 |
|
Раздел II. Главные мишени манипуляторов сознанием
Язык слов
В том искусственном мире культуры, который окружает человека,выделяется особый мир слов - логосфера. Он включает в себя язык как средствообщения и все формы "вербального мышления", в котором мысли облекаются вслова. Язык как система понятий, слов (имен), в которых человек воспринимаетмир и общество, есть самое главное средство подчинения. "Мы - рабы слов", -сказал Маркс, а потом это буквально повторил Ницше. Этот вывод доказанмножеством исследований, как теорема. В культурный багаж современногочеловека вошло представление, будто подчинение начинается с познания,которое служит основой убеждения. Однако в последние годы все больше ученыхсклоняется к мнению, что проблема глубже, и первоначальной функцией слова назаре человечества было его суггесторное воздействие - внушение, подчинениене через рассудок, а через чувство. Это - догадка Б.Ф.Поршнева, котораянаходит все больше подтверждений. Известно, что даже современный, рассудочный человек ощущает потребностьво внушении. В моменты житейских неурядиц мы ищем совета у людей, которыевовсе не являются знатоками в возникшей у нас проблеме. Нам нужны именно их"бессмысленные" утешения и увещевания. Во всех этих "не горюй", "возьми себяв руки", "все образуется" и т.д. нет никакой полезной для нас информации,никакого плана действий. Но эти слова оказывают большое целительное (иногдачрезмерное) действие. Именно слова, а не смысл. По силе суггесторноговоздействия слово может быть сравнимо с физиологическими факторами (я ужеупоминал о реакции моей сокурсницы, которой сказали, что она поела конины). Внушаемость посредством слова - глубинное свойство психики, возникшеегораздо раньше, нежели способность к аналитическому мышлению. Это видно входе развития ребенка. В раннем детстве слова и запреты взрослых оказываютбольшое суггесторное воздействие, и ребенку не требуется никакихобоснований. "Мама не велела" - это главное. Когда просвещенные родителиначинают логически доказывать необходимость запрета, они только приводятребенка в замешательство и подрывают силу своего слова. До того, как ребенокначинает понимать членораздельную речь, он способен правильно воспринимать"предшественники слова" - издаваемые с разной интонацией звуки, мимику,вообще "язык тела". Этологи - исследователи поведения животных - доскональноописали этот язык и силу его воздействия на поведение, например, стаи птиц. Возникновение человека связано с анатомическими изменениями - развитиемтретичных полей коры головного мозга. Они позволили удерживать в памятивпечатления от окружающего мира и проецировать их в будущее. И первобытныйчеловек стал жить как бы в двух реальностях - внешней ("реальной") ивнутрипсихической ("воображаемой"). Считается, что это надолго погрузилочеловека в тяжелое невротическое состояние. Справиться с ним было оченьтрудно, потому что воображаемая реальность была, по-видимому, даже ярчевнешней и очень подвижной, вызывала сильный эмоциональный стресс ("парадокснейропсихической эволюции"). Этот стресс затруднял адаптацию людей к окружающей среде. Лучшеприспосабливались и выживали те коллективы (стаи), в которых вожаки и другиеавторитетные члены сообщества научились издавать особые звуки-символы. Ихособенность была в том, что они воздействовали на психическое состояниесородичей стимулирующим и организующим образом и, согласно догадкампсихологов, снимали у них тягостное невротическое состояние. Так возниклослово, сила которого заключалась не в информационном содержании, а всуггесторном воздействии. Люди испытывали потребность в таком слове иподчинялись ему беспрекословно. Так возник особый класс слов-символов -заклинания. Во многих коллективах они сохранили свою силу до наших днейпочти в неизменном виде (слова лекарей-знахарей, шаманов). Они действуют иво вполне просвещенных коллективах - но в косвенной форме ("харизматическийлидер"). Суггесторное воздействие слова нисколько не уменьшилось с появлением иразвитием цивилизации. Гитлер писал в "Mein Kamрf": "Силой, которая привелав движение большие исторические потоки в политической или религиознойобласти, было с незапамятных времен только волшебное могуществопроизнесенного слова. Большая масса людей всегда подчиняется могуществуслова". Гитлер писал как практик-манипулятор, гипнотизер. Но примерно то жесамое подчеркивает современный философ С.Московичи в книге "Наука о массах":"Что во многих отношениях удивительно и малопонятно, это всемогущество словв психологии толп. Могущество, которое происходит не из того, что говорится,а из их "магии", от человека, который их говорит, и атмосферы, в которой онирождаются. Обращаться с ними следует не как с частицами речи, а как сзародышами образов, как с зернами воспоминаний, почти как с живымисуществами". Второй слой воздействия - развитое сознание и процесс познания. На заренауки Бэкон говорил: "Знание - власть" (это более точный перевод привычногонам "знание - сила"). За жаждой знания скрывается жажда власти - этот выводБэкона подтвержден философами последующих поколений, от Ницше до Хайдеггера.И вот, одним из следствий научной революции XVI-XVII веков было немыслимоераньше явление: сознательное создание новых языков, с их морфологией,грамматикой и синтаксисом. Лавуазье, предлагая новый язык химии, сказал:"Аналитический метод - это язык; язык - это аналитический метод;аналитический метод и язык - синонимы". Анализ значит расчленение,разделение (в противоположность синтезу - соединению); подчинять - значитразделять. Язык стал аналитическим, в то время как раньше он соединял - словаимели многослойный, множественный смысл. Они действовали во многом черезконнотацию - порождение словом образов и чувств через ассоциации. Отбор словв естественном языке отражает становление национального характера, типчеловеческих отношений и отношения человека к миру. Русский говорит "у меняесть собака" и даже "у меня есть книга" - на европейские языки буквальноперевести это невозможно. В русской языке категория собственности замененакатегорией совместного бытия. Принадлежность собаки хозяину мы выражаемглаголом быть. В Новое время, в новом обществе Запада естественный язык сталзаменяться искусственным, специально создаваемым. Теперь слова сталирациональными, они были очищены от множества уходящих в глубь веков смыслов.Они потеряли святость и ценность (приобретя взамен цену). Это был разрыв вовсей истории человечества. Ведь раньше язык, как выразился Хайдеггер, "былсамой священной из всех ценностей". Когда вместо силы главным средствомвласти стала манипуляция сознанием, власть имущим понадобилась полнаясвобода слова - превращение слова в безличный, неодухотворенный инструмент. Превращение языка в орудие господства положило начало и процессуразрушения языка в современном обществе. Послушаем Хайдеггера, подводящегопосле войны определенный итог своим мыслям (в "Письме о гуманизме"): "Языкесть дом бытия. В жилище языка обитает человек... Повсюду и стремительнораспространяющееся опустошение языка не только подтачивает эстетическую инравственную ответственность во всех употреблениях языка. Оно коренится вразрушении человеческого существа. Простая отточенность языка еще вовсе несвидетельство того, что это разрушение нам уже не грозит. Сегодня она,пожалуй, говорит скорее о том, что мы еще не видим опасность и не всостоянии ее увидеть, потому что еще не встали к ней лицом. Упадок языка, окотором в последнее время так много и порядком уже запоздало говорят, есть,однако, не причина, а уже следствие того, что язык под господствомновоевропейской метафизики субъективности почти неудержимо выпадает из своейстихии. Язык все еще не выдает нам своей сути: того, что он - дом истиныБытия. Язык, наоборот, поддается нашей голой воле и активности и служиторудием нашего господства над сущим". Выделим главное в его мысли: язык под господством метафизики Западавыпадает из своей стихии, он становится орудием господства. Именноустранение из языка святости и "превращение ценности в товар" сделаловозможной свободу слова. Постыдное убожество мысли наших демократов и тех,кто за ними побрел, уже в том, что свободу слова они воспринимали не какпроблему бытия, а как критерий для дешевой политической оценки: есть свободаслова - хорошее общество, нет свободы слова - плохое. Если в наше плохоеобщество внедрить свободу слова, оно станет получше. На деле речь идет о двух разных типах общества. "Освобождение" слова(так же, как и "освобождение", превращение в товар, денег, земли и труда)означало прежде всего устранение из него святости, искры Божьей -десакрализацию. Означало и отделение слова от мира (от вещи). Слово, имяпереставало тайно выражать заключенную в вещи первопричину. Древний философАнаксимандр сказал о тайной силе слова: "Я открою вам ужасную тайну: языкесть наказание. Все вещи должны войти в язык, а затем вновь появиться изнего словами в соответствии со своей отмеренной виной". Разрыв слова и вещи был культурной мутацией, скачком от обществатрадиционного к гражданскому, западному. Но к оценке по критерию"плохой-хороший" это никакого отношения не имеет, для этого важнасовокупность всех данных исторически черт общества. И гражданское обществоможет быть мерзким и духовно больным и выхолощенным, и традиционное, дажетоталитарное, общество может быть одухотворенным и возвышающим человека. По своему отношению к слову сравнение России и Запада дает прекрасныйпример двух типов общества. Вот Гоголь: "Обращаться со словом нужно честно.Оно есть высший подарок Бога человеку... Опасно шутить писателю со словом.Слово гнило да не исходит из уст ваших!". Какая же здесь свобода слова!Здесь упор на ответственность - "нам не дано предугадать, как слово нашеотзовется". Что же мы видим в обществе современном, гражданском? Вот формула,которую дал Андре Жид (вслед за Эрнестом Ренаном): "Чтобы иметь возможностьсвободно мыслить, надо иметь гарантию, что написанное не будет иметьпоследствий". Таким образом, вслед за знанием слово становится абсолютноавтономным по отношению к морали. На создание и внедрение в сознание нового языка буржуазное обществоистратило несравненно больше средств, чем на полицию, армию, вооружения.Ничего подобного не было в аграрной цивилизации (в том числе в старойЕвропе). Говорят, новое качество общества индустриального Запада заключалосьв нарастающем потреблении минерального топлива. Сейчас добавляют, что неменее важным было то, что общество стало потреблять язык - так же, какминеральное топливо. С книгопечатанием устный язык личных отношений был потеснен получениеминформации через книгу. В Средние века книг было очень мало (в церкви - одинэкземпляр Библии). В университетах за чтение книги бралась плата. Всего за50 лет книгопечатания, к началу XVI века, в Европе было издано 25-30 тыс.названий книг тиражом около 15 млн. экземпляров. Это был переломный момент.На массовой книге стала строиться и новая школа. Главной задачей этой школы стало искоренение "туземного" языка своихнародов. Философы используют не совсем приятное для русского уха слово"туземный" для обозначения того языка, который естественно вырос за века икорнями уходит в толщу культуры данного народа - в отличие от языка,созданного индустриальным обществом и воспринятого идеологией. Этот туземныйязык, которому ребенок обучался в семье, на улице, на базаре, сталпланомерно заменяться "правильным", которому стали обучать платныепрофессионалы - языком газеты, радио, а теперь телевидения. Язык стал товаром и распределяется по законам рынка. Французскийфилософ, изучающий роль языка в обществе, Иван Иллич пишет: "В наше времяслова стали на рынке одним из самых главных товаров, определяющих валовойнациональный продукт. Именно деньги определяют, что будет сказано, кто этоскажет, и тип людей, которым это будет сказано. У богатых наций языкпревратился в подобие губки, которая впитывает невероятные суммы". В отличиеот туземного, язык, превращенный в капитал, стал продуктом производства, сосвоей технологией и научными разработками. Во второй половине ХХ века произошел следующий перелом. Иллич ссылаетсяна исследование лингвистов, проведенном в Торонто перед Второй мировойвойной. Тогда из всех слов, которые человек услышал в первые 20 лет своейжизни, каждое десятое слово он услышал от какого-то "центрального" источника- в церкви, школе, в армии. А девять слов из десяти услышал от кого-то, когомог потрогать и понюхать. Сегодня пропорция обратилась - 9 слов из 10человек узнает из "центрального" источника, и обычно они сказаны черезмикрофон. Основоположником научного направления, посвященного роли слова впропаганде (а затем и манипуляции сознанием) считается американский социологГарольд Лассуэлл. Начав свои исследования еще в годы первой мировой войны,он обобщил результаты в 1927 г. в книге "Техника пропаганды в мировойвойне". Он разработал методы семантического анализа текстов - изученияиспользования тех или иных слов для передачи или искажения смыслов("политическая семантика исследует ключевые термины, лозунги и доктрины подуглом зрения того, как их понимают люди"). Отсюда было рукой подать дометодов подбора слов. Лассуэлл создал целую систему, ядром которой сталипринципы создания "политического мифа" с помощью подбора соответствующихслов. Но в чем главная разница "туземного" и "правильного" языка? "Туземный"рождается из личного общения людей, которые излагают свои мысли - в гущеповседневной жизни. Поэтому он напрямую связан со здравым смыслом (можносказать, что голос здравого смысла "говорит на родном языке"). "Правильный"- это язык диктора, зачитывающего текст, данный ему редактором, которыйдоработал материал публициста в соответствии с замечаниями советадиректоров. Это безличная риторика, созданная целым конвейером платныхработников. Это односторонний поток слов, направленных на определеннуюгруппу людей с целью убедить ее в чем-либо. Здесь берет свое начало"общество спектакля" - этот язык "предназначен для зрителя, созерцающегосцену". Язык диктора в новом, буржуазном обществе связи со здравым смысломне имел, он нес смыслы, которые закладывали в него те, кто контролировалсредства массовой информации. Люди, которые, сами того не замечая, начиналисами говорить на таком языке, отрывались от здравого смысла и становилисьлегкими объектами манипуляции. Как создавался "правильный" язык Запада? Из науки в идеологию, а затеми в обыденный язык перешли в огромном количестве слова-"амебы", прозрачные,не связанные с контекстом реальной жизни. Они настолько не связаны сконкретной реальностью, что могут быть вставлены практически в любойконтекст, сфера их применимости исключительно широка (возьмите, например,слово прогресс). Это слова, как бы не имеющие корней, не связанные с вещами(миром). Они делятся и размножаются, не привлекая к себе внимания - ипожирают старые слова. Они кажутся никак не связанными между собой, но этообманчивое впечатление. Они связаны, как поплавки рыболовной сети - связи исети не видно, но она ловит, запутывает наше представление о мире. Важный признак этих слов-амеб - их кажущаяся "научность". Скажешькоммуникация вместо старого слова общение или эмбарго вместо блокада - итвои банальные мысли вроде бы подкрепляются авторитетом науки. Начинаешьдаже думать, что именно эти слова выражают самые фундаментальные понятиянашего мышления. Слова-амебы - как маленькие ступеньки для восхождения пообщественной лестнице, и их применение дает человеку социальные выгоды. Этои объясняет их "пожирающую" способность. В "приличном обществе" человекобязан их использовать. Это заполнение языка словами-амебами было одной изформ колонизации - собственных народов буржуазным обществом. Отрыв слова (имени) от вещи и скрытого в вещи смысла был важным шагом вразрушении всего упорядоченного Космоса, в котором жил и прочно стоял наногах человек Средневековья и древности. Начав говорить "словами без корня",человек стал жить в разделенном мире, и в мире слов ему стало не на чтоопереться. Создание этих "безкорневых" слов стало важнейшим способом разрушениянациональных языков и средством атомизации общества. Недаром наш языковед исобиратель сказок А.Н.Афанасьев подчеркивал значение корня в слове:"Забвение корня в сознании народном отнимает у образовавшихся от него слових естественную основу, лишает их почвы, а без этого память уже бессильнаудержать все обилие словозначений; вместе с тем связь отдельныхпредставлений, державшаяся на родстве корней, становится недоступной". Каждый крупный общественный сдвиг потрясает язык. В частности, резкоусиливает словотворчество. Слом традиционного общества средневековой Европы,как мы уже говорили, привел к созданию нового языка с "онаученным" словарем.Интенсивным словотворчеством сопровождалась и русская революция начала века.В ней были разные течения. Более мощное из них было направлено не наустранение, а на мобилизацию скрытых смыслов, соединяющей силы языка. Даже уориентированных на Запад символистов "между словами, как между вещами,обозначались тайные соответствия". Но наибольшее влияние на этот процессоказали Велимир Хлебников и Владимир Маяковский. Б.Пастернак видел уМаяковского "множество аналогий с каноническими представлениями", наличиекоторых - важный признак языка традиционного общества. Маяковский черпалпостроение своих поэм в "залежах древнего творчества". Он буквально строилзаслоны против языка из слов-амеб. У Хлебникова эта принципиальная установка доведена до полной ясности.Он, для которого всю жизнь Пушкин и Гоголь были любимыми писателями,поднимал к жизни пласты допушкинской речи, искал славянские корни слов исвоим словотворчеством вводил их в современный язык. Даже в своем "звездномязыке", в заумях он пытался вовлечь в русскую речь "священный языкязычества". Для Хлебникова революция среди прочих изменений была средствомвозрождения и расцвета нашего "туземного" языка ("нам надоело быть ненами"). У Хлебникова словотворчество отвечало всему строю русского языка,было направлено не на разделение, а на соединение, на восстановление связипонятийного и просторечного языка, связи слова и вещи: "Ладомира соборяне С трудомиром на шесте" При этом включение фольклорных и архаических элементов вовсе не былорегрессом, языковым фундаментализмом, это было развитие. Хлебников,например, поставил перед собой сложнейшую задачу - соединить архаическиеславянские корни с диалогичностью языка, к которой пришло Возрождение("каждое слово опирается на молчание своего противника"). Что же мы видим в ходе нынешней антисоветской революции в России? Покаким признакам можем судить о ее пафосе? Уже вызрело и отложилось вобщественной мысли явление, целый культурный проект наших демократов -насильно, через социальную инженерию задушить наш туземный язык и заполнитьсознание, особенно молодежи, словами-амебами, словами без корней,разрушающими смысл речи. Эта программа настолько мощно и тупо проводится вжизнь, что даже нет необходимости ее иллюстрировать - все мы свидетели. Когда русский человек слышит слова "биржевой делец" или "наемныйубийца", они поднимают в его сознании целые пласты смыслов, он опирается наэти слова в своем отношении к обозначаемым ими явлениям. Но если ему сказать"брокер" или "киллер", он воспримет лишь очень скудный, лишенный чувства ине пробуждающий ассоциаций смысл. И этот смысл он воспримет пассивно,апатично. Методичная и тщательная замена слов русского языка такими чуждыминам словами-амебами - никакое не "засорение" или признак бескультурья. Это -необходимая часть манипуляции сознанием. Секретарь компартии Испании Хулио Ангита писал в начале 90-х годов:"Один известный политик сказал, что когда социальный класс использует языктех, кто его угнетает, он становится угнетен окончательно. Язык небезобиден. Слова, когда их произносят, прямо указывают на то, что мыугнетены или что мы угнетатели". Далее он разбирает слова руководитель илидер и указывает, что неслучайно пресса настойчиво стремится вывести изупотребления слово руководитель. Потому что это слово исторически возниклодля обозначения человека, который олицетворяет коллективную волю, он созданэтой волей. Слово лидер возникло из философии конкуренции. Лидерперсонифицирует индивидуализм предпринимателя. Удивительно, как до мелочейповторяются в разных точках мира одни и те же методики. И в Россиителевидение уже не скажет руководитель. Нет, лидер Белоруссии Лукашенко,лидер компартии Зюганов... Специалисты много почерпнули из "языковой программы" фашистов.Муссолини сказал: "Слова имеют огромную колдовскую силу". Приступая к"фанатизации масс", фашисты сделали еще один шаг к разрыву связи междусловом и вещью. Их программу иногда называют "семантическим терроризмом",который привел в разработке "антиязыка". В этом языке применялась особая,"разрушенная" конструкция фразы с монотонным повторением не связанных междусобой утверждений и заклинаний. Этот язык очень сильно отличался от"нормального". В большом количестве внедряются в язык слова, противоречащиеочевидности и здравому смыслу. Они подрывают логическое мышление и тем самымослабляют защиту против манипуляции. Сейчас, например, часто говорят"однополярный мир". Это выражение абсурдно, поскольку слово "полюс" посмыслу неразрывно связано с числом два, с наличием второго полюса. В октябре1993 г. в западной прессе было введено выражение "мятежный парламент" - поотношению к Верховному Совету РСФСР. Это выражение нелепо в приложении квысшему органу законодательной власти (поэтому обычно в таких случаяхговорят "президентский переворот"). Подобным случаям нет числа. Тургенев писал о русском языке: "во дни сомнений, в дня тягостныхраздумий ты один мне поддержка и опора". Чтобы лишить человека этойподдержки и опоры, манипуляторам было совершенно необходимо если неотменить, то хотя бы максимально испортить, растрепать русский язык. Знаяэто, мы можем использовать все эти языковые диверсии как надежный признак:осторожно, идет манипуляция сознанием. Характеристики слов-амеб, которыми манипуляторы заполнили язык, сегодняхорошо изучены. Предложено около 20 критериев для их различения - всеисключительно красноречивые, как будто авторы изучали нашу "демократическую"прессу. Так, эти слова уничтожают все богатство семейства синонимов исокращают огромное поле смыслов до одного общего знаменателя. Он приобретает"размытую универсальность", обладая в то же время очень малым, а то инулевым содержанием. Объект, который выражается этим словом, очень трудноопределить другими словами - взять хотя бы слово "прогресс", одно изважнейших в современном языке. Отмечено, что эти слова-амебы не имеютисторического измерения, непонятно, когда и где они появились, у них неткорней. Они быстро приобретают интернациональный характер. Каждый может вспомнить, как у нас вводились в обиход такие слова-амебы.Не только претендующие на фундаментальность (как "общечеловеческиеценности"), но и множество помельче. Вот, в сентябре 1992 г. в России одноиз первых мест по частоте употребления заняло слово "ваучер". История этогослова важна для понимания поведения реформаторов (ибо роль слова в мышлениипризнают, как выразился А.Ф.Лосев, даже "выжившие из умаинтеллигенты-позитивисты"). Введя ваучер в язык реформы, Гайдар, пообыкновению, не объяснил ни смысл, ни происхождение слова. Я опросил,сколько смог, "интеллигентов-позитивистов". Все они понимали смысл туманно,считали вполне "научным", но точно перевести на русский язык не могли. "Этобыло в Германии, в период реформ Эрхарда", - говорил один. "Это облигации,которые выдавали в ходе приватизации при Тэтчер", - говорил другой.Некоторые искали слово в словарях, но не нашли. А ведь дело нешуточное -речь шла о документе, с помощью которого распылялось национальное состояние.Само обозначение его словом, которого нет в словаре, фальшивым именем -колоссальный подлог. И вот встретил я доку-экономиста, имевшего словарьамериканского биржевого жаргона. И там обнаружилось это жаргонное словечко,для которого нет места в нормальной литературе. А в России оно введено какключевое понятие в язык правительства, парламента и прессы. Это все равно,что на медицинском конгрессе называть, скажем, половые органы жаргоннымисловечками. Для того, чтобы вскрыть изначальные, истинные смыслы даже главных словнового языка, приходится совершать работу, которую философы называют"археологией" - буквально докапываться. Многое вскрыто, и когда читаешь этиисследования, эти раскопки смыслов трехвековой давности, оторопь берет, какизощренно упакованы смыслы понятий, которые мы беспечно включили в свойтуземный язык. О создании и маскировке смысла каждого такого понятия можнонаписать детективную повесть. Возьмите слово "гуманизм". Каков его подспудный смысл? Давайтераскопаем хоть немного. Гуманизм - не просто нечто хорошее и доброе, аопределенный изм, конкретная философское представление о человеке, котороеоправдывает совершенно конкретную политическую практику. Эта философиявыросла на идеалах Просвещения, и ее суть - фетишизация совершенноопределенной идеи Человека с подавлением и даже уничтожением всех тех, ктоне вписывается в эту идею. Гуманизм тесно связан с идеей свободы, котораяпонимается как включение всех народов и культур в европейскую культуру. Изэтой идеи вырастает презрение и ненависть ко всем культурам, которые этомусопротивляются. В наиболее чистом и полном виде концепция гуманизма былареализована теми радикалами-идеалистами, которые эмигрировали из Европы вСША, и самый красноречивый результат - неизбежное уничтожение индейцев. ДеТоквиль в своей книге "Демократия в Америке" объясняет, как англосаксыисключили индейцев и негров из общества - не потому, что усомнились в идеевсеобщих прав человека, а потому, что данная идея неприменима к этим"неспособным к рационализму созданиям". Де Токвиль пишет, что речь шла омассовом уничтожении людей с полнейшим и искренним уважением к законамгуманизма. Из идей гуманизма выросла теория гражданского общества. Ее создатель,философ Локк, развил идею "неотчуждаемых прав человека". Его трактатывдохновляли целые поколения революционеров. Наш-то Багрицкий шел по жизни "сПастернаком в душе и наганом в руке", а европейские - с Локком и гильотиной.Так вот, Локк был не только активным сторонником рабства и помогал в этомдухе составлять конституции Южных штатов США, но и вложил свои сбережения вКоролевскую Африканскую компанию - монополиста работорговли в Британии.Давайте же, наконец, взглянем правде в глаза: работорговля была прямосвязана с Просвещением. Именно за XVIII век, Век Света, за 1701-1810 гг. вАмерику было продано 6,2 млн. африканцев (в трюмах по дороге, как считают,погибло в десять раз больше). И за 1811-1870, когда вся Европа ужепроклинала Россию за нарушения прав человека, гуманные европейцы завезли вАмерику и продали еще 1,9 млн негров - хотя русские военные моряки кое-когоиз работорговцев успели поймать и повесить. Так что даже в таком приятном слове, как гуманизм, глубинный смыслобладает разрушительной силой для России. Все мы, кроме кучки "новыхрусских", в рамках гуманизма - индейцы и негры. И если бы мы заботились оязыке, мы бы внимательнее отнеслись к той проблеме, которая была поставленадаже в рамках марксизма: "очистить гуманизм от гуманизма" (т.н.теоретический антигуманизм). Я уж не говорю о нелепом восхищении словаминицшеанца Сатина: "Все в человеке, все для человека". Горький реалистичновыразил антихристианский (и антиприродный) смысл гуманизма, а мы этого дажене разглядели. Но в целом Россию не успели лишить ее языка. Буржуазная школа не успеласформироваться и охватить существенную часть народа. Надежным щитом была ирусская литература. Лев Толстой совершил подвиг, создав для школы тексты нанашем природном, "туземном" языке. Малые народы и перемешанные с нимирусские остались дву- или многоязычными, что резко повышало их защитныесилы. Советская школа не ставила целью оболванить массу, и язык не былтоваром. Каждому ребенку дома, в школе, по радио читали родные сказки иПушкина. Можно ли поверить, что ребенок из среднего класса в Испании вообщене слышал, что существуют испанские сказки? Я спрашивал всех своих друзей -испанских сказок не было ни в одной семье (а у моих детей в Москве былбольшой том испанских народных сказок). Кое-кто слышал о сказках, как быполучивших печать Европы, ставших вненациональными (их знают через фильмыДиснея) - сказки Перро, Андерсена, братьев Гримм. Но сегодня и с ними, как сБиблией, производят модернизацию. В Барселоне в 1995 г. вышел перевод санглийского книги Фина Гарнера под названием "Политически правильные детскиесказки". Человеку из нашей "еще дикой" России это кажется театром абсурда. Вот начало исправленной известной сказки (перевожу дословно) :"Жила-была малолетняя персона по имени Красная Шапочка. Однажды матьпопросила ее отнести бабушке корзинку фруктов и минеральной воды, но непотому, что считала это присущим женщине делом, а - обратите внимание -потому что это было добрым актом, который послужил бы укреплению чувстваобщности людей. Кроме того, бабушка вовсе не была больна, скорее наоборот,она обладала прекрасным физическим и душевным здоровьем и была полностью всостоянии обслуживать сама себя, будучи взрослой и зрелой личностью...". Вседовольны: и феминистки, и либералы, и борцы за демократические права"малолетних личностей". Но даже то немногое "туземное", что оставалось визмочаленной сказке, устранено. Мы "переваривали" язык индустриального общества, наполняли его нашимисмыслами, но в какой-то момент начали терпеть поражения. Школа сдавалапозиции, как и пресса, и весь культурный слой. Нам трудно было понять, чтопроисходит: замещение смыслов было в идеологии буржуазного общества тайной -не меньшей, чем извлечение прибавочной стоимости из рабочих. Иллич пишет:"Внутренний запрет - страшный, как священное табу - не позволяет человекуиндустриального общества признать различия между капиталистическим итуземным языком, который дается без всякой экономически измеримой цены.Запрет того же рода, что не позволяет видеть фундаментальной разницы междувскармливанием грудью и через соску, между литературой и учебником, междукилометром, что прошел пешком или проехал как пассажир". Вернемся на Запад. Конечно, если бы туземный язык был уничтожен амебамиполностью, общество было бы разрушено, ибо диалог стал бы невозможен. Но всеже в современном западном обществе он подавлен монополией правильного языкатак же, как туземные продукты подавлены промышленными товарами. Как пишетИллич, в перспективе туземный язык "должен быть принесен в жертву идеологиирасширения рыночной экономики, экономики-призрака; эта жертва - последняяцель, которую ставит перед собой спесь homo economicus (экономическогочеловека)". Сегодня мы видим, как модернизация сокрушает последний бастион языка,сохраняющего древние смыслы - церковь. Мало того, что священники вне службы,даже в облачении, стали говорить совершенно "правильным" языком, какжурналисты или политики. Модернизации подвергаются священные тексты.Действия в этой сфере - целая программа. Приступают к изданию новой Библии с"современным" языком в Англии, тиражом в 10 млн экземпляров. Теологи старогозакала назвали ее "модерн, но без Благодати" (само понятие Благодати из нееизъято и заменено "незаслуженными благами"). Вычищены из Библии и понятияискупления и покаяния. И, наконец, ключевое для христианства слово распятиезаменено "прибиванием к кресту". Наполненные глубинным смыслом слова ифразы, отточенные за две тысячи лет христианской мысли, заменены "болеепонятными". Как сказал архидъякон Йорка, Библия стала похожа на телесериал,но утратила сокровенное содержание. Сегодня о вторжении в язык с целью программировать поведение известнотак много, что вдумчивый человек может использовать это знание в личнойпрактике. Художественное осмысление дал писатель Оруэлл со своим образом"новояза" в романе-антиутопии "1984". Оруэлл дал фантастическое описаниетоталитарного режима, главным средством подавления в котором был новояз -специально изобретенный язык, изменяющий смысл знакомых слов. Мысли Оруэлланаши перестройщики опошлили, прицепив к критике коммунизма. Как раз СССРсмог соединить свои силы для войны с фашизмом именно вернувшись к исконномуязыку, оживив близкие нашей душе смыслы. Когда Сталин начал свой знаменитыйприказ словами "Сим уведомляется", то одно это слово сим означало стольважный поворот, что его никогда Сталину не простит "мировая демократия". Почти следуя указанной Оруэллом дате, в России 1985-й год стал началомпоистине тоталитарной кампании по созданию и внедрению "новояза". Онапроводилась всей мощью идеологической машины КПСС, верхушка которой сменилакурс. Потому-то такая борьба идет за школу - она дает детям язык, и егопотом трудно сменить. Понятие Оруэлла вошло в философию и социологию,создание новоязов стало технологией реформаторов - разве мы этого не видимсегодня в России!Язык образов
Еще в прошлом веке Ле Бон ("Макиавелли массового общества", как назвалиего недавно) писал: "Толпа мыслит образами, и вызванный в ее воображенииобраз в свою очередь вызывает другие, не имеющие никакой логической связи спервым... Толпа, способная мыслить только образами, восприимчива только кобразам. Только образы могут увлечь ее или породить в ней ужас и сделатьсядвигателями ее поступков". В другом месте он вновь возвращается к связимежду словом и образом: "Могущество слов находится в тесной связи свызываемыми ими образами и совершенно не зависит от их реального смысла.Очень часто слова, имеющие самый неопределенный смысл, оказывают самоебольшое влияние на толпу. Таков, например, термины: демократия, социализм,равенство, свобода и т.д., до такой степени неопределенные, что даже втолстых томах не удается с точностью разъяснить их смысл". Природа манипуляции состоит в наличии двойного воздействия - наряду спосылаемым открыто сообщением манипулятор посылает адресату "закодированный"сигнал, надеясь на то, что этот сигнал разбудит в сознании адресата теобразы, которые нужны манипулятору. Это скрытое воздействие опирается на"неявное знание", которым обладает адресат, на его способность создавать всвоем сознании образы, влияющие на его чувства, мнения и поведение.Искусство манипуляции состоит в том, чтобы пустить процесс воображения понужному руслу, но так, чтобы человек не заметил скрытого воздействия. То есть, образы, как и слова, обладают суггесторным значением ипорождают цепную реакцию воображения. Наравне с логосферой в культуре можновыделить особый мир графических и живописных форм, воспринимаемых с помощьюзрения - эйдосферу (от греческого слова эйдос - вид, образ). Фальсификацияязыка слов и чисел - общий фон, подмостки "общества спектакля". ХХ векпоказал немыслимые ранее возможности знаковых систем как средства власти.Особое место заняли зрительные образы. Как правило, они употребляются в совокупности с текстом и числами, чтодает многократный кооперативный эффект. Он связан с тем, что соединяются дваразных типа восприятия, которые входят в резонанс и взаимно "раскачивают"друг друга - восприятие семантическое и эстетическое. Самые эффективныесредства информации всегда основаны на контрапункте, гармоничноммногоголосии, смысла и эстетики. Они одновременно захватывают мысль ихудожественное чувство ("семантика убеждает, эстетика обольщает"). На этом основана сила воздействия театра (текст, звук голосов, цвет,пластика движений) и особенно оперы. Воздействуя через разные каналывосприятия, сообщение, "упакованное" в разные типы знаков, способнодлительное время поддерживать интерес и внимание человека. Поэтомуэффективность его проникновения в сознание и подсознание несравненно выше,чем у "одноцветного" сообщения. Соединение многих знаковых систем в театресоздает совершенно новое качество, причем в его создании важную роль играетзрительный зал. В некоторых отношениях он образует специфическую толпу. ЛеБон отметил важную вещь: "Часто совсем невозможно объяснить себе при чтенииуспех некоторых театральных пьес. Директора театров, когда им приносят такуюпьесу, зачастую сами бывают не уверены в ее успехе, так как для того, чтобысудить о ней, они должны были бы превратиться в толпу". Эффект соединения слова и образа хорошо виден даже на простейшейкомбинации. Издавна известно, что добавление к тексту хотя бы небольшойпорции художественных зрительных знаков резко снижает порог усилий,необходимых для восприятия сообщения. Иллюстрации делают книгу доступной дляребенка или подростка, который не мог ее осилить в издании "без картинок".Графики и диаграммы делают статью интересной (на деле - понятной) дляученого. Гениальным изобретением для передачи сообщений людям, не привыкшимчитать, были комиксы - короткие упрощенные тексты, каждый фрагмент которыхснабжен иллюстрацией. Став важной частью массовой культуры США, комиксы в тоже время были, вплоть до появления телевидения, мощным инструментомидеологии. Можно сказать, что вся история современной американской идеологиинеразрывно переплетена с историей комиксов. Изучавший феномен комиксовкультуролог Умберто Эко писал, что комиксы "породили уникальное явление -массовую культуру, в которой пролетариат воспринимает культурные моделибуржуазии в полной уверенности, что это его независимое самовыражение". Мы в России, стране с традиционной культурой чтения, с трудом можемпредставить себе ту роль, которую сыграли комиксы в формировании массовогосознания американской нации. Они "вели" среднюю американскую семью изпоколения в поколение, создавая стабильную "систему координат" иидеологических норм. В одной из книг по истории комиксов, изданной в 1977г., приведены данные об известных сериях, которые к тому моменту издавалисьбез перерыва в течение 80 лет! Известной уже и нам серии "Супермен" недавноисполнилось 59 лет непрерывного издания. Французский исследователь комиксовпишет об их персонажах: "Американец проводит всю свою жизнь в компании однихи тех же героев, может строить свои жизненные планы исходя из их жизни. Этигерои переплетены с его воспоминаниями начиная с раннего детства, они - егосамые старые друзья. Проходя вместе с ним через войны, кризисы, смены местаработы, разводы, персонажи комиксов оказываются самыми стабильнымиэлементами его существования". Об идеологическом смысле сообщений, закладываемых в комиксы, мыпоговорим ниже. Сначала факты. Насколько необходимым "духовным хлебом" сталидля американцев комиксы, говорит такой случай. Незадолго перед второймировой войной забастовка типографских рабочих вызвала перебои в поступлениикомиксов в киоски. Возмущение жителей было так велико, что мэр Нью-Йорка вэти несколько дней лично зачитывал комиксы по радио - чтобы успокоитьлюбимый город. Жители одного городка штата Иллинойс устроили референдум ипереименовали свой город в Метрополис - вымышленный город, в которомдействовал "Супермен". Крупные исследования с применением ряда независимых методов показали,что в середине 60-х годов в США ежедневно читали комиксы в газетах от 80 до100 миллионов человек. Среди читателей газет 58% мужчин и 57% женщин читалив газете практически только комиксы. Даже во время второй мировой войнысредний читатель газеты сначала прочитывал комикс, а во вторую очередь -военную сводку. Наибольший интерес к комиксам проявляют люди в возрасте30-39 лет. Однако все дети школьного возраста (99%) читают комиксырегулярно. Обсуждение прочитанных комиксов - главная тема бесед ушкольников, что делает этот жанр культуры важнейшим механизмом социализациидетей. Вымышленные персонажи и даже прототипы искусственно созданной"человекообразной расы", как Супермен или Бэтмен, стали неотъемлемой инеобходимой частью духовного мира американца. Когда автор известной серии"Лилль Абнер" Аль Капп ввел новый персонаж, Лену-гиену, "самую некрасивуюженщину в мире", он попросил читателей прислать свои предложения с описаниемчерт ее лица. Он получил от читателей более миллиона писем с рисунками. Такой необычайно эффективный "захват" массовой аудитории комиксы смоглиобеспечить именно благодаря совмещению текста со зрительными образами.Получив такую власть над читателем, комиксы стали выполнять множествоидеологических функций. Так, они стали главной "лабораторией", создающейновояз. Авторы комиксов вместе со специалистами по психоанализу илингвистике разрабатывают и внедряют в сознание неологизмы - новые слова,которые моментально входят в обыденное сознание, язык массовой культуры, азатем и официальный язык. Возьмем другой пример - использование зрительных образов в сочетании савторитетом науки. Речь идет о географических картах. Они оказывают начеловека огромное идеологическое воздействие. Уже с начала века (точнее, сзарождением геополитики - крайне идеологизированного учения отерриториальных отношениях между государствами) карты стали интенсивноиспользоваться для манипуляции общественным сознанием. В ходе развития цивилизации человек выработал два в принциперавноправных языка для записи, хранения и передачи информации - знаковый(цифра, буква) и иконический (визуальный образ, картинка). На путисоединения этих двух языков совершенно особое место занимает изобретениекарты - важная веха в развитии культуры. Карта как способ "свертывания" и соединения разнородной информацииобладает не просто огромной, почти мистической эффективностью. Карта имеетне вполне еще объясненное свойство - она "вступает в диалог" с человеком.Карта - инструмент творчества, так же, как картина талантливого художника,которую зритель "додумывает", дополняет своим знанием и чувством, становясьсоавтором художника. Карта мобилизует пласты неявного знания работающего снею человека (а по своим запасам неявное, неформализованное знание превышаетзнание осознанное, выражаемое в словах и цифрах). В то же время картамобилизует подсознание, гнездящиеся в нем иррациональные установки ипредрассудки - надо только умело подтолкнуть человека на нужный путь работымысли и чувства. Как мутное и потрескавшееся волшебное зеркало, картаоткрывает все новые и новые черты образа по мере того, как в неевглядывается человек. При этом возможности создать в воображении человекаименно тот образ, который нужен идеологам, огромны. Ведь карта - неотражение видимой реальности, как, например, кадр аэрофотосъемки. Этовизуальное выражение представления о реальности, переработанногосоответственно той или иной теории, той или иной идеологии. В то же время карта воспринимается как продукт солидной, уважаемой истарой науки и воздействует на сознание человека всем авторитетом научногознания. Для человека, пропущенного через систему современного европейскогообразования, этот авторитет столь же непререкаем, как авторитет священныхтекстов для религиозного фанатика. Первыми предприняли крупномасштабное использование географических картдля идеологической обработки населения немецкие фашисты. Они быстроустановили, что чем лучше и "научнее" выполнена карта, тем сильнее еевоздействие на сознание в нужном направлении. И они не скупились насредства, так что фальсифицированные карты, которые оправдывалигеополитические планы нацистов, стали шедеврами картографическогоиздательского дела. Эти карты заполнили учебники, журналы, книги. Ихизучение сегодня стало интересной главой в истории географии (и в историиидеологии). В последние годы фабрикация географических карт (особенно висторическом разрезе) стала излюбленным средством для разжиганиянационального психоза при подготовке этнических конфликтов. Это - особая"горячая" сфера манипуляции общественным сознанием. Наглядная, красивая,"научно" сделанная карта былого расселения народа, утраченных исконныхземель и т.д. воздействует на подогретые национальные чувства безотказно.При этом человек, глядящий на карту, совершенно беззащитен против тоготекста, которым сопровождают карту идеологи. Карта его завораживает, хотяон, как правило, даже не пытается в ней разобраться. Мы сами совсем недавно были свидетелями, как во время перестройкиидеологи, помахав картой Прибалтики с неразборчивой подписью Молотова,сумели полностью парализовать всякую способность к критическому анализу нетолько у депутатов Верховного Совета СССР, но и у большинства нормальных,здравомыслящих людей. А попробуйте спросить сегодня: какую же вы там ужаснуютайну увидели? Почему при виде этой филькиной грамоты вы усомнились в самойзаконности существования СССР и итогов Второй мировой войны? Никто невспомнит. А на той карте ничего и не было. Просто наши манипуляторы хорошознали воздействие самого вида карты на сознание. Поскольку тоталитарныйконтроль над прессой был в их руках и никакие призывы к здравому смыслудойти до масс не могли, успех был обеспечен. Новаторская практика фашизма вообще сыграла очень большую роль впривлечении зрительных образов к манипуляции сознанием. Перешагнув черезрационализм Нового времени, фашизм "вернулся" к древнему искусству соединятьлюдей в экстазе через огромное шаманское действо - но уже со всей мощьюсовременной технологии. При соединении слов со зрительными образами возникязык, с помощью которого большой и рассудительный народ был превращен навремя в огромную толпу визионеров, как в раннем Средневековье. Сподвижник Гитлера А.Шпеер вспоминает, как он использовал зрительныеобразы при декорации съезда нацистской партии в 1934 г.: "Перед оргкомитетомсъезда я развил свою идею. За высокими валами, ограничивающими поле,предполагалось выставить тысячи знамен всех местных организаций Германии,чтобы по команде они десятью колоннами хлынули по десяти проходам междушпалерами из низовых секретарей; при этом и знамена, и сверкающих орлов надревках полагалось так подсветить сильными прожекторами, что уже благодаряэтому достигалось весьма сильное воздействие. Но и этого, на мой взгляд,было недостаточно; как-то случайно мне довелось видеть наши новые зенитныепрожектора, луч которых поднимался на высоту в несколько километров, и явыпросил у Гитлера 130 таких прожекторов. Эффект превзошел полет моейфантазии. 130 резко очерченных световых столбов на расстоянии лишьдвенадцати метров один от другого вокруг всего поля были видны на высоте отшести до восьми километров и сливались там, наверху, в сияющий небосвод,отчего возникало впечатление гигантского зала, в котором отдельные лучивыглядели словно огромные колонны вдоль бесконечно высоких наружных стен.Порой через этот световой венок проплывало облако, придавая и без тогофантастическому зрелищу элемент сюрреалистически отображенного миража". Немцы действительно коллективно видели "явления", от которых очнулисьлишь в самом конце войны. Эти их объяснения (в том числе на Нюрнбергскомпроцессе) принимались за лицемерие, но когда их читаешь вместе скомментариями культурологов, начинаешь в них верить. Например, всегда былонепонятно, на что немцы могли надеяться в безумной авантюре Гитлера. А онини на что не надеялись, ни о каком расчете и речи не было, в них возниклаколлективная воля, в которой и вопроса такого не стояло. Немцы оказались вискусственной, созданной языком вселенной, где, как писал Геббельс, "ничтоне имеет смысла - ни добро, ни зло, ни время и ни пространство, в которойто, что другие люди зовут успехом, уже не может служить мерой". Фашисты эффективно использовали зрелища и кино. Они целенаправленносоздавали огромные спектакли, в которых реальность теряла свой объективныйхарактер, а становилась лишь средством, декорацией. Режиссером такихспектаклей и стал архитектор А.Шпеер, автор труда "Теория воздействия руин"(иногда его переводят как "Теория ценности руин"). Исходя из этой теории,перед войной был разрушен центр Берлина, а потом застроен так, чтопланировался именно вид руин, которые потом образуются из этих зданий. Видруин составлял важную часть документальных фильмов с русского фронта, руиныстали языком фашизма с огромным воздействием на психику. В 1934 г. фюрер поручил снять фильм о съезде партии нацистов. Быливыделены невероятные средства. И весь съезд с его миллионом (!) участниковготовился как съемка грандиозного фильма, целью был именно фильм: "Сутьэтого гигантского предприятия заключалась в создании искусственного космоса,который казался бы абсолютно реальным. Результатом было создание первогоистинно документального фильма, который описывал абсолютно фиктивноесобытие", - пишет современный исследователь того проекта. В 1943 г., после разгрома в Сталинграде, Гитлер для подъема духа решаетснять во фьорде Нарвит суперфильм о реальном сражении с англичанами - прямона месте событий. С фронта снимаются боевые корабли и сотни самолетов стысячами парашютистов. Англичане, узнав о сценарии, решают "участвовать" вфильме и повторить сражение, в котором три года назад они были разбиты.Поистине "натурные съемки" (даже генерал Дитль, который командовал реальнойбитвой, должен был играть в фильме свою собственную роль). Реальные военныедействия, проводимые как спектакль! Вот как высоко ценились зрительныеобразы идеологами фашизма. Тогда не удалось - началось брожение среди солдат, которые не хотелиумирать ради фильма. И фюрер приказывает начать съемки фильма о войне сНаполеоном. В условиях тотальной войны, уже при тяжелой нехватке ресурсов, сфронта снимается для съемок двести тысяч солдат и шесть тысяч лошадей,завозятся целые составы соли, чтобы изобразить снег, строится целый городпод Берлином, который должен быть разрушен "пушками Наполеона" - в то времякак сам Берлин горит от бомбежек. Строится серия каналов, чтобы снятьзатопление Кольберга. Уроки фашистов были тщательно изучены. Соединение слова со зрительнымобразом было взято на вооружение пропагандой Запада. Целая серия интересныхисследований показывает, как Голливуд подготовил Америку к избранию Рейгана,"создал" рейганизм как мощный сдвиг умов среднего класса Запада вправо.Очень поучительна работа историка кино из США Д.Келлнера "Кино и идеология:Голливуд в 70-е годы". Можно выразить уважение к специалистам: они работалиупорно, смело, творчески. Операторы искали идеологический эффект угласъемки, специалисты по свету - свой эффект. Сегодня главным средством закабаления стал язык телевидения с особымжанром - рекламой, главный смысл которой - именно манипуляция сознанием. Нотелевидение заслуживает отдельной главы.©2015 arhivinfo.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.