Главная | Обратная связь

АВТОМАТИЧЕСКИЙ СОЧИНИТЕЛЬ 3 страница

МИСТЕР ХОДДИ

Они вышли из машины и направились к дому мистера Ходди. - У моего папы к тебе много вопросов, - шепотом произнесла Клэрис. - И о чем он собирается меня спрашивать, Клэрис? - Да о чем обычно в таких случаях спрашивают - о работе и все такое. Исможешь ли ты меня обеспечить должным образом. - Это к Джеки, - сказал Клод. - Вот выиграет Джеки, так вообще не нужнобудет думать о работе. - Никогда не говори про Джеки моему папе, Клод Каббидж, иначе всемуконец. Вот уж кого он терпеть не может, так это гончих. Не забывай об этом. - О господи, - произнес Клод. - Рассказывай ему все, что хочешь. Но только не раздражай его. И с этими словами они с Клодом вошли в дом. Мистер Ходди был вдовец. У него было постное, унылое выражение лица,будто он вечно чем-то недоволен, плотный ряд мелких зубов, как у его дочериКлэрис, и смотрел он, как и она, подозрительно, искоса, а вот свежести ижизненной силы, теплоты он, напротив, был напрочь лишен - не человек, акислое яблоко. Кожа землистого цвета, весь какой-то сморщенный, снесколькими пучками черных волос на макушке. Между тем мистер Ходди,помощник хозяина бакалейной лавки, был человеком очень важным. На работе оннадевал безукоризненной белизны халат и распоряжался большим количествомтаких ценных товаров, как масло и сахар. С его мнением считались вседомашние хозяйки в деревне, не упускавшие случая улыбнуться ему. Клод Каббидж всегда чувствовал себя неуютно в этом доме, а мистер Ходдипостарался все сделать для того, чтобы так и было. Они расположились вгостиной с чашками чая в руках, при этом мистер Ходди занял лучшее местосправа от камина, Клод и Клэрис сидели на диване, на весьма почтительномрасстоянии от хозяина. Его младшая дочь Ада расположилась слева на жесткомстуле с высокой спинкой. Все вместе составили небольшой полукруг возле огняи чинно потягивали чай, хотя некоторое напряжение ощущалось. - Да, мистер Ходди, - говорил Клод, - вы можете вполне быть уверены втом, что у нас с Гордоном сейчас есть кое-какие соображения. Надо лишьвыждать какое-то время, а потом уж выбрать то, что принесет наибольшуювыгоду. - Какие еще соображения? - спросил мистер Ходди, недоверчиво глядя наКлода своими маленькими глазками. - Ага, вот и вам это интересно. Понятное дело. Клод заерзал на диване.Синий пиджак стягивал ему грудь, но особенно досаждали тесные брюки, откоторых было больно в промежности. Ему страшно захотелось спустить их. - Этот парень, которого ты называешь Гордоном... Мне казалось, у негоуже есть хорошее занятие, - сказал мистер Ходди. - Зачем же ему искатьчего-то другого? - Вы абсолютно правы, мистер Ходди. У него отличная работа. Но надоведь и развиваться. Новые идеи - вот что нас влечет. Да и мне хотелось быиметь свою долю с выгодного дела. - Какого например? Мистер Ходди держал в руке кусочек черносмородинового пирожного иобкусывал его со всех сторон - точно гусеница, вгрызающаяся в краешек листа. - Так какого же? - Мы, мистер Ходди, каждый день с Гордоном подолгу беседуем о разныхделах. - К примеру, каких? - неумолимо повторил мистер Ходди. Клэрис искоса посмотрела на Клода, как бы подталкивая его к продолжениюразговора. Клод медленно поднял свои большие глаза на мистера Ходди и умолк.Ему не нравилось, что мистер Ходди подкалывает его, всегда задает кучувопросов, смотрит прямо на него и вообще ведет себя так, будто он у негокто-то вроде адъютанта. - Так каких же? - спросил мистер Ходди, и на этот раз Клод решил, чтотак запросто не уступит. К тому же инстинкт подсказывал ему, что старыйХодди ведет дело к скандалу. - Видите ли, - набрав полную грудь воздуха, произнес он, - мневообще-то не хотелось бы вдаваться в подробности, пока мы все хорошенько непродумали. Понимаете, пока мы прокручиваем наши идеи в головах. - Я бы хотел знать только одно, - с раздражением проговорил мистерХодди, - что за дело вы обдумываете? Полагаю, достойное? - Умоляю вас, мистер Ходди. Неужели вы думаете, что мы станем хотя быдаже размышлять о чем-то недостойном? Мистер Ходди что-то пробормотал, медленно помешивая чай и глядя наКлода. Клэрис молча смотрела на огонь. Она чувствовала, как ее начинаетодолевать страх. - Мне вообще никогда не нравилось, когда затевают какое-то предприятие,- заявил мистер Ходди, оправдывая собственные неудачи в этом плане. - Все, кчему человек должен стремиться, это хорошая достойная работа. Достойнаяработа в достойном окружении. Много нынче мышиной возни. Не по душе мне это. - Дело в том, - в отчаянии заговорил Клод, - что прежде всего мне быхотелось обеспечить свою жену всем тем, чего она только пожелает. Дом,мебель, сад с клумбами, стиральная машина и все самое лучшее на свете. Вот кчему я стремлюсь, а обычной зарплаты разве на все это хватит? Если нетсерьезного дела, так где же взять деньги на все это, мистер Ходди? Тут-то высо мной согласны? Мистеру Ходди, который работал на обычную зарплату всю свою жизнь, непонравилась такая позиция. - А позволь-ка спросить, не кажется ли тебе, что вот мне удаетсяобеспечивать свою семью всем необходимым? - О да, даже сверх того! - с жаром воскликнул Клод. - Но ведь у васпревосходная работа, мистер Ходди, а это же совсем другое дело. - Ну, а ты что затеял? - настойчиво спросил еще раз мистер Ходди. Клод отхлебнул чаю, дав себе передышку. Интересно было бы посмотреть навыражение лица этого жалкого мерзкого старикана, если бы взять да ирассказать ему прямо сейчас всю правду, взять и рассказать, что мы затеяли."Да если хотите знать, мистер Ходди, - сказал про себя Клод, - все, что намнужно, это пара похожих друг на дружку гончих, одна быстрее другой, воттогда бы мы устроили самое большое представление в истории собачьих бегов".Очень бы хотелось посмотреть на выражение его лица после таких слов. Все сидели с чашками в руках, смотрели на него и ждали, когда онпродолжит разговор, притом ждали, что он скажет что-то хорошее. - Видите ли, - очень медленно заговорил Клод, тщательно взвешиваяслова, - я уже давно кое-что обдумываю, кое-что такое, что принесет большеденег, чем даже подержанные машины Гордона или еще что-нибудь подобное, дахорошо бы деньги не вкладывать. "Так-то лучше, - сказал он про себя. - Продолжай и дальше в том жедухе". - И что же это может быть? - Нечто такое необычное, мистер Ходди, что из миллиона не найдется иодного человека, который в это поверил бы. - Так что же это? Мистер Ходди осторожно поставил свою чашку на маленький столик,стоявший рядом, и подался вперед, приготовившись внимательно слушать. И,глядя на него, Клод вдруг впервые понял, что этот человек и все подобные -ему враги. От таких вот мистеров ходди только и жди неприятностей. Они всеодинаковы. Он не раз встречался с ними - руки чистые до отвращения, кожаземлистая, постоянно язвят и любят отращивать животики, торчащие из-поджилеток; и еще у каждого маслянистый нос с широкими ноздрями, круглыйподбородок, подозрительно бегающие глаза, заглянув в которые, ничего непоймешь. Ох уж эти мистеры ходди, прости господи. - Ну так что же? - Это просто золотая жила, мистер Ходди, честное слово. - Поверю в это, когда сам услышу. - Это настолько удивительно просто, что большинство людей и не взялисьбы за это дело. Вот он и подошел к самому главному, к тому, о чем уже давно всерьезразмышлял, что всегда хотел сделать. Он потянулся и осторожно поставил своючашку на столик рядом с чашкой мистера Ходди, потом, не зная, куда деватьруки, положил их на колени ладонями кверху. - Ну, давай же, выкладывай, что там у тебя. - Я имел в виду опарышей, - тихо произнес Клод. Мистер Ходди откинулся на стуле, будто ему брызнули в лицо водой. - Опарыши! - в ужасе произнес он. - При чем тут опарыши? Клод забыл, что в любой достойной бакалейной лавке это слово почти непроизносимо. Ада захихикала, но Клэрис бросила на нее такой злобный взгляд,что хихиканье тотчас прекратилось. - Вот откуда будут деньги - из фабрики по производству опарышей. - Ты что - шутить задумал? - Честное слово, мистер Ходди, может, вам это кажется немного странным,но только потому, что вы никогда раньше об этом не слышали. Это правдамаленькая золотая жила. - Фабрика по производству опарышей! Да ты в своем уме, Каббидж! Что тытакое несешь! Клэрис не понравилось, что ее отец назвал Клода по фамилии. - А вы никогда не слышали о такой фабрике, мистер Ходди? - Конечно, нет! - Сейчас открывается много фабрик по производству опарышей, этонастоящие большие компании с менеджерами, директорами и все такое прочее, изнаете что, мистер Ходди? У них миллионные прибыли! - Ерунда! - И знаете, откуда у них миллионы? Клод помолчал, не замечая, что лицо его слушателя медленно желтеет. - Потому что на опарышей большой спрос, мистер Ходди. В ту минуту мистер Ходди прислушивался и к другим голосам, к голосампокупателей за прилавком - к голосу миссис Рэббитс например. Он как разотрезал ей кусок масла. У миссис Рэббитс рыжие усы, она всегда громкоразговаривает и при этом без конца повторяет "так-так-так"; он услышал, какона говорит: "Так-так-так, мистер Ходди, так значит ваша Клэрис вышла замужна прошлой неделе, а? Что ж, это очень хорошо, и чем, вы сказали, занимаетсяее муж, мистер Ходди?" - "У него фабрика по производству опарышей, миссисРэббитс". "Ну уж нет, - сказал он про себя, враждебно глядя на Клода. - Большоетебе спасибо. Но этого мне не надо". - Не могу сказать, - с гордостью заявил он, - чтобы мне когда-либодоводилось покупать опарышей. - И мне тоже, мистер Ходди. Да мы и не знаем никого, кто бы их покупал.Но позвольте спросить у вас кое-что еще. Как часто вам приходилось покупать,скажем... коронную шестерню или маховое перо? Вопрос вышел хитрым, и Клод позволил себе приторно улыбнуться. - А какое отношение это имеет к личинкам? - Прямое. Люди покупают то, что им нужно. Вот вы ни разу в жизни непокупали коронную шестерню или маховое перо, но это вовсе не значит, что нетлюдей, богатеющих в эту самую минуту на их производстве - есть такие люди!То же с опарышами. - Не мог бы ты назвать мне этих мерзких людишек, которые покупаютопарышей? - Опарышей покупают рыбаки, мистер Ходди. Рыбаки-любители. В странемного тысяч рыбаков, которые каждый уикенд отправляются на реки рыбачить, ивсем им нужны опарыши. И они готовы за них хорошо платить. Пройдитеськак-нибудь вдоль реки выше Марлоу {город на Темзе}, и вы увидите их на обоихберегах. Свободного места нет! - Опарышей не покупают. Люди идут в сад и выкапывают червяков. - Прошу прощения, но тут вы не правы, мистер Ходди. Тут вы совершенноне правы. Рыбакам нужны опарыши, а не червяки. - В таком случае они и без вас их достанут. - Но они не хотят этим заниматься. Вы только представьте себе, мистерХодди: субботний день, вы собираетесь на рыбалку, а тут по почте приходитсимпатичная баночка с опарышами, и вам остается лишь положить ее в сумку иотправиться в путь. Да зачем копать червей и искать опарышей, когда все этоможет быть доставлено прямо к порогу дома всего за шиллинг-другой. - А могу я спросить, как ты собираешься руководить этой твоей фабрикойпо производству опарышей? Когда он произнес слово "опарышей", показалось, будто он сплюнул шелухуот семечка. - Нет ничего проще на свете, чем руководить фабрикой по производствуопарышей. Теперь Клод держался увереннее, проникаясь все большей симпатией кпредмету разговора. - Все, что нужно, - это пара бочек из-под автомобильного масла инесколько кусков гнилого мяса или баранья голова. Надо сложить это в бочку,и все. Остальное доделают мухи. Если бы он в ту минуту видел лицо мистера Ходди, то скорее всегопопридержал бы язык. - Конечно, не все так просто. Потом надо посадить опарышей на особуюдиету. Отруби и молоко. А когда они станут большими и жирными, их надоразложить по жестяным банкам и отправить покупателям. Банка в одну пинтупринесет пять шиллингов. Пять шиллингов за пинту! - вскричал он, хлопнувсебя по колену. - Вы только представьте себе, мистер Ходди! А одна трупнаямуха, говорят, запросто дает двадцать пинт! Он снова помолчал, но только затем, чтобы собраться с мыслями, - теперьего уже было не остановить. - И еще кое-что, мистер Ходди. На настоящей фабрике по производствуопарышей не только опарышами занимаются. У каждого рыбака ведь свой вкус.Все опарыши одинаковые, но есть и пескожилы. Некоторым рыбакам толькопескожила подавай. А между тем опарыши бывают разных цветов. Обычно онибелые, но можно придавать им разные цвета, если кормить их по-разному. Онимогут быть красными, зелеными, черными, даже голубыми - если знаете, [380]чем кормить. Самое трудное на такой фабрике, мистер Ходди, это производитьголубых опарышей. Клод умолк, чтобы перевести дыхание. Он увидел картину - ту же, котораясопровождала все его мечты о богатстве: вот стоит огромная фабрика свысокими трубами и широкими железными воротами, и в них стекаются сотнисчастливых рабочих, а сам Клод сидит в роскошном офисе и спокойно и назависть уверенно руководит производственным процессом. - Несколько человек с мозгами сейчас изучают этот вопрос, - продолжалон. - Поэтому надо торопиться, если не хочешь остаться на обочине. В том-тои состоит секрет большого бизнеса - успеть раньше других, мистер Ходди. Клэрис, Ада и их отец сидели совершенно неподвижно, глядя прямо передсобой. Никто из них не двигался и не произносил ни слова. Говорил толькоКлод. - Главное - позаботиться о том, чтобы опарыш был жив, когда отправляешьего почтой. Видите ли, он должен шевелиться. Опарыш, который не шевелится,никуда не годится. А когда дело наладим, когда у нас будет капитал, тогдапостроим теплицу. Клод помолчал, потирая подбородок. - Вам всем, наверное, интересно узнать, зачем на фабрике попроизводству опарышей нужна теплица. Что ж, скажу. Для разведения мух зимой.Зимой особенно важно заботиться о том, чтобы были мухи. - Ну ладно, хватит, спасибо, Каббидж, - неожиданно произнес мистерХодди. Клод только сейчас увидел выражение лица мистера Ходди. Он замолчал. - Не желаю больше слышать об этом, - сказал мистер Ходди. - Я хочу лишь одного, мистер Ходди, - воскликнул Клод, - дать вашейдочери все то, что она может пожелать. Я день и ночь только об этом и думаю,мистер Ходди. - А я надеюсь, что ты сможешь осуществить свою мечту без помощиопарышей. - Папа! - с тревогой в голосе проговорила Клэрис - Я не допущу, чтобыты разговаривал с Клодом таким тоном. - Я буду разговаривать с ним так, как сочту нужным, благодарю вас,мисс. - Мне, пожалуй, пора, - сказал Клод. - Счастливо оставаться!

МИСТЕР ФИЗИ

Мы оба рано были на ногах, когда настал великий день. Я пошел бриться в ванную, а Клод оделся и сразу же вышел из дома, чтобызаняться соломой. Окна кухни выходили на улицу, и я видел, как за деревьями- на горном хребте на краю долины - встает солнце. Всякий раз, когда Клод проходил мимо окна с охапкой соломы, я видел вуголке зеркала напряженное выражение лица запыхавшегося человека; ондвигался, наклонив голову, морщины на лбу собрались складками от бровей доволос. Я лишь однажды видел его таким - в день, когда он предложил Клэрисвыйти за него. На этот раз он был так возбужден, что даже походка у негостала потешной. Он ступал осторожно, будто асфальт у заправочной станцииплавился, и он это чувствовал сквозь тонкие подошвы, однако продолжалукладывать солому в кузов грузовика, чтобы Джеки было удобно. Потом он пришел на кухню, чтобы приготовить завтрак. Я смотрел, как онпоставил на плиту кастрюлю и стал варить суп. В руке он держал длиннуюжелезную ложку, ею и перемешивал суп, едва тот собирался закипеть. Непроходило и полминуты, чтобы он не засовывал свой нос в этотприторно-тошнотворный пар, исходящий от вареной конины. Потом сталзаправлять суп: добавил три очищенные луковицы, несколько молодых морковин,полную чашку ботвы жгучей крапивы, чайную ложку соуса к мясу, двенадцатькапель рыбьего жира, при этом за все бережно брался кончиками своих жирныхпальцев, будто имел дело с крошечными осколками венецианского стекла. Доставиз холодильника конский фарш, положил одну часть в миску Джеки, три части -в другую миску, а когда суп сварился, залил им мясо в обеих мисках. За этой церемонией я наблюдал каждое утро в течение последних пятимесяцев, но никогда не видел его таким сосредоточенным и серьезным. Он неразговаривал со мной, даже не смотрел в мою сторону, а когда повернулся иснова вышел из дома, чтобы привести собак, даже на спине его, казалось, былонаписано: "Боже милостивый, помоги мне, чтобы я не сделал чего-нибудь нетак, особенно сегодня". Я слышал, как он, надевая на собак поводки, тихо разговаривает с ними всарае, а когда он привел их на кухню, они принялись рваться с поводка,приподнимаясь на задних лапах и размахивая из стороны в сторону своимиогромными, как кнуты, хвостами. - Итак, - заговорил наконец Клод. - Что скажешь сегодня? Обычно, едва ли не каждое утро, он предлагал мне поспорить на пачкусигарет, но сегодня на кону было нечто побольше, и я знал, что в этот моментон как никогда ждет от меня поддержки. Он смотрел, как я обошел вокруг двух красивых одинаковых высоких, сугольно-черной шерстью собак, а сам между тем отошел в сторону, держаповодки на расстоянии вытянутой руки, чтобы я разглядел их получше. - Джеки! - произнес я, применив старый прием, который, впрочем, никогдане срабатывал. Две одинаковые головы с одинаковыми мордами обернулись в мою сторону, ина меня уставились две пары блестящих одинаковых глубоко посаженных желтыхглаз. Мне как-то почудилось, будто у одной из них глаза чуть потемнее. А вдругой раз мне показалось, будто я могу узнать Джеки по более впалой груди иеще по тому, что у Джеки чуть-чуть побольше мышц в задней части туловища. Ноне тут-то было. - Ну же, - подначивал Клод. Он надеялся, что уж сегодня-то я точно ошибусь. - Вот эта, - сказал я. - Это Джеки. - Которая? - Вот эта, слева. - Ха! - вскричал он. - Опять ты ошибся! - Мне так не кажется. - Еще как ошибся. А теперь послушай, Гордон, я тебе кое-что скажу. Всеэти последние недели, каждое утро, когда ты пытался отгадать, кто из нихДжеки, я... знаешь, что делал? - Что? - Вел счет. И в результате выяснилось, что ты почти в половине случаевошибался. Да лучше бы ты монету бросал! Вот он о чем! Если уж я (который видел их обеих каждый день) не всегдадогадывался, кто из них Джеки, почему же, черт возьми, ему нужно боятьсямистера Физи? Клод знал, что мистер Физи славится своим умением выявлятьнезаконно участвующих в бегах собак, но он также знал, что очень трудноотличить одну собаку от другой, особенно если между ними нет никакойразницы. Клод поставил миски с едой на пол, придвинув к Джеки ту из них, гдебыло меньше мяса, потому что бежать в этот день предстояло ей. Отступив всторону, он стал смотреть, как они едят. На его лице снова появилосьвыражение глубокой озабоченности, и он глядел на Джеки тем же восхищенным инежным взором, какой до недавнего времени предназначался только для Клэрис. - Видишь ли, Гордон, - сказал он. - Я тебе это уже говорил. Запоследнюю сотню лет много собак незаконно участвовали в бегах, всякие былисобаки - и хорошие, и плохие, но такой за всю историю собачьих бегов еще небыло. - Может, ты и прав, - ответил я. Я вспомнил промозглый день в самый канун Рождества, четыре месяцаназад, когда Клод попросил у меня грузовик и укатил в сторону Эйзбери, несказав, куда едет. Я тогда решил, что он отправился повидать Клэрис, но онвернулся поздно вечером и привез с собой собаку. Он сказал, что купил ее укого-то за тридцать пять шиллингов. - Она что, быстро бегает? - спросил я тогда. Мы стояли возле бензоколонки. Клод держал собаку на поводке и смотрел,как редкие снежинки падают ей на спину и тают. Двигатель грузовика продолжалработать. - Быстро! - усмехнулся Клод. - Да такой медленной собаки ты в жизни невидывал! - Тогда зачем же было ее покупать? - Видишь ли, - ответил он, и на его простом лице появилась плутоватая,загадочная улыбка. - Мне показалось, она немного похожа на Джеки. - Да, вроде похожа. Он протянул мне поводок, и я повел новую собаку в дом, чтобы онаобсохла, а Клод пошел в сарай за своей любимицей. Когда он вернулся, мы впервый раз сравнили их. Я помню, как он отступил и воскликнул: "Господи божемой!", и так и замер на месте, будто ему явился призрак. Вслед за тем онначал действовать быстро и уверенно. Опустившись на колени, он сталсравнивать собак. У меня было такое ощущение, будто в комнате становится всетеплее, по мере того как растет его возбуждение вследствие этого долгогомолчаливого исследования, в ходе которого сравнению подвергались даже ногтии зачатки пятого пальца (по восемнадцать на каждой собаке), а также окрас. - Знаешь что, - поднимаясь, произнес он наконец. - А пройдись-ка с нимипо комнате несколько раз. Минут пять, а то и шесть Клод стоял, прислонившись к плите. Он прикрылглаза и склонил голову набок, глядя на собак, хмурясь и покусывая губы.Потом, будто не веря тому, что увидел в первый раз, снова опустился наколени и снова занялся сравнительным анализом, но неожиданно, в самый разгаросмотра, вскочил на ноги и уставился на меня. Мышцы на его лице напряглись,а около ноздрей и вокруг глаз кожа побелела. - Отлично, - произнес он, при этом голос его немного дрожал. - Знаешь,что? Кажется, то, что надо. Теперь мы богаты. А потом начались наши тайные беседы на кухне с детальным планированием,выбором наиболее подходящего места, где проводятся бега, и наконец каждуювторую субботу (всего это случилось восемь раз) мы стали закрыватьзаправочную станцию (теряя при этом дневную выручку), чтобы отправить собакув Оксфорд, где близ Хедингтона есть замызганная дорожка в поле; тамразыгрываются большие деньги, но вообще-то место бегов - лишь ряд старыхстолбов, между которыми натянута веревка, обозначающая трассу, даперевернутый велосипед, с помощью которого тянут на веревке липового зайца,а в дальнем конце, на некотором расстоянии, шесть будок для собак и местодля стартера. В продолжение шестнадцати недель мы возили туда собаку восемьраз, мистер Физи зарегистрировал ее как участницу, а потом мы стояли в толпепод ледяным дождем, дожидаясь, когда ее кличку напишут мелом на доске. Мыназвали ее Черной Пантерой. И когда приходило время ей бежать, Клод всякийраз подводил ее к будке, а я вставал у финиша, чтобы там схватить ее и недать в обиду свирепым псам, которых называют "цыганскими", потому что цыганечастенько включали их в число участников, чтобы по окончании бега собакиразодрали друг дружку в клочья. Но правду сказать, нам всякий раз было довольно грустно, когда мы везлитак далеко эту собаку, заставляли ее бежать, смотрели за ее бегом инадеялись - чуть не молились за нее, - что она во что бы то ни стало придетпоследней. Молиться, разумеется, было вовсе не обязательно, да мы и несомневались в ней ни секунды, потому что эта старая кляча просто не моглабежать, и все тут. Она передвигалась, как краб. Единственный раз, когда онане пришла последней, случился, когда большая собака желтовато-коричневогоокраса по кличке Янтарный Блеск угодила лапой в ямку, порвала сухожилие ипришла к финишу на трех лапах. Но и тогда наша опередила только ее. И такимобразом мы добились того, что она попала в списки замыкающих вместе сослабаками, а в последний раз, когда мы туда ездили, все букмекеры ставили нанее из расчета двадцать или тридцать к одному, дразнили собаку и умолялизрителей поддержать ее. И вот в этот солнечный апрельский день настал наконец черед Джекибежать вместо нее. Клод сказал, что больше другую собаку мы ставить небудем, а то она надоест мистеру Физи, и он вообще снимет ее с бегов - такмедленно она двигалась. Клод сказал, что с психологической точки зрениясейчас самое время выпускать Джеки, и Джеки будет первой где-то корпусов надвадцать - тридцать. Джеки была еще щенком, когда Клод начал дрессировать ее, а теперьсобаке было всего лишь пятнадцать месяцев, но бегала она уже быстро. В бегахона еще не участвовала, но мы знали, что она умеет бегать, потому чтозасекали время, когда она начинала бежать от маленькой частной школы вАксбридже, куда Клод увозил ее каждое воскресенье начиная с семимесячноговозраста - за исключением того дня, когда ей делали прививку. Клод говорил,что она, может, и не так быстро бежит, чтобы быть у мистера Физи первой, нос той репутацией, которую она завоевала среди самых последних, вместе сослабаками, она будет из кожи вон лезть, чтобы продемонстрировать своивозможности и выиграть во что бы то ни стало, как говорил Клод, корпусовдесять - пятнадцать. Тем утром мне оставалось сделать лишь одно - сходить в банк в деревне ивзять пятьдесят фунтов для себя и пятьдесят для Клода как задаток к егожалованью, а в двенадцать часов закрыть станцию и повесить табличку на однойиз бензоколонок - "Сегодня не работаем". Клоду же предстояло запереть другуюсобаку в сарае за станцией, посадить Джеки в грузовик, после чего мы должныотправиться в путь. Не могу сказать, что я был так же взбудоражен, как Клод,но опять же, мне не нужно было покупать дом или жениться, поэтому результатпредстоящего состязания меня не очень-то и волновал. Да и не в конуре сгончими я прожил жизнь в отличие от Клода, который целыми днями ни о чемдругом и не думал, хотя по вечерам, может, и вспоминал Клэрис. Лично у менябыла хорошая работа - как владелец автозаправочной станции я был по горлозанят, хотя и интересовался подержанными машинами, но раз уж Клодуприспичило заниматься с собаками, я не против, особенно когда назревалотакое событие, а если бы задуманное еще и осуществилось! Вообще, не могу непризнаться, что всякий раз, когда я думал о деньгах, которыми мы рисковали икоторые предполагали выиграть, внутри у меня начинало что-то шевелиться. Собаки между тем позавтракали, и Клод вывел их на небольшую прогулку пополю, а я оделся и приготовил яичницу. Потом я сходил в банк и взял деньги(все купюры по одному фунту), а остаток утра пролетел довольно быстро заобслуживанием клиентов. Ровно в двенадцать я закрыл станцию и повесил табличку на бензоколонке.Появился Клод. Одной рукой он вел на поводке Джеки, а в другой держалбольшой красновато-коричневый картонный чемодан. - А это еще зачем? - Для денег, - ответил Клод. - Ты ведь сам говорил, что в карманах дветысячи фунтов не унесешь. Был чудесный весенний день. Почки так и лопались на живых изгородях, исолнечные лучи проникали сквозь молодые бледно-зеленые листочки большогобука, стоявшего на той стороне дороги. Джеки выглядела замечательно. Назадних лапах выступали две большие твердые мышцы, каждая размером с дыню.Шерсть отливала, как бархат. Пока Клод укладывал в грузовик чемодан, собакапрыгала на задних лапах, демонстрируя, в какой она отличной форме. Потомпосмотрела на меня и ухмыльнулась, будто понимала, что отправляется на бега,чтобы выиграть две тысячи фунтов и окружить себя славой. Такой роскошнойухмылки, как у этой Джеки, я сроду не видывал. Она не только приподнималаверхнюю губу, у нее даже уголки пасти расплывались, так что видны были всезубы, за исключением, может, пары коренных где-то в глубине. И всякий раз,видя ее улыбающейся, я ловил себя на том, что жду, как она еще и рассмеетсяв придачу. Мы забрались в грузовик и поехали. За рулем был я. Клод сидел рядом сомной, а Джеки ехала сзади. Стоя на соломе, она смотрела вперед, поверх нашихплеч. Клод то и дело оборачивался и пытался убедить Джеки, что нужно лечь, ато, случись крутому повороту, можно и вылететь из кузова, но собака быласлишком возбуждена, чтобы делать что-то еще, кроме как улыбаться ему в ответи махать своим огромным хвостом. - Деньги при тебе, Гордон? Клод курил одну сигарету за другой, не в силах усидеть на месте. - Да. - И мои тоже? - Всего у меня сто пять. Пять для парня, который крутит колесовелосипеда, как ты просил, чтобы он не остановил зайца и чтобы забег неаннулировали. - Хорошо, - сказал Клод, энергично потирая руки, будто ему былохолодно. - Хорошо, хорошо, хорошо. Проезжая по маленькой узкой Хай-стрит города Грейт-Миссенден, мыувидели старину Рамминса, направлявшегося в паб "Голова лошади" за своейутренней пинтой, потом за деревней повернули налево и поднялись наЧилтерн-Хиллс, держа курс на Принсез Ризборо, а оттуда до Оксфордаоставалось всего лишь двадцать с чем-то миль. Ехали мы теперь молча, поскольку оба начали испытывать какое-тонапряженное состояние. Мы сидели очень тихо, не произнося ни слова, каждыйвынашивал свои страхи и предчувствия, каждый сдерживал свои тревоги. А Клодвсе дымил и дымил и выбрасывал сигареты наполовину выкуренными в окно.Обычно в ходе таких поездок он говорил без умолку по дороге туда и обратно,рассказывая, что ему приходилось делать с собаками, на каких работах онработал, где бывал, какие деньги зарабатывал, а также обо всем том, чтоделали с собаками другие, о воровстве, жестокости и невероятно коварномжульничестве хозяев беговых дорожек. Но в этот раз он не так уверенно себячувствовал, чтобы много говорить. Да, признаться, и я тоже. Я молча следилза дорогой и старался не думать о ближайшем будущем, вспоминая все то, чтоКлод рассказывал мне раньше о разбое на собачьих бегах. Готов поклясться, что никто на свете обо всем этом не знает большеКлода, и с того самого времени, когда мы взяли другую собаку и решилипровернуть дело, он счел своей обязанностью посвятить меня в егоособенности. Теперь, во всяком случае в теории, думаю, я знал почти столькоже, сколько он. Началось все с того разговора на кухне, когда речь зашла о возможностипойти на хитрость. Помню, это было на другой день, после того как появиласьдругая собака. Мы сидели и смотрели в окно на клиентов заправочной станции.Клод объяснял мне, что нам предстоит сделать. Я пытался по возможностивнимательно следить за ходом его рассуждений, пока у меня не возник вопрос,не задать который я не мог: - Вот чего я не понимаю, - сказал я тогда, - зачем вообще нужна другаясобака? Не будет ли безопаснее, если все время мы будем использовать Джеки,останавливая ее в первых шести забегах, чтобы она приходила последней?Потом, когда все махнут на нее рукой, мы сможем заставить ее бежатьпо-настоящему. Результат-то в конечном счете один и тот же, не правда ли,зато никакой опасности, что нас разоблачат. Как я только что сказал, вопрос попал в точку. Клод быстро взглянул наменя и произнес: - Ну уж нет! Хочу, чтобы ты запомнил - "остановками" я не занимаюсь. Дачто это пришло тебе в голову, Гордон? Казалось, мои слова задели его больно и всерьез. - Не вижу в этом ничего плохого. - Послушай-ка, Гордон. Останавливать на бегу хорошую собаку - значитгубить ее. Хорошая собака знает, что она быстрая, и если видит, что ее всеобогнали, и ей никого не догнать, у нее, поверь мне, сердце обрывается. Малотого. Ты не стал бы делать подобных предложений, если бы знал, на какиеухищрения идут некоторые во время бегов, чтобы остановить своих собак. - На какие например? - спросил я тогда. - Да на любые, лишь бы собака сбилась. Но попробуй ее останови! Она таки рвется в бой и спокойно смотреть, как бегут другие, не может, так и рветсяс поводка, чтобы присоединиться к другим. Сколько раз я видел, как даже сосломанной ногой собака бежит к финишу. Он помолчал, задумчиво глядя на меня своими большими светлыми глазами.По всему было видно, что он глубоко задумался. - Если уж мы хотим все сделать как надо, - сказал он, - то, может, мнестоит рассказать тебе кое-что, чтобы ты знал, что нас ждет. - Давай рассказывай, - ответил я, - Мне это интересно. Какое-то время он молча смотрел в окно. - Главное, что ты должен запомнить, - невесела произнес он, - что всете, кто водит на бега собак, очень хитры. Так хитры, что ты и представитьсебе не можешь. Он снова умолк, приводя в порядок свои мысли. - Да взять хоть, для примера, разные способы сдержать бег собаки. Самыйраспространенный - затяжка. - Затяжка? - Да. Самый ходовой способ. Нужно лишь затянуть ошейник покрепче, чтобысобака даже дышала с трудом. Умный человек знает, на какую дырочку ошейникзатянуть, чтобы собака пробежала лишь определенное расстояние. Обычнозатягивают на пару дырочек потуже, чтобы она отстала на пять-шесть корпусов.А завяжи еще туже, так она и последней придет. Немало знавал я собак,которые валились без сил или же умирали, когда им туго затягивали ошейник,да еще в жаркий день. Скверное это дело, душить таким образом собак. А вотдругие перехватывают черной ниткой пару ногтей на лапе, и собака уже непобежит быстро, потому что начинает нервничать. - Но звучит неплохо. - А еще есть такие, которые прилепляют размягченную во рту жевательнуюрезинку собаке под хвост, туда, где хвост соединяется с туловищем. И ничеготут смешного нет, - возмущенно прибавил он. - Во время бега хвост собакиподнимается и опускается, и резинка на хвосте приклеивается к шерстинкам всамой нежной части. Поверь мне, ни одной собаке это не понравится. Потоместь снотворные таблетки. Ими нынче многие пользуются. Снотворное назначаютв зависимости от веса, как это делают врачи, и отмеряют такую дозу, котораянужна, чтобы собака отстала на пять, десять или пятнадцать корпусов. Вотлишь несколько обычных способов, - говорил он тогда, - но это ничто,абсолютно ничто в сравнении с некоторыми другими приемами, которыеиспользуются для того, чтобы сдержать собаку во время бега, особенноцыганами. Цыгане такие штуки проделывают, что и говорить об этом противно, кпримеру, просто ставят для собаки капкан - такое даже со злейшими врагами неделают. И поведав мне об этих ужасных вещах - и вправду ужасных, ведь речь шлао физической боли, которую причиняют собакам, - он перешел к рассказу о том,что некоторые делают, чтобы собака пришла первой. - Чтобы собака бежала быстро, с ней делают не менее ужасные вещи, как ив тех случаях, когда хотят, чтобы она бежала медленно, - тихо заговорил он,и его лицо приняло таинственное, загадочное выражение. - Наверное, самыйраспространенный способ из всех - использование зимолюбки {род растенийсемейства грушанковых}. Если увидишь собаку без шерсти на спине или жешерсть растет клочками - значит, тут не обошлось без зимолюбки. Перед самымбегом зимолюбку крепко втирают в кожу. Иногда используют мазь Слоуна {ЭрлСлоун (1848 - 1913) - американский врач, изобрел мазь, с помощью которойлечили хромоту у лошадей}, но чаще всего это зимолюбка. Жжет страшно. Жжеттак, что единственное, чего хочется собаке, это бежать, бежать и бежать -так быстро, как только можно убежать от боли... Есть еще специальныелекарства, которые вводят иглой. Это, заметь, современный способ, ибольшинство темных личностей, увлекающихся собачьими бегами, даже и неподозревают о его существовании. А вот парни, приезжающие из Лондона вбольших автомобилях с дрессированными собаками, которых за взятку взяли утренера на денек, - те используют иглу. Помню, как он сидел тогда за кухонным столом с сигаретой во рту,прикрывая глаза, когда выпускал дым, смотрел на меня почти закрытымиглазами, вокруг которых собрались морщины, и говорил: - Запомни-ка вот что, Гордон. Тот, кто хочет, чтобы собака была первой,пойдет на что угодно. С другой стороны, ни одна собака не побежит быстрее,чем может, что бы ты с ней ни делал. Поэтому если нам удастся записать Джекисреди самых слабых, то дело наше выигрышное. Никакая собака из слабых за нейне угонится, хоть зимолюбку возьми, хоть иглу. Да хоть имбирь. - Имбирь? - Ну да. Имбирь тоже часто используют. Берут кусок сырого имбиряразмером с грецкий орех и минут за пять до старта засовывают в собаку. - В пасть? Чтобы она его съела? - Нет, - ответил он. - Не в пасть. Наши разговоры продолжались. В ходе восьми долгих поездок к местубегов, которые мы потом проделали с другой собакой, мне довелось услышатьеще многое об этом чудесном виде спорта - особенно о способах попридержатьсобаку или ускорить ее бег (даже о названиях лекарств и в каких количествахих используют). Я услышал о "крысином способе" (для не гончих собак, чтобызаставить их бежать за липовым зайцем), когда крысу кладут в банку ипривязывают ее к шее собаки. В крышке банки делается дырочка, достаточнобольшая для того, чтобы крыса высунула голову и укусила собаку. Но собакекрысу не достать, поэтому она начинает сходить с ума от того, что ее кусаютв шею, и чем больше она трясет банкой, тем больше крыса ее кусает. Наконецкто-то отпускает крысу, и собака, которая до того времени была милымдомашним животным, которое лишь хвостом помахивало и даже мышь не обиделобы, в ярости хватает ее и разрывает на куски. Проделай это несколько раз,сказал тогда Клод ("но сам я этим не занимаюсь"), и собака становитсянастоящей убийцей, которая побежит за кем угодно, даже за липовым зайцем. Тем временем мы пересекли поросшие буком Чилтерн-Хиллс и теперьспускались вниз, на плоскую равнину к югу от Оксфорда, где больше вязов идубов. Клод молча сидел рядом со мной, нервно покуривая. Каждые две-триминуты он оборачивался, чтобы убедиться, что с Джеки все в порядке. Собаканаконец улеглась, и, поворачиваясь к ней, Клод всякий раз тихо ей что-тонашептывал, и она отвечала его словам легким движением хвоста, отчегошуршала солома. Скоро мы должны были подъехать к широкой Хай-стрит близ Тейма, куда побазарным дням сгоняли свиней, коров и овец, и где раз в год проходилаярмарка с качелями, каруселями, разбитыми машинами и цыганскими кибитками -и все на этой улице в центре города. Клод родился в Тейме, и не было случая,чтобы он не упомянул об этом, когда мы проезжали мимо этих мест. - А вот и Тейм, - произнес он, как только появились первые дома. - Яведь родился в Тейме, Гордон, и вырос здесь. - Ты мне уже говорил об этом. - Много чего мы тут вытворяли пацанами, - с ностальгической ноткой вголосе проговорил он. - Не сомневаюсь. Он замолчал - скорее, думаю, затем, чтобы успокоиться, нежелипочему-либо еще, а потом начал вспоминать о годах юности. - Вон там один парень жил, - сказал он, - Гилбертом Гоммом звали.Маленькое остроносое лицо, как у хорька, одна нога короче другой. Жуткиевещи мы с ним проделывали. Знаешь, что мы с ним сделали однажды, Гордон? - Что? - Как-то вечером, когда мамаша с папашей были в пабе, мы пошли накухню, отсоединили трубку от конфорки и пустили газ в бутылку из-под молока,полную воды. Потом сели и стали пить ее из чайных чашек. - Понравилось? - Еще как! Отвратительное пойло! Но мы не пожалели сахару, и тогда питьстало, в общем-то, можно. - А зачем вы это пили? Клод недоверчиво посмотрел на меня. - Ты хочешь сказать, что никогда не пил воду с пузырями? - Да вроде нет. - Я думал, все ее пили в детстве! Она пьянит почти как вино, толькохуже, тут все зависит от того, как долго пропускаешь газ через воду. Как мыназюзюкивались на этой кухне по субботним вечерам! Вот здорово было! И такпродолжалось до тех пор, пока папаша не заявился как-то домой пораньше и незастукал нас. До конца своих дней не забуду тот вечер. Я держу в рукахбутылку из-под молока, в ней пузырится газ, Гилберт стоит на коленях,готовый в любой момент по моей команде повернуть кран, и тут входит папаша. - И что он сказал? - О боже, Гордон, это было ужасно. Он не произнес ни слова, ноостановился в дверях, нащупал свой ремень, потом очень медленно расстегнулего и медленно вынул из брюк. Все это время он не спускал с меня глаз.Мужчина он был крупный, с руками как отбойные молотки, с черными усами ифиолетовыми прожилками на щеках. Потом быстро подошел, схватил за куртку ипринялся охаживать меня что было мочи пряжкой и, клянусь богом, Гордон, ятогда решил, что мне конец. Но тут он остановился, медленно и аккуратно вделремень в брюки, застегнул пряжку, заправил конец ремня и рыгнул пивом,которое недавно пил. Потом, так и не сказав ни слова, отправился обратно впаб. Так меня больше в жизни не пороли. - Сколько тебе тогда было лет? - Да, наверное, лет восемь, - ответил Клод. Когда мы подъезжали к Оксфорду, он опять замолчал, и то и делоповорачивал голову, чтобы убедиться, что с Джеки все хорошо, трогал ее,гладил по голове, а однажды повернулся всем телом, встал на сиденье наколени и обложил собаку соломой, пробормотав что-то насчет сквозняка. Мыпроехали по окраине Оксфорда и оказались на пересечении узких проселочныхдорог, а спустя какое-то время свернули в небольшой ухабистый переулок ивлились в жидкий поток мужчин и женщин, двигавшихся, кто пешком, кто навелосипеде, в том же направлении. Некоторые мужчины вели на поводках собак.Перед нами ехала машина с закрытым кузовом, и мы видели собаку, котораясидела на заднем сиденье между двумя мужчинами. - Отовсюду народ собирается, - мрачно произнес Клод. - Эти, видно,специально из Лондона едут. Наверное, взяли собаку тайком из большой псарнина денек. Как знать, может, она участница скачек трехлеток в Эпсоме. - Будем надеяться, что она не помешает Джеки. - Не беспокойся, - сказал Клод. - Все новые собаки автоматическипопадают в категорию сильнейших. Мистер Физи за этим внимательно следит. На поле вели открытые ворота. Прежде чем мы въехали, жена мистера Физивзяла у нас деньги за участие. - Он бы и педали ее крутить заставил, будь у нее силы, - сказал Клод. -На помощников старина Физи не очень-то раскошелится. Я проехал через поле и припарковался в конце ряда машин у изгороди. Мыоба вышли из грузовика, и Клод тотчас же занялся Джеки. Я стоял возле машиныи ждал. Поле было очень большое, с крутоватым откосом, и я находился навершине этого откоса и смотрел вниз. Я видел шесть стартовых будок,деревянные столбики, обозначавшие дорожку, которая тянулась вдоль нижнейчасти поля и резко поворачивала под прямыми углами, а потом поднималасьвверх к зрителям и к финишу. В тридцати ярдах от финишной линии находилсявелосипед колесами вверх, с помощью них тянули липового зайца. Это обычныйспособ тянуть липового зайца, используемый на всех скачках. Конструкциясостоит из хрупкой деревянной платформы высотой восемь футов, поддерживаемойчетырьмя вбитыми в землю столбами. На платформе прочно закреплен обычныйстарый велосипед колесами вверх. Заднее колесо направлено в сторону дорожки.С него снимают резину, так что остается один вогнутый металлический обод.Один конец веревки, которая тянет зайца, прикреплен к этому ободу, имотальщик (или крутильщик), расставив ноги над велосипедом, крутит педалируками, колесо таким образом вращается, и веревка наматывается на обод.Липовый заяц движется к нему со скоростью, которую он задаст сам, до сорокамиль в час. После каждого забега кто-нибудь относит липового зайца (вместе сверевкой, к которой он привязан) обратно к стартовым будкам, одновременноотматывая веревку с колеса, и к новому старту все готово. Мотальщик свысокой платформы следит за ходом бега и регулирует скорость зайца так,чтобы тот все время находился впереди собаки, бегущей первой. Он также можетв любое время остановить зайца и объявить бег несостоявшимся, если емупокажется, что выигрывает не та собака. Для этого он резко поворачиваетпедали назад, и веревка запутывается во втулке колеса. Он может такженеожиданно уменьшить скорость зайца - быть может, на секунду, - тогдасобака, бегущая первой, автоматически замедляет свой бег, и ее догоняютдругие. Мотальщик - персона важная. Я видел, что мотальщик мистера Физи уже стоит на платформе. Это былкрепкий на вид мужчина в синем свитере. Он опирался о велосипед и смотрел натолпу сверху вниз сквозь дым своей сигареты. В Англии существует странный закон, позволяющий проводить подобногорода состязания на одной площадке только семь раз в году. Вот почему всеоборудование мистера Физи легко перевозилось с места на место, и послеседьмого состязания он просто переезжал на другое поле. Закон ему в этом непрепятствовал. Собралось уже довольно много народа, и букмекеры ставили свои стенды вряд, с правой стороны. Клод вывел Джеки из грузовика и теперь направлялсявместе с ней к группе людей, толпившихся вокруг приземистого мужчины, накотором были бриджи для верховой езды. Это и был мистер Физи собственнойперсоной. Каждый из окружавших его держал на поводке собаку, и мистер Физизаписывал клички в блокнот, который держал в левой руке. Я неторопливоприблизился к ним, чтобы понаблюдать за происходящим. - Эту как зовут? - спросил мистер Физи, приготовившись сделать запись вблокноте. - Полночь, - ответил какой-то мужчина, державший на поводке чернуюсобаку. Мистер Физи отступил на шаг и внимательнейшим образом осмотрел собаку. - Полночь. Ладно. Записал. - Джейн, - сказал следующий мужчина. - Ну-ка, дай взглянуть. Джейн... значит, Джейн... хорошо. - Солдат. Эту собаку держал на поводке высокий мужчина с длинными зубами в синемдвубортном выношенном до блеска костюме. Назвав кличку собаки, он почесалсвободной рукой ягодицу. Мистер Физи наклонился, чтобы получше рассмотреть пса. Его хозяинуставился в небо. - Уведи его отсюда, - сказал мистер Физи. Мужчина быстро опустил взгляд и перестал чесаться. - Да уводи же! - Послушайте, мистер Физи, - мужчина немного шепелявил сквозь своидлинные зубы. - Ну не делайте же глупостей, прошу вас. - Давай, Ларри, проваливай и не отнимай у меня время. Ты не хуже менязнаешь, что у Солдата два белых пальца на правой передней лапе. - Погодите, мистер Физи, - сказал мужчина. - Вы ведь Солдата полгода невидели. - Хватит, Ларри, уходи. Некогда мне спорить с тобой. Внешне мистер Физи не казался сердитым. - Следующий, - сказал он. Я увидел, как из толпы выступил Клод, держа на поводке Джеки. Егоширокое простое лицо было неподвижно, глаза смотрели куда-то поверх головымистера Физи, а поводок он намотал на руку так крепко, что костяшки пальцевсделались похожими на белые луковки. Я знал, каково ему сейчас. Я и сам себятак же чувствовал в ту минуту, а когда мистер Физи рассмеялся, мне сделалосьеще хуже. - Эй! - вскричал он. - Да это же Черная Пантера. Вот вам и чемпион. - Именно так, мистер Физи, - сказал Клод. - Вот что я тебе скажу, - говорил мистер Физи, продолжая ухмыляться. -Веди-ка ты ее туда, откуда привел. Не хочу ее больше видеть. - Но послушайте, мистер Физи... - Уже раз шесть или восемь, не меньше, я позволил ей бежать ради твоегоудовольствия, а теперь хватит. Почему бы тебе не пристрелить ее, и дело сконцом? - Послушайте же, мистер Физи, прошу вас. Еще разок, и больше я васникогда не стану просить. - Ни разу! У меня сегодня столько собак, что мне с ними не справиться.Для всяких там крабов вроде этого места нет. Мне показалось, Клод сейчас расплачется. - Правду сказать, мистер Физи, - заговорил он, - в последние две неделия вставал каждое утро в шесть, выводил ее на прогулку, делал массаж, покупалбифштексы, и поверьте мне, это совершенно другая собака, совсем не та,которая бежала в последний раз. Слова "другая собака" заставили мистера Физи вздрогнуть, будто егоукололи булавкой. - Это еще что значит? - воскликнул он. - Другая собака! Надо отдать Клоду должное, он не дрогнул. - Послушайте, мистер Физи, - сказал он. - Не надо придираться к моимсловам. Вы и сами отлично знаете, что я не это имел в виду. - Ну хорошо, хорошо. Но все равно уводи ее. Какой смысл участвовать,если она бегает так медленно? Отведи ее домой, будь любезен, и не задерживайдругих. Я не сводил глаз с Клода. Клод неотрывно смотрел на мистера Физи.Мистер Физи между тем оглядывался в поисках очередной собаки. Он был вжелтом свитере и в твидовом пиджаке. Желтая полоска на груди, тонкие ноги вгетрах, манера дергать головой из стороны в сторону - все это делало егопохожим на веселую птичку, возможно, на щегла. Клод сделал шаг вперед. Ввиду явной несправедливости лицо его началонесколько багроветь, и я видел, как адамово яблоко так и ходит у неговверх-вниз, когда он сглатывает слюну. - Вот что я решил, мистер Физи. Я настолько уверен, что эта собакастала лучше бегать, что ставлю фунт - она не придет последней. Вот так. Мистер Физи медленно повернулся и уставился на Клода. - Ты что, рехнулся? - спросил он. - Ставлю фунт, только чтобы доказать свою правоту. Опасный ход, который мог вызвать подозрение, но Клод знал, что ничегодругого не оставалось. Стояла тишина, пока мистер Физи, наклонившись,рассматривал собаку. Его глаза медленно двигались по всему телу животного,рассматривали каждую часть, одну за другой. В его скрупулезности было что-тотакое, что заставляло им восхищаться так же, как и его памятью; и вместе стем следовало остерегаться этого самоуверенного мошенника, державшего вголове форму, окрас и метки, наверное, нескольких сотен разных, но такихпохожих друг на друга собак. Ему довольно было чего-то одного, чтобыотличить одну собаку от другой: небольшого шрама, чуть вывернутого внутрьпальца или скакательного сустава, едва заметной горбатости или подпалины -мистер Физи все помнил. И вот он склонился над Джеки. У него было розовое мясистое лицо,небольшой, с плотно сжатыми губами рот, который, казалось, не можетрасплыться в улыбке, а глаза, точно две фотокамеры, были наведены на собаку. - Что ж, - выпрямившись, произнес он. - Собака вроде та же. - Да, хотелось бы надеяться! - воскликнул Клод. - За кого вы меняпринимаете, мистер Физи? - За ненормального, вот за кого. Но отчего бы не заработать фунт, темболее так легко? Полагаю, ты забыл, как Янтарный Блеск в прошлый раз обошелее почти на три корпуса? - Моя собака в тот раз была не готова, - ответил Клод. - Я недавно сталдавать ей бифштексы, делать массаж и выводить на прогулки. Но, мистер Физи,вы же не собираетесь записывать ее в сильнейшую группу только затем, чтобывыиграть пари? Это слабая собака, мистер Физи. И вы это знаете. Маленький ротик мистера Физи округлился, сделавшись похожим напуговицу. Оглядев толпу, он рассмеялся, и собравшиеся рассмеялись вместе сним. - Послушай-ка, - сказал он, кладя волосатую руку на плечо Клода. -Собак я знаю, а чтобы выиграть твой фунт, с этой возиться не собираюсь. Этапобежит со слабыми. - Все верно, - согласился Клод. - Договорились. Он отошел вместе с Джеки, и я присоединился к ним. - Ну, Гордон, слава богу, пронесло. - Да и я был как на иголках. - Теперь самое страшное позади, - сказал Клод. На его лице снова появилось выражение запыхавшегося человека. Он пошелбыстрой, подпрыгивающей походкой, точно земля была горячей. В ворота продолжали въезжать люди, и на поле их теперь собралосьчеловек триста, не меньше. Не очень-то симпатичный народ - мужчины с острыминосами, женщины с грязными лицами, плохими зубами и быстро бегающимиглазками. Отбросы большого города. Просочились как нечистоты через трещину вканализационной трубе, протекли струей по дороге и, оказавшись в верхнейчасти поля, образовали вонючее озерцо. Все тут были - мошенники, цыгане,"жучки", отребье, подонки, негодяи, подлецы и мерзавцы из треснувшихканализационных труб большого города. Некоторые были с собаками. Собакдержали на обрывках веревок. Это были жалкие животные с опущенными головами,тощие паршивые собаки с язвами на ляжках, понурые старые собаки с серымимордами, собаки, которым дали допинг или напичкали кашей, чтобы не пришлипервыми. Некоторые передвигались на негнущихся лапах - особенно одна, белая. - Клод, а что это вон та белая идет так, точно у нее лапы не сгибаются? - Которая? - Да вон та. - А, ну да, вижу. Скорее всего, потому что висела. - Висела? - Ну да, висела. Сутки висела в сбруе с болтающимися лапами. - О господи, это еще зачем? - Да чтоб бежала медленно. Мало того что собак потчуют допингом,перекармливают, туго натягивают намордник. Их еще и подвешивают. - Понятно. - А то еще и шкуркой чистят, - продолжал Клод. - Трут подушечки налапах грубой наждачной бумагой, стирают кожу, и собаке больно бежать. - Да-да, я понял. А потом мы увидели собак получше, внешне бодрых, откормленных, сблестящей шерстью - из тех, что каждый день едят конину, а не помои длясвиней или сухари с капустным отваром. Виляя хвостами, они рвались споводков. Их не перекармливали, не давали допинг, хотя, возможно, и этихожидала не очень-то хорошая судьба, когда ошейник затянут на четыре дырочкипотуже. Только смотри, Джок, чтобы он мог дышать. Совсем-то не души его, ато еще свалится в середине забега. Пусть себе сопит. Давай, затягивай поодной дырке за раз, пока не услышишь, как он засопел. Ты сам увидишь, как оноткроет пасть и начнет тяжело дышать. Тогда хватит, только смотри, чтоб онглаза не пучил. За этим особо смотри, понял? - Понял. - Пойдем-ка лучше отсюда, Гордон. Джеки только нервничает, когда видитвсех этих собак, а это ей ни к чему. Мы поднялись по склону к тому месту, где стояли машины, потом прошлисьперед ними взад-вперед, ведя перед собой собаку. В некоторых машинах сиделилюди с собаками, и, когда мы проходили мимо, они недовольно смотрели на нассквозь стекла. - Будь осторожен, Гордон. Только неприятностей нам сейчас не хватало. - Ладно. То были самые лучшие собаки, секретное оружие. Их быстро выводили измашины только для того, чтобы зарегистрировать среди участников (обычно подвымышленной кличкой), а потом так же быстро прятали обратно в машине идержали там до последней минуты. После забега их тотчас вели обратно вмашину, чтобы какой-нибудь пронырливый негодяй не успел их хорошенькорассмотреть. Ведь что говорил тренер на большом стадионе? "Ладно, - сказалон, - возьмите ее, но, ради бога, чтобы только никто ее не узнал. Эту собакузнали тысячи человек, поэтому будьте осторожнее. А обойдется это вам впятьдесят фунтов". Эти собаки очень быстрые, но как бы они ни были быстры, - это не имеетзначения - им, наверное, все равно введут что-нибудь с помощью иглы - так,на всякий случай. Полтора кубика эфира подкожно, в машине, очень медленно.Да любая собака потом обгонит на десять корпусов всех остальных. Бывает ещекофеин в масле или камфара. От этого они тоже быстрее бегут. Те, что ездят вбольших машинах, знают об этом все. А некоторые и про виски знают. Но этовнутривенное. А ведь можно и не попасть в вену. Не попадешь в вену, и невыйдет ничего, и что тогда? Остается эфир, кофеин или камфара. Да смотри, непереборщи, Джок. Сколько она весит? - Пятьдесят восемь фунтов. - Хорошо,только не забывай, что нам сказал тот парень. Погоди-ка минуту. Я где-тозаписал на бумажке. Ага, вот она. 1 кубик на 10 фунтов веса даст выигрыш в 5корпусов на дистанции в 300 ярдов. Постой-ка, дай сосчитаю. Да нет, лучшеприкинуть. Ты сам прикинь, Джок. То, что надо, сам увидишь. Проблем нет,собак для забега я сам выбирал. Пришлось отдать старику Физи десятку. Целыхдесять фунтов отдал ему. Это, говорю, вам, дорогой мистер Физи, на деньрождения, в знак любви. Большое спасибо, говорит мистер Физи. Спасибо, мой добрый преданныйдруг. А чтобы собака перестала бежать, эти парни, разъезжающие в большихмашинах, дают ей хлорбутанол. Хлорбутанол - превосходная вещь, потому чтоего можно дать накануне, особенно чужой собаке. Или петидин. Смешай петидинсо скополамином - жуткая смесь. - Да-а, много тут собралось знатных господ, любителей спорта, - сказалКлод. - И не говори. - Следи-ка лучше за своими карманами, Гордон. Ты деньги-то далекоспрятал? Мы прошлись позади припаркованных в ряд машин - между машинами иизгородью, - и я увидел, как Джеки напряглась, потянула за поводок идвинулась вперед, припав к земле. Ярдах в тридцати от нас стояли двоемужчин. Один из них держал на поводке большую желтовато-коричневую борзую,которая, как и Джеки, была напряжена, в руке у другого был мешок. - Смотри, - шепотом произнес Клод, - сейчас ей достанется добыча. Из мешка на траву вывалился маленький белый кролик - пушистый, молодой,ручной. Он выпрямился и сел, поджав лапы и уткнувшись носом в землю, какобычно сидят кролики. Вид у него был испуганный - так неожиданно выпасть измешка на траву, да еще удариться. И такой яркий свет. Собака между тем былавне себя от возбуждения. Она рвалась с поводка, скребла лапой землю, скулилаи бросалась вперед. Кролик увидел собаку. Он весь сжался и сидел совершеннонеподвижно. Страх парализовал его. Мужчина взял собаку за ошейник, и тастала извиваться и прыгать, пытаясь освободиться. Другой мужчина подтолкнулкролика ногой, но тот был слишком перепуган, чтобы двигаться с места. Он ещераз пнул кролика ногой, как футбольный мяч. Кролик перевернулся несколькораз, выпрямился и поскакал по траве от собаки. Другой мужчина спустилсобаку, и она настигла кролика одним громадным прыжком, послышалосьвизжание, не очень громкое, но пронзительное и мучительное и продолжавшеесядовольно долгое время. - Ну вот и добыча, - произнес Клод. - Не могу сказать, чтобы мне это очень понравилось. - Я тебе уже говорил, Гордон. Большинство это делает. Собака такимобразом разогревается перед забегом. - Все равно мне это не нравится. - Мне тоже. Но все это делают. Даже тренеры на больших стадионах. Я этоназываю настоящим варварством. Мы отошли в сторону. Толпа на склоне холма продолжала увеличиваться.Позади зрителей выстроился целый ряд стендов, на которых красным, золотым иголубым были написаны фамилии букмекеров. Все букмекеры стояли возле своихстендов на перевернутых ящиках с пачкой пронумерованных карт в одной руке,куском мела в другой, а за спиной у них расположились помощники с блокнотамии карандашами. Потом мы увидели мистера Физи, направлявшегося к школьнойдоске, прибитой гвоздем к врытому в землю столбу. - Сейчас мы узнаем состав участников первого забега, - сказал Клод. -Пойдем быстрее! Мы быстро спустились по склону холма и присоединились к толпе. МистерФизи выводил на доске клички участников, сверяясь со своим блокнотом. Толпав молчаливом ожидании следила за ним. 1. Сэлли. 2. Три Фунта. 3. Улитка. 4. Черная Пантера. 5. Виски. 6. Ракета. - И Джеки там! - шепотом произнес Клод. - В первом забеге! Четвертаябудка! Теперь слушай, Гордон. Дай-ка мне быстро пятерку. Я покажу еемотальщику. Клод так нервничал, что даже говорил с трудом. Вокруг носа и глаз кожау него снова стала белой, а когда я протянул ему банкноту в пять фунтов, онвзял ее трясущейся рукой. Человек, который должен был крутить педаливелосипеда, по-прежнему стоял в своем синем пиджаке на деревянной платформеи курил. Клод подошел к платформе и стал смотреть на него снизу вверх. - Видишь пятерку? - тихо произнес он, свернув ее трубочкой и стиснув владони. Мужчина посмотрел на нее, не поворачивая головы. - Ты только крути по-честному. Без всяких там остановок и задержек.Заяц должен бежать быстро. Идет? Мужчина не пошевелился, но чуть-чуть, почти незаметно поднял брови.Клод отвернулся от него. - Теперь слушай, Гордон. Деньги доставай не сразу, понемногу, как ятебе говорил. Иди и делай небольшие ставки, чтобы они не менялись, понял? Ая поведу Джеки так медленно, как смогу, чтобы у тебя хватило времени. Всепонял? - Понял. - И не забудь занять место на финише в конце забега и сразу хватай ее.Уводи подальше от других собак, когда они начнут драться за зайца. Крепкодержи и не отпускай, пока я не подбегу с ошейником и поводком. Запомни,Виски под пятым номером - цыганская собака. Любому ногу откусит, кто на еепути попадется. - Все понял, - сказал я. - Пошли. Я видел, как Клод повел Джеки к финишному столбу, взял желтую жилетку,на которой крупно была выведена цифра 4, а также намордник. Остальные пятьсобак тоже были там; их хозяева хлопотали около них и надевали имнамордники. Мистер Физи в своих узких бриджах деловито суетился поблизости,напоминая суматошную бойкую птичку. Я видел, как он что-то сказал Клоду ирассмеялся. Клод не обращал на него внимания. Скоро всем предстояло повестисобак вниз по холму к дальнему краю поля, к стартовым будкам. Идти нужнобыло минут десять. "Значит, у меня есть не меньше десяти минут", - сказал япро себя и стал проталкиваться сквозь толпу, которая стояла в шесть-семьрядов перед линией букмекеров. - Виски - пятьдесят на пятьдесят! Пять к двум на Сэлли! Виски -пятьдесят на пятьдесят! Четыре к одному на Улитку! Делайте ваши ставки!Живее! Кто следующий? На всех досках Черная Пантера шла из соотношения двадцать пять кодному, о чем говорила надпись мелом на всех досках. Я протиснулся кближайшему стенду. - Три фунта на Черную Пантеру, - сказал я, протягивая деньги. У человека, стоявшего на ящике, было пылающее лицо, а к губам прилиплиостатки чего-то белого. Он выхватил у меня деньги и бросил их в свою сумку. - Семьдесят пять фунтов к трем на Черную Пантеру, - сказал он. - Номерсорок два. Он протянул мне билет, и его помощник записал ставку. Я отошел в сторону и быстро записал на обратной стороне билета "75 к3", после чего положил его во внутренний карман пиджака, где лежали деньги. Я и дальше собрался распределять деньги небольшими частями. Следуяуказаниям Клода, я и раньше ставил несколько фунтов на другую нашу собакуперед каждым забегом, чтобы не вызвать подозрения, когда наступит великийдень. Поэтому я довольно уверенно обошел все стенды, ставя каждый раз трифунта. Я не спешил, но и времени не тратил попусту и, сделав ставку, каждыйраз записывал сумму на обратной стороне билета, прежде чем опустить его вкарман. Всего было семнадцать букмекеров. У меня было семнадцать билетов,всего я поставил пятьдесят один фунт, не сбив соотношение ставки. Оставалосьпоставить еще сорок девять фунтов. Я быстро посмотрел в сторону поля. Одинчеловек уже привел свою собаку к стартовым будкам. Остальные были ярдах втридцати - сорока. Кроме Клода. Клод и Джеки еще и половины пути не прошли.Я видел, как Клод медленно бредет в своем старом пальто цвета хаки, неспуская глаз с Джеки, которая натянула поводок. Один раз он остановился инаклонился, сделав вид, будто поднял что-то. Продолжив путь, он притворился,будто хромает, - все для того, чтобы идти медленнее. Я поспешил к первомубукмекеру, чтобы начать все сначала. - Три фунта на Черную Пантеру. Букмекер, тот самый, с пылающим лицом и чем-то белым вокруг рта,внимательно посмотрел на меня, вспомнил, что уже имел со мной дело, и однимбыстрым, пожалуй, даже изящным движением руки смочил пальцы слюной иаккуратно стер с доски число 25. Его мокрые пальцы оставили маленькое темноепятнышко против клички "Черная Пантера". - Хорошо, еще раз семьдесят пять к трем, - сказал он. - Но это впоследний раз. И, возвысив голос, он прокричал: - Пятнадцать к одному на Черную Пантеру! Пятнадцать на Пантеру! На всех досках букмекеры тотчас бросились стирать число 25 и написали"15 к 1 на Пантеру". Я заторопился, и когда обошел всех букмекеров, ониперестали делать ставку на Черную Пантеру. Каждому из них досталось лишь пошесть фунтов, потерять же они могли сто пятьдесят, а для них, мелкихбукмекеров на собачьих бегах в небольшой деревне, для одного забега это былослишком - "спасибо, но с нас хватит". Я был доволен, что управился сзаданием. Теперь у меня куча билетов. Я достал их из кармана, пересчитал ихи сложил вместе - получилась тонкая колода карт. Всего тридцать три билета.И сколько мы можем выиграть? Дайте-ка подумать... пожалуй, больше двух тысячфунтов. Клод сказал, что Джеки выиграет тридцать корпусов. Где-то сейчасКлод? Я увидел пальто цвета хаки возле стартовых будок и большую чернуюсобаку рядом. Все остальные собаки были уже в будках, и их хозяева отходилив сторону. Клод наклонился к Джеки, уговаривая ее забраться в будку 4, потомзакрыл за ней дверцу, отвернулся и побежал к толпе. Полы его пальторазвевались. На бегу он несколько раз обернулся. Возле будок стоял стартер. Подняв руку, он махал носовым платком. Надругом конце дорожки, за столбом, обозначающим финиш, совсем близко от тогоместа, где находился я, человек в синем пиджаке оседлал перевернутый вверхколесами велосипед, установленный на деревянной платформе. Увидев сигнал, онпомахал в ответ и принялся крутить педали обеими руками. Крошечное белоепятнышко - таким на расстоянии виделся искусственный заяц, тогда как насамом деле это был футбольный мяч с пришитым к нему куском белой кроличьейшкуры. Мяч покатился в сторону от будок со все возраставшей скоростью. Будкиоткрылись, и из них вылетели собаки. Они вылетели единой сворой, все разом,и показалось, будто то была одна широкая собака, а не шесть, и почти тотчася увидел бегущую по полю Джеки. Я узнал Джеки по ее окрасу. Других темныхсобак в забеге не было. Джеки, точно она. Не двигайся, сказал я про себя. Нимускулом не шевели, ни пальцем на руке или на ноге и не моргай. Стойспокойно, не шевелись и смотри, как она бежит. Ну, давай же, Джеки! Нет,кричать не надо. Криком делу не поможешь. И не двигайся. Через двадцатьсекунд все кончится. Сейчас будет крутой поворот, вверх по склону. Точнообойдет корпусов на пятнадцать - двадцать. Скорее на двадцать. Не считайкорпуса, это не приносит удачу. И не двигайся. Не крути головой. Смотри заней краешком глаза. Ты только полюбуйся на Джеки! Вот дает! Она выиграла!Нет, теперь уж не проиграет. Когда я подбежал к ней, она вцепилась лапой в кусок шкуры кролика,пытаясь схватить ее пастью, но ей мешал намордник. Другие собаки, с трудомдыша, подбежали к ней и неожиданно все набросились на "кролика", тогда ясхватил ее за шею и оттащил в сторону, как говорил Клод, потом повалилсявместе с ней на траву, обхватив обеими руками. Хозяева других собак такжепринялись не без труда разбирать своих питомцев. Тут, с трудом переводя дух, подоспел Клод. Он даже говорить не мог отволнения, лишь отдувался, стягивая с Джеки намордник и надевая ошейник иповодок. Мистер Физи тоже был здесь. Он стоял подбоченившись. Он поджал свойкруглый ротик, и тот сделался похожим на шляпку гриба. Два глаза-камерыснова принялись пристально изучать Джеки с головы до пят. - Значит, разыграть меня решил, так? - сказал он. Клод наклонился над собакой и вел себя так, будто ничего не слышал. - Чтобы после этого я тебя здесь не видел, понял? Клод продолжал возиться с ошейником Джеки. Я услышал, как кто-то позади нас говорит: - Этот плосколицый мерзавец на этот раз обвел старика Физи вокругпальца. Кто-то рассмеялся. Мистер Физи ушел. Клод выпрямился и направилсявместе с Джеки к мотальщику в синем пиджаке, который сошел с платформы. - Сигарету, - сказал Клод, протягивая пачку. Тот взял сигарету, а вместе с ней и свернутую пятифунтовую банкноту,которую Клод держал между пальцами. - Спасибо, - сказал Клод. - Большое спасибо. - Не за что, - ответил мотальщик. Затем Клод повернулся в мою сторону: - Все деньги поставил, Гордон? Он подпрыгивал на одном месте, потирая руки и похлопывая Джеки, а губыего, когда он задал мне сво