка с повинной» (см. «Советская юстиция», 1968, №№ 19, 20). При этих условиях антиобщественное отношение, явившееся причиной преступления, носит не личностный, а ситуационный характер. Задача воспитания лиц, совершивших подобные преступления, состоит в укреплении положительных свойств личности, чтобы они были более надежным гарантом предупреждения ситуационного возникновения антисоциального отношения (невнимательности) к окружающим. [108] См. А.Г. Ковалев. Психологические основы исправления правонарушителя, стр. 74. [109] В.С. Мерлин. Связь социально-типичного и индивидуального в личности. «Вопросы психологии», 1967, № 4,стр. 38 – 39. [110] См. Психология. Учебник для пединститутов. М., 1962, стр. 505 и след. [111] А.Г. Ковалев, В.Н. Мясищев. Психологические особенности человека, т. I. Характер. Изд. ЛГУ, 1957, стр. 127. [112] См. В.Н. Кудрявцев. Причинность в криминологии. М., «Юрид. лит-ра», 1968, стр. 33 – 34. [113] Нельзя согласиться с А.Г. Ковалевым и В.Н. Мясищевым, когда они в цитированной выше работе утверждают, что темперамент, воля и привычки человека составляют форму его характера (стр. 125 – 127). Ведь форма — «это порядок расположения составных элементов содержания, внутренняя организация, делающая возможным еще существование как чего-то качественно определенного» (В.А. Спиркин. Курс марксистской философии. Изд-во «Мысль», М., 1964, стр. 196). Едва ли есть необходимость доказывать, что темперамент, воля и привычки человека не являются порядком расположения элементов, содержания характера. Они являются лишь его механизмом. Тип нервной деятельности и условно-рефлекторные образования сказываются лишь в динамических особенностях поведения людей на их силе, уравновешенности и подвижности, но не на социальной направленности человеческой деятельности. [114] Психология. Под редакцией А.А. Смирнова, А.Н. Леонтьева, С.Л. Рубинштейна и Б.М. Теплова. Издание второе, М., 1962, стр. 513. [115] См. там же, стр. 504. [116] Теория конформизма излагается здесь в том виде, в каком она рассматривается в книге И.С. Кона «Социология личности». Изд-во политической литературы, М., 1967, стр. 89 – 93. [117] И.С. Кон, указ. соч., стр. 91. [118] См.: Н.И. Загородников. Преступления против жизни. Госюриздат, 1961, стр. 181 – 183; М.К. Аниянц. Ответственность за преступления против жизни. Изд-во «Юридическая лит-ра», М., 1964, стр. 133 – 134; С.В. Бородин. Квалификация убийства по действующему законодательству. Изд-во «Юридическая лит-ра», М., 1966, стр. 126. [119] См. Б.В. Харазишвили. Вопросы мотива поведения преступника в советском праве. Изд-во «Цодна», Тбилиси, 1963, стр. 8 – 9, 29. [120] См. Психология. Учебник для педагогических институтов, под ред. А.А. Смирнова, А.Н. Леонтьева, С.А. Рубинштейна и Б.М. Теплова. М., 1962, стр. 399. [121] Герой повести Л. Толстого «Крейцерова соната» Позднышев так описывает свое состояние во время совершенного им убийства жены: «Когда люди говорят, что они в припадке бешенства не помнят, что они делают, — это вздор, неправда. Я все помнил и ни на секунду не переставал помнить. Чем сильнее я разводил в себе пары своего бешенства, тем ярче разгорался во мне свет сознания, при котором я не мог не видеть всего того, что я делал. Всякую секунду я знал, что я делаю... Я знал, что я ударяю ниже ребер, и что кинжал войдет. В ту минуту, как я делал это, я знал, что я делаю нечто ужасное, такое, какого я никогда не делал и которое будет иметь ужасные последствия. Но сознание это мелькнуло, как молния, и за сознанием тотчас же следовал поступок. И поступок сознавался с необычайной яркостью. Я слышал и помню мгновенное противодействие корсета и еще чего-то и потом погружение ножа в мягкое...». [122] Психология. М., 1948, стр. 301. [123] Психология. Учебное пособие для пединститутов, под ред. Ковалева А.Г., Степанова А.А., Шабалина С.Н. Изд-во «Просвещение», М., 1966, стр. 295; см. также П.А. Рудик. Психология. М., 1965, стр. 270. [124] Правильно об этом говорится в указанной работе Н.И. Загородникова, стр. 182, 183. [125] См. Психология. Учебное пособие для пединститутов, под ред. Ковалева А.Г., Степанова А.А., Шабалина С.Н., стр. 295. [126] См. Б.В. Харазишвили, указ. соч., стр. 9. [127] Хорошо сказано об этом в статье О. Чайковской «Учитесь властвовать собой», опубликованной в газете «Известия» 19 февраля 1967 г. [128] См. Психология. Под ред. А.А. Смирнова, А.Н. Леонтьева, С.Л. Рубинштейна, В.М. Теплова, стр. 399. [129] См.: А.Б. Сахаров. О личности преступника и причинах преступности в СССР. Госюриздат, 1961, стр. 172 – 200; А.Г. Ковалев. Психологические основы исправления правонарушителей, стр. 65 – 74. [130] Судебная психиатрия. Изд-во «Юридическая литература», М., 1967, стр. 350. [131] См. С.Н. Доценко, Б.Я. Первомайский. Неврозы. Изд-во «Медицина», 1964, стр. 101. [132] О.Е. Фрейеров. О так называемом биологическом аспекте проблемы преступности. «Советское государство и право», 1966, № 10, стр. 112. [133] См. Судебная психиатрия. Изд-во «Юридическая литература», М., 1967, стр. 304 – 305, 316. [134] Подробнее о роли биологического фактора в совершении преступления см. в книге В.Н. Кудрявцева «Причинность в криминологии», стр. 50 – 70. [135] Правильно указывается на этот момент в определении повода, содержащемся в учебнике по криминологии (см. Советская криминология. Изд-во «Юридическая литература», М., 1966, стр. 100). [136] «Советская криминология», стр. 103. [137] См. А.Г. Ковалев. Психологические основы исправления правонарушителя. Изд-во «Юридическая лит-ра», М., 1968, стр. 103. [138] Там же. [139] См. А.Б. Сахаров. О личности преступника и причинах преступности в СССР. Госюриздат, М., 1961, стр. 162 и след.; Его же. Учение о личности преступника. «Советское государство и право», 1968, № 9, стр. 65 – 66. [140] См. В.Н. Кудрявцев. Причинность в криминологии. Изд-во «Юридическая лит‑ра», М., 1968, стр. 35; Н.С. Лейкина. Влияние личностных особенностей на преступность. «Советское государство и право», 1967, № 1, стр. 103. [141] А.М. Яковлев. Борьба с рецидивной преступностью. Изд-во «Наука», М., 1964, стр. 107. [142] А.Г. Ковалев, цит. соч., стр. 104. [143] См.: Н.А. Беляев, Д.А. Керимов. Личность и законность. Сб. «Человек и общество», изд. Ленинградского университета, 1966, стр. 130, 131. [144] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 116. [145] Н.С. Лейкина. Личность преступника и уголовная ответственность. Изд. Ленинградского университета, 1968, стр. 24. [146] А.Л. Ременсон. Теоретические вопросы исполнения лишения свободы и перевоспитания заключенных. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора юридических наук. Изд. Томского университета, Томск, 1965, стр. 6 – 7. [147] См.: Владислав Краевский. Проблема онтологической категории причины и следствия. «Закон необходимость, вероятность». Изд-во «Прогресс», 1967, стр. 308 – 310. [148] См.: Г.А. Свечников. Категория причинности в физике. М., 1961, стр. 88 – 106. [149] М.Д. Шаргородский. Детерминизм и отв ©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.
|