Здавалка
Главная | Обратная связь

уголовной ответственности



 

Слово «основание» употребляется в русском языке в значении при­чи­ны, достаточного повода, оправдывающих что-нибудь[245]. В этом смысле оно используется и при решении проблемы оснований уголовной ответствен­но­сти. При этом указанное его значение иногда применяется сразу к двум яв­ле­ниям, обусловливающим возникнове­ние уголовной ответственности, — пре­ступлению и обще­ственной опасности лица, которое его совершило. Одна­ко представление о том, что основанием уголовной ответ­ственности являются оба эти явления, является непра­вильным. Мы уже говорили о том, что основ­ным показателем и мерилом общественной опасности лица является совер­шенное им преступление.

Ст. 3 Основ уголовного законодательства и соответ­ствующие статьи уголовных кодексов союзных республик, определяя основания уголовной от­ветственности, указывают, что уголовной ответственности и наказанию под­лежит только лицо, виновное в совершении преступ­ления, т.е. умышленно или по неосторожности совер-

 

шившее предусмотренное уголовным законом обществен­но опасное деяние. В формулировках этих статей назва­ны основные признаки всех преступле­ний. На этом ос­новании многими советскими криминалистами делается обо­снованный вывод, что основанием уголовной ответ­ственности по советскому праву является наличие в дей­ствиях лица состава преступления.

Менее удачным следует признать утверждение, что основанием ответ­ственности является совершенное лицом преступление. Каждое преступ­ле­ние представляет собой совокупность множества признаков, юридическое значе­ние которых различно. Многие из них оказывают влия­ние лишь на раз­мер ответственности, в то время как при решении вопроса о наличии или от­сутствии оснований для привлечения к уголовной ответственности учитыва­ют лишь признаки состава. Поэтому основанием уголов­ной ответственности правильнее считать состав преступ­ления.

В советской юридической литературе совершенно обоснованно отмеча­лось, что признание состава преступ­ления единственным основанием уголов­ной ответственно­сти представляет собой одно из важнейших завоеваний на­шей уголовно-правовой теории. Оно служит делу ук­репления социалисти­че­ской законности, так как относит определение круга и признаков наказуемых деяний ис­ключительно к компетенции законодателя. Кроме того, только с этих позиций мы в состоянии давать одинаковую принципиальную оценку одним и тем же деяниям, но совершенным разными лицами[246].

 

Однако мнение о том, что состав преступления являет­ся единственным основанием уголовной ответственности, оспаривалось и в старой, и в новой литературе. При этом одни противники этой точки зрения, выдвигая свои воз­ражения, утверждали о существующей якобы невозмож­ности обосновать с этих позиций повышенную ответствен­ность рецидивистов и других повтор­ных преступников[247], другие полагали, что признание состава преступления единственным основанием уголовной ответственности лишает нас возмож­но­сти дать научное объяснение цело­му ряду бесспорно необходимых правовых норм, регулирующих освобождение лиц от уголовной ответственности и на­казания[248]. Эти возражения являются неубедитель­ными. Более того, лишь с позиций признания состава преступления единственным основанием уголов­ной от­ветственности можно дать научное обоснование повы­шенной ответ­ственности повторных преступников и ос­вобождения лиц, совершивших пре­ступление, от уголов­ной ответственности и наказания.

 

* * *

Повторность совершения преступлений рассматрива­ется нашим зако­нодательством в качестве обстоятель­ства, отягчающего ответственность пре­ступника. В неко­торых случаях она настолько повышает его обществен­ную опасность, что законодатель вынужден предусматри­вать специальные соста­вы с более строгой ответственно­стью виновных лиц.

При этом не имеет значения, в общей или особенной части уголовного права предусматривается усиление от­ветственности повторных преступни­ков. Это, в частности, относится к правилам повышенной ответственности осо­бо опасных рецидивистов. Содержащееся в ст. 241 УК

 

РСФСР определение особо опасного рецидивиста представляет по существу перечень целого ряда составов преступлений.Вместо этого определения в особенной части уголовного кодекса можно было бы сформулировать со­ста­вы умышленного убийства после осуждения за бандитизм, состав хищения государственного и обществен­ного имущества в особо крупных размерах по­сле осуж­дения за умышленное убийство и т.д. Но перенесение этих правил в особенную часть уголовного права совсем не обязательно. Как правильно от­метил Н.Д. Дурма­нов, понятие состава включает признаки, обрисованные не только в статье особенной части советского уголовно­го закона, но и в соот­ветствующих статьях общей части[249].

Основанием усиления уголовной ответственности повторных преступ­ников является главным образом прояв­ленная ими наклонность к совер­ше­нию преступлений, При неоднократном их повторении у виновного выраба­тывается устойчивое положительное отношение к пре­ступной деятельности. Каждое вновь совершаемое пре­ступление обычно требует от него все меньше и меньше нервного напряжения, колебаний между намерением со­вершить преступление или отказаться от него. Все это способствует совершению но­вых преступлений и требует дополнительных мер наказания для исправления и пере­воспитания осужденных. Более того, многократное со­вершение пре­ступлений приводи к тому, что преступ­ник привыкает вести паразитический образ жизни.

Конечно, говорить о наличии у лица преступной привычки можно лишь в том случае, когда будет установ­лено многократное совершение пре­ступлений. Но уже вторичное совершение преступления, особенно после осуждения за первое, является показателем наличия у него определенной на­клонности к преступной деятель­ности, степень которой может быть различ­ной.

Поэтому рецидивист несет повышенную ответственность не потому, что он отвечает одновременно за два преступления (наказание за первое пре­ступление он мо-

 

жет к этому времени полностью отбыть), а потому, что его личность, обнару­жившая наклонность или даже при­вычку к совершению преступлений, явля­ется более опасной. Как писал К. Маркс, «если человек намеренно на­рушает закон, то подлежит наказанию его намерение; если же он это делает по при­вычке, то наказанию подле­жит его привычка, как дурная привычка»[250].

Отмечая эти основания повышенной ответственности повторных пре­ступников, очень важно подчеркнуть, что они всегда проявляются в соверше­нии действий. Только действия могут служить надёжным показателем суще­ствования у лица наклонности или привычки к совершению преступлений. Таким образом, как наклонность к со­вершению преступлений, так и преступ­ная привычка об­разуются в результате совершения общественно опасных действий и проявляются только в них. Поэтому сами ос­нования повышенной ответственности повторных преступ­ников в законе не называются. Он ука­зы­вает лишь юри­дические признаки, в которых они проявляются (повтор­ное со­вершение преступления, неоднократность, реци­див и др.).

Сказанное позволяет сделать вывод, что хотя основа­ния повышенной от­ветственности повторных преступни­ков во вне выражаются в виде дей­ствий, са­ми они отно­сятся к признакам, характеризующим субъект преступ­ления.

Однако, если общественная опасность лица прояв­ляется только в дей­ствиях, то и преступление, совершен­ное рецидивистом, по степени опасности должно отли­чаться от преступления, совершенного первичным пре­ступни­ком. В этом можно убедиться, рассматривая об­стоятельства, влияющие на степень опасности деяния.

Общественная опасность преступления, как известно, находится в зави­симости от целого ряда условий — ме­ста совершения, времени и др. В числе таких обстоя­тельств следует отметить личность преступника, которая оказы­вает непосредственное влияние на характер и степень опасности преступ­ле­ния. Это происходит вследствие

 

того, что опасность преступления, как, впрочем, и других правонарушений, определяется, в частности, теми сред­ствами, которые имеются в распоря­же­нии общества для борьбы с ними. Если установленное законом наказание яв­ляется достаточным для предупреждения новых пре­ступлений со стороны конкретного лица, то мы имеем од­ну степень общественной опасности совер­шенного им преступления, если недостаточным — то другую, более вы­со­кую. Здесь мы сталкиваемся с таким положением, ко­торое часто наблюдается в медицине. Опасность той или иной болезни зависит от характера ее воз­бу­дителя. Эта опасность может быть очень большой, если не выработа­но эф­фективных мер для ее лечения. Но как только они установлены и имеются в распоряжении врачей, опас­ность заболевания значительно понижается. Так было с холерой, оспой, туберкулезом и другими болезнями, кото­рые еще со­всем недавно уносили большое число челове­ческих жизней. Так было, не­смотря на то, что болезне­творные качества самого возбудителя во всех этих слу­чаях оставались неизменными.

Средства, которые имеются у общества для преду­преждения новых преступлений со стороны конкретного лица, влияют лишь на степень обще­ственной опасности преступления, но не на ее наличие или отсутствие. Лишь в тех случаях, когда совершены правонарушения, каж­дое из которых, взятое в отдельности, не является пре­ступным, личность виновного может оказать решающее значение для признания повторного деяния преступле­нием. Имен­но поэтому признается преступлением повтор­ная мелкая спекуляция, повтор­ное мелкое хулиганство.

Надо отметить, что среди свойств, характеризующих личность преступ­ника, есть и такие, которые влияют на характер и степень общественной опасности деяния непо­средственно, не будучи выражены в каких-либо само­стоятельных действиях.

Когда классики марксизма-ленинизма писали, что о личности человека можно судить только по его поступ­кам, то тем самым хотели указать на не­допустимость привлечения человека к ответственности за одно лишь пре­ступное намерение, преступные мысли и т.п. Но сре­ди признаков, характе­ри­зующих субъекта преступления,

 

можно выделить две группы: одни характеризуют внут­ренние свойства че­ло­века (вменяемость, наклонность к совершению преступлений), другие — внешние (долж­ностное лицо, военнослужащий и др.). О наличии у чело­века признаков, относящихся к первой группе, мы мо­жем судить только на осно­вании совершенных им дей­ствий, как этого и требует марксистская фило­со­фия. При­знаки, относящиеся ко второй группе, относятся к внеш­ним свой­ствам лица, поэтому они, будучи объективизи­рованы, сами выражают свое существо.

 

* * *

В связи с тем, что действующее уголовное законода­тельство позволяет в целом ряде случаев не привлекать к уголовной ответственности лиц, со­вер­шивших пре­ступления, и заменять им государственное принуждение мерами общественного воздействия (ст.ст. 51, 52 УК РСФСР), некоторые советские юристы восприняли это как доказательство того, что состав преступления не мо­жет рассматриваться в качестве единственного основа­ния уголовной от­ветственности. Б.С. Утевскяй пришел к выводу, что для привлечения лица к ответственности, кроме наличия в действиях лица состава преступления, не­обходимо установить общественную опасность пре­ступника[251]. Вновь было высказано предложение считать основанием уголовной ответственности вину или винов­ность[252].

 

В нашей литературе уже писалось, что одной из при­чин неправильных выводов сторонников указанных точек зрения является допускаемое ими смешение проблемы ос­нований уголовной ответственности с проблемой ее инди­видуализации[253]. Это не значит, что освобождение от уго­ловной ответ­ственности является разновидностью ее ин­дивидуализации. Оно представля­ет собой результат этой индивидуализации.

Как уже говорилось выше, под уголовной ответствен­ностью мы дол­ж­ны понимать прежде всего обязанность подвергнуться определенным мерам государственного принуждения[254]. Поэтому об индивидуализации уголовной ответственности можно говорить лишь до тех пор, пока эта обязанность су­ществует. В случае освобождения от уголовной ответственности она пере­ста­ет существовать, поэтому рассматривать освобождение как акт индиви­ду­а­ли­зации уголовной ответственности нет никаких осно­ваний.

 

При решении вопросов, связанных с определением оснований уголов­ной ответственности, весьма важное значение имеет правильное установле­ние момента воз­никновения уголовной ответственности.

Я.М. Брайнин, справедливо считающий состав пре­ступления един­ственным основанием уголовной ответ­ственности, как уже было сказано раньше, допустил ошибку в вопросе о моменте возникновения уголовной от­ветственности. По его мнению, она появляется с момента привлечения в ка­честве обвиняемого[255]. Однако, если до привлечения в качестве обвиняемого не возникает обя­занности лица, совершившего преступления, подвергнуть­ся уголовно-правовым мерам государственного принуж­дения, то каким же об­разом мы можем говорить об инди­видуализации ответственности в случае применения ст. 10 УПК РСФСР? В этой статье предусматривается воз­мож­ность освобождения от уголовной ответственности при совершении лицом малозначительного и не представ­ляющего большой общественной опасности преступле­ния, когда факт преступления очевиден, а лицо, его со­вершившее, может быть исправлено мерами обществен­ного воздействия. При этом такое освобождение может быть произведено даже без возбуждения уголовного де­ла. Но если этот вид освобождения не считать результа­том индивидуали­за­ции уголовной ответственности, то тем самым он переносится в плоскость оснований уголовной ответственности, что, по-видимому, также отвергается Я.М. Брайниным. Задача становится неразрешимой.

До вынесения постановления о привлечении в каче­стве обвиняемого освобождение от уголовной ответствен­ности может иметь место при приме­нении ст. 48 (дав­ность уголовного преследования), а также на основании п. «б» ст. 64 (освобождение лица, совершившего измену Родине, если оно во исполнение полученного преступного задания никаких действий не совер­ша­ло и добровольно заявило о своей связи с иностранной разведкой) и при­ме­ча­ние к ст. 174 (освобождение лица, давшего взятку, если оно добровольно за­явило о случившемся). Анало­гичным образом может быть произведено осво­бождение

 

от уголовной ответственности на основании ч. 1 ст. 50 УК РСФСР (осво­бож­дение в связи с утратой деянием или лицом вследствие изменения обста­нов­ки своей обще­ственной опасности).

Освобождение, предусмотренное этими статьями, не является резуль­та­том индивидуализации уголовной от­ветственности. Указанные в них юриди­ческие факты, как-то: истечение давности, добровольное заявление о совер­шенном преступлении, изменение обстановки и т.д. — яв­ляются обстоя­тель­ствами (юридическими фактами), устраняющими обязанность виновного подвергнуться мерам уголовно-правового принуждения, т.е. уголовную от­ветственность. Прекращается и уголовно-правовое отноше­ние в целом. По­этому установление этих фактов следствием и судом, оценка их не являются актами индиви­дуализации уголовной ответственности. Уголовная ответ­ственность перестала существовать до производства этих действий, поэтому ее индивидуализации не могло быть.

Те виды освобождения, которые предусмотрены ст.ст. 51 и 52, приме­няются при других условиях. В ча­стности, органы, решающие вопрос об освобождении, учитывают поведение виновного после совершения им пре­ступления. Оценка дается всему поведению вплоть до времени решения во­проса. В течение всего этого периода обязанность лица, подвергнувшегося мерам уголовно-правового принуждения, продолжает существовать.

При применении ст. 48 и ч. 1 ст. 50, п. «б» ст. 64, при­мечания к ст. 174 также выявляется социальный харак­тер личности виновного, но осуществля­емая в этом на­правлении деятельность следственных органов и суда носит чисто процессуальный характер, так как уголовно-правовое отношение к это­му времени уже не существует. Это не должно удивлять. Процессуальные действия, пред­принятые в отсутствие материально-правовых отноше­ний, мо­гут иметь место и в других случаях, например, при производстве следствия, в результате которого выяс­няется, что общественно опасное деяние совершено не­вменяемым.

Но если не все виды освобождения от уголовной ответ­ственности явля­ются результатом ее индивидуализации,

 

значит ли это, что состав преступления перестает быть единственным осно­ванием уголовной ответственности? В самом деле, если освобождение от уголовной ответственности не имеет отношения к ее индивидуализации, то, казалось бы, оно должно производиться в связи с отсутствием оснований для применения этой ответственности. А так как состав преступления налицо, то значит нет чего-то другого, что также является основанием ответственности. Поэтому, естественно, напрашивается вывод, что другим основанием уголов­ной ответственности, помимо состава преступления, является общественная опасность лица. Но такой вывод был бы неверным.

Существование в нашем законодательстве разнообразных видов осво­бождения от уголовной ответственности вовсе не означает, что в случае при­менения хотя бы некоторых из них отсутствуют основания уголовной от­вет­ственности. Напротив, их существование служит доказательством того, что такие основания имелись. Если бы не было оснований для привлечения к уго­ловной ответственности, сама бы постановка вопроса об освобождении от этой ответственности была бы немыслимой. Ведь не ставим же мы вопроса об освобождении от уголовной ответственности при необходимой обороне и крайней необходимости, не ставим потому, что в этих случаях нет оснований уголовной ответственности, или, другими словами, состава преступления.

Все дело в том, что сила состава преступления, вызывающая при­ме­не­ние уголовно-правового принуждения к лицу, в действиях которого он со­дер­жится, не является вечной. На каком-то этапе ее действие прекращается. Это прекращение является следствием тех явлений, которые выступают как осно­вания освобождения от уголовной ответственности и наказания.

С наступлением оснований освобождения от уголовной ответствен­но­сти и наказания уголовно-правовое отношение прекращается. Применение мер уголовно-правового принуждения становится бесцельным. Никакими со­ображениями целесообразности нельзя оправдать уголовную ответ­ствен­ность и наказания в тех случаях, когда в связи с изменившимися условиями свою общественную опасность потеряло или деяние, или лицо, виновное

 

в его совершении, а также в некоторых других случаях.

Хотя во многих статьях, предусматривающих освобождение от уго­ловной ответственности и наказания, говорится о том, что лицо может быть освобождено, а не должно быть освобождено от этих мер принуждения (см., напр., ст. 50, 51, 52, 53, 55 УК РСФСР и др.), это не значит, что закон до­пус­кает возможности применения уголовной репрессии в тех случаях, когда со­вершившее преступление лицо перестало быть общественно опасным или имеются другие основания освобождения.

Было бы совершенно неправильным думать, что применение уголовной ответственности к лицу, не являющемуся более общественно опасным, мо­жет быть оправдано задачами общего предупреждения преступлений. Ни­ка­кими соображениями гуманности невозможно обосновать применение кара­тельных мер к лицам, которые их не заслуживают. К. Маркс писал: «...какое право вы имеете наказывать меня для того, чтобы исправлять или устрашать других?»[256].

Не подойдут для такого обоснования и правила крайней необхо­ди­мо­сти. Не могут быть признаны достаточными всякие ссылки на то, что, нака­зывая одного человека, мы предупреждаем совершение преступлений со сто­роны целого ряда неустойчивых лиц и тем самым пре­дотвращаем причи­не­ние обществу значительно большего вреда, чем тот, который мог бы насту­пить в результате наказания лица, переставшего быть общественно опасным. Нельзя противопоставлять личность обществу, так как в советском обществе, устранившем классовые антагонистические отношения, интересы личности (поскольку они соответствуют прогрессивному общественному развитию) и общества совпадают.

В подтверждение высказанной мысли можно привести и следующее со­ображение.

Освобождение по ст. 50 УК РСФСР применяется, в частности, в тех случаях, когда вследствие изменения об­становки деяние перестало быть об­щественно опасным. Это значит, что в наших условиях совокупность призна-

 

ков, характеризующих совершенное ранее деяние, не об­разует более пре­ступления. Другими словами, в этом деянии нет больше признаков состава преступления, а, стало быть, нет больше и основания уголовной ответ­ствен­ности. Было бы неоправданным рассматривать при­влечение к уголовной от­ветственности лица, в действиях которого нет состава преступления, как гру­бое наруше­ние социалистической законности, и в то же время не ви­деть ни­чего предосудительного в отказе освободить от уголовной ответственности человека, действия которого в новых условиях также не содержат признаков состава преступления.

Применение к лицу мер карательного воздействия с учетом задач об­щего предупреждения допустимо лишь постольку, поскольку это лицо пред­видит или может предвидеть влияние своего преступления на общее со­сто­я­ние преступности. Совершение преступных действий способно показать не­устойчивым лицам возможность легкого и быстрого удовлетворения их анти­общественных наклонностей и, таким образом, побудить их на совершение аналогичных или других преступлений. Это последствие действий преступ­ника влияет на степень опас­ности совершенного им преступления. Оно мо­жет сознаваться и им самим, поэтому в состоянии оказать влияние на степень его общественной опасности. Только при этих условиях можно согласиться с увеличением размера от­ветственности в целях общего предупреждения без опасения допустить объективное вменение.

Таким образом, в соответствии с действующим зако­нодательством по­явление оснований для освобождения лиц от уголовной ответственности и наказания приводит к тому, что применение уголовной репрессии к этим ли­цам становится бесцельным, а следовательно, и неправо­мерным.

 

* * *

Диалектический материализм учит, что каждое явле­ние может быть по­нято только с учетом причин, породив­ших его, и условий, в которых оно су­ществует. Если мы начнем рассматривать с этой точки зрения уголовную

 

ответственность, то сможем убедиться в том, что причи­ной ее возникновения является наличие состава преступ­ления. Казалось бы, что такой причиной яв­ляется обще­ственная опасность лица, поскольку именно она порож­дает пре­ступление. На самом деле дело обстоит не так. Для того, чтобы анти­об­ще­ственные пережитки прошло­го, которые содержатся в сознании неустойчи­вых людей, могли привести к совершению преступления, также тре­буются соответствующие условия, а их может не быть. Если преступление не было совершено, уголовно-право­вого отношения не возникло. Не могла, таким об­разом, возникнуть и уголовная ответственность. Обязанность лица подверг­нуться мерам уголовно-правового принуж­дения появляется только в резуль­тате совершения пре­ступления, поэтому лишь состав уголовного правонару­шения является причиной, а следовательно, и основанием уголовной ответ­ственности.

Одно из положений диалектического метода состоит в том, что каждое явление может существовать только при наличии соответствующих условий. Изменение условий, которые необходимы для данного конкретного явления, приводит к его изменению или устранению. «Изменение условий приводит к изменению действия причины и к по­явлению нового следствия»[257]. Уголовная ответственность, как явление объективного мира, также может в зависи­мости от конкретных обстоятельств изменяться и при определенных условиях пре­кращаться. Поэтому возникает вопрос — при каких условиях ответ­ствен­ность после своего возникновения продолжает существовать и при каких условиях виновное лицо освобождается от нее?

При ответе на этот вопрос мы должны иметь в виду, что уголовная от­ветственность имеет своими задачами исправление и перевоспитание винов­ного, а также общее и специальное предупреждение преступлений. Примене­ние уголовной ответственности оправдано поэтому лишь до тех пор, пока она необходима для выполнения этих задач. Она совершенно теряет свой смысл после того, как осуществляемое еювоздействие на виновного привело к

 

тому, что от него больше не приходится ожидать совершения новых пре­ступ­лений. Отпадение этой опасности может произойти и по другим причинам, причем еще до того, как обязанность лица подвергнуться мерам уголов­но-правового принуждения дойдет до стадий ее реализа­ции. Это может произой­ти вследствие изменения обста­новки, вследствие безупречного поведения его и честного отношения к труду после совершения преступления и т.д. В ряде случаев эта опасность может быть устранена путем применения мер обще­ственного воздействия. По­этому, подводя итог изложенному выше, можно сказать, что условием применения уголовной ответственности яв­ляется нали­чие опасности совершения лицом новых пре­ступлений, отпадение которой находит выражение в юри­дических основаниях освобождения от уголовной ответ­ственности и наказания, предусмотренных в ст.ст. 50, 51, 52, 53, 55 УК РСФСРи др. и в соответствующих им статьях уголовных кодексов других союзных республик.


СОДЕРЖАНИЕ

 

Предисловие
   
Глава I. Личность преступника и понятие ее общественной опасности
§ 1. Понятие личности
§ 2. Личность преступника и понятие ее общественной опас­ности
     
Глава II. Современные буржуазные теории обществен­ной опасности личности преступника
§ 1. Бихевиористическая теория
§ 2. Фрейдистская теория
     
Глава III. Предпосылки возникновения общественной опасности лич­ности
§ 1. Антиобщественное личностное отношение — причина возникновения общественной опасности личности
§ 2. Условия возникновения общественной опасности личности
§ 3. Антиобщественное личностное отношение и не­которые спе­циальные вопросы
     
Глава IV. Общественная опасность личности преступ­ника
§ 1. Общественная опасность каксвойство личности преступ­ника
§ 2. Общественная опасность личности как процесс ее взаи­модействия со средой
     
Глава V. Критерии общественной опасности личности преступника
§ 1. Криминологические критерии общественной опасности личности
§ 2. Преступление — основной уголовно-правовой критерий характера и степени общественной опасности личности преступника
§ 3. Совокупность смягчающих и отягчающих обсто­ятельств — дополнительный уголовно-правовой критерий харак­тера и степени общественной опасности личности пре­ступника
     
Глава VI. Общественная опасность личности преступ­ника и уголов­ная ответственность
§ 1. Понятие уголовной ответственности
§ 2. Недопустимость привлечения к уголовной ответствен­ности лиц, представляющих общественную опасность, но не совершивших преступлений
§ 3. Личность преступника и проблема основания уголовной ответственности

 


[1] См. И.И. Карпец. Проблема преступности. «Юридическая литература», М., 1969, стр. 96 – 101.

[2] См. И.И. Карпец. Проблема преступности. Изд-во «Юридическая литература», М., 1969, стр. 97.

[3] Там же, стр. 96 – 101.

[4] См.: «Словарь русского языка» С.И. Ожегова. М., 1953, стр. 288, 814.

[5] См.: В.П. Тугаринов. Диалектика социального и биологического в человеке. «Лич­ность при социализме». Изд-во «Наука», М., 1968, стр. 56, 57.

[6] Сказанное не означает, что мы отвергаем все соображения, высказанные в по­след­ние годы относительно понятия личности. Так, по нашему мнению, заслуживает внимания в плане проблемы общественного развития человека определение личности как меры при­своения человеческим индивидом своей социальной сущности (см. П.Е. Кряжев. Неко­то­рые социологические вопросы формирования личности. «Вопросы философии», 1966 – 1967 гг., стр. 13 – 24). Интересны соображения П.М. Егидес о личности как мере автоно­мии человека от общества, позволяющие лучше разобраться в различных аспектах отно­шений человека и общества, человека и коллектива (см. П.М. Егидес. Личность как соци­о­логическая категория. Личность при социализме, стр. 78 – 92).

[7] Личность и труд. Изд-во «Мысль». М., 1965, стр. 17 – 18.

[8] См. К.К. Платонов. Психология личности. «Человек в социалистическом и бур­жуазном обществе». Симпозиум (доклады и сообщения). М., 1966, стр. 310. Его же. Пси­хологическая структура личности. Личность при социализме, стр. 65.

[9] Е.К. Войшвилло. Понятие. Изд-во Московского университета, 1967, стр. 117 (под­черкнуто мной — В. Ф.).

[10] Социология в СССР, том I. Изд-во «Мысль», М., 1966, стр. 13.

[11] См.: Психология. Учебник для пед. институтов. Под ред. А.А. Смирнова, А.Н. Ле­онтьева, С.Л. Рубинштейна и Б.М. Теплова, М., 1962, стр. 5.

[12] См.: Личность и труд, стр. 35, а также К.К. Платонов. Виды формирования личности и ее структура. Обучение и раз­витие. Материалы к симпозиуму (июнь — июль 1966 г.), «Просвещение», М., 1966, стр. 31.

[13] В.С. Мерлин, Хорошее начало, «Вопросы психологии», 1967, № 1, стр. 174.

[14] См.: А.Г. Ковалев, В.Н. Мясищев. Психические особенности человека, т. I. Ха­рак­тер, изд. ЛГУ, 1957, стр. 135 – 136.

[15] А.Г. Ковалев. Психология личности. Ленинград, 1963, стр. 14.

[16] В.С. Мерлин. К вопросу о связи типа высшей нервной деятельности, темпера­мен­та и отношений личности. Сб. «Проблемы психологии личности в связи с типами высшей нервной деятельности». Ученые записки Пермского гос. пед. инсти­тута, 1958, вып. 23, стр. 13.

[17] Философский словарь. Изд-во полит. литературы, М., 1963, стр. 438.

[18] А.Г. Спиркин. Курс марксистской философии. Изд-во «Мысль». М., 1964, стр. 149.

[19] Философский словарь. Изд-во полит. литературы. М., 1968, стр. 399.

[20] А.И. Уемов. Вещи, свойства, отношения. М., 1963, стр. 51. По этому вопросу см. также: В.П. Тугаринов. О категориях предмета, свойства и отношения. Вестник ЛГУ, 1956, № 17, вып. 3, стр. 75 – 85; Л.А. Маньковский. Категории «вещь» и «отношение» в «Капи­тале» К. Маркса. «Вопросы философии», 1956, № 5, стр. 46 – 59, И.Б. Новик. О категориях «вещь» и «отношения». «Вопросы философии» 1957, № 4, стр. 218 – 221.

[21] Подробнее об этом см. в цитир. работе А.И. Уемова, стр. 54 – 66.

[22] Следует согласиться с Е.С. Кузьминым в том, что, «заимствуя понятия «статус» и «роль» из зарубежной социальной психологии, мы не должны забывать методологической несостоятельности их рассуждений о соотношении психологии личности и общества. Как правило, большинство социальных психологов и социологов при объяснении обществен­ных явлений имеют совершенно явную тенденцию — все общественные явления объяс­нять психологическими закономерностями. Эта явно неприемлемая тенденция убедитель­но и всесторонне рассмотрена в ряде работ марксистских социальных психологов и социо­логов» (Е.С. Кузьмин. Основы социальной психологии. Изд-во ЛГУ, 1967, стр. 123).

[23] См.: И.С. Кон. Социология личности. Изд-во полит. литературы, М., 1967, стр. 23; Е.С. Кузьмин, указ. соч., стр. 122.

[24] А.П. Буева. Социальная среда и сознание личности. Изд-во МГУ, 1968, с. 52. По этой же причине нельзя согласиться с утверждением В. Афанасьева о том, что действия есть компоненты личности (см. его статью «О целостности личности» в сб. «Коллектив и личность». Изд-во «Мысль», М., 1968, стр. 32).

[25] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., изд. второе, т. 3,стр. 3. И.С. Кон толкует эту цитату иначе. По его мнению, с совокупностью всех общественных отношений К. Маркс мог со­поставить сущность человека, рассматривая его лишь как родовое понятие. Поэтому И.С. Кон приходит к выводу, что в цити­рованном отрывке К. Маркс говорит не об единичной личности, а о человеке как о роде живых существ (см. И.С. Кон. Социо­логия личности, стр. 9). Этот взгляд едва ли можно признать правильным, учитывая, что в последней части тезиса К. Маркс как раз критикует Фейербаха за то, что у него человеческая сущность мо­жет рассматриваться только как «род». В пользу предложенной нами интерпретации этого тезиса К. Маркса говорят, как нам кажется, и следующие слова: «...обстоятельства в та­кой же мере творят людей, в какой люди творят обстоятельства. Та сумма производительных сил, которую каждый индивид и каждое поколение застают как нечто данное, есть реаль­ная основа, действию и влиянию которой на развитие людей нисколько не препятствует то обстоятельство, что эти философы в качестве «самосознания» и «единственных» восстают против нее (см.: К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 3, стр. 37).

[26] К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч., изд. второе, т. 13, стр. 67.

[27] В.П. Тугаринов. Личность и общество, М., изд-во «Мысль», 1965, стр. 88.

[28] См.: Н.С. Лейкина. Личность преступника и уголовная ответственность. Изд. ЛГУ, 1968, стр. 8. Критику определения В.П. Тугаринова см. также в работе П.М. Егидеса «Личность как социологическая категория». Сб. «Человек в социалистическом и буржуаз­ном обществе». Симпозиум. С., 1966, стр. 321 – 325.

[29] См.: И. Кант. Соч., т. 2, стр. 201.

[30] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. I, стр. 132.

[31] Полученные нами результаты статистического исследования по основным пока­зателям сходны с данными статистического анализа личности преступника, производив­шегося другими учёными. См., например, Э.Ф. Побегайло. Умышленные убийства и борь­ба с ними. Изд-во Воронежского университета, 1965; В.П. Власов, Г.И. Кочаров. Опыт контрольного криминологического изучения умышленных убийств. М., 1966; С.С. Ос­тро­умов, В.Е. Чугунов. Изучение преступника по материалам криминологических ис­следо­ва­ний. «Советское государство и право», 1965, № 9; М.П. Лапшин, В.Н. Рощин. К вопросу об изучении преступности. «Советское государство и право», 1960, № 7; В.А. Сереб­ря­ко­ва. Вторичные данные статистических карточек на обвиняемого для изучения преступ­но­сти. «Вопросы предупреждения преступности», изд-во «Юридическая литература», М., 1965; Н.Н. Кондрашков. Анализ районной статистической преступности. «Вопросы преду­преж­де­ния преступности», вып. 4, изд-во «Юридическая литература», М., 1966; А.С. Шля­поч­ни­ков, В.А. Серебрякова, М.М. Бабаев. О возможности изучения обстоятельств, спо­соб­ство­вавших совершению преступлений, с помощью первичного статистического учета (в том же сборнике) и др.

[32] См. приложение № 10 к постановлению Правления Центросоюза № 266 от 26 ап­реля 1949 г. (Сборник постановлений и указаний о сохранности кооперативной собствен­ности. М., изд-во Центросоюза, 1959, с. 62).

[33] К.К. Вавилов. Соотношение общественной опасности преступного деяния и об­щественной опасности лица, его совершившего, при освобождении от уголовной ответ­ственности. «Вестник Ленинградского университета», 1963, № 17, вып. 3, стр. 110, 111.

[34] См.: Б. Никифоров. Реакционная американская биокриминология. Труды инсти­ту­та права АН СССР. Вып. I, 1951, стр. 159 – 181; А. Ременсон. К вопросу о происхождении реакционной буржуазной биокриминологии. «Труды Томского университета», т. 137, 1957; П.И. Гришаев. Уголовно-правовые теории и уголовное законодательство буржуаз­ных государств, М., 1959; М.Д. Шаргородский. Современное буржуазное уголовное зако­нодательство и право, М., 1961; С. Остроумов. Исторические предпосылки современных буржуазных уголовно-правовых теорий. «Вестник Московского университета», 1963, № 4; А.А. Герцензон. «Введение в советскую криминологию», М., 1965; Он же. Против биоло­гическойтеорий причин преступности. «Вопросы предупреждения преступности», 1966, № 4; «Вопросы предупреждения преступности», М., 1966, № 5; Ф.М. Решетников. Совре­менная американская криминология. М., 1965; Советская криминология. М., 1966 и др.

[35] С.Л. Рубинштейн. Принципы и пути развития психологии. Изд. АН СССР, М., 1959, стр. 298. Подробный анализ бихевиоризма см. также в коллективном труде совет­ских психологов «Современная психология в капиталистических странах», Изд. АН СССР, М., 1963 и в работе Н.С. Мансурова. Современная буржуазная психология. М., 1962.

[36] Dorothy Rethlingshafer. Motivation as related to personality. McGraw-Hill Book Com­pany, N.Y. – San Francisco – Toronto – London, 1963.

[37] Указ. соч., стр. 218, 219.

[38] См.: Arnold H. Buss. The Psychology of Agression. John Wiley and Sons, N.Y. and London, 1961, p. 2.

[39] Ibid., p. 4.

[40] Ibid., p. 9.

[41] См.: H.J. Eysenck. Crime and Personality. Boston, 1964. The Journal of Criminal Law, Criminology and Police Science, 1965, vol. 56, № 2, р.p. 231 – 233.

[42] Советский ученый-психолог В.Д. Небылицин, рассматривая гипотезу Айзенка о связи между обусловливанием, экстраверсией и интроверсией, отмечает, что в прямом экс­периментальном исследовании она подтверждения не находит. Причину этого В.Д. Не­бы­лицин видит в ошибочном отождествлении Айзенком экстраверсии с преобладанием тор­можения, равно как интроверсии с преобладанием возбуждения. Правильно связав ско­рость выработки условных реакций с балансом основных нервных процессов, он, однако, ошибочно отождествил с балансом нервных процессов экстраверсию-интроверсию, и это привело их к отрицательным результатам в попытках найти корреляцию между экстра­вер­тивностью и быстротой обусловливания. «Этот факт, – пишет В.Д. Небылицин, – лиш­ний раз предостерегает против слишком поспешных и недостаточно твердо обоснованных стремлений непременно отыскать физиологическую базу для тех или иных психологиче­ских проявлений личности, провести параллель между личностными особенностями и ней­рофизиологическими параметрами, характеризующими индивида» (В.Д. Небылицин. Ос­новные свойства нервной системы человека. Изд-во «Просвещение», М., 1966, стр. 44, 45).

[43] «Современная психология в капиталистических странах», стр. 75.

[44] См.: C.R. Jeffery. Criminal behavior and learning theory. The Journal of Criminal Law, Criminology and Police Science, 1965, vol. 56, № 3, p.р. 294 – 300.

[45] На оперантных реакциях, как легко можно было заметить, основывается также кратко рассмотренное выше определение агрессивного поведения А. Бусса.

[46] О теории «дифференциальной ассоциации» см. в книге Ф.М. Решетникова «Со­временная американская криминология», изд-во «Юридическая литература», М., 1965, стр. 77 – 80.

[47] S. Freud. О психоанализе. М., 1912, стр. 46.

[48] В основу этого комплекса З. Фрейд кладет древний грече­ский миф о царе Эдипе. Согласно этому мифу, царь Эдип, как предсказал ему оракул, вопреки своей воле убивает отца и женится на матери. З. Фрейд считает, что детям свойственно половое влечение к родителям противоположного пола. Мальчик испытывает влечение к своей матери и не­на­видит отца в связи с тем, что он стоит на пути к удовлетворению его неосознаваемых сек­суальных влечений. Наряду с этим, желание ребенка быть наместе отца в его отношениях к матери приводит к тому, что он в то же время восхищается отцом и стремится ему под­ражать. У девочек возникает «комплекс Электры» аналогичного характера.

[49] S. Freud. О психоанализе, стр. 60. Глубокая критика теории З. Фрейда дана во многих работах советских и зарубежных авторов. См., в частности, Г. Уэллс. Павлов и Фрейд. М., 1959; Джозеф Б. Фурст. Невротик. Его среда и внутренний мир. М., 1957; Н.С. Мансуров. Современная буржуазная психология. М., 1962; Современная психология в капиталистических странах. М., 1963.

[50] К.И. Соболь. Фрейдизм как проявление общего кризиса буржуазной идеологии, «Философские науки», 1964, № 1, стр. 67.

[51] З. Фрейд. Я и Оно. Л., 1924, стр. 18.

[52] Franz Alexander, М.D. and Gugo Staub. The Criminal, the Judge and the Public. А Psychological Analysis. Glencoe, Illinois, 1956, р. 31.

[53] Erik Н. Erikson and Kai Т. Erikson. The confirmation of the delinquent. Psycho­ana­ly­sis and Social Science. N.Y., 1962, р. 154.

[54] F. Alexander and G. Staub. Op. cit., p.p. 84, 85.

[55] Ibid., p.p. 87 – 89.

[56] См. Ф.В. Бассин. Критический очерк современного фрейдизма. «Вестник Акаде­мии медицинских наук СССР», 1959, № 1, стр. 70 – 71.

[57] Ш.Н. Чхартишвили. Проблема бессознательного в советской психологии. Изд-во «Мецниереба», Тбилиси, 1966, стр. 32.

[58] См. Ф. Михайлов, Г. Царегородцев. За порогом сознания. Государственное изда­тельство политической литературы, М., 1961, стр. 48 – 49.

[59] См. Ф. Михайлов, Г. Царегородцев. За порогом сознания. Государственное изда­тельство политической литературы, М., 1961, стр. 46 – 47.

[60] См. Л.Л. Шепуто. О психосоматической медицине, «Советскоездравоохране­ние», 1960, № 11, стр. 13 – 15.

[61] См. David Abrahamsen. The Psychology of Crime. Columbia University Press, N.Y., 1960, p.p. 90 – 94.

[62] Ibid., p. 91.

[63] См.: Ф.М. Решетников. Современная американская криминология. Изд-во «Юри­дическая литература», М., 1965, стр. 141.

[64] D. Abrahamsen. Ор. cit., p. 103.

[65] См. Sigm. Freud. Характер и анальная эротика. Психоанализ и учение о харак­те­рах. Гос. издательство, М. – Л., 1923, стр. 17 – 23. Один из виднейших представителей со­временного неофрейдизма Эрих Фромм, говоря о взглядах Фрейда на природу характера, отмечает, что последний рассматривал характер как динамическую структуру, а его черты — как сублимацию или реактивные образования в противоположность различным фор­мам сексуальных влечений. Э. Фромм указывает, что Фрейд рассматривал динамическую природу черт характера как выражение начал, исходящих от либидо (см. Erich Fromm. In­dividual and social character. Psychoanalysis and contemporary American culture. N.Y., 1964, р. 21).

[66] См. D. Abrahamsen. Ор. cit., р.p. 109 – 115.

[67] См.: С.Н. Доценко, Б.Я. Первомайский. Неврозы (клиника и лечение). Изд-во «Медицина», 1964, стр. 11.

[68] См. Ф.В. Бассин. Указ. соч., стр. 69 – 70.

[69] Franz Alexander. А double murder committed by nineteen year old boy. «The Psy­cho­analytic Review», 1937, vol. XXIV, № 2, р.р. 116, 117.

[70] F. Alexander and G. Staub. Op. cit., p.p. 130, 131.

[71] Ibid., p. 131.

[72] М.Д. Шаргородский. Критика современной буржуазной криминологии. «В тисках духовного кризиса». Л., 1966, стр. 182.

[73] См.: Д.Г. Процкая. Преодоление пережитков прошлого в отношении к труду и об­щественной собственности — важ­нейшее условие строительства коммунизма. Авторе­фе­рат канд. диссертации. Л., 1965, стр. 5 – 7.

[74] См.: Н.А. Стручков. О механизме взаимного влияния обстоятельств, обусловли­ва­ющих совершение преступления. «Советское государство и право», 1966, № 10, стр. 144.

[75] См.: И.И. Карпец, А.Р. Ратинов. Правосознание и причины преступности. «Совет­ское государство и право», 1968, № 12, стр. 47 – 54.

[76] См., например, Ю. Вейнгольд, В. Бильшай. Люди и пережитки в их сознании. Изд‑во «Кыргызстан», Фрунзе, 1967, стр. 12.

[77] В.Н. Мясищев. Проблема отношений человека и ее место в психологии. «Вопросы психологии», 1957, № 5, стр. 144.

[78] См.: А.Г. Ковалев, В.Н. Мясищев. Психические особенности человека. Т. I. Харак­тер. Изд-во ЛГУ, 1957, стр. 96 – 98; В.Г. Иванов, Н.В. Рыбакова. Очерки марксистско-ле­нинской этики. Изд-во Ленинградского университета, 1963, стр. 157 – 163 и др.

[79] И.И. Карпец, А.Р. Ратинов, указ. статьи, стр. 49.

[80] См. В.П. Тугаринов. Личность и общество. Изд-во «Мысль», М., 1965, стр. 165.

[81] См. Словарь русского языка. Сост. С.И. Ожегов. М., 1953, стр. 308.

[82] См.: М.Д. Шаргородский. Преступления против жизни и здоровья. М., 1948, стр. 183.

[83] М. Крюков. Зависть. «Правда», 12 октября 1967 года, № 285 (17967).

[84] В связи с тем, что установка (бессознательное состояние психики) на волевое по­ведение образуется в результате решения совершить то или иное действие, она вызыва­ет­ся теми же самы­ми психическими явлениями, которые порождают сознательную челове­ческую деятельность. Поэтому теория установки может быть использована для выяснения психологического генезиса преступного поведения (см. В.Д. Филимонов. Психология уста­новки и обоснование уголовной ответственности. Доклады научной конференции юриди­ческих факультетов, посвященной 50-летию Великой Октябрьской социалистической ре­волюции, часть III, Томск, 1967, с. 3 – 8).

[85] Некоторые советские психологи считают, что источником активности человека являются не только его потребности. Так, А.В. Веденов считал необходимым делить все виды побуждения человека к деятельности на четыре вида: а) требования, предъ­являемые ему обществом, б) осознание человеком общественной необходимости той или иной дея­тельности, в) нравственные чув­ства: чувство долга, чувство чести, совесть, стыд и т.д., г) соб­ственные биологические или общественные по своей природе потребности человека и его интересы (А.В. Веденов. Лич­ность как предмет психологической науки. «Вопросы пси­холо­гии», 1956, № 1, стр. 25). В.И. Селиванов также полагает, что воздействие окружа­ющего мира порождает много мотивов, не связанных с наличными потребностями. Прось­ба, требование, приказ, различные воздействия, исходящие от других людей и предметов, — пишет он, — вызывают ответные действия чело­века, помимо его потребностей или да­же вопреки им (В.И. Селиванов. О побудительных силах поведения личности. «Во­просы психологии», 1957, № 3, стр. 111). Более убедительными, на наш взгляд, являются сооб­ра­жения, высказанные Г.А. Фортунатовым и А.В. Петровским. Обоснованно упрекая А.В. Веденова за то, что субъективные факторы, т.е. потребности че­ловека, он ставит в один ряд с объективными, т.е. с требования­ми общества к человеку и потребностями об­щества в целом, они правильно указывают, что эти требования общества отражаются в го­лове человека в форме других потребностей, потребности приходят в противоречие друг с другом и порождают более или менее бурные чувства (Г.А. Фортунатов и А.В. Пет­ров­ский. Проблемы потребностей в психологии личности. «Вопросы психологии», 1956, № 4, стр. 12 – 20). См. также: Д.А. Кикнадзе. Потребности, поведение, воспитание. Изд-во «Мысль», М., 1968, с. 33 – 46.

Трудно признать убедительной и точку зрения Ш.Н. Чхартишвили, согласно кото­рой источником воли и волевого поведения является не какая-либо потребность, а сама личность, как субъ­ект воли. «Если, как это полагает большинство исследователей, воля может вызвать максимальное усилие и произвести полную мобилизацию всех внутренних возможностей для преодоления препятствия, возникающего на пути осуществления пове­дения, побуждаемого какой-либо потребностью, то почему, — пишет он, — мы должны считать, что она, обладая подобными возможностями, не может сама стать источником, побудителем и управляющим началом этого поведения, осуществление кото­рого требуют от личности как ее человеческий статус, так и обя­занности, вытекающие из конкретных условий общественной жизни?» (Ш.Н. Чхартишвили. Проблема воли в психо­логии. «Во­просы психологии», 1967, № 4, стр. 77). Не согла­шаясь с Ш.Н. Чхартишивили, мы ис­хо­дим из того, что волевое поведение является сознательным, и его направление определя­ет­ся мировоззрением человека. Последнее представляет собой систему убеждений и харак­теризует обобщенную систему на­шего представления по отношению к людям, природе и самому себе. «В свою очередь убеждения представляют собой систему этических требова­ний человека в сочетании со знанием действи­тельности» (см. В.Н. Мясищев. Проблема от­ношений чело­века и ее место в психологии, «Вопросы психологии», 1957, № 5, стр. 146). Но требовательность и требовательное отношение человека к себе и окружающим являют­ся тоже его потреб­ностями, которые, в конечном итоге, и выступают в качестве источника активности. Как писал Ф. Энгельс, «люди при­выкли объяснять свои действия из своего мышления, вме­сто того, чтобы объяснить их из своих потребностей (которые при этом, конечно, отражаются в голове, осоз­наются)...» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 493). Поэтому, по нашему мнению, следует считать, что энергетиче­ским источником действия является актуальная потребность, на удовлетворение которой оно направлено, а направляется оно как этой потребностью, так и сознанием в целом. Энергетический ис­точ­ник поведения, таким образом, нельзя отождествлять с его направляющей силой, которая включает в себя всю совокупность человеческих потребностей.

[86] А.Г. Ковалев и В.Н. Мясищев, рассматривая проблему соотношения воли и пси­хологии отношения, указывают, что от­ношение определяет характер волевого усилия (см. А.Г. Ко­валев и В.Н. Мясищев. Психические особенности чело­века, т. I. Характер. Изд-во ЛГУ, 1957; В.Н. Мясищев. Лич­ность и неврозы. Изд. ЛГУ, 1960, стр. 219). Это приводит к выводу, что отношение может существовать и не включая волю в свое содержание. Вме­сте с тем после того, как отношение оп­ределило волевое усилие, по нашему мнению, нет оснований для того, чтобы не рассматривать волю в качестве составной части психи­че­ско­го отношения. Только в этом случае мы имеем дело с отношением, обладающим более полным и более конкретным содержанием.

[87] См. П.М. Якобсон. Психология чувств. Изд-во АПН РСФСР, М., 1958, стр. 27.

[88] Современная психология признает существование мотивов неосознаваемых че­ловеком в момент их воздействия на его поведение, но являющихся продуктом предшест­вующей деятельности сознания.

[89] См. В.И. Селиванов. Указ. соч., стр. 111.

[90] Ш.Н. Чхартишвили. Проблема воли в психологии. «Вопросы психологии», 1967, № 4, стр. 72 – 73.

[91] Ш.Н. Чхартишвили. Проблема воли в психологии. «Вопросы психологии», 1967, № 4, стр. 79.

[92] См. А.В. Веденов. Роль внутренних противоречий и способов их преодоления в развитии личности. «Вопросы психологии», 1959, № 1, стр. 60.

[93] С.Л. Рубинштейн. Теоретические вопросы психологии и проблема личности. «Вопросы психологии», 1957, № 3, стр. 36.

[94] См. М.М. Филиппов. Потребности и воля как актив­но-побудительные состояния человека. Автореферат канд. дис­сертации. Томск, 1967, стр. 5. См. также В.С. Тюхтин. О природе образа. М., 1963, стр. 83; А.Н. Леонтьев. Про­блемы развития психики, М., 1965, стр. 28.

[95] И.П. Павлов. Полное собрание сочинений, т. III, кн. 2. М. – Л., изд-во АН СССР, 1951, стр. 230.

[96] См. Психология. Учебник для пединститутов. Под ред. А.А. Смирнова, С.Л. Ру­бинштейна, А.М. Леонтьева, В.М. Теплова. М., 1962, стр. 422; Психология. Учебное по­со­бие для пединститутов. Под ред. Ковалева А.Г., Степанова А.А., Шабалина С.Н. Изд-во «Просвещение», М., 1966, стр. 310 – 313.

[97] Ф.В. Бассин на Всесоюзном совещании по философским вопросам физиологии высшей нервной деятельности и психоло­гии, говоря о соотношении понятий динамиче­ского стереотипа и установки, правильно отметил, что при динамическом стереотипе тен­денция к действию возникает только в меру того, в меру че­го это действие уже совер­ша­лось раньше. При установке же мо­жет возникнуть тенденция к действию, ранее не произ­водивше­муся (см. Философские вопросы физиологии высшей нервной деятельности и психологии. Изд-во АН СССР, М., 1963, стр. 722). Однако это различие, очевидно, сти­ра­ется в тех случаях, когда мы имеем дело с фиксированной установкой, которая закреп­ля­ется в психике человека в результате многократного удовлетворения потребности в усло­виях одной и той же ситуации. Дина­мическому стереотипу, по нашему мнению, соответ­ствует фикси­рованная установка на уровне сформировавшегося личностного отношения. В других случаях фиксированной установке соответ­ствует образование условного ре­флек­са. Как отметил В.М. Якушев, «в случае фиксированной установки образуется условный рефлекс из числа тех, которые мы именуем произвольными или оперантными» (В.М. Яку­шев. Теория установки в сфере рефлекторной теории. «Вопросы психологии», 1965, № 5, стр. 144). К выводу о том, что физиологической основой психо­логии установки является выработка условно-рефлекторных связей, пришел и А.Т. Филатов (см. А.Т. Филатов. О физио­логическом механизме психологии установки. «Вопросы психо­логии», 1965, № 5, стр. 138 – 140).

[98] В.Г. Норакидзе. Типы характера и фиксированная установка. Тбилиси, 1966, стр. 33.

[99] «Павловские среды», т. III, 1949, стр. 407.

[100] И.П. Павлов. Полн. собр. соч., т. III., кн. 2, 1951, стр. 243 – 244.

[101] См. Д.Н. Узнадзе. Психологические исследования. Изд-во «Наука», М., 1966, стр. 140 – 156.

[102] А.П. Шептулин. Система категорий диалектики. Изд-во «Наука», М., 1967, стр. 224. См. также Г.А. Свечников. Категория причинности в физике. М., 1961, стр. 469 – 481; В.Н. Сагатовский, И.Г. Антипов. О соотношении по­нятий «причина», «условия», «этио­логия» и «патогенез». «Вест­ник Академии медицинских наук СССР», 1966, стр. 3 и др.

[103] В.Н. Сагатовский, И.Г. Антипов. Указ. соч., стр. 35.

[104] В.Н. Сагатовский, И.Г. Антипов. Указ. соч., стр. 37, 38.

[105] См. И.В. Кузнецов. Категория причинности и ее по­знавательное значение. Теория познания и современная наука. Изд-во «Мысль», М., 1967, стр. 30.

[106] См. И.В. Кузнецов, указ. раб., стр. 17.

[107] В ряде случаев, по нашему мнению, возможно совершение неосторожного пре­ступления и при отсутствии личностного анти­общественного отношения к окружающим. При определенных об­стоятельствах невнимательность может явиться следствием влияния неблагоприятной ситуации, в которой оказалось лицо. Такой случай описывается, напри­мер, А. Котовым в судебном очерке «Явка с повинной» (см. «Советская юстиция», 1968, №№ 19, 20). При этих условиях антиобщественное отношение, явившееся причиной пре­ступления, носит не личностный, а си­туационный характер. Задача воспитания лиц, совер­шивших по­добные преступления, состоит в укреплении положительных свойств лично­сти, чтобы они были более надежным гарантом предупреждения ситуационного возникно­вения антисоциального отношения (невнимательности) к окружающим.

[108] См. А.Г. Ковалев. Психологические основы исправления правонарушителя, стр. 74.

[109] В.С. Мерлин. Связь социально-типичного и индивидуального в личности. «Во­просы психологии», 1967, № 4,стр. 38 – 39.

[110] См. Психология. Учебник для пединститутов. М., 1962, стр. 505 и след.

[111] А.Г. Ковалев, В.Н. Мясищев. Психологические особенности человека, т. I. Харак­тер. Изд. ЛГУ, 1957, стр. 127.

[112] См. В.Н. Кудрявцев. Причинность в криминологии. М., «Юрид. лит-ра», 1968, стр. 33 – 34.

[113] Нельзя согласиться с А.Г. Ковалевым и В.Н. Мясищевым, когда они в цитиро­ван­ной выше работе утверждают, что тем­перамент, воля и привычки человека составляют форму его ха­рактера (стр. 125 – 127). Ведь форма — «это порядок располо­жения состав­ных элементов содержания, внутренняя организация, делающая возможным еще суще­ствование как чего-то качественно определенного» (В.А. Спиркин. Курс марксистской фи­лософии. Изд-во «Мысль», М., 1964, стр. 196). Едва ли есть необходимость доказывать, что темперамент, воля и привычки человека не являются порядком расположения эле­мен­тов, содер­жания характера. Они являются лишь его механизмом. Тип нерв­ной деятель­но­сти и условно-рефлекторные образования сказыва­ются лишь в динамических особен­но­стях поведения людей на их силе, уравновешенности и подвижности, но не на социальной направленности человеческой деятельности.

[114] Психология. Под редакцией А.А. Смирнова, А.Н. Леонтьева, С.Л. Рубинштейна и Б.М. Теплова. Издание второе, М., 1962, стр. 513.

[115] См. там же, стр. 504.

[116] Теория конформизма излагается здесь в том виде, в ка­ком она рассматривается в книге И.С. Кона «Социология лично­сти». Изд-во политической литературы, М., 1967, стр. 89 – 93.

[117] И.С. Кон, указ. соч., стр. 91.

[118] См.: Н.И. Загородников. Преступления против жизни. Госюриздат, 1961, стр. 181 – 183; М.К. Аниянц. Ответ­ственность за преступления против жизни. Изд-во «Юридиче­ская лит-ра», М., 1964, стр. 133 – 134; С.В. Бородин. Квалифи­кация убийства по действу­ющему законодательству. Изд-во «Юридическая лит-ра», М., 1966, стр. 126.

[119] См. Б.В. Харазишвили. Вопросы мотива поведения преступника в советском пра­ве. Изд-во «Цодна», Тбилиси, 1963, стр. 8 – 9, 29.

[120] См. Психология. Учебник для педагогических институтов, под ред. А.А. Смир­но­ва, А.Н. Леонтьева, С.А. Рубинштейна и Б.М. Теплова. М., 1962, стр. 399.

[121] Герой повести Л. Толстого «Крейцерова соната» Позднышев так описывает свое состояние во время совершенного им убийства жены: «Когда люди говорят, что они в припадке бешен­ства не помнят, что они делают, — это вздор, неправда. Я все помнил и ни на секунду не переставал помнить. Чем сильнее я разводил в себе пары своего бешенства, тем ярче разгорался во мне свет сознания, при котором я не мог не видеть всего того, что я делал. Всякую секунду я знал, что я делаю... Я знал, что я ударяю ниже ребер, и что кин­жал войдет. В ту минуту, как я делал это, я знал, что я делаю нечто ужасное, такое, какого я никогда не делал и которое будет иметь ужасные последствия. Но сознание это мельк­ну­ло, как молния, и за сознанием тотчас же следовал поступок. И поступок сознавался с не­о­бычайной яр­костью. Я слышал и помню мгновенное противодействие корсета и еще чего-то и потом погружение ножа в мягкое...».

[122] Психология. М., 1948, стр. 301.

[123] Психология. Учебное пособие для пединститутов, под ред. Ковалева А.Г., Сте­па­нова А.А., Шабалина С.Н. Изд-во «Про­свещение», М., 1966, стр. 295; см. также П.А. Ру­дик. Пси­хология. М., 1965, стр. 270.

[124] Правильно об этом говорится в указанной работе Н.И. Загородникова, стр. 182, 183.

[125] См. Психология. Учебное пособие для пединститутов, под ред. Ковалева А.Г., Степанова А.А., Шабалина С.Н., стр. 295.

[126] См. Б.В. Харазишвили, указ. соч., стр. 9.

[127] Хорошо сказано об этом в статье О. Чайковской «Учитесь властвовать собой», опубликованной в газете «Известия» 19 февраля 1967 г.

[128] См. Психология. Под ред. А.А. Смирнова, А.Н. Леонтьева, С.Л. Рубинштейна, В.М. Теплова, стр. 399.

[129] См.: А.Б. Сахаров. О личности преступника и причинах преступности в СССР. Госюриздат, 1961, стр. 172 – 200; А.Г. Ковалев. Психологические основы исправления пра­вонаруши­телей, стр. 65 – 74.

[130] Судебная психиатрия. Изд-во «Юридическая литература», М., 1967, стр. 350.

[131] См. С.Н. Доценко, Б.Я. Первомайский. Неврозы. Изд-во «Медицина», 1964, стр. 101.

[132] О.Е. Фрейеров. О так называемом биологическом ас­пекте проблемы преступно­сти. «Советское государство и право», 1966, № 10, стр. 112.

[133] См. Судебная психиатрия. Изд-во «Юридическая литерату­ра», М., 1967, стр. 304 – 305, 316.

[134] Подробнее о роли биологического фактора в совершении преступления см. в книге В.Н. Кудрявцева «Причинность в криминологии», стр. 50 – 70.

[135] Правильно указывается на этот момент в определении по­вода, содержащемся в учебнике по криминологии (см. Советская криминология. Изд-во «Юридическая лите­ра­тура», М., 1966, стр. 100).

[136] «Советская криминология», стр. 103.

[137] См. А.Г. Ковалев. Психологические основы исправле­ния правонарушителя. Изд-во «Юридическая лит-ра», М., 1968, стр. 103.

[138] Там же.

[139] См. А.Б. Сахаров. О личности преступника и причинах преступности в СССР. Госюриздат, М., 1961, стр. 162 и след.; Его же. Учение о личности преступника. «Совет­ское государ­ство и право», 1968, № 9, стр. 65 – 66.

[140] См. В.Н. Кудрявцев. Причинность в криминологии. Изд-во «Юридическая лит‑ра», М., 1968, стр. 35; Н.С. Лей­кина. Влияние личностных особенностей на пре­ступность. «Со­ветское государство и право», 1967, № 1, стр. 103.

[141] А.М. Яковлев. Борьба с рецидивной преступностью. Изд-во «Наука», М., 1964, стр. 107.

[142] А.Г. Ковалев, цит. соч., стр. 104.

[143] См.: Н.А. Беляев, Д.А. Керимов. Личность и закон­ность. Сб. «Человек и обще­ство», изд. Ленинградского университета, 1966, стр. 130, 131.

[144] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 116.

[145] Н.С. Лейкина. Личность преступника и уголовная ответственность. Изд. Ленин­градского университета, 1968, стр. 24.

[146] А.Л. Ременсон. Теоретические вопросы исполнения лишения свободы и перевос­питания заключенных. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора юридических наук. Изд. Томского университета, Томск, 1965, стр. 6 – 7.

[147] См.: Владислав Краевский. Проблема онтологи­ческой категории причины и след­ствия. «Закон необходимость, вероятность». Изд-во «Прогресс», 1967, стр. 308 – 310.

[148] См.: Г.А. Свечников. Категория причинности в физике. М., 1961, стр. 88 – 106.

[149] М.Д. Шаргородский. Детерминизм и отв







©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.