Главная | Обратная связь

МИССИС БИКСБИ И ПОЛКОВНИЧЬЯ ШУБА

Америка - страна больших возможностей для женщин. Они уже владеютпримерно восьмьюдесятью пятью процентами национального богатства. Скоро оновсе будет принадлежать им. Выгодным процессом стал развод - его простоначать и легко забыть, и честолюбивые дамы могут повторять его, сколько имвздумается, и доводить суммы своих выигрышей до астрономических чисел.Смерть мужа также приносит удовлетворительную компенсацию, и некоторыеженщины предпочитают полагаться на этот способ. Они знают, что периодожидания не слишком затянется, ибо чрезмерная работа и сверхнапряжение скорообязательно доконают беднягу, и он умрет за своим письменным столом спузырьком фенамина в одной руке и упаковкой транквилизатора в другой. Нынешнее поколение энергичных американских мужчин столь устрашающаясхема развода и смерти ничуть не пугает. Чем выше процент разводов, тембольшее нетерпение они обнаруживают. Молодые мужчины женятся, точно мыши,едва достигнув зрелости, а к тридцати шести годам многие из них имеют насвоем содержании по меньшей мере двух бывших жен. Чтобы поддерживать этихдам так, как те привыкли, мужчины принуждены ишачить, как рабы, да они иесть рабы. И вот, когда они приближаются к среднему возрасту, наступающемураньше, чем его ожидают, чувства разочарования и страха начинают медленнопроникать в их сердца, и по вечерам они предпочитают собираться вместегруппами в клубах и барах, поглощая виски и таблетки и стараясь утешить другдруга разными историями. Основная тема таких историй неизменна. В них всегда фигурируют триглавных персонажа - муж, жена и грязный пес. Муж - это порядочный, любящийжить в чистоте человек, проявляющий усердие на работе. Жена коварна, лжива ираспутна и непременно замешана в каких-то проделках с грязным псом. Муж иподозревать ее не решается, так он добр. Однако дела его плохи. Докопаетсяли когда-нибудь несчастный до истины? Или ему суждено до конца жизни бытьрогоносцем? Выходит, что так. Однако не торопитесь с выводами! Неожиданно,совершив блестящий маневр, муж платит своей жестокой супруге той же монетой.Жена ошеломлена, поражена, унижена, повержена. Мужская аудитория вокругстойки бара тихо улыбается про себя и находит утешение в полете фантазии. Множество таких повествований ходит вокруг этих прекрасных выдумок изцарства грез, когда несчастный муж желаемое принимает за действительное,однако большинство этих историй слишком глупы, чтобы их можно былоповторять, или чересчур пикантны, чтобы их можно было изложить на бумаге.Есть, впрочем, одна, которая, кажется, превосходит все остальные потому, чтоона правдива. Она чрезвычайно популярна среди дважды или трижды укушенныхмужчин, находящихся в поиске утешения, и если вы один из таковых и неслышали ее раньше, можете с удовольствием выслушать. История называется"Миссис Биксби и Полковничья шуба", и вот о чем в ней идет речь. Мистер и миссис Биксби жили в маленькой квартирке где-то вНью-Йорк-сити. Мистер Биксби был зубным врачом и имел средний доход. МиссисБиксби была крупной энергичной женщиной с хорошим аппетитом. Раз в месяц, попятницам, миссис Биксби садилась в поезд на станции "Пенсильвания" иотправлялась в Балтимор навестить свою старую тетушку. Она ночевала утетушки и возвращалась в Нью-Йорк на следующий день, как раз чтобы успетьприготовить мужу ужин. Мистер Биксби благосклонно принимал такой порядоквещей. Он знал, что тетушка Мод живет в Балтиморе, и его жена очень любитэту старую женщину, и, конечно же, было бы неразумно лишать их удовольствиявстречаться раз в месяц. - Только не жди, что я буду сопровождать тебя, - заявил мистер Биксби ссамого начала. - Конечно нет, - отвечала миссис Биксби. - В конце концов она ведь нетвоя тетушка, а моя. До поры до времени все шло хорошо. Как, однако, выяснилось, тетушка была лишь удобным алиби для миссисБиксби, только и всего. Грязный пес, в обличье некоего джентльмена,известного как Полковник, подло пребывал в тени, и наша героиня львиную долюсвоего балтиморского времени проводила в компании этого негодяя. Полковникбыл необычайно богат. Он жил в прелестном доме на окраине города, не былобременен ни женой, ни детьми, лишь вышколенные и преданные слуги окружалиего, и в отсутствие миссис Биксби он тешил себя тем, что ездил на лошадях иохотился на лис. Год за годом приятный альянс между миссис Биксби и Полковникомпродолжался без сучка без задоринки. Они встречались так редко - еслиподумать, двенадцать раз в году, не так уж и много - и потому вряд ли моглинаскучить друг другу. - Ату! - громко выкрикивал Полковник каждый раз, когда встречал ее настанции в шикарной машине. - Моя дорогая, я уже почти забыл, какая тыкрасавица. Давай опустимся на землю. Прошло восемь лет. Был канун Рождества, и миссис Биксби стояла на станции в Балтиморе,дожидаясь поезда, который должен был отвезти ее обратно в Нью-Йорк. Толькочто закончившийся визит был более чем удачен, и она пребывала в радостномрасположении духа. Впрочем, в те дни общество Полковника всегда оказывало нанее такое действие. Он каким-то образом возбуждал в ней чувство, будто онапоистине замечательная женщина, натура тонкая, наделенная редкими талантами,очаровательная сверх меры. И как же это далеко от того, что было дома, гдеблагодаря мужу-дантисту она чувствовала себя кем-то вроде вечного пациента,поселившегося в приемной, молча листающего журналы и редко приглашаемого длятого, чтобы терпеливо порадоваться изысканно тонкой работе, которуюсовершали его чистые розовые руки. - Полковник просил меня передать вам это, - произнес вдруг чей-тоголос. Она обернулась и увидела Уилкинса, Полковничьего конюха, низкорослого,иссохшего карлика с серым лицом, который засовывал ей в руки большую плоскуюкоробку. - Боже милостивый! - трепетно воскликнула миссис Биксби. - Господи,какая огромная коробка! Что это, Уилкинс? Записки никакой нет? Он непередавал записку? - Никаких записок нет, - ответствовал конюх и удалился. Едва заняв место в вагоне, миссис Биксби прошествовала с коробкой вдамскую комнату и заперла за собой дверь. Как интересно! Рождественскийподарок Полковника. Она принялась развязывать веревку. - Уверена, там платье, - громко произнесла она. - Может, даже два. Илицелый комплект красивого нижнего белья. Не буду смотреть. Пощупаю лучше ипопытаюсь отгадать, что это такое. И цвет попытаюсь определить, и как оновыглядит. А заодно и сколько стоит. Она крепко зажмурила глаза и медленно приподняла крышку. Потомпросунула руку в коробку. Сверху она нащупала тонкую оберточную бумагу иуслышала ее шуршание. Там был и конверт или что-то вроде открытки. Онаотложила конверт и принялась рыться под бумагой, осторожно перебираяпальцами, - так насекомое шевелит усиками. - Боже мой! - неожиданно воскликнула она. - Этого не может быть! Она широко раскрыла глаза и уставилась на шубу. Затем схватила ее ивынула из коробки. Расправляясь, толстый мех заскользил по бумаге, производяприятный звук, шуба была так красива, что у миссис Биксби перехватилодыхание. Такой норки она никогда еще не видела. Это ведь норка, не так ли? Нуда, конечно. Но какой великолепный цвет! Мех почти черный, без примесей. Ноэто ей сначала показалось, что он черный, а когда она поднесла шубу поближек окну, то увидела, что там еще и голубой оттенок, того сочного богатогоголубого цвета, какого бывает кобальтовая синь. Она быстро взглянула наэтикетку. На ней было написано: "Дикая лабрадорская норка". И никакогоуказания на то, где она куплена или что-нибудь в этом духе. Старая хитраялиса, постарался не оставлять никаких следов. Молодец! Но сколько же онаможет стоить? Даже подумать страшно. Четыре, пять, шесть тысяч долларов?Наверное, еще дороже. Она не могла оторвать от шубы глаз. И не могла ждать, торопясьпримерить ее. Скинув свое простое красное пальто, она невольно частозадышала, и глаза ее широко раскрылись. Но как приятна шуба на ощупь! А этиширокие рукава с толстыми загнутыми манжетами! Кто это ей однажды сказал,что на рукава идут меха самок, а меха самцов на все остальное? Кто-то ведьговорил ей. Джоан Ратфилд, наверное, хотя откуда Джоан может что-то знать онорке... Великолепная черная шуба будто сама легла на плечи, как вторая кожа. Нуи ну! Вот это да! Миссис Биксби взглянула на себя в зеркало. Фантастика! Онавыглядела ослепительно, блестяще, роскошно. А какое ей передалось ощущениесилы! В этой шубе она могла пойти куда угодно, и люди будут суетиться вокругнее, точно кролики. Словами не выразить, так все прекрасно! Миссис Биксби взяла в руки конверт, который по-прежнему лежал вкоробке. Она раскрыла его и извлекла письмо от Полковника: "Помню, ты как-то говорила, что безумно любишь норку, поэтому я купилтебе эту шубу. Мне сказали, что это хорошая вещь. Пожалуйста, прими еевместе с моими искренними добрыми пожеланиями как прощальный подарок. В силуличных причин я не смогу больше видеться с тобой. Прощай и желаю удачи". М-да... Вот оно что! Совершенно неожиданно. И как раз тогда, когда она чувствовала себясчастливой. Полковника больше нет. Какой ужасный удар... Ей будет его страшно нехватать. Миссис Биксби принялась медленно поглаживать великолепный мягкий черныймех. Выиграешь в одном, в другом потеряешь. Она улыбнулась и сложила письмо, собираясь разорвать его и выбросить вокно, но обратила внимание, что на обратной стороне тоже что-то написано: "P. S. Скажи, что это твоя любимая добрая тетушка подарила тебе ее наРождество". Губы миссис Биксби, растянувшиеся было в нежной улыбке, сновасомкнулись, будто сработала пружина. - Он что, рехнулся? - вскричала она. - Да откуда у тетушки Мод такиеденьги? Разве она может мне такое подарить? Но если тетушка Мод не дарила ей шубу, то кто? О господи! Разволновавшись от подарка и от примерки, миссис Биксбисовсем позабыла об этом жизненно важном аспекте. Через два часа она будет в Нью-Йорке. Потом еще десять минут - и онабудет дома, а там ее встретит муж. Даже такой человек, как Сирил, хоть он иживет в своем мрачном слизистом мире корневых каналов, клыков и кариеса,станет задавать всякие вопросы, когда его жена, кружась от радости, явитсяпосле проведенного у тетушки уикенда в норковой шубе стоимостью в шестьтысяч долларов. Понятно, в чем тут дело, сказала она про себя. В том, что этот чертовПолковник решил поиздеваться надо мной. Он отлично знает, что у тетушки Моднет денег, чтобы купить такую шубу. И знает, что я не смогу оставить ее усебя. Но мысль о расставании с шубой была для миссис Биксби невыносима. - Эта шуба будет моей! - громко сказала она. - Эта шуба будет моей! Эташуба будет моей! Очень хорошо, моя дорогая. Она будет твоей. Но не теряй голову. Сядь,успокойся и подумай. Ты ведь умница, не так ли? Ты ведь и раньше егообманывала. Ты же знаешь: дальше кончика своего зонда он ничего не видит.Потому сиди совершенно спокойно и думай. У тебя масса времени. Через два с половиной часа миссис Биксби сошла с поезда на станции"Пенсильвания" и быстро направилась к выходу. На ней по-прежнему было еестарое красное пальто, а в руке она несла коробку. Она остановила такси. - Водитель, - сказала миссис Биксби, - не знаете ли вы, нет ли здесьпоблизости ломбарда, который еще открыт? Человек за рулем поднял брови и с довольным видом поглядел на нее. - Ломбардов много на Шестой авеню, - ответил он. - Тогда остановитесь у первого же, который увидите, хорошо? Она села в машину и поехала. Вскоре такси остановилось перед дверью, над которой висели трибронзовых шара. - Подождите меня, пожалуйста, - сказала миссис Биксби шоферу и вошла вломбард. На прилавке сидел огромный кот и ел рыбьи головы из белого блюдца.Животное взглянуло на миссис Биксби блестящими желтыми глазами, потомотвернулось и продолжало есть. Миссис Биксби стояла возле прилавка, какможно дальше от кота, ожидая, когда кто-нибудь появится, и рассматривалачасы, пряжки, эмалевые броши, старые бинокли, сломанные очки, вставныечелюсти. И зачем это люди закладывают зубы, удивилась она. - Да? - вопросил хозяин, появляясь из темного угла помещения. - Добрый вечер, - сказала миссис Биксби. Она принялась развязывать тесьму, которой была обвязана коробка.Мужчина подошел к коту и стал поглаживать его по спине, а кот между темпоедал рыбьи головы. - Ну не глупо ли это, - заговорила миссис Биксби. - Я вышла из дома изабыла свою сумочку. Сегодня суббота, банки закрыты до понедельника, а мнепозарез нужны деньги на уикенд. Это очень дорогая шуба, но много я не прошу.Мне бы только дотянуть до понедельника. Тогда я приду и выкуплю ее. Мужчина ждал, не говоря ни слова. Но едва она достала норку ипрекрасный толстый мех рассыпался по прилавку, как его брови поднялись, онубрал руку с кота и подошел, чтобы взглянуть на шубу. Он поднял ее иподержал перед собой. - Будь у меня с собой часы или какое-нибудь колечко, - говорила миссисБиксби, - я бы предложила вам их. Но кроме шубы, у меня при себе ничего нет. Она выставила свои ладони, чтобы он смог в этом убедиться. - Похоже, новая, - сказал мужчина, нежно поглаживая мех. - О да. Но я вам уже говорила, мне бы только дотянуть до понедельника.Как насчет пятидесяти долларов? - Я дам вам пятьдесят долларов. - Она стоит в сто раз больше, но я уверена, вы будете бережно еехранить, пока я за ней не вернусь. Мужчина достал из ящика залоговую квитанцию и положил на прилавок.Квитанция была похожа на бирку, которую привязывают к ручке чемодана, - вточности той же формы и размера, из той же плотной коричневатой бумаги. Нопосередине были проколоты отверстия, чтобы ее легко можно было разорвать надве части, и обе части были одинаковые. - Фамилия? - спросил он. - Это не нужно. И адрес тоже. Она увидела, как мужчина задумался и кончик пера завис над пунктирнойлинией. - Вам ведь не обязательно записывать фамилию и адрес, не правда ли? Мужчина пожал плечами, покачал головой, и кончик пера переместился кследующей строчке. - Просто мне бы этого не хотелось, - сказала миссис Биксби. - У меня нато есть причины исключительно личного свойства. - Тогда вам лучше не терять эту квитанцию. - Не потеряю. - Вы понимаете, что любой, кто найдет ее, может явиться и потребоватьвещь? - Да, я знаю. - Только по номеру. - Да, знаю. - Как мне ее описать? - Не надо описывать, благодарю вас. Это необязательно. Просто поставьтесумму, которую я возьму. Кончик пера опять завис над пунктирной линией рядом со словами"наименование предмета". - Думаю, все же нужно хоть какое-то описание. Всегда пригодится, есливы захотите продать квитанцию. Кто знает, может, когда-нибудь вам захочетсяее продать. - Я не собираюсь ее продавать. - Вдруг придется. Так часто бывает. - Послушайте, - сказала миссис Биксби. - Я не разорена, если вас этоволнует. Просто я потеряла кошелек. Понимаете? - Как угодно, - произнес мужчина. - Шуба ваша. В этот момент неприятная мысль пронзила миссис Биксби. - Скажите мне вот что, - проговорила она. - Если на моей квитанции небудет описания, как я могу быть уверена в том, что вы отдадите мне шубу, ане что-нибудь другое, когда я вернусь за ней? - Я занесу соответствующую запись в книгу. - Но у меня-то будет только номер. Поэтому вы можете вручить мне любуюстарую вещь, разве не так? - Так вам нужно описание или нет? - спросил мужчина. - Нет, - сказала она. - Я вам верю. Мужчина написал "пятьдесят долларов" против слова "стоимость" в обеихчастях квитанции, затем разорвал ее пополам вдоль проколотой дырками линии инижнюю часть протянул через прилавок. Из внутреннего кармана пиджака онизвлек бумажник и достал пять десятидолларовых банкнотов. - Я беру три процента в месяц, - сказал он. - Да-да, хорошо. И благодарю вас. Вы ведь будете бережно с нейобращаться? Мужчина кивнул, но ничего не ответил. - Положить ее обратно в коробку? - Нет, не надо... Миссис Биксби повернулась и вышла из ломбарда на улицу, где ее ждалотакси. Через десять минут она была дома. - Дорогой, - сказала она, целуя своего мужа. - Ты скучал по мне? Сирил Биксби отложил вечернюю газету и взглянул на свои часы. - Двенадцать с половиной минут седьмого, - сказал он. - Ты немножкоопоздала, не так ли? - Знаю. Эти кошмарные поезда. Тетушка Мод, как обычно, передает тебепривет. Ужасно хочу выпить, а ты? Ее муж сложил газету аккуратным прямоугольником и положил ее наподлокотник своего кресла. Потом поднялся и подошел к буфету. Его женастояла посреди комнаты, стягивая перчатки и внимательно наблюдая за ним.Сколько же ей ждать, думала она. Он стоял к ней спиной и, склонившись надмерным стаканом, время от времени подносил его близко к лицу и заглядывал внего, будто в рот пациента. Какой он маленький после Полковника, просто смешно. Полковник огромный,щетинистый, рядом с ним чувствуешь, как от него исходит слабый запах хрена.Этот же маленький, опрятненький, костлявый, и от него вообще ничем непахнет, разве что мятными леденцами, которые он сосет ради пациентов, чтобыдыхание было свежим. - Смотри, что я купил, - сказал муж, поднимая стеклянный мерный стакан.- Теперь я могу наливать вермут с точностью до миллиграмма. - Дорогой, как это разумно. Нужно мне все-таки подумать о том, чтобы он иначе одевался. Словами невыразить, как смешны его костюмы... Было время, когда ей казалось, что онизамечательны, эти пиджаки с высокими лацканами на шести пуговицах, теперь жеони казались попросту нелепыми. Да и эти узкие брюки дудочкой. Чтобы носитьтакие вещи, нужно иметь особое лицо, у Сирила же ничего особенного в лиценет. Оно у него длинное и худое, с узким носом и немного выдающейсячелюстью, и когда видишь его лицо торчащим над наглухо застегнутымстаромодным пиджаком, вспоминаешь карикатуры Сэма Веллера {Сэм Уеллер (1851- 1925) - американский художник}. Сирилу же, наверное, казалось, что на немкостюмы от Бо Браммела {Бо ("Франт") Браммел (1778 - 1840) - английскийзаконодатель мод начала XIX века}. И пациенток в своем кабинете он неизменновстречал в незастегнутом белом халате, чтобы они могли увидеть под халатомего амуницию... Это явно должно было создать впечатление, будто он тоженемного пес. Однако миссис Биксби не проведешь. Все это оперение - сплошнойобман. Ничего-то оно не значит. Он напоминал ей стареющего ощипанногопавлина, с напыщенным и самодовольным видом шествующего по траве... Иногдаон был похож на какой-нибудь самоопыляющийся цветок вроде одуванчика.Одуванчик не нужно опылять, чтобы он дал семена, и все эти яркие желтыелепестки - пустая трата времени, хвастовство, маскарад. Как это биологиговорят? Бесполый. Бесполый одуванчик. Как и рои мошек, кружащиеся летом надводой, если уж такой пошел разговор. Невольно вспомнишь Льюиса Кэрролла,подумала миссис Биксби, - мошки, одуванчики и зубные врачи. - Спасибо, дорогой, - сказала она, беря мартини и усаживаясь на диван ссумочкой на коленях. - А ты чем занимался вчера вечером? - Остался в кабинете и приготовил несколько пломб. А потом привел счетав порядок. - Слушай, Сирил, я думаю, тебе уже давно пора другим поручать делать затебя черную работу. Это ниже твоего достоинства. Почему ты не заставишьтехника готовить пломбы? - Я предпочитаю делать это сам. И очень горжусь своими пломбами. - Знаю, дорогой, и думаю, они просто замечательны. Это лучшие пломбы навсем свете. Но я не хочу, чтобы ты истязал себя. А почему Палтни незанимается счетами? Это ведь отчасти ее работа, не так ли? - Она занимается ими. Но мне сначала приходится самому составлять навсе расценки. Она не знает, кто богат, а кто нет. - Прекрасное мартини, - сказала миссис Биксби, ставя свой стакан настолик возле дивана. - Замечательное. Она раскрыла сумочку и достала носовой платок, будто собраласьвысморкаться. - Кстати! - воскликнула она, увидев квитанцию. - Я забыла тебе кое-чтопоказать. Я только что нашла это в такси. Тут есть номер, и я подумала, чтоэто, наверное, лотерейный билет, поэтому оставила у себя. Она протянула клочок плотной коричневой бумаги мужу, он взял его иначал тщательно осматривать со всех сторон, будто вызывающий подозрения зуб. - Знаешь, что это такое? - медленно спросил он. - Нет, дорогой, не знаю. - Это закладная квитанция. - Что? - Квитанция, выданная в ломбарде. Тут есть и фамилия оценщика, и адрес- где-то на Шестой авеню. - О, дорогой, я так разочарована. Я-то думала - выигрышный билет. - Для разочарования нет причин, - сказал Сирил Биксби. - По правде, этовесьма любопытно. - А что тут может быть любопытного, дорогой? Он начал объяснять ей в подробностях, что такое закладная квитанция,особо отметив то обстоятельство, что тот, кто является обладателем билета,имеет право требовать вещь. Она терпеливо слушала, пока он не закончиллекцию. - Думаешь, стоит ее потребовать? - спросила она. - Во всяком случае, стоит узнать, что это. Видишь, здесь стоит сумма впятьдесят долларов? Знаешь, что это означает? - Нет, дорогой, а что это значит? - Это означает, что вещь, о которой идет речь, почти навернякапредставляет собой что-то ценное. - То есть она стоит пятьдесят долларов? - Наверное, больше пятисот. - Пятьсот долларов! - Разве ты не понимаешь? - спросил он. - В ломбарде никогда не даютбольше десятой части настоящей стоимости. - О господи! Никогда этого не знала. - Ты многого не знаешь, моя дорогая. А теперь послушай меня. Имея ввиду, что здесь нет фамилии и адреса владельца... - Но что-то ведь указывает на то, кому это принадлежит? - Нет. Так часто делают, когда не хотят, чтобы знали, что человек был вломбарде. Этого стыдятся. - Значит, ты полагаешь, мы можем оставить ее у себя? - Разумеется, оставим. Теперь это наша квитанция. - Ты хочешь сказать - моя, - твердо проговорила миссис Биксби. - Этоведь я нашла ее. - Моя дорогая, какое это имеет значение? Главное - мы теперь вправепойти и выкупить вещь, когда пожелаем, всего лишь за пятьдесят долларов. Кактебе это нравится? - О, как интересно! - воскликнула миссис Биксби. - По-моему, этострашно любопытно, особенно когда не знаешь, что это такое. Это может бытьвсе что угодно, не правда ли, Сирил! Абсолютно все что угодно! - Конечно, хотя, скорее всего, либо кольцо, либо часы. - А если это настоящее сокровище, как будет замечательно! То естьчто-то по-настоящему старое, как, например, красивая старинная ваза илиримская статуя. - Это может быть все что угодно, моя дорогая. Нам нужно лишь набратьсятерпения, а там посмотрим. - Потрясающе интересно! Дай мне квитанцию, и я в понедельник прямо сутра помчусь туда и все узнаю! - Думаю, лучше мне это сделать. - Ну уж нет! - вскричала она. - Позволь это сделать мне. - Я думаю иначе. Я заберу ее по дороге на работу. - Но это же моя квитанция! Прошу тебя, позволь мне, Сирил. Почему тыдумаешь, что только тебе хочется повеселиться? - Ты не знаешь оценщиков, моя дорогая. Тебя скорее всего обманут. - Не обманут, честное слово, я этого не допущу. Дай мне ее, пожалуйста. - К тому же, хорошо бы тебе еще и иметь пятьдесят долларов, - улыбаясь,заметил он. - Нужно выплатить пятьдесят долларов наличными, иначе вещь тебене выдадут. - Понимаю, - сказала миссис Биксби. - Я подумаю об этом. - Я бы предпочел, чтобы ты не занималась этим, если не возражаешь. - Но, Сирил, ведь я нашла ее. Что бы там ни было, квитанция моя, развене так? - Разумеется, твоя, моя дорогая. И не нужно так волноваться. - А я и не волнуюсь. Просто мне интересно, вот и все. - Полагаю, тебе и в голову не приходило, что это может быть что-точисто мужское - карманные часы, например, или набор запонок. Ты же знаешь,не только женщины ходят в ломбард. - Тогда я подарю тебе эту вещь на Рождество, - великодушно сказаламиссис Биксби. - С радостью. Но если вещь женская, я возьму ее себе.Договорились? - Что ж, справедливо. Почему бы тебе тогда не пойти со мной, когда ябуду брать ее? Миссис Биксби уже собралась было ответить "да", но вовремяспохватилась. У нее не было никакого желания обнаруживать себя в качествестарого клиента в присутствии мужа. - Нет, - сказала она. - Думаю, с тобой я не пойду. Видишь ли, будетгораздо интереснее, если я подожду, чем это кончится. Я так надеюсь, что этоне будет что-то такое, что никому из нас не нужно. - Тут ты права, - сказал он. - Если мне покажется, что вещь не стоитпятидесяти долларов, я ее и брать не стану. - Но ты же сказал, что она будет стоить пятьсот. - Совершенно уверен, что так и будет. Не беспокойся. - О, Сирил, я сгораю от любопытства. Разве это не интересно? - Просто забавно, - сказал он, пряча квитанцию в карман жилета. -Забавно и больше ничего. Наконец настал понедельник. После завтрака миссис Биксби проводила мужадо двери и помогла ему надеть пальто. - Не работай так много, дорогой, - сказала она. - Хорошо, не буду. - Вернешься в шесть? - Надеюсь. - У тебя будет время зайти в ломбард? - спросила она. - Боже мой, да я совсем забыл. Возьму такси и сейчас же туда заеду. Этопо дороге. - Квитанцию не потерял? - Надеюсь, нет, - ответил он, пощупав карман жилета. - Нет, она здесь. - А денег у тебя хватит? - В самый раз. - Дорогой, - сказала миссис Биксби, поправляя ему галстук, который былзавязан просто отлично. - Если это что-то красивое, что-то такое, что,по-твоему, может мне понравиться, позвонишь мне, как только приедешь наработу? - Да, если хочешь. - Понимаешь, я так надеюсь, что это будет что-то для тебя, Сирил. Лучшебы для тебя, чем для меня. - Это очень великодушно с твоей стороны, моя дорогая. А теперь я долженбежать. Спустя примерно час, когда зазвонил телефон, миссис Биксби таксорвалась к телефону, что схватила трубку быстрее, чем прозвучал первыйзвонок. - Взял! - сказал он. - Да ну! О, Сирил, и что же это? Что-то хорошее? - Хорошее! - кричал он. - Фантастическое! Ты бы только посмотрела! Вобморок упадешь! - Дорогой, что это? Говори же скорее! - Ну и везет же тебе. - Значит, это для меня? - Конечно, для тебя. Хотя почему такую вещь заложили всего за пятьдесятдолларов, убей, не пойму. Только ненормальный мог это сделать. - Сирил! Да не мучай же меня! Я больше не могу! - С ума сойдешь, когда увидишь. - Да что же это? - Попробуй отгадать. Миссис Биксби помедлила. Осторожнее, сказала она про себя. Теперь будьочень осторожна. - Колье, - сказала она. - Нет. - Бриллиантовое кольцо. - Ничуть не теплее. Я подскажу тебе. Это что-то такое, что можно надетьна себя. - Надеть на себя? Шляпа? - Нет, не шляпа, - рассмеявшись, сказал он. - Умоляю тебя, Сирил, почему ты не скажешь мне? - Потому что я хочу, чтобы это был сюрприз. Вечером я принесу эту вещьдомой. - Ничего подобного! - вскричала она. - Я сейчас сама приеду. - Лучше не надо. - Но почему же, дорогой? Почему я не могу приехать? - Потому что я слишком занят. Ты мне испортишь весь утренний график. Яи так уже на полчаса опоздал. - Тогда приеду в обед. Хорошо? - Я не обедаю. Впрочем, приезжай полвторого, когда у меня будет перерывна сандвич. До свиданья. Ровно в половине второго миссис Биксби явилась туда, где мистер Биксбиработает, и нажала на звонок. Ее муж, в белом халате зубного врача, самоткрыл дверь. - О, Сирил, я сгораю от нетерпения. - Еще бы! Ну и везет же тебе, ты хоть догадывалась о чем-нибудь? Он провел ее по коридору в хирургический кабинет. - Идите пообедайте, мисс Палтни, - сказал он ассистентке, котораяскладывала инструменты в стерилизатор. - Закончите, когда вернетесь. Он подождал, пока она вышла, потом подошел к шкафчику, в который вешалсвою одежду, и встал перед ним. - Она там, - сказал он, указывая пальцем. - А теперь закрой глаза. Миссис Биксби сделала то, о чем он ее просил. Потом глубоко вздохнула,задержала дыхание и в наступившей тишине услышала, как он открывает дверцушкафчика. Когда он доставал оттуда какую-то вещь, раздался мягкий шуршащийзвук. - Теперь можешь смотреть! - Не могу решиться, - рассмеявшись, сказала миссис Биксби. - Взгляни хоть одним глазом. Глупо смеясь, она несмело, чуть-чуть приподняла одно веко ровнонастолько, чтобы увидеть темную расплывчатую фигуру мужчины в белом халате,державшего что-то в высоко поднятой руке. - Норка! - воскликнул он. - Настоящая норка! Услышав это волшебное слово, она быстро открыла глаза и подаласьвперед, чтобы заключить шубу в объятия. Но никакой шубы не было! В руке мужа болталась какая-то нелепаямаленькая меховая горжетка. - Ты только полюбуйся! - говорил он, помахивая горжеткой перед еелицом. Миссис Биксби закрыла рот рукой и подалась назад. Я сейчас закричу,сказала она про себя. Я сейчас точно закричу. - В чем дело, моя дорогая? Разве тебе это не нравится? Он перестал размахивать мехом и уставился на нее, ожидая, что онаскажет. - Нравится, - пробормотала миссис Биксби. - Я... я... думаю... этомило... очень мило. - У тебя ведь в первую минуту даже дыхание перехватило, а? - Да. - Великолепное качество, - сказал он. - Да и цвет отличный. Знаешь что,моя дорогая? По-моему, такая вещь, если покупать ее в магазине, обошлась бытебе в две-три сотни долларов. - Не сомневаюсь. Горжетка была сделана из двух шкурок, двух поношенных на вид узкихшкурок, у которых были головы со стеклянными бусинками в глазницах исвешивающиеся лапки. Одна держала в пасти зад другой и кусала его. - Примерь-ка ее на себя. Он накинул ей горжетку на плечи, после чего отступил, чтобы выразитьсвое восхищение. - Прекрасно. Она тебе идет. Не у каждого есть норка, моя дорогая. - Нет, не у каждого. - Когда пойдешь в магазин, лучше оставляй ее дома, иначе подумают, чтомы миллионеры, и станут драть с нас вдвое. - Постараюсь запомнить, Сирил. - Боюсь, что на Рождество тебе другого подарка не будет. Пятьдесятдолларов - и без того несколько больше, чем я собирался истратить. Он повернулся, подошел к умывальнику и стал мыть руки. - Теперь беги, моя дорогая, и хорошо позавтракай где-нибудь. Я бы и самсоставил тебе компанию, но в приемной меня дожидается старик Горман сосломанным зажимом в зубном протезе. Миссис Биксби двинулась к двери. Я убью оценщика, говорила она про себя. Я сейчас же пойду к нему в еголавку, швырну эту грязную горжетку ему в лицо, и если он не вернет мне моюшубу, я убью его. - Я тебе говорил, что приду сегодня поздно? - сказал Сирил Биксби,продолжая мыть руки. - Нет. - Пожалуй, не раньше половины девятого. А может, и в девять. - Да-да, хорошо. До свиданья. Миссис Биксби захлопнула за собой дверь. В этот самый момент мисс Палтни, секретарша-ассистентка, направляясь наобед, проплыла мимо нее по коридору. - Правда, чудесный день? - бросила на ходу мисс Палтни, сверкнувулыбкой. В походке ее была какая-то легкость, от нее пахло тонкими духами, и онавыглядела королевой, самой настоящей королевой в прекрасной черной норковойшубе, которую Полковник подарил миссис Биксби.

МАТОЧНОЕ ЖЕЛЕ

- Меня это смертельно тревожит, Алберт, смертельно, - сказала миссисТейлор. Она не отрывала глаз от ребенка, который лежал у нее на левой рукесовершенно неподвижно. - Уверена, с ней что-то не так. Кожа на лице ребенка была прозрачна и сильно натянута. - Попробуй еще раз, - сказал Алберт Тейлор. - Ничего не получится. - Ты должна пробовать еще и еще раз, Мейбл, - настаивал он. Она взяла бутылочку из кастрюли с водой и вылила несколько капельмолока на ладонь, пробуя, не горячее ли оно. - Ну же, - прошептала она. - Ну, девочка моя. Проснись и попей ещенемножко. На столе рядом с ней стояла небольшая лампа, освещавшая все вокругмягким желтым светом. - Ну пожалуйста, - говорила она. - Попей хотя бы немного. Муж наблюдал за ней, глядя поверх журнала. Она едва держалась на ногахот изнеможения, он это видел. Ее бледное продолговатое лицо, обычноневозмутимое и спокойное, еще более вытянулось, и на нем появилось выражениеотчаяния. И все равно, со склоненной головой и глазами, устремленными наребенка, она казалась удивительно красивой. - Вот видишь, - пробормотала она. - Бесполезно. Она не ест. Мейбл поднесла бутылочку к свету и, прищурившись, посмотрела, сколькомолока убавилось. - И всего-то выпила одну унцию. А то и того меньше. Три четверти, небольше. Как раз чтобы не умереть. Алберт, меня это смертельно тревожит. - Я знаю, - сказал он. - Только бы выяснили, в чем причина. - Ничего страшного, Мейбл. Нужно набраться терпения. - Уверена, что-то тут не так. - Доктор Робинсон говорит, не надо тревожиться. - Послушай, - сказала она, поднимаясь. - Не станешь же ты говорить, чтоэто естественно, когда шестинедельный ребенок весит на целых два фунтаменьше, чем при рождении! Да ты взгляни на эти ноги! Кожа да кости! Крошечное дитя, не двигаясь, безжизненно лежало у нее на руках. - Доктор Робинсон сказал, чтобы ты перестала нервничать, Мейбл. Да итот, другой врач то же самое говорил, - Ха! - воскликнула она. - Замечательно! Я, видите ли, должна перестатьнервничать! - Успокойся, Мейбл. - А что, по его мнению, я должна делать? Относиться ко всему этому какк шутке? - Такого он не говорил. - Ненавижу докторов! Всех их ненавижу! - сквозь слезы проговорила Мейбли, резко повернувшись, быстро вышла из комнаты с ребенком на руках. Алберт Тейлор не удерживал ее. Спустя короткое время он услышал, как она двигается в спальне прямо унего над головой - быстрые нервные шаги по линолеумному полу. Скоро звукшагов стихнет, и тогда он встанет и последует за ней, а когда войдет вспальню, то, как обычно, застанет ее сидящей возле детской кроватки. Онабудет смотреть на ребенка, тихо плакать и ни за что не пожелает сдвинуться сместа. "Она умирает от голода, Алберт", - скажет Мейбл. "Вовсе не умирает".- "Умирает. Я уверена, Алберт". - "С чего ты взяла?" - "Я знаю, что и ты такдумаешь, только не хочешь признаться. Разве не так?" Теперь это повторялось каждый вечер. На прошлой неделе они снова отвезли ребенка в больницу. Врачвнимательно осмотрел его и сказал, что ничего страшного нет. - Мы девять лет ждали ребенка, доктор, - сказала тогда Мейбл. - Я умру,если с ней что-то произойдет. Это было шесть дней назад, и с того времени девочка потеряла в весе ещепять унций. Однако сколько ни нервничай, это не поможет, подумал Алберт Тейлор. Втаких вещах врачу нужно доверять. Он взял в руки журнал, который по-прежнемулежал у него на коленях, лениво пробежал глазами содержание и посмотрел, чтотам напечатали на этой неделе: "Среди майских пчел", "Изделия из меда","Пчеловод и фармакология", "Из опыта борьбы с нозематозом", "Последниеновости о маточном желе", "На этой неделе на пасеке", "Целебная силапрополиса", "Обратный ток крови", "Ежегодный обед британских пчеловодов","Новости ассоциации". Всю свою жизнь Алберт Тейлор увлекался всем тем, что имеет хотькакое-то отношение к пчелам. Маленьким мальчиком он часто ловил их голымируками и прибегал в дом, чтобы показать своей матери, а иногда пускал ихползать по своему лицу и шее, но самое удивительное, что он ни разу не былужален. Напротив, пчелам, похоже, нравилось быть с ним. Они никогда непытались улететь, и, чтобы избавиться от них, Алберт осторожно смахивал ихпальцами. Но даже после этого они часто возвращались и снова усаживались емуна руку или на колено, туда, где была голая кожа. Его отец, каменщик, говорил, что от мальчика, должно быть, исходиткакой-то колдовской дух и ничего хорошего из гипнотизирования насекомых невыйдет. Однако мать утверждала, что это дар Божий, и даже сравнивала Албертасо святым Франциском с его птицами. {Св. Франциск (1181/82 - 1226) -настоящее имя Франческо ди Пьетри ди Бернардоне. Канонизирован 15 июля 1228года. В истории известен факт, когда он читал проповеди птицам, которые еговнимательно слушали.} Чем старше становился Алберт Тейлор, тем больше его увлечение пчеламипревращалось в наваждение, и, когда ему исполнилось двенадцать лет, онпостроил свой первый улей. Следующим летом поймал первый рой. Через двагода, в четырнадцать лет, на заднем дворе отцовского дома вдоль изгородиаккуратным рядком стояли пять ульев, и уже тогда, помимо обыкновенногодобывания меда, он занялся выведением маток, пересаживанием личинок ипрочими тонкими и сложными вещами. Работая с пчелами, Алберт никогда не разводил дым, не надевал перчаткина руки или сетку на голову. Между мальчиком и пчелами явно существовалавзаимная симпатия, и в деревенских лавках и трактирах о нем начали говоритьс чем-то вроде уважения. Люди все чаще приходили к нему в дом, чтобы купитьмеду. Когда ему было восемнадцать, он арендовал акр необработанной земли,тянувшейся вдоль вишневого сада, примерно в миле от деревни, и развернулсвое дело. Теперь, одиннадцать лет спустя, у него было там уже шесть акровземли, а не один, двести сорок хорошо оборудованных ульев и небольшой дом,который он построил в основном своими руками. Он женился в двадцатилетнемвозрасте, и, если не считать того, что они с женой девять с лишним лет ждалиребенка, все у них было удачно. Словом, все шло хорошо, пока не появиласьэта странная девочка и не стала доводить их до безумия, отказываясь есть какследует и теряя в весе каждый день. Алберт оторвался от журнала и подумал о своей дочери. Этим вечером, например, когда она открыла глаза в самом началекормления, он заглянул в них и увидел что-то такое, что до смерти егонапугало, - взгляд какой-то затуманенный, отсутствующий, будто глаза и вовсене соединены с мозгом, а просто лежат себе в глазницах, словно пара серыхстеклянных шариков. Да много они понимают, эти врачи! Он придвинул к себе пепельницу и принялся медленно выковыривать спичкойпепел из трубки. Можно, конечно, отвезти ее в другую больницу, где-нибудь в Оксфорденапример. Надо будет сказать об этом Мейбл, когда он поднимется наверх. Он слышал, как она двигается в спальне, но она, видимо, уже сняла туфлии надела тапки, потому что звук шагов был слабый. Алберт снова переключил свое внимание на журнал и продолжил чтение.Закончив читать статью под названием "Из опыта борьбы с нозематозом", онперевернул страницу и глянул на следующую - "Последние новости о маточномжеле". Едва ли здесь будет что-то такое, чего он еще не знает. Что это за чудесное вещество, называемое маточным желе? Он взял жестяную коробку с табаком, лежавшую на столе, и стал набиватьтрубку, не отрываясь от чтения. "Маточное желе - особый продукт, выделяемый железистыми клеткамипчел-кормилиц для питания личинок, как только они выводятся из яйца.Глоточные железы пчел вырабатывают это вещество практически по той же схеме,что и молочные железы позвоночных - молоко. Этот факт представляетзначительный биологический интерес, потому что никакие другие насекомые вмире не обладают, насколько известно, подобным свойством". Все это давно известно, сказал он про себя, но за неимением другогозанятия продолжал читать. "Маточное желе дается в концентрированном виде всем личинкам пчел впервые три дня после их появления на свет, но для тех, кому суждено статьтрутнем или рабочей пчелой, к этому ценному продукту добавляется мед ицветочная пыльца. С другой стороны, личинки, которым суждено стать матками,в продолжение всей личиночной стадии своего развития усиленно питаютсячистым маточным желе. Отсюда и его название". В спальне над ним звук шагов прекратился. В доме все стихло. Албертчиркнул спичкой и поднес ее к трубке. "Маточное желе - вещество огромной питательной ценности, ибо, питаясьтолько им, личинка пчелы медоносной за пять дней увеличивает свой вес втысячу пятьсот раз". Наверное, так и есть, подумал он, хотя никогда раньше почему-то незадумывался о том, насколько прибавляет в весе личинка по мере роста. "Ребенок семи с половиной фунтов за это время прибавил бы в весе допяти тонн". Алберт Тейлор остановился и снова прочитал это предложение. Потом прочитал в третий раз. "Ребенок семи с половиной фунтов..." - Мейбл! - закричал он, вскакивая с кресла. - Мейбл! Иди сюда! Он выскочил в холл и, остановившись у лестницы, стал ей кричать, чтобыона спустилась. Ответа не было. Он взбежал по лестнице и включил на площадке свет. Дверь спальной былазакрыта. Он пересек площадку, открыл дверь и заглянул в темную комнату. - Мейбл, - позвал он. - Ты можешь спуститься вниз? У меня появиласьидея насчет нашей малышки. Лампа на площадке у него за спиной бросала слабый свет на кровать, и онсмутно увидел ее, лежавшую на животе. Лицо было зарыто в подушку, а рукамиона обхватила голову. Она опять плакала. - Мейбл, - сказал Алберт, дотрагиваясь до ее плеча. - Пожалуйста,спустись вниз. Это может быть очень важно. - Уходи, - сказала она. - Оставь меня одну. - Ты разве не хочешь узнать, что у меня за идея? - О Алберт, я устала, - сквозь слезы проговорила она. - Я так устала,что вообще ничего не соображаю. Я больше так не могу. Мне не выдержать. Наступило молчание. Алберт медленно подошел к кроватке, в которой лежалребенок, и заглянул в нее. Было слишком темно, чтобы разглядеть лицодевочки, но, наклонившись, он услышал, как она дышит, - очень слабо ибыстро. - Когда ты будешь в следующий раз ее кормить? - спросил он. - Часа в два. - А потом? - В шесть утра. - Я сам покормлю ее, - сказал он. - А ты спи. Она не отвечала. - Забирайся в постель, Мейбл, и усни, хорошо? И не изводи себя.Следующие двенадцать часов я буду кормить ее сам. Ты доведешь себя донервного истощения, если и дальше будешь так волноваться. - Да, - сказала она. - Я знаю. - Я беру соску, будильник и сейчас же ухожу в другую комнату, а тыложись, расслабься и забудь о нас. Хорошо? Он уже катил кроватку к двери. - О Алберт, - всхлипнула Мейбл. - Ни о чем не волнуйся. Я все сделаю сам. - Алберт... - Да? - Я люблю тебя, Алберт. - Я тоже тебя люблю, Мейбл. А теперь спи. Алберт Тейлор увидел свою жену снова около одиннадцати часов утра. - О боже! - кричала она, сбегая по лестнице в халате и тапках. -Алберт! Ты только посмотри на часы! Я проспала, наверное, не меньшедвенадцати часов! Все в порядке? Ничего не случилось? Он молча сидел в кресле с трубкой и утренней газетой. Ребенок лежал наполу у его ног в переносной кроватке и спал. - Привет, дорогая, - улыбаясь, сказал он. Мейбл подбежала к кроватке и заглянула в нее. - Она что-нибудь ела, Алберт? Сколько раз ты ее кормил? В десять часовее еще раз нужно было покормить, ты не забыл? Алберт Тейлор аккуратно свернул газету и положил на столик. - Я кормил ее в два часа ночи, - сказал он, - и она съела что-то спол-унции. Потом я кормил ее в шесть утра, и она уже справилась с большейпорцией, съев две унции... - Две унции! О Алберт, это просто здорово! - А десять минут назад мы еще раз поели. Вон бутылочка на камине.Осталась только одна унция. Она выпила три. Как тебе это нравится? Он гордо улыбался, довольный своим достижением. Его жена быстро опустилась на колени и посмотрела на ребенка. - Разве она не лучше выглядит? - нетерпеливо спросил он. - Посмотри,какие у нее пухлые щечки! - Может, это и глупо, - сказала Мейбл, - но мне действительно кажется,что это так. Ах, Алберт, ты просто волшебник. Как тебе это удалось? - Опасность миновала, - сказал он, - вот и все. Как и предсказывалдоктор, самое страшное позади. - Молю Бога, что это так, Алберт. - Конечно, так. Вот увидишь, как быстро она будет теперь поправляться. Женщина с любовью смотрела на ребенка. - Да и ты гораздо лучше выглядишь, Мейбл. - Я чувствую себя прекрасно. Прости меня за прошлый вечер. - Давай-ка поступим так, - сказал он. - Теперь я буду кормить ее поночам. А ты днем. Она взглянула на него и нахмурилась. - Нет, - сказала она. - Нет, этого я тебе не позволю. - Я не хочу, чтобы у тебя случился нервный срыв, Мейбл. - Ничего не случится, к тому же я хорошо выспалась. - Будет гораздо лучше, если мы разделим обязанности. - Нет, Алберт. Это моя обязанность, и я буду выполнять ее. То, что былоэтой ночью, больше не повторится. Наступило молчание. Алберт Тейлор вынул трубку изо рта и повертел ее вруках. - Хорошо, - сказал он. - В таком случае я освобожу тебя отдополнительной работы, вот и все, - буду стерилизовать бутылки, например.Может, хоть это тебе немного поможет. Она внимательно посмотрела на мужа, недоумевая, что это с ним вдругпроизошло. - Видишь ли, Мейбл, я вот о чем подумал... - Да, дорогой? - До вчерашнего вечера я и пальцем не пошевелил, чтобы помочь тебе сребенком. - Неправда. - Нет, правда. Поэтому я решил, что отныне буду выполнять свою частьработы. Я буду готовить для нее молочную смесь и стерилизовать бутылки.Хорошо? - Очень мило с твоей стороны, дорогой, но думаю, совсем необязательно... - Не говори так! - вскричал он. - К чему все портить? Последние трираза я ее кормил, и ты только посмотри, каков результат! Когда следующеекормление? В два часа, так ведь? - Да. - У меня все готово, - сказал он. - И в два часа тебе нужно будет лишьсходить в кладовку, взять смесь с полки и подогреть. Разве это не помощь? Она поднялась с коленей и поцеловала Алберта в щеку. - Ты такой добрый, - сказала она. - С каждым днем я люблю тебя всесильнее и сильнее. Днем Алберт возился на солнце среди ульев. Вдруг он услышал, как женазовет его из дома. - Алберт! - кричала она. - Алберт, иди сюда! Она бежала к нему по траве, усеянной лютиками. Он бросился ей навстречу, недоумевая, что могло произойти. - О Алберт! Отгадай, что случилось! - Что? - Я только что ее кормила, и она все съела! - Не может быть! - До капли! О Алберт, я так счастлива! Она поправляется! Опасностьминовала, как ты и говорил! Она обвила его шею руками и стиснула в объятиях, а он стоял ипохлопывал ее по спине, смеялся и говорил, какая она замечательная мать. - Ты придешь посмотреть, когда я буду ее кормить, может, она опятьпоест, а, Алберт? Он сказал ей, что ни за что этого не пропустит, и она сноварассмеялась, потом повернулась и побежала к дому, подпрыгивая и что-тонапевая. В воздухе повисло некоторое напряжение, когда настало времяшестичасового кормления. К половине шестого оба родителя уже сидели вгостиной, ожидая этой минуты. Бутылочка с молочной смесью стояла на камине вкастрюле с теплой водой. Ребенок спал в переносной кроватке на диване. Без двадцати шесть девочка проснулась и закричала во все горло. - Вот видишь! - воскликнула миссис Тейлор. - Она просит есть. Быстробери ее, Алберт, и неси ко мне, но сначала дай-ка бутылку. Он протянул жене бутылку, а потом положил ребенка ей на колени. Мейблосторожно коснулась губ ребенка концом соски. Девочка стиснула соску деснамии начала жадно высасывать содержимое бутылки. - О Алберт, разве это не здорово? - смеясь, сказала счастливая мать. - Потрясающе, Мейбл. Минут через семь-восемь содержимое бутылки исчезло в горле ребенка. - Ты умница, - проговорила миссис Тейлор. - Четырех унций как небывало. Алберт Тейлор склонился над девочкой и внимательно посмотрел ей в лицо. - Знаешь что? - сказал он. - Похоже, она уже и в весе прибавила. Как тыдумаешь? Мать глянула на девочку. - Тебе не кажется, Мейбл, что она выросла и пополнела по сравнению стем, какой была вчера? - Может, и так, Алберт, я не знаю. Хотя скорее всего вряд ли за такоекороткое время можно прибавить в весе. Главное, она нормально поела. - Опасность миновала, - повторил Алберт. - Думаю, тебе не следуеттеперь за нее волноваться. - Я и не собираюсь. - Хочешь, я схожу наверх и переставлю кроватку в нашу спальню, Мейбл? - Да, сделай это, пожалуйста, - сказала она. Алберт поднялся наверх и передвинул кроватку. Жена последовала за нимвместе с ребенком. Сменив пеленки, она бережно уложила девочку в кровать.Потом накрыла ее простыней и одеялом. - Ну разве она не хороша, Алберт? - прошептала Мейбл. - Разве это несамый прекрасный ребенок, которого ты видел в своей жизни? - Оставь ее, Мейбл, - сказал он. - Иди вниз и приготовь нам что-нибудьна ужин. Мы его оба заслужили. Поужинав, родители устроились в креслах в гостиной - Алберт со своимжурналом и трубкой, миссис Тейлор с вязаньем. Однако по сравнению с тем, чтопроисходило накануне вечером, это была совсем другая картина. Напряжениеисчезло. Красивое продолговатое лицо миссис Тейлор светилось от радости,щеки розовели, глаза ярко блестели, а на губах застыла мечтательнаяумиротворенная улыбка. Поминутно она отрывала глаза от вязанья и с любовьюглядела на мужа. А то и вовсе переставала стучать спицами и сиделасовершенно неподвижно, глядя в потолок, прислушиваясь, не слышится линаверху плач или хныканье. Но там было тихо. - Алберт, - спустя какое-то время произнесла Мейбл. - Да, дорогая? - А что ты мне хотел сказать вчера вечером, когда вбежал в спальню? Тыговорил, что тебя посетила какая-то идея насчет малышки. Алберт Тейлор опустил журнал на колени и лукаво ей улыбнулся. - Разве? - спросил он. - Да. Она ждала, что он что-нибудь еще скажет, но он молчал. - Что тут смешного? - спросила она. - Почему ты так улыбаешься? - Да забавно все это, - хмыкнул он. - Расскажи же мне, дорогой. - Не уверен, что стоит, - сказал он. - А вдруг ты мне не поверишь? Она редко видела, чтобы он выглядел таким довольным собой, и,подзадоривая его, улыбнулась ему в ответ. - Хотел бы я видеть твое лицо, Мейбл, когда ты узнаешь, что я собиралсясказать. - Алберт, да в чем же дело? Он помолчал, обдумывая, с чего начать. - Ты согласна, что девочке лучше? - спросил он. - Конечно. - Ты согласишься со мной, что нежданно-негаданно она стала лучше есть,да и выглядит на сто процентов иначе? - Да, Алберт, это так. - Хорошо, - сказал он, расплываясь в улыбке. - Видишь ли, это я сделал. - Что сделал? - Вылечил ребенка. - Да, дорогой, я уверена в этом. Миссис Тейлор снова занялась вязанием. - Ты что, не веришь мне? - Разумеется, я тебе верю, Алберт. Это твоя заслуга, целиком иполностью твоя. - Тогда как же я это сделал? - Хм, - произнесла она, задумываясь. - Наверное, все дело только в том,что ты мастерски готовишь молочную смесь. С тех пор, как ты ее готовишь,девочке все лучше и лучше. - То есть ты хочешь сказать, что это своего рода искусство - готовитьмолочную смесь? - Выходит, так. Она продолжала вязать и тихо про себя улыбаться, думая о том, какиемужчины смешные. - Я открою тебе секрет, - сказал Алберт. - Ты совершенно права. Хотя,обрати внимание, важно не как готовить, а что добавлять в эту смесь. Тыпонимаешь, Мейбл? Миссис Тейлор оторвалась от вязания и внимательно посмотрела на мужа. - Алберт, - проговорила она, - не хочешь ли ты сказать, что ты что-тодобавлял в молоко ребенка? Он сидел и улыбался. - Да или нет? - Возможно, - сказал он. - Не верю. Его улыбка показалась ей несколько жестокой. - Алберт, - сказала жена. - Не шути так со мной. - Хорошо, дорогая. - Ты ведь ничего не добавлял ей в молоко, правда? Ответь нормально,по-человечески, Алберт. Для такого маленького ребенка это может иметьсерьезные последствия. - Отвечу так. Да, Мейбл. - Алберт Тейлор! Да как ты мог? - Да ты не волнуйся, - ответил он. - Если ты так настаиваешь, я тебевсе расскажу, но, ради бога, возьми себя в руки. - Пиво, - вскричала она. - Я знаю, это пиво. - Не нервничай так, Мейбл, прошу тебя. - Тогда что же? Алберт аккуратно положил трубку на столик и откинулся в кресле. - Скажи мне, - проговорил он, - ты случайно не слышала, чтобы яупоминал нечто под названием "маточное желе?" - Нет. - Это волшебная вещь, - сказал он. - Просто волшебная. А вчера вечероммне пришло в голову, что если я добавлю его немного в молоко ребенка... - Да как ты смеешь! - Успокойся, Мейбл, ты ведь еще даже не знаешь, что это такое. - И знать не хочу, - сказала она. - Как можно что-то добавлять в молококрошечного ребенка? Ты что, с ума сошел? - Это совершенно безвредно, Мейбл, это вещество вырабатывают пчелы. - Об этом я могла бы и сама догадаться. - И оно настолько дорогое, что практически никто не может себепозволить использовать его. А если и используют, то только маленькую каплюза один раз. - И сколько ты дал нашему ребенку, могу я спросить? - Ага, - сказал он, - вот здесь-то весь секрет. Думаю, только запоследние четыре кормления наш ребенок проглотил раз в пятьдесят большематочного желе, чем съедают обычно. Как тебе это нравится? - Алберт, не морочь мне голову. - Клянусь, это правда, - гордо произнес он. Она пристально смотрела на него, наморщив лоб и слегка приоткрыв рот. - Знаешь, во что обойдется желе, если его покупать? В Америкеоднофунтовая баночка стоит почти пятьсот долларов! Пятьсот долларов! Дорожезолота! Она с трудом соображала, о чем он говорит. - Я сейчас тебе докажу, - сказал он и, вскочив с кресла, подошел ккнижному шкафу, где у него хранилась литература о пчелах. На верхней полке последние номера "Американского журнала пчеловода"аккуратными рядами стояли рядом с "Британским журналом пчеловода","Разведением пчел" и другими изданиями. Он снял с полки последний номер"Американского журнала пчеловода" и отыскал страницу, где было напечатанорекламное объявление. - Вот, - сказал Алберт. - Как я тебе и говорил. "Продаем маточное желе- 480 долларов за фунтовую баночку, оптом". Он протянул ей журнал, чтобы она смогла прочитать, что там написано. - Теперь ты мне веришь? Такой магазин действительно существует вНью-Йорке, Мейбл. О нем здесь как раз и говорится. - Но здесь не говорится о том, что можно подмешивать желе в молокотолько что родившегося ребенка, - сказала она. - Не знаю, что нашло на тебя,Алберт, просто не знаю. - Но ведь желе помогло, разве не так? - Теперь я уже не уверена. - Да не будь же ты такой глупой, Мейбл. Ты ведь знаешь, что помогло. - Тогда почему другие не добавляют его в пищу своим детям? - Я тебе еще раз говорю, - сказал Алберт. - Оно слишком дорогое.Практически никто на свете не может себе позволить покупать маточное желепросто для того, чтобы его есть, кроме, может, одного-двух миллионеров.Покупают его крупные компании, чтобы производить женский крем для лица ипрочие подобные вещи. Желе используют в качестве приманки. Добавляют немногов баночку с кремом для лица и продают как горячие пирожки по абсолютнобаснословным ценам. Якобы оно разглаживает морщины. - И это действительно так? - Откуда мне знать, Мейбл? - сказал он, вновь усаживаясь в кресло. - Нев этом суть, а вот в чем. Только в последние несколько часов желе принеслостолько пользы нашей маленькой девочке, что я думаю, мы должны продолжатьдавать ей его. Не прерывай меня, Мейбл. Дай мне закончить. У меня двестисорок ульев, и если хотя бы сто из них будут работать на маточное желе, мысможем давать дочери столько, сколько нужно. - Алберт Тейлор, - сказала жена, глядя на мужа широко раскрытымиглазами. - Ты совсем с ума спятил? - Выслушай меня до конца, хорошо? - Я запрещаю тебе это делать, - сказала она, - категорически. Ты большене дашь моему ребенку ни капли этого мерзкого желе, понял? - Послушай, Мейбл... - И, кроме того, мы собрали ужасно мало меда в прошлом году, и если тыопять будешь экспериментировать со своими ульями, я не знаю, чем всезакончится. - При чем тут ульи, Мейбл? - Ты отлично знаешь, что в прошлом году мы собрали только половинуобычного количества меда. - Сделай милость, а? - сказал он. - Позволь мне объяснить тебе, какиечудеса творит желе. - Ты мне так и не сказал, что это вообще такое. - Хорошо, Мейбл, я тебе расскажу. Ты будешь слушать? Дашь мневозможность все объяснить? Она вздохнула и снова занялась вязанием. - Облегчи свою душу, Алберт. Давай, рассказывай все. Он помедлил, не зная, с чего начать. Нелегко говорить с человеком,который вообще не имеет представления о пчеловодстве. - Ты, наверное, знаешь, - сказал он, - что в каждой семье только однаматка? - Да. - И эта матка кладет все яйца. - Да, дорогой. Это я знаю. - Хорошо. Но матка может класть два различных вида яиц. Этого ты незнала, но это так. Это мы называем одним из чудес улья. Матка может кластьяйца, из которых выводятся трутни, и может класть яйца, из которых выводятсярабочие пчелы. Если это не чудо, Мейбл, то я не знаю, что и назвать чудом. - Да-да, Алберт, продолжай. - Трутни - самцы. Нас они не волнуют. Рабочие пчелы - самки. Как иматка, разумеется. Но рабочие пчелы - бесполые самки, если тебе это понятно.У них совершенно не развитые органы, тогда как матка необычайно развита вполовом отношении. За один день она может дать яиц общим весом, равным еесобственному. Он помолчал, собираясь с мыслями. - А дальше происходит вот что. Матка ползает по сотам и кладет яйца вто, что мы называем ячейками. Ты видела сотни маленьких дырочек в сотах? Таквот, соты с детками примерно такие же, если не считать того, что меда в нихнет, одни яйца. Она кладет одно яйцо в каждую ячейку, и через три дня изкаждого яйца выводится одна малюсенькая детка. Мы называем ее личинкой. Кактолько появляется личинка, пчелы-кормилицы - молодые рабочие пчелы -собираются вокруг и начинают усиленно ее кормить. И знаешь, чем они еекормят? - Маточным желе, - терпеливо произнесла Мейбл. - Именно! - воскликнул он. - Именно им ее и кормят. Они достают желе изсвоей глотки и принимаются заполнять им ячейку, чтобы накормить личинку. Ичто же происходит дальше? Он сделал драматическую паузу, подмигнув жене своими маленькимиводянисто-серыми глазками. Потом медленно повернулся в кресле и протянулруку к журналу, который читал накануне вечером. - Хочешь знать, что происходит дальше? - спросил он, облизывая губы. - Сгораю от нетерпения. - "Маточное желе, - прочел Алберт громко, - вещество огромнойпитательной ценности, ибо, питаясь только им, личинка пчелы медоносной запять дней увеличивает свой вес в тысячу пятьсот раз"... - Во сколько? - В тысячу пятьсот, Мейбл. И знаешь, что это означает, если перевеститакое соотношение применительно к человеку? Это означает, - сказал он,понизив голос, подавшись вперед и устремив на нее свои прозрачные глаза, -это означает, что через пять дней ребенок, весивший семь с половиной фунтов,будет весить пять тонн! Миссис Тейлор во второй раз отложила вязанье. - Только не нужно воспринимать это буквально, Мейбл. - Почему же? - Просто это научное сравнение, вот и все. - Очень хорошо, Алберт. Продолжай. - Но это еще половина истории, - сказал он. - Дальше - больше. Сейчас ярасскажу тебе о маточном желе самое удивительное - как оно может некрасивую,на вид неповоротливую рабочую пчелу, у которой практически нет половыхорганов, превратить в прекрасную плодовитую матку. - Ты хочешь сказать, что наша девочка некрасивая и на виднеповоротливая? - недовольно спросила жена. - Не цепляйся к словам, Мейбл, прошу тебя. Слушай дальше. Знаешь ли ты,что матка и рабочая пчела, хотя они и сильно отличаются друг от друга, когдавырастают, выводятся из яйца одного и того же вида? - Этому я не верю, - сказала она. - Это так же верно, как и то, что я здесь сижу, Мейбл, честное слово.Если пчелы захотят, чтобы из яйца вывелась матка, а не рабочая пчела, онизапросто могут сделать это. - Каким образом? - Ага, - произнес он, ткнув толстым указательным пальцем в ее сторону.- Вот в этом-то весь секрет. Что, по-твоему, Мейбл, лежит в основе такогочудесного превращения? - Маточное желе, - ответила она. - Ты мне уже сказал. - Именно маточное желе! - воскликнул Алберт, хлопнув в ладоши иподскочив в кресле. Его широкое, круглое лицо горело от возбуждения, и дваярко-красных пятна появились на щеках. - Все очень просто. Я опишу тебе, как это происходит. Пчелам нужнановая матка. Для этого они строят сверхбольшую ячейку, мы ее называемматочной, и заставляют старую матку положить туда одно яйцо. Остальныетысячу девятьсот девяносто девять яиц она кладет в обычные рабочие ячейки.Дальше. Как только из этих яиц выводятся личинки, собираются пчелы-кормилицыи принимаются заполнять ячейки маточным желе. Его получают все - как рабочиепчелы, так и матка. Но тут происходит нечто важное, Мейбл, поэтому слушайвнимательно. Разница вот в чем. Рабочая личинка получает специальноепрекрасное питание только в первые три дня своей жизни. После этогополностью меняется рацион. Ее неожиданно отлучают от матери и через три дняпереводят на обычную пчелиную пищу - смесь меда и цветочной пыльцы, ипримерно через две недели личинки вылезают из ячеек как рабочие пчелы... Авот с личинкой в маточной ячейке все происходит по-другому! Она получаетматочное желе в течение всей своей личиночной жизни. Пчелы-кормилицы простозаливают им ячейку, так что личинка буквально плавает в желе. И - становитсяматкой! - Как ты можешь это доказать? - спросила жена. - Что за глупости, Мейбл. Знаменитые ученые из всех стран мирадоказывали это множество раз. Нужно лишь взять личинку из рабочей ячейки ипоместить ее в маточную ячейку - это то, что мы называем пересадкой, и еслитолько пчелы-кормилицы будут хорошо снабжать ее маточным желе, как -оп-ля-ля! - она превращается в матку! А что еще более удивительно, так этоогромная разница между маткой и рабочей пчелой, когда они вырастают. Брюшкоу них разной формы. Жала разные. Ножки разные. И... - А чем у них ножки отличаются? - спросила Мейбл, проверяя мужа. - Ножки? У рабочих пчел на ножках маленькие мешочки, чтобы носить в нихцветочную пыльцу, а у матки их нет. Но вот еще что. У матки полностьюразвиты половые органы, у рабочих пчел - нет. А самое удивительное, Мейбл,что матка живет в среднем от четырех до шести лет. Рабочая же пчела истолько месяцев не живет. И вся разница из-за того, что одна из них получаетматочное желе, а другая нет! - Довольно трудно поверить, - сказала Мейбл, - что пища может оказыватьтакое действие. - Конечно, трудно. И это еще одно из чудес улья. По правде, это самое,черт возьми, великое чудо из всех. Оно уже сотни лет озадачивает самыхзнаменитых ученых. Погоди минутку. Сиди на месте. Не двигайся... Он снова вскочил и, подойдя к книжному шкафу, принялся рыться средикниг и журналов. - Сейчас найду кое-какие статьи. Вот. Послушай. - Он принялся громкочитать статью из "Американского журнала пчеловода": "Доктор Фредерик А.Бэнтинг, возглавляющий в Торонто прекрасно оборудованную исследовательскуюлабораторию, которую народ Канады предоставил ему в знак признания егопоистине огромных заслуг перед человечеством в деле открытия инсулина,заинтересовался маточным желе. Он попросил своих сотрудников провестистандартный анализ функций"... Алберт сделал паузу. - Читать все я не буду, но вот что было дальше. Доктор Бэнтинг сосвоими сотрудниками взял какое-то количество маточного желе из маточныхячеек, в которых находились двухдневные личинки. И что, ты думаешь, ониобнаружили? Они обнаружили, - сказал Алберт, - что маточное желе содержитфенол, стерин, глицерин, декстрозу и - слушай внимательно - от восьмидесятидо восьмидесяти пяти процентов неизвестных кислот! Он стоял возле книжного шкафа с журналом в руке, торжествующе улыбаясь,а его жена озадаченно смотрела на мужа. Алберт не был высок ростом; у него было полное тело, рыхлое на вид, икороткие кривоватые ноги. Голова была огромная и круглая, покрытаящетинистыми, коротко стриженными волосами, а большая часть лица - теперь,когда он и вовсе перестал бриться, - скрывалась под коричневато-желтойбородой длиной примерно в дюйм... Как на него ни смотри, внешность у негооригинальная, тут уж ничего не скажешь. - От восьмидесяти до восьмидесяти пяти процентов, - повторил он, -неизвестных кислот. Разве не потрясающе? Алберт снова повернулся к книжному шкафу и принялся искать еще какой-тожурнал. - Что это значит - неизвестные кислоты? - Вот в этом-то и вопрос! Этого никто не знает! Даже Бэнтинг не мог ихопределить. Ты когда-нибудь слышала о Бэнтинге? - Нет. - Он один из самых известных в мире ученых среди ныне живущих, вот ивсе. Глядя, как муж суетится перед книжным шкафом - со своей щетинистойголовой, бородатым лицом и пухлым, рыхлым телом, - Мейбл подумала, что он исам чем-то похож на пчелу. Она часто видела, как женщины становятся похожимина лошадей, на которых они ездят, а люди, которые держат птиц, бультерьеровили шпицев, поразительно напоминают своих питомцев. Однако до сих пор ей неприходило в голову, что ее муж может быть похож на пчелу. Это вызвало у нееизумление. - А что, Бэнтинг пробовал когда-нибудь его съесть, - спросила она, -это маточное желе? - Разумеется, он ел его, Мейбл. Но у него не было столько желе. Онослишком дорогое. - Послушай-ка, - сказала Мейбл, пристально глядя на мужа и едва заметноулыбаясь. - А ты знаешь, что и сам становишься похожим на пчелу? Он обернулся и посмотрел на жену. - Думаю, в основном из-за бороды, - продолжала она. - Мне бы такхотелось, чтобы ты ее сбрил. Тебе не кажется, что борода даже цветакакого-то пчелиного? - О чем, черт побери, ты говоришь, Мейбл? - Алберт, - сказала она. - Следи за своим языком. - Так ты будешь меня дальше слушать или нет? - Да, дорогой, извини. Я пошутила. Продолжай, пожалуйста. Алберт снял с полки еще один журнал и стал листать страницы. - Теперь послушай, Мейбл. Вот. "В 1939 году Хейл проводил экспериментыс крысами, которым был двадцать один день, и вводил им маточное желе вразных количествах. В результате он обнаружил, что преждевременное развитиеяичников находится в прямой зависимости от количества введенного маточногожеле". - Ну вот! - воскликнула она. - Я так и знала! - Что ты знала? - Я знала, что должно произойти что-то ужасное. - Ерунда. Ничего тут плохого нет. А вот еще, Мейбл. "Стилл и Бэрдеттобнаружили, что самец крысы, который до тех пор не способен был коплодотворению, получая ежедневную ничтожную дозу маточного желе, много разпотом становился отцом". - Алберт, - воскликнула она, - это вещество слишком сильное, чтобыдавать его ребенку! Мне это совсем не нравится. - Чепуха, Мейбл. - Тогда скажи мне, почему они испытывают желе только на крысах? Почемуни один известный ученый сам его не попробовал? Они слишком умные, вотпочему. Ты думаешь, доктор Бэнтинг рискнул бы своим драгоценным здоровьем?Ну уж нет, только не он. - Желе давали и людям, Мейбл. Здесь есть об этом целая статья.Послушай... Он перевернул страницу и снова начал читать: - "В Мексике, в 1953 годугруппа квалифицированных врачей начала прописывать мизерные дозы маточногожеле больным с такими заболеваниями, как церебральный неврит, артрит,диабет, самоотравление организма табаком, импотенция, астма, круп иподагра... Существует множество свидетельств... У одного известногобиржевого маклера из Мехико развился особенно трудный случай псориаза.Человек сделался физически неприятен. Клиенты стали избегать его. Сталострадать его дело. В отчаянии он обратился к маточному желе - по одной каплес каждым приемом пищи, и, оп-ля-ля! - через две недели он вылечился.Официант кафе "Хена", также из Мехико, сообщил, чт