Главная | Обратная связь

ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ДЖОШУА 6 страница

Теперь, когда в иллюминаторы корабля был виден зеленый травяной ковер,а чуть дальше - голубая поверхность воды, окаймленного камышами озера,космонавты неожиданно потеряли все свое терпение и выучку, Эти люди,которых еще там, на Земле не могли вывести из себя никакие неожиданности,вдруг оказались бессильными перед самым простым чувством - ожиданием. Если бы Дюма заранее не запретил кому бы то ни было мешать Ндоло, он,наверное, делал бы свои анализы гораздо дольше, потому что через каждыепять-десять минут к нему врывался бы кто-нибудь с не очень умным вопросом: - Ну как? Все эти пять или шесть часов люди слонялись по кораблю. Каждыйстремился найти себе какую-нибудь работу, чтобы убить время, и каждый тутже убеждался, что нетерпение - выше его сил, а самая нужная, самая срочнаяработа просто валилась из рук. Понимая состояние космонавтов, Дюма непытался вмешиваться и как-то занять экипаж. Сам он страдал больше всех. В конце концов все собрались у дверей рубки, где заперся Ндоло сосвоими помощниками, ожидая конца анализа. Вот, наконец, дверираспахнулись. Все глаза устремились в одну сторону. На всех лицах былнаписан один и тот же вопрос. Ндоло поднял руку, как бы требуя внимания,хотя в этом не было никакой необходимости: - Друзья! Анализы превосходные! Человек может дышать воздухом этойпланеты без всякой опасности для жизни. Бурный восторг. Кто-то смеялся, кто-то плакал. Дюма подпрыгивал наместе. Выждав немного, пока все чуть успокоятся, Ндоло продолжал: - И бактериологический анализ - не хуже! Эта планета - подлинная сестраЗемли. Дюма не выдержал: - Открыть люк и всем - на десятиминутную, прогулку. Точно школьники, отсидевшие скучные уроки, толпа с шумом и хохотомвысыпала из корабля. Даже вечно невозмутимый Френк Хонани упал на траву, игладил ее, и целовал травинки, и шептал им какие-то ласковые слова. Обостальных и говорить не приходится. С большим трудом Дюма сумел овладеть собой, а потом уже - и общимвниманием: - Друзья! Братья! Люди!!! Мы прибыли! Мы прилетели! Мы снова топчемтраву, снова дышим воздухом настоящим, с запахом цветов и земли! Мы сновавидим Солнце! Пусть не наше, земное, пусть другое, но - настоящее, живое.Вот она - наша мечта! - он хотел сказать еще что-то, но в горле неожиданнозастрял комок, который ни протолкнуть, ни проглотить он был не в силах.Бурные аплодисменты были ему ответом. Постепенно все немного успокоились. Биологи кинулись рассматриватьрастения и насекомых, геологи - ковыряться в земле, Ндоло побежал к озерувзять на анализ воду. Бригада кузнецов ринулась за ним. И на запах, и на цвет вода ничем не отличалась от земной. Ндолорешился... и попробовал на вкус... Кузнецы застыли около него немойскульптурной группой. - Вода! - вскричал Ндоло. - Настоящая вода! Как они были - в полной одежде, кузнецы подхватили химика под руки иринулись с берега в эти прозрачные теплые волны... Только поздним вечером собрались космонавты в кают-компании. Делилисьвпечатлениями, рассматривали собранные растения и насекомых, кузнецыдемонстрировали пойманную рыбу... - Смотрите, трава-то, ну точно наша тимофеевка! - А у меня клевер... - Растительность земная, это точно, а вот насекомые - совсем другие... - Да нет, растительность не совсем наша, у меня несколько новыхрастений, даже листики какие-то голубоватые... - А рыба-то, совсем на нашу не похожа... - А птиц нет... - Да, птиц нет... - Вот что, - сказал Дюма, - выводы делать еще рано. Давай-ка все спать.Завтра с утра займемся подготовкой. Дня через два начнем первыеразведочные полеты, поездки... - Назвать планету надо! - Называть еще тоже рано. Поживем, осмотримся, название придет само.Радиофона мы, правда, не уловили... Пятен городов - не видели. Но мы ведьи сделали всего два витка... Планета, по-видимому, аборигенного населенияне имеет, но к неожиданностям надо быть готовым... Единственное, что мыможем уже назвать озеро. В нем сегодня весь день плескались наши"кузнецы". Пусть же оно и будет - Озером Кузнецов!

СЬЮ

В социальном аспекте... общество Пендергастов... с плоско-пародийной точностью копировало обыкновения, существовавшие в условиях расцвета рабовладельческого Юга. Т.Маттикайнен Сью была вне себя. Она мчалась по переходам Большого Дома, не замечаяничего вокруг. Она не замечала, что ее шляпка сбилась куда-то на спину идержится только на одной ленточке. Волосы, ее длинные льняные волосы,которые так аккуратно расчесывали каждое утро, теперь растрепались иразвеваются сзади нестройной волной. На платье оторвалась оборка иволочится по полу вслед за ней, а на левом рукаве вырвана "с мясом"пуговица. Ее худощавое, обычно очень бледное, лицо все горело, тонкий нос ещеболее заострился, а серо-голубые глаза слегка позеленели от злости иметали молнии. Редкие в это время дня слуги, заслышав неистовое стаккато ее каблучков,прижимались к стенам или скрывались в ближайшем боковом проходе, чтобы неоказаться на пути бури. Хотя Сью никогда не обижала слуг, долгие годынаучили их своевременно уходить с пути белого человека... Миссис Элоиза, "старая миссис", вместе со своей сестрой Оттилией иневесткой рассматривали кружева. Две девушки и старая Джейн подносилиновые и новые образцы. Стулья, столики, кресла - все было занятоворотничками и оборочками, накидками и салфетками, и просто кружевами врулонах. Все три белые женщины целиком и полностью погрузились в сложное дело.Они так и этак комплектовали изделия различных видов, подбирая "подарки"ближним и дальним соседям. Белые платья негритянок сливались с кружевнымиволнами. Они беспрекословно выполняли все указания хозяек: снимали одно ивешали другое, разворачивали и сворачивали рулоны, откладывали иперекладывали... Внезапно появившаяся в дверях, запыхавшаяся Сью не соответствовала всеймирно-деловой атмосфере этой комнаты, что ошеломленные женщины не могливымолвить ни слова. Первой пришла в себя миссис Пендергаст - младшая: - Господи, Сью! - воскликнула она, что с тобой случилось? И в каком тывиде? - Бабушка! - обрела дар речи Сью и, не обращая внимания на словаматери, кинулась (прямо по кружевам!) к миссис Элоизе. - Бабушка,Сильвестр... - Что такое сделал Сильвестр, Сью? - спросила миссис Элоиза, и в ееголосе появилась та мягкость и размеренность, которая всегда приводила вужас прислугу. Обе негритянки и мулатка застыли неподвижно там, где ихзастало вторжение Сью, стараясь не привлекать к себе внимания. - Он... Он... - Этот Сильвестр... - вмешалась в разговор мисс Оттилия, - он вчераопять забрал у меня девушку... - Оттилия, не могу же я запретить ему брать у тебя девушек. И потом,этот разговор совсем не к месту, - она многозначительно указала сестреглазами на уткнувшуюся ей в колени Сью. - Так что же такое сделалСильвестр? - спросила она внучку, поднимая ее голову и приглаживая,насколько это было возможно, ее волосы. - Он ударил Тома по руке! И сломал ему палец! - Но, дорогая... Хозяин вправе наказать негра, если находит нужным. Этозавещано нам от Бога! И неужели ты никогда не видела, как наказываютнегров? - Да нет, бабушка? Это же - Том-скрипач! Он не сможет играть! А как жемой сюрприз? До дня рождения осталось только две недели... - Вот ты о чем... - протянула бабушка. В этот момент в комнате появился Сильвестр. - Послушай, сестренка... Но продолжить ему не дали. Все три женщины заговорили враз: Сью былалюбимой внучкой мистера Джошуа, и он, и миссис Элоиза баловали ее"бесконечно. Миссис Этельберта не могла спокойно смотреть на слезы дочери,а мисс Оттилия просто терпеть не могла своего внучатого племянника. Обенегритянки и мулатка воспользовались случаем, чтобы еще глубже забиться вугол. Наконец миссис Элоиза овладела положением: - Перестаньте сейчас же и ведите себя прилично! - оборвала онасловоизвержение невестки и сестры. - А ты перестань хныкать, - это к Сью,- посмотри на себя: глаза красные, волосы растрепаны... Фу! Как некрасиво.И платье порвано... Сейчас же зови свою Мэри, и пусть она приведет тебя впорядок! А вы, сэр, - это уже к Сильвестру, - немедленно извольтеотвечать, с чего это вдруг вы вздумали ломать пальцы Тому-скрипачу? И чтоэто за привычки: ломать пальцы? Теперь он не только играть, но и работатьне сможет... - Но, мам, он же мой конюх... А Голконда оказалась не чищена и некормлена... - Это потому, что я с утра забрала его с конюшни! Играть... -попыталась защитить негра Сью. - Ты не права, - оборвала ее бабушка, - негр должен выполнить своюработу. И нечего с самого утра играть на скрипках! Для этого можно найтидругое время. Но и вы, сэр, должны были думать, прежде чем ломать пальцынегру... - Да не ломал я. Я приказал вывести мне Голконду, а он кинулся еечистить! Не мог же я ждать? Я вбежал в конюшню и вытянул его разкнутовищем... Откуда я знал, что он будет подставлять свои пальцы? - Что может быть проще! - воскликнул Сильвестр. - Я сейчас как разсобрался к Этвудам - мы договорились с молодым Говардом проехаться в лесаза болотом... У них есть такой скрипач... - он даже прищелкнул пальцами. -Другого такого нет на всей Реке! Я думаю, что мне удастся выпросить его надве-три недели... - А он правда лучше, чем наш Том? - спросила Сью. - О! - протянула бабушка. - Я давно слышала о слепом скрипаче изЭтвудхилла. Говорят, что на всей Реке нет лучшего! Скрипача привезли только на третий день. Это был сравнительно молодойнегр с очень живым и подвижным лицом. Видимо, в связи со своимнедостатком, он не научился, как все прочие негры, надевать маскуабсолютного послушания. И именно благодаря выразительности этого лица, Сьюочень скоро перестала замечать его пустые глазницы. Сью немедленно приставила к нему маленького Томми, чтобы тот повсюдусопровождал его во всех переходах Большого Дома. Как всех негров мужскогопола на всех плантациях, скрипача звали Джо - так удобнее было иххозяевам: раз негр - значит Джо, и не нужно затруднять себя запоминаниемразличных имен. Так же, как всех мулатов называли Томами. Иногда, чтобыотличить одного негра от другого, прибавляли родовое имя негра илипрофессиональный признак, как было удобнее. Этого негра звали Джо-скрипачили слепой Джо. Он превзошел все ожидания. Казалось, скрипка и он - неразделимы. Спервых тактов уловив незатейливую мелодию, изображенную Сью с помощьюстаренького пианино, он тут же проигрывал ее всю на память, не толькоповторив все ее вычурности и пассажи, которыми она старалась заменитьнедостаток мыслей и чувств, но и значительно украсив и обогатив мелодиюсобственными, довольно-таки виртуозными вариациями. Сью была в восторге! Ей потребовалось всего несколько дней, чтобыосвоить аккомпанемент к этой "своей" новой мелодии. Уже на пятый день ее"Торжественная кантата" зазвучала действительно торжественно. Всеостальные члены оркестра старались вовсю: во-первых, все негры наплантации обожали "маленькую мисс", как называли Сью, а во-вторых, понастоянию "старой миссис" они все были освобождены на это время от работы,чтобы не получалось таких досадных недоразумений, как соскрипачом-конюхом. Все они, старые негры, игравшие в оркестре еще в те времена, когдамолодая мисс Этельберта только переступила порог Большого Дома в качествежены молодого мистера Джошуа (а ведь с тех пор в Большой Реке утекло многоводы - уже ее младшей дочери исполнилось пятнадцать), имели достаточныйопыт и технику для того, чтобы быстро освоить свои, не очень сложные,партии. Маленький Томми, приставленный Сью к Джо-скрипачу, неожиданно проявилбольшую тягу к музыке. Сью невольно обратила внимание на его живые глаза,возбужденно блестевшие в полумраке зала, где они занимались. И вотоднажды, окончив репетицию и распустив оркестр, она подозвала Томми кпианино. Мальчик удивительно легко повторил за ней голосом все отдельныеноты и аккорды, которые она извлекала из инструмента. - Посмотрите, Джо, - обратилась она к слепому скрипачу. - Посмотрите,Джо, как хорошо он чувствует музыку! Если им заняться всерьез, из негодолжен получиться отличный скрипач! Джо ничего не сказал, но на его лице отразилась столь сложная гаммачувств, что Сью невольно обратила на нее внимание. - Как, Джо, вы не находите, что у него замечательный слух? Джо опять ничего не ответил, но на его лице Сью прочла, что оннедоволен этим ее открытием. - Джо, объясните, пожалуйста, мне свое молчание! - Сью начиналасердиться. - Мисс Сью, - сказал негр, - мисс Сью, он слишком хорошо чувствуетмузыку... - Джо, вы хотите сказать... - Я хочу сказать, что лучше бы ему не иметь такого слуха! - Но почему? - Я не хочу, чтобы он тоже стал несчастным... Как я. - Но... Разве вы несчастны, Джо? - удивилась Сью. - Вы, который такхорошо играет? Вы, который чувствует музыку лучше, чем многие белые? Акроме того... - она замялась, подыскивая выражение, - при вашей... - При моей слепоте? Да, при моей слепоте мне ничего, кроме этойскрипки, - он погладил рукой верхнюю деку, - не осталось? Я долженрадоваться? - А разве музыка не приносит вам радость, Джо? - Приносит... Но глаза... Видеть мир, солнце, вот этого мальчика... -его рука опустилась на курчавую голову Томми. - Но, Джо, вы же не можете вернуть себе глаза... - Я могу сохранить их другому... - Ничего не понимаю. При чем здесь музыка и глаза? - Ну мне же вынули глаза... - Как?! Вынули? - Вот так просто вынули, чтобы лучше чувствовал музыку, - его рука всееще лежала на голове Томми, и вдруг Сью увидела, как его длинные пальцышевельнулись и двинулись в направлении широко раскрытых глаз мальчика. Онахотела убежать, но ноги не двигались, и она застыла, прижавшись спиной кпианино. - А ты, Томми, лучше забудь про музыку и никому никогда не говори обэтом, - продолжал Джо. - Джо, вы хотите сказать, что я... Что мы... - Да, мисс Сью, я не верю белым. Самым хорошим, самым добрым, ибо этомисс Арабела, дочь старого Этвуда, приказала вынуть мне глаза. А ей былотогда пятнадцать, как и вам... А я был вот такой, - и он указал на Томми. Этой же ночью Сью увидела сон. Сначала она услышала музыку. Где-то далеко-далеко пела скрипка.Радостно и грустно одновременно. Сью слушала, слушала, а потом вспорхнулаи полетела. Она летела по длинной анфиладе комнат, отыскивая неизвестногоскрипача, а скрипка слышалась все ближе и ближе. И вот она увидела его. Это был... Томми! Конечно же, Томми! Этотмаленький мулат, попавший к ним на плантацию по обмену совсем крошечным!Сью не помнила с какой плантации. Да она особенно и не интересовалась.Каждый год негритянки рожали детей со светлой кожей, и каждый год ихменяли на таких же на других плантациях. Сью никогда не задумывалась, длячего это делается. Так записано в законах и все. А Томми играл. Задумчивое, грустное адажио сменилось быстрым рондо,из-под смычка вылетали радостные вариации... Вдруг Сью увидела, что рядомс ней стоит какая-то женщина. - Послушай, Сью, - сказала она, - как хорошо он играет! Какой у негоострый слух! - Да, - ответила Сью, - у него очень острый слух. - А он будет еще острее, если мальчика ослепить! - Но ему же будет больно! - Ерунда, - сказала женщина, - негры не чувствуют боли. "Так же говорила и бабушка, - подумала Сью. - Может быть и правда он нечувствует боли?" - А как он будет играть! - продолжала женщина. - Лучше, чем Джо! И она потянула Сью за руку к мальчику: - Смотри, это так просто! Надо положить руки вот так и надавитьпальцами... Ну, давай же! - Как, я сама? - Конечно, - ответила женщина, - только ты сама! - Я не могу, - сказала Сью, - может быть, лучше пусть это сделаеткто-нибудь из конюхов? - Какая разница! Лучше ты все-таки сделай это сама. Это надо сделать! Утебя будет свой, самый лучший на всей Реке скрипач! И вдруг Сью увидела Джо. Он появился неизвестно откуда, закрыл собойТомми, и Сью с ужасом увидела его искаженное лицо: - Заодно вырви и мне язык, Сью! И глаза вырви! - и Сью увидела живые,любопытные глаза Томми в его, до того пустых, глазницах. - А как я будуиграть! Еще лучше! Ну, клади руки. Клади же! Как тебя учили? И он приближал свое, искаженное болью и гневом лицо все ближе и ближе кней. Сью хотела оттолкнуть его руками, а руки не подчинились! Она хотелаубежать, но не могла сделать ни шагу, пыталась позвать на помощь, а вгорле застрял противный комок, и изо рта вырвалось какое-то мычание...Усилием воли она протолкнула этот комок, заставила себя закричать... Ипроснулась. Свежий ночной воздух вливался в окно. Из сада доносилось пение ночныхнасекомых... - Как хорошо, что это только сон! - подумала Сью. - Вы играли сегодня ночью, Джо? - спросила Сью на следующий день. - Я,кажется, слышала вашу скрипку... - Я играл, но очень тихо... Вы не могли слышать, мисс Сью, ведь людскаядалеко от господских комнат. - Нет, я слышала! - упорствовала Сью. Репетиция давно закончилась, и они втроем (Томми в углу) находились взале. - Кажется, что-то такое... - Сью взяла несколько аккордов,запомнившихся ей из мелодии сна. - Нет, мисс Сью, немного не так. Я играл вот это... - Пожалуйста, Джо, сыграйте мне. Джо молча поднял скрипку. Медленные грустные аккорды наполнили комнату.Постепенно, по мере того, как Джо увлекался, они становились всевыразительнее и богаче. И вдруг Сью услышала в них безысходную боль. Больи тоска кричали в каждой ноте, в каждом аккорде! Боль и тоска, и ненавистьволной надвигались на нее, обвиняли в чем-то, требовали что-то от нее. Ейслышался звук плетей, ударявших обнаженное тело, и стон большого сильногомужчины, и сдерживаемый плач женщины. Все, что вошло в плоть и кровь белой девушки, дочери хозяина и будущейхозяйки, все, чему ее учили с самого раннего детства, все, к чему онапривыкла с пеленок, запротестовало в ней, и она бросила свои руки наклавиши. Мощный аккорд диссонансом ворвался в мелодию скрипки: - Молчи, раб! - требовало пианино. Но скрипка не поддалась, не послушалась! Скорбь и боль первоначальноймелодии сменились робким протестом. Пианино требовало послушания, аскрипка отвечала ему новым взрывом возмущения. И вот уже слабые аккордыпианино покрыты мощной волной: - День Гнева настал! Берегитесь, хозяева! Сью вдруг почувствовала в себе, где-то в сердце, в груди, в руках, дажев кончиках пальцев сумасшедшую радость, ее тоже захватило это чувство, оназабыла, что она - белая. Нет, она не забыла, что она белая, но она вдругпочувствовала себя черной! И аккорды скрипки и пианино слились в единомликующем порыве! Но вот Джо опустил смычок, и Сью бессильно бросила руки на колени. В еедуше с новой силой вспыхнула борьба. Ей казалось, что все белые, которыхона знала и не знала, все ее братья, мать, отец, бабушка, многочисленныедяди и тети сейчас ворвутся в эту комнату, чтобы разделаться сотступницей! Сью подняла голову и увидела, что из пустых глазниц Джо одна за другойкатятся крупные слезы. И она почувствовала, что она должна, обязананемедленно вытереть эти слезы и утешить этого бесконечно несчастногочеловека, который вдруг стал для нее таким дорогим и близким! Она снова забыла, что она - белая девушка, хозяйка. Сью вскочила сосвоего стульчика, подбежала к Джо... Она сама плакала и не замечала этого.Дрожащими руками она вытирала ему слезы, трепещущие губы лепеталичто-то... Левая рука Джо неуверенно поднялась в воздух и легла на ее плечи. Итогда Сью вдруг поняла, что ей надо, со вздохом облегчения приникла к немуи прижалась щекой к его большой и сильной груди... Несколько минут онипростояли абсолютно неподвижно. Какой-то посторонний звук заставил ее резко вырваться из объятий Джо иобернуться: в дверях стояла бабушка, старая миссис... Страх сковал сердце,и она потеряла сознание... Несколько дней Сью дали поболеть. Наконец, однажды утром в ее спальне появилась бабушка. Темнокожаягорничная, причесывающая Сью, повинуясь требовательному жесту, беззвучноисчезла. Миссис Элоиза неторопливо подвинула себе стул так, чтобы солнцене падало ей в лицо, и уселась. - Сью, дорогая, - начала она после минутного молчания, - мы с мистеромДжошуа, - она всегда так называла своего мужа, - мы с мистером Джошуарешили, что пора тебе подарить свое "Евангелие". Каждая белая девушка собственноручно переписывала "Евангелие". В тотдень, когда ей исполнилось десять лет, ей преподносили книгу с чистымилистами. В день своей свадьбы она дарила своему мужу переписанное ею"Евангелие". - Но, бабушка... Я еще не хочу... - Ты закончила переписывать святую книгу? - Да. И заставки все нарисовала. - Значит тебе уже пора. - Но... - Никаких "но". Кроме всего прочего, за тобой долг. Долг белой женщины.Смотри, в каждой белой семье есть дети, но, в основном, это мальчики.Господь Бог не дает нам, белым матерям, девочек. У меня - трое сыновей иодна дочь. У твоей матери - тоже. Поэтому мы, белые, не можем допускатьрасточительства... - А как же бабушка Оттилия? - Оттилия была бы замужем... Но в детстве она упала с лошади... У неене могло быть детей... Такова воля Господа! Некоторое время они помолчали. Бабушка понимала, что Сью надопереварить услышанное. - Бабушка, а как же... - Что, "как же"? Все события последних дней снова вспыхнули в памяти Сью: - А как же Джо? - Джо? - бабушка сделала вид, что удивлена, хотя давно уже ожидалаэтого вопроса. - Джо давно уже отвезли. Сколько же можно держать в домечужую вещь? - Бабушка! - Он же не вещь! - Да ты что, внучка? Ты думаешь, что говоришь? Не говоря уже о том, чтопо закону... Да ты ведь переписывала "Евангелие"! Ты помнишь, что за караполагается белой женщине, если она позволит негру... Сью молчала. - Ну! Кивок головой. - Нет, ты скажи! - Камни... - прошептала Сью. - Вот, вот! В нее должны бросать камни до тех пор, пока ее тело нескроется под ними, и камни не перестанут шевелиться. Ты этого хочешь?Отвечай! - Нет... - Громче! - Нет, не хочу! - почти закричала Сью. - А ты представь, что я расскажу мистеру Джошуа? Ты же знаешь своегодеда? Для него закон - прежде всего... Миссис Элоиза немного покривила душой перед внучкой: мистер Джошуаузнал все из ее уст в тот же день, когда свершилось преступление. Номистер Джошуа и сам знал, когда настаивать на выполнении закона, а когда -забыть о его существовании. - Бабушка, миленькая, не надо... - Сью упала на колени около бабушки и,как когда-то в детстве, уткнулась лицом в ее подол. - Не бойся, глупая, не расскажу... - сказала бабушка, поглаживая ееволосы. - Ах, если бы я была черной! - еле слышно прошептала Сью. - Вот уж глупость, так глупость! - протянула миссис Элоиза. - Ужбольшей я еще не слышала! Да ты давно уже была бы любовницей какого-нибудьиз братьев Этвудов, а то и всех вместе! И думать бы не думала о своем Джо!И уж, наверное, не один твой ребенок оказался бы на другой плантации! - Как это, бабушка? - Ну, не буду я тебе объяснять, сама не маленькая! И вообще, мне уженадоел этот разговор... Приготовься, на днях мы поедем... - Куда? - Сью подняла голову и посмотрела снизу вверх на миссис Элоизу. - Поедем в гости к твоему жениху. - А кто он? - Ну вот, это тебе и надо было спрашивать с самого начала, а незаниматься разными глупостями. Мы с дедушкой долго думали... Мы с дедушкойхотим, чтобы ты была полной хозяйкой... Младших сыновей есть сколькоугодно... Но ведь это совсем не интересно - всю жизнь в подчинении... А изстарших не женатые только Говард Этвуд, мы его отвели сразу, и Питер -твой четвероюродный дядя, сын Роберта Пендергаста. - Бабушка, но он же старый! - Ему всего тридцать. Подумаешь - пятнадцать лет разницы! Это совеемнемного! Больше будет тебя любить. 38 февраля 203 года эры Пендергастов на флагштоке Истпендергастхиллавзвились два флага: флаг старших Пендергастов под флагом младшей ветвирода. Сигнал отрепетировали на плантациях, расположенных справа и слева,затем далее... Буквально через час вся Река знала, что мистер ДжошуаПендергаст II собрался в гости к своим родственникам. Все понимали в чем дело и стали готовить свои парадные одеяния вожидании того момента, когда на флагштоке Вестпендергастхилла взовьетсяфлаг общего сбора, под которым повиснет голубой флаг, что будет означатьприглашение на свадьбу.

ДОЧЬ ТЕРРЫ

У общественной формации, основанной потомками экипажа "Ласточки", были свои трудности, скорее биологического плана, которые не могли не сказаться на ее социальных особенностях. Т.Маттикайнен Вайлит проснулась как обычно - с первыми лучами. В раскрытое окновливалась утренняя прохлада. Привычным движением сбросила одеяло ипобежала умываться, делать зарядку и готовить завтрак. Словом, начиналсяобычный, ничем не примечательный день. Как только за ней захлопнулась дверь, из ниши в стене над кроватьювыскользнули две механические руки, собрали простыни и одеяло, встряхнули,сложили и убрали на место. Теперь из другой ниши выскочили похожие набольших мышей уборщики и кинулись собирать накопившуюся за ночь пыль. Кприходу Вайлит все было окончено: стандартная программа не предусматривалаучастия хозяйки в уборке. Мурлыкая себе под нос веселую песенку о тетрагоне, вздумавшемпокататься на автомобиле, она уверенно набрала код записи намеченных насегодня дел. Ничего необычного экран ей не сообщил: до конца месячногомедицинского дежурства оставалось еще три дня. На первую половину днязаписана работа в поле с тетрагонами, на вторую - подготовка к передачедежурства, в три часа - общепланетная лекция по детским болезням, записькоторой уже две недели находится в памяти, на вечер - приглашение ксоседям на семейное торжество. Теперь Вайлит приступила к своим обязанностям дежурного врача. Данныеутренних анализов уже поступили. Никаких резких отклонений от нормыожидать не приходилось, срочного вызова не было. Только у одногомаленького мальчика с другого конца поселка наблюдалось отклонение, носистема уже сама проверила, что он вчера ел, и пришла к выводу, чтовмешательство врача не требуется. Несколько человек получили ограничения впище... - Безобразие, - ворчала Вайлит, - месяц прошел и ни одного вызова! Такможно окончательно забыть все, чему училась! Оставались только домашние заботы: просмотреть меню на ужин и завтракследующего дня, проверить есть ли в памяти интересная книжка - и можновыходить. Тетрагоны уже ждали. Со всех концов просторного вольера неслисьщелкающие звуки проголодавшихся за ночь существ. Самые нетерпеливые имолодые плавали в воздухе под верхней сеткой взад и вперед. Взрослыеоставались на своих местах. Маленькие кишмя кители около входа. Вайлит вывела из гаража садовый трактор, посмотрела на табло у входа,какие поля намечены на сегодня, и открыла дверь вольера. Маленькиенемедленно выпорхнули и застыли неподвижной стайкой над трактором, старикинеторопливо выплыли из вольера и устроились на прицепе. Несмотря на то,что она наблюдала эту картину очень часто: раз в неделю ей обязательновыпадала работа с ними, Вайлит каждый раз с интересом смотрела, кактетрагоны неторопливо устраивались на узких продольных досках, обшитыхмягкий материалом, свешивая по сторонам все четыре перепончатые лапы.Летательные бугры опали, Вайлит предусмотрительно держалась с наветреннойстороны, - запах газа, обеспечивавшего тетрагонам возможность держаться ввоздухе, никак нельзя было отнести к ароматам, - и в сотый раз удивиласьтому, как быстро они поменяли свой цвет. Теперь они слились с материалом,покрывавшим доски. Теперь и молодые спикировали на оставшиеся места. Эти устраивались нетак степенно и неторопливо, как старики. Толкались, прищелкивали, в одномместе даже вспыхнуло нечто вроде потасовки. Но стоило кому-то из вожаковсердито щелкнуть - и все успокоилось. Вайлит села на сиденье и повезласвой живой груз в поле. За всю дорогу она ни разу не оглянулась: знала, что тетрагоны недвинутся с места, пока трактор не остановится. Несмотря на многолетнююпривычку, она недолюбливала этих представителей класса пресмыкающихся, ихгладкая кожа вызывала у нее неприятное чувство. "А ведь есть люди, которым они нравятся, - думала она, - Эстелла дажепозволяет им ездить у нее на плече. И дома держит нескольких. Конечно, онией очень помогают, но лично я предпочитаю хорошего робота!" Как только трактор остановился у назначенного на сегодня поля, вся стаядружно взмыла вверх. Сразу же полностью наполнились летательные бугры, итетрагоны стали похожи на многолапых зверей: четыре перепончатые лапынеторопливо разгребали воздух, а шесть бугров торчали вверх какдополнительные конечности. За те четыре дня, что тетрагоны работали надругих полях, здесь уже накопилось достаточно насекомых. Прищелкиваяязыком, чтобы они плыли за нею, Вайлит двинулась вдоль поля. Тетрагонынеторопливо подплывали к очередному растению, и их длинные языки слизывалии взрослых насекомых, и личинок, и яйца. Эту картину Вайлит любила. Вот громадный жук, почуяв опасность, взлетелвверх, вслед ему метнулся полутораметровый язык, и жук навсегда скрылся впасти прожорливого существа. Вот маленький, наверное двухнедельный,тетрагончик сосредоточенно извлекает своим еще сравнительно короткимязычком личинку, забившуюся в пазуху листа... Так, медленно передвигаясь, Вайлит и ее стадо обошли все поле и передсамым полуднем вернулись к трактору. Тетрагоны раздулись от съеденнойпищи. Их бугры теперь торчали вертикально вверх: они стали тяжелее, инужно было гораздо больше газа, чтобы держать в воздухе это объемное тело.С легким шипеньем устраивались они в прицепе; Теперь уже не было нитолкотни, ни потасовок: сытые, они теряли половину подвижности, даже самыемаленькие. И в вольер они вплывали также неторопливо и степенно, укладывались насвоих местах. Вайлит закрыла вольер, переключила табло указателя полей иудалилась; теперь до завтрашнего утра тетрагоны будут перевариватьсъеденное, и сдвинуть с места их не смогут никакие силы. В доме Эстеллы Вайлит встретил многоголосый детский крик: семейноеторжество оказалось днем рождения одного из многочисленных сыновейЭстеллы. На лужайке перед домом происходила охота на медведя. Сам виновникторжества и его сверстники, вооружившись палками, подступали к кустам, изкоторых доносилось страшное рычание: медведя изображал муж Эстеллы -Большой Билл. На Вайлит ни охотники, ни сам медведь не обратили никакоговнимания. Но вот со страшным ревом медведь выскочил из кустов, охотники побросалисвои палки и кинулись хватать медведя руками, чтобы связать его и отвестив зоопарк. В мгновенье ока все смешалось в одну визжащую, смеющуюся икатающуюся по траве кучу. Прислонившись к притолоке двери, Эстелла с улыбкой наблюдала за этойкартиной. Вайлит остановилась около нее. Наконец вся куча распалась наотдельных, визжащих и плачущих от хохота ребятишек. У них уже неоставалось никаких сил бороться с медведем. Да и сам медведь, вытирая слица крупные капли пота, хохотал довольным басом. - Еще! Еще! - закричал кто-то из ребятишек. Его поддержали, но не оченьдружно - все уже устали. - Поиграйте пока сами в спокойные игры, - сказала Эстелла. - Билл! Тымне нужен, иди помоги Медж. Поздоровавшись с Вайлит, Билл скрылся в доме. - Медж затеяла какой-то пирог и не хочет со мной советоваться, только спапой, - пожаловалась на дочь Эстелла. - Пускай ее, - ответила Вайлит. - Она и сама у тебя готовит неплохо. Даи Билл разбирается в этом. - А я что! - с гордостью произнесла Эстелла. - Конечно, пустьстарается. А как тебе эти? - она указала на детей, сидевших кружком натраве. - Растут ребята, - неопределенно заметила Вайлит. - А как твоя малышка? - У нас уже есть зубки! Мы уже умеем кусаться, - пропела Эстелла. -Пойдем, ей уже пора просыпаться. В спальне Эстелла перепеленала младшую дочь. - Ну, не правда ли: мы красавицы? Посмотри, тетя Вайлит, какие мыкрасавицы! Из кухни высунулся Билл и позвал ее: что-то они там с Медж не моглиприйти к согласию и им требовался третейский судья. Эстелла сунула малышкуВайлит и скрылась в дверях. Когда через несколько минут она снова появилась в спальне, Вайлитбережно покачивала на руках девочку, что-то ласково ей говорила, а тарадостно гулькала ей в ответ. Эстелла подошла и обняла за плечи младшуюподругу: - Ну вот, я всегда говорила, что тебе пора уже и своих иметь. Ведьпрелесть, правда же? - Конечно, прелесть, - ответила Вайлит. - И своих мне пора иметь, знаюя все это. Знаю! - почти закричала она. - Надоело мне все это. Туда ниступи, это не съешь, с тем не ходи, у него генетический код не тот! Ух,эта мне Система! И зачем ее только выдумали? - Но, Вайлит... - Не надо! Не надо меня уговаривать! Я, как и все наши женщины, - врач,понимаю, зачем все это... Умом понимаю... Понимаешь? Умом, а не сердцем... Эстелла издала какой-то неопределенный звук: она не могла никак найтислова, чтобы успокоить подругу, и молча положила ей на плечо руку. Вайлитнеожиданно расплакалась: - Ты прости меня, это все пройдет... - Какая же ты глупая, - говорила Эстелла, нежно поглаживая ее волосы иплечи. - Просто тебе действительно пора замуж... - Конечно, пора, - согласилась Вайлит. - Только нет его... Того,единственного, которого сразу видишь, - это - мой! - Ну жди-жди... Тебе специально с Земли пришлют принца... - А может и пришлют... - сквозь слезы улыбнулась Вайлит.