 |
|
Вступительное слово. 4 страница
Когда анкеты были сданы, Мария Владимировна провела перекличку. Мэрилин звали Жанной, парнишку-индейца - Евгением, а мою прекрасную незнакомку... Это имя фатально преследовало меня на протяжении всей осознанной половой жизни. С нм были связаны самые приторно-острые и оттого преисполненные жгучей боли моменты моего существования. Ему посвящен не один десяток моих стихов и добрая треть прозы. Оно четко ассоциируется у меня с оргазмически липкой паутиной понятия "любовь" и в переводе с венгерского означает "светлая"... Илона... Признаюсь - к переполняющим меня чувствам примешалось подленькое желание взять реванш за события юных лет. И в тот же момент меня озарила мысль о том, что в любви понятия "реванш" не существует. Оно просто растворяется и развоплощается от собственной несостоятельности. А я, похоже, действительно влюбился...
Бывает ли любовь с первого взгляда? Бывает, но в сознательном возрасте легко проходит без подпитки или под неуклонным давлением веского довода о недоступности объекта. Бывает еще любовь с первого прикосновения - она встречается чаще и, как правило, выступает в тесно сиамском родстве с любовью с первого нюха. Это чувство проходит не столь легко даже без подпитки и под давлением гласа разума. Но это, в принципе, неважно, если слепо путаться даже в поверхностном понимании любви - ну, словно бы с похмелья потеряться в собственных трусах и простыне, которой укрываешься.
Настоящая любовь может длиться вечно только тогда, когда любимый человек остается загадкой: пространственной, временной, психологической, абсурдной и тому подобное. В противном случае великое чувство вырождается до элементарной привязанности, которая не дает ничего, кроме родственного волнения за судьбу партнера, человеческого уважения, обобщенного бытия и приевшегося планового секса с легкими вспышками индуцированного безумия. Привязанность не толкает на необдуманные поступки и не пробуждает сканирующий луч эмоционально-разумного познания. Сладок тот плод, у которого запретна хотя бы малая часть...
Настоящая любовь всегда больше чем наполовину несчастна...
- ... Молодой человек, у вас в Ижевске все такие мечтательные? - Мария Владимировна лихо съязвила и смотрела на меня в ожидании ответа.
- Нет, - честно признался я. - Нас очень мало и с каждым годом становится все меньше.
Илона слегка улыбнулась. Жанна одобрительно фыркнула.
- Мечтать будете дома! - жестко повелела Папанько. - Здесь же лучше внимательно слушать меня, если хотите все понять правильно.
- Понял, - ответил я и не стал добавлять "правильно". - Виноват. Исправлюсь.
- Прекрасно! - Папанько состроила гримасу удовлетворенного сержанта ВВС США. - Продолжаем... Теперь, господа курсанты, переходим к следующему этапу. Необходимо выбрать старосту группы. Через старосту будет осуществляться вся координация деятельности между вами и мной, вашим куратором.
Пожилые леди активно зароптали. Судя по всему, они не горели желанием взваливать на себя лишние проблемы и надеялись спихнуть их на тех, кто помоложе.
- Ну? - требовательно вопросила Мария Владимировна. - Думайте быстрее. Или назначу сама.
- А давайте выберем кого-нибудь из молодых людей! - интимно предложила Жанна, жадно вгрызаясь в мою плоть (я подумал - хорошо, что не крайнюю) взглядом окончательно спятившего сексуального маньяка со стажем.
Мария Владимировна с нехорошим прищуром посмотрела мне прямо в глаза.
- Нет! - по возможности твердо ответил я. - Я - личность на редкость безответственная и разгильдяйская. Поверьте - я принесу больше забот, чем сделаю полезного.
- Хорошо. Тогда мы назначим старостой самую активную, - огласила вердикт Папанько. - Итак, наша староста - э***г из Свердловска. Прошу любить и жаловать.
Жанна не сопротивлялась. Отчасти, наверное, потому, что подобная роль была ей предписана на космическом уровне. Никто в нашей группе, за исключением самой Папанько, не соответствовал образу руководителя настолько, насколько соответствовала ему Жанна. Да и просто: оно всегда хорошо, когда хоть на мгновение, хоть в самом крохотном объеме бесконечного пространства, воцаряется всепоглощающая вселенская гармония.
Пожилые леди облегченно вздохнули.
По окончании процедуры выборов Мария Владимировна раздала нам определители, которые обязаны были верно дожидаться нас на рабочих местах, вкратце разъяснила график занятий и с весьма КГБистской подоплекой сообщила, что пропущенные лекции будут на нашей совести, а пропуск практического занятия будет караться дисквалификацией.
- Да, - Папанько на мгновение задумалась. - Раньше э***и обучались не месяц, а три... за это время успевали родиться новые семьи, - Я невольно повернул голову в сторону Илоны; она поймала мой взгляд, озадаченно приподняла бровь и отвернулась. - А теперь вот месяц... Староста, от вас в течение трех дней представить мне программу лекций и практических занятий с учетом пожеланий всех курсантов. С завтрашнего дня начнем клещей - это обязательно. В понедельник - жду... Так... У нас в аудитории есть чайник, - она кивнула в угол - там стоял колченогий столик, на котором покоилось нечто загадочное, прикрытое большой белой салфеткой, - так что обедать можно прямо здесь. Кто не хочет - пожалуйста, на третьем этаже есть буфет. Все остальные вопросы решим по ходу дела. Ну, на сегодня все. Жду вас завтра к десяти ноль-ноль.
Мария Владимировна попрощалась и вышла из кабинета. Загремели стулья, засуетились бабушки, до меня донеслись отголоски разговора между Илоной и Жанной. Похмелье слегка отступило, но во всем теле чувствовалась противная депрессирующая слабость - предвестник состояния, в котором хочется лишь валяться на кровати и больно мечтать о манне небесной. Бросив преисполненный перспективной сублимации взгляд на предмет моего вожделения, я поспешно схватил кейс и направился к гардеробу.
Нужно было купить чего-нибудь на обед.
XX
Ключа от номера на вахте не было - это означало, что ко мне кого-то подселили. Поднявшись на свой этаж (все лифты, как обычно, оказались в загуле, и ждать пришлось минут пять), я тихо вздохнул от сладостного предвкушения пьянки в компании собутыльника.
Евгений привалился на подоконник и, скрестив на груди руки, о чем-то напряженно и сосредоточенно думал. Выражение его лица, как и тогда, в аудитории, было весьма зверским - вылитый индейский воин, поглощенный мыслями о предстоящей битве с бледнолицыми.
- Привет, - я протянул руку. - Давай знакомиться.
- Здорово, - Евгений ответил рукопожатием. - Женя. Можно Жендос.
- Артур, - представился я. - Можно Арчи.
Евгений улыбнулся.
- Ты, как я помню, из Белгорода? - я кинул сумку на стул и снял куртку.
- Не совсем, - Женя активно заходил по комнате. - Родом я из города Шебекино. Он в пяти километрах от границы с Украиной... Ты представляешь, даже украинские телеканалы ловятся у нас лучше, чем российские. А сейчас политика такая, что кто быстрее русский язык забудет, тот круче. Особенно прикольно смотреть американские боевики в украинском переводе. Представляешь, вскакивает на бруствер здоровенный негр в камуфляже и с "М-16" в руках и орет: "Тыкаем, хлопцы!". Или в фильме "Спасти рядового Райна"... Полным ходом идет высадка десанта союзников, лейтенант орет: "Go, go, go!". В переводе это звучит: "Бегимо, бегимо, бегимо!". А опера "Евгений Онегин"? Ария Ленского: "Паду ли я, дрюком пропертый?". Это уж совсем пошло...
Я покатывался со смеху.
Неожиданно Женька замолчал, рванулся к шкафу и принялся рыться в карманах куртки. Достав ингалятор, он глубоко вдохнул пару раз и присел на стул.
- Третий раз сегодня баллон использую, - признался он. - Хреновый тут воздух.
- Астма? - участливо поинтересовался я.
- Ага, - Женька засовывал ингалятор обратно. - Но баллонами я затарился под завязку, так что пока смерть мне не угрожает. А ты, Артур, откуда? Че-то я не припомню...
- Ижевск, - сообщил я. - Это там, где автоматы Калашникова производят и "Москвичи". "Орбиты", "Оды"...
- А, знаю! - обрадовано вскрикнул Женька. - Помню, читал. Это где-то на Урале?
- Ну, близко, - уточнил я. - Север, тайга, клещей дохренища. Правда, есть один плюс. Производят у нас, кроме всего прочего, фирменную, всемирно известную водку "Калашников". И я, конечно же, захватил с собой пару бутылок. Правда, одну я почти раздавил вчера, причем, в одну харю... А потом всю ночь наслаждался звуком траха в соседнем номере. Только не пойми меня превратно... Предлагаю сегодня допить ту водку, что у меня осталась...
Женька задумался.
- Не знаю, - неуверенно пробормотал он наконец. - Последнее время что-то организм не принимает...
- Это ты брось, - посоветовал я. - За встречу грех не выпить. Жаль только, женщин нет. Но, я думаю, все еще впереди... Кстати, пора бы пообедать. Я вот тут купил кой-чего, - я достал два здоровенных беляша, двухлитровую бутылку "Аква-минерале", питьевой "Данон", хлеб.
- У меня тоже запасы имеются! - бодро сообщил Женька. - Колбаса копченая "Украинская", сало соленое, тушенки - четыре банки, рыбных консервов - две банки.
- Значит, не умрем, - подытожил я. - Йогурт и хлеб оставим на завтрак. Чтоб не так хреново было идти на занятия...
- Я много пить не буду! - испуганно заявил Женька. - Две стопки... Максимум три...
- Там посмотрим, - я усмехнулся. - Ну-с, давай сначала поедим...
За обедом я выяснил, что Женька - фанатичный поклонник тяжелого металла, нормандской культуры, разгильдяйского образа жизни, пошлых приколов и поразительного, безапелляционного многословия. За те полчаса, что мы потратили на поглощение беляшей, колбасы и "Аква-минерале", он успел с десяток раз повизжать голосом солиста "Accept", процитировать инквизистическую песню "Iron Maiden" с одноименным названием, похвалить "Rammstein", почти сексуально восхититься творчеством Кипелова, оценить неприкрытый цинизм Летова, грязно обругать всю попсовую эстраду и приписать "Ногу свело" к разряду закоренелых и неисправимых панков.
- Жаль, гитары нет, - печально заключил он, переведя дух после очередного куплета, способного порвать не только барабанные перепонки и голосовые связки, но и все прочие мембранные структуры человеческого организма. - Правда, играю я хреново... Я клавишник... Слушай, Арчи, как хорошо, что ты тоже любитель рока! Не улыбалась мне перспектива жить целый месяц в одном номере с гопом.
- Я что - с первого взгляда похож на гопника? - поинтересовался я.
- Только с первого, - осторожно признался Женька.
- Спасибо тебе, родной, - я усмехнулся. - В некоторой степени - даже комплимент сделал. Надеюсь, это не отпугнет, а привлечет одну прекрасную особу... Кстати, как тебе наша группа?
- Плохо, - Женька вздохнул. - Бабки одни.
- А староста? - продолжал я.
- О, да! - в глазах Женьки вспыхнул огонь. - Обожаю женщин в берцах и с ножами! Такая затрахает до смерти! Настоящая Iron Maiden!
- Согласен, - я встал из-за стола и плюхнулся на кровать. - Однако мне больше воткнула вторая, Илона.
- Ну да, она гораздо более женственная, - согласился Женька. - Но мне кажется, у тебя с ней ничего не выйдет. Какая-то она уж слишком скромная. Но... ты знаешь... Глаза странные... Что-то диковатое в них есть...
- Посмотрим, - я слегка улыбнулся. - Интересно, в каком номере они остановились? Вчера я пытался выяснить нечто подобное у коменданта, она вежливо послала меня на хуй. Надо было сегодня их пригласить на нашу веселую пьянку, но с утра чего-то ломало... Приглашу завтра, на занятии...
- То есть... завтра опять пить?! - с легким испугом вопросил Женька.
- Надо! - заявил я. - Для дела! Не просто так.
- Не знаю, смогу ли я, - Женька задумался. - Может получиться так, что придется общаться с Доктором Ватсоном.
- Это фигня! - успокоил я его. - Жанна быстро приведет тебя в норму. Как ты думаешь, она, случаем, не любительница семихвостых плеток и кожаного белья?
- Боже мой! - ужаснулся Женька. - Об этом я как-то не подумал! Остается только напиться и верить в свои силы! Очень сильно верить. Хотя знаешь... Я ехал сюда с твердым убеждением: никаких планов! Я буду плыть по течению: будет что-то - замечательно. Нет - значит, не судьба. Очень неприятно потом обламываться...
- Верная тактика, если ведешь ее чистосердечно, без всякой задней мысли, - согласился я. - А я, Жень, приехал отдохнуть от жены, как ни цинично это звучит. Поэтому и искать буду активно. Это, понимаешь ли, один из неотъемлемых атрибутов такого отдыха. Действие - мне не хватает действия, как белке в клетке. Пусть даже я и попаду в колесо на всю командировку.
- А принцип действия у нас все равно один, - сообщил Женька. - Мы уповаем на Судьбу. Или на что-то подобное. Без этого - никуда.
- Сплошной фатализм, - я потер подбородок. - "Мудрых судьба ведет за руку, а глупцов тащит за волосы"... Тебе что больше нравится?
- Даже не знаю, - Женька засмеялся. - И то, и другое по-своему приятно.
XXI
"Калашников" быстро закончился. Вопреки своему безапелляционному заявлению, Женька не отставал от меня в плане поглощения водки, и оба мы находились в весьма поддатом состоянии. За окном повисли загадочно-депрессивные вечерние сумерки - апофеоз наших глубоко философских, но весьма постмодернистских разговоров. Хотелось расширить компанию особями противоположного пола, но время и пространство общежитского микрокосма активно этому сопротивлялось. А может, просто не хватало желания.
Выл ветер снаружи, похлопывала и поскрипывала входная дверь, из коридора доносились обобществленные обрывки фраз вперемешку с глухим перестуком лифта и пьяным смехом.
- Возьми мое сердце,
Возьми мою душу...
Я так одинок в этот час,
Что хочу умереть!
Мне некуда деться,
Свой мир я разрушил,
По мне плачет только свеча
На холодной заре, - самозабвенно зажмурившись, затянул Женька.
Вместе мы грянули так, что, будучи в других обстоятельствах, непременно попали бы в обезьянник:
- Я слышу утренний колокол!
Он славит праздник!
- Круто! - восхитился Женька, когда наше знание текста этой песни иссякло. - Давай еще чего-нибудь забабахаем!
- Чтобы за душу брало? - язык у меня слегка заплетался.
- И не только! - Женька, надо сказать, относился к той категории людей, по внешнему виду которых трудно сказать, трезвы ли они, как президент на церемонии инаугурации, или, напротив, пьяны в такую сраку, что с ними можно делать любые непотребности.
- Тогда предлагаю исполнить песню из репертуара группы "Сектор газа". "Лирическую"... Знаешь? - я икнул и пошевели одеревеневшим от алкоголя лицом.
- Знаю! - обрадовался Женька. - Классная песня! Поехали! - и он забарабанил по столу, задавая ритм.
Пустые кружки печально задребезжали.
Пели мы долго, упорно, с наслаждением, а главное - громогласно, компенсируя недостаток слуха силой и мощью пьяных душевных порывов... Наверное, недаром неполадки в работе системы человеческой ментальности и системы человеческой канализации обозначают одним и тем же незатейливым, но прямо-таки по Николаю Кузанскому емким словом - порыв...
- Мы просто сексуальные маньяки! - прорычал Женька после того, как мы закончили орать про бедра в сиянии луны, плавно качающиеся в ночи груди, опустившееся на пол белье, и состроил рожу взбешенного вождя ирокезов.
- Нет! - я поднял указательный палец. - Мы - обычные здоровые мужики. Правда, немного ебанутые на голову. Но это не страшно. В сексуальных отношениях гораздо более важен хуй. А с этим, слава богу, пока все в порядке. Вот что, - я поднялся и щелкнул выключателем. - Давай-ка еще за водкой сходим. Возьмем пузырь паленой "Гжелки", нажремся вусмерть и ляжем спать. Чтоб уже ничего другого больше не хотелось.
- Не много ли, Артур? - опасливо осведомился Женька.
- Евгениум... Пардон, Евгениус! - торжественность моя несколько смазалась оттого, что по пьяни я отнес своего нового товарища к среднему роду. - Мы сегодня пьем: во-первых, за приезд, во-вторых - за встречу, в-третьих - от одиночества, а в-четвертых - потому, что мы русские мужики. Тебе мало поводов?
- Уговорил! - Женька бодро тряхнул головой. - Только подожди...
Он рванулся к шкафу, нашел ручку и, подойдя к настенному календарю, сделал первую незатейливую надпись. Она гласила: "Михаил Тимофеевич - ваше здоровье!".
Таким образом, новый коллектив номера девятьсот три вписал себя в историю общежития. Кроме того, появилось еще одно веское оправдание нашей сегодняшней пьянки.
Я отобрал у Женьки ручку и дополнил запись комментарием: "Это, в смысле, который Калашников. Есть такая Удмуртская водка". Теперь можно было с чистой совестью отдать дань московской продукции.
В холле общежития оказалась довольно приличная торговая точка, которую я не заметил раньше. Она предлагала весьма широкий спектр продукции - начиная от презервативов и холодных закусок и заканчивая водкой и армянским коньяком. Время работы лавочки, как гласила табличка, было ограничено одиннадцатью часами утра и двенадцатью часами ночи. Воистину - спрос рождает предложение. Приезжающим предоставлялась своеобразная бесплатная услуга: любой медицинский работник, прибывший на повышение квалификации, мог нажираться армянским коньяком и предаваться безопасному сексу в течение полусуток, не выходя из общежития и не рискуя нарваться на скина, гопника или мента. От такой заботы я едва не прослезился. Наверное, сказывалась провинциальная сентиментальность, усугубленная действием провинциальной водки.
Вожделенная "Гжелка" - опять же, символ провинциальной респектабельности - была представлена в вышеупомянутой торговой точке целым арсеналом разнокалиберных бутылок, бутылочек и бутылей. Мы с Евгениусом остановились на стандартной пол-литровке: меньшее казалось несерьезным, а большее - излишним. Продавец, пожилая, по-советски бесцветная женщина, явно не местная, обслужила нас подчеркнуто вежливо, однако в ее взгляде явно читалось: "Безобразие! Врачи, цвет интеллигенции, вершители человеческих судеб! Пьют, как скоты, как последние тунеядцы! За водкой не видят ни боли человеческой, ни клятвы Гиппократа! Позор!".
Успокаивало только то, что по образованию я был биологом, а Евгениус - ветеринаром. Хотя дело, конечно, не в этом. За творящееся в Минздраве раздолбайство на рядовых и не столь рядовых медработников часть вины, безусловно, возложить можно и нужно. Но за микроскопические зарплаты, за из рук вон отвратительно функционирующую систему работы, за невольные и умышленные взятки должно быть стыдно не нам! За это должно быть стыдно сраному государству, сделавшему несоразмерно престижными профессии, которые обслуживают финансы и политику! Тем самым страна наша с бесстыдной откровенностью утвердилась в роли сырьевого придатка, а наука, культура, образование и медицина - основополагающие контрфорсы сильного развитого государства - естественно, оказались в глубокой жопе... Так что в нынешней ситуации Россия - это болезненно распухший Тайвань на заре своего экономического развития. Именно заре, потому что, сейчас мы ему и в подметки не годимся! Возникает вопрос: так ли уж сильно поколебали мы с Евгениусом российские морально-этические устои, взяв пол-литра московской водки?
Происходящее после того, как мы поднялись в номер и выпили по паре дринков, я помню плохо. Кажется, разговор всецело и полностью перешел на женщин - сторону, вне всяких сомнений, трансцендентную и глубоко космическую. Я показывал Евгениусу фотографию жены, а он назвал меня аморальным кобелем и блядью в мужском обличье. На это я справедливо заметил, что понятие "моральный кобель" также абсурдно, как "великая Россия", а слово "блядь" во времена Пушкина было мужского рода. На этом все записи в моей памяти обрываются. Я даже не помню, как лег спать.
XXII
Солнце било в окно и противно сливалось с пищанием будильника. Я лежал в постели, как полагается, раздетый и укрытый двумя одеялами. Правда, одежда бесформенными ошметками валялась частично на полу, частично на стуле, частично на спинке кровати.
На своем спальном месте слегка постанывал просыпающийся Евгениус.
- Але, коллега, как вы? - прохрипел я, облизывая пересохшие губы.
- Еще пьян, - коротко отозвался Евгениус. - А вы?
- Тоже, - я пошевелился и едва не завыл от убийственного головокружения и напряженного стука сердца. - Если бы не тот факт, что сегодня я увижу Илону, я бы на хер не пошел на занятия.
- Думаешь, ей понравится твое опухшее лицо и утонченный перегар? - осведомился Евгениус.
- Это неважно, - заявил я. - Все равно деваться некуда.
Остатки "Аква-минерале" мы разделили по-братски, но этого оказалось мало, а посему пришлось восполнять нехватку жидкости водопроводной водой. После того, как я принял душ, мне стало значительно легче, однако с проклятыми волосами я ничего не мог поделать: они чертовски торчали под всевозможными углами.
- Артур, тебя электрик причесывал, - заметил Евгениус, когда я вышел из ванной.
- Ну и хрен с ним! - я махнул рукой.
Суперсильная мята зубной пасты, казалось, не только не заглушала, но еще и подчеркивала устойчивый аромат перегара.
Завтраком нам послужили вчерашний йогурт и остатки булки. Больше, к сожалению, ничего не лезло.
Отвечая на приветствие, охранник посмотрел на наши оплывшие рожи и гаденько ухмыльнулся: он прекрасно видел, как накануне мы ходили за водкой. Впрочем, я и не ждал от него сочувствия. В тот момент нас с Евгениусом гораздо больше занимал другой вопрос: нужно было купить чего-нибудь на обед, большую бутылку минералки и кофе. Без этого антипохмельного набора мы рисковали не дотянуть до конца занятия. Торговая точка общежития еще не работала, однако прямо напротив учебного корпуса мы обнаружили милый ларечек, торгующий свежей выпечкой. Отныне моим обедом на протяжении всей командировки были слойки с различной начинкой.
Минералка и кофе нашлись в соседнем ларьке.
XXIII
Ясное холодное утро и сигарета немного облегчили мое непотребное состояние - по крайней мере, я нашел в себе силы поздороваться с бабушкой-охранником, показать ей путевку, достать початую упаковку "Orbit" по пути в гардероб и даже обратить внимание на весьма сексуальную особу, дивно пахнущую дорогими духами.
Пандус, ведущий на второй этаж, казался склоном Гранд-каньона Колорадо; решено было подниматься на лифте.
- Серьезная техника! - восхитился Евгениус, прислушиваясь к готическому рычанию подъемника. - Не ощущаешь себя потенциальным астронавтом на тренировке, Артур?
Я промолчал, с трудом подавляя приступ тошноты.
Несмотря на весьма поздний час, в аудитории грустно присутствовала лишь самая пожилая наша одногруппница, бабушка московская, самовлюбленная и туповатая. Мы вяло поздоровались.
- Слушай, Артур, может, после занятия просто ляжем спать? - робко предложил Евгениус.
- Хрена лысого! - отрезал я. - Еще металлист называется! Настраивайся, что сегодня всю ночь будешь ублажать Iron Maiden.
Из коридора донесся знакомый оптимистично-грудной голос. Евгениус судорожно сглотнул и решительно полез в сумку за тетрадью.
Первая лекция, посвященная общему обзору группы клещей и характеристике иксодид, пролилась бальзамом на мою потрепанную временем, алкоголем и женщинами душу. Во-первых, я не на шутку заинтересовался полезнейшей информацией, таким образом надежно заполняя гигантский пробел в знаниях и всеми сенсорами организма ощущая процесс удовлетворения когнитивного инстинкта. Во-вторых, при этом я находил время любоваться на целомудренно сведенные ножки Илоны и перебрасываться многообещающими взглядами с Жанной. В-третьих, Папанько то и дело выдавала такие вербальные перлы (причем, половину из них - неумышленно), что моя коллекция мудрых высказываний лекторов пополнялась просто стахановскими темпами.
- Итак, что у клеща располагается на идиосоме? - коварно прищурившись, вопросила Мария Владимировна.
- Голова, - поспешно ляпнула одна из пожилых леди.
- Кудрявая? - участливо поинтересовалась Папанько.
Честно говоря, я и сам как-то не задумывался о том, что головы у клещей нет в принципе.
Некоторое время спустя Папанько ударилась в лирику.
- Гамазовые клещи, - серьезно вещала она, - обладают отрицательным фототаксисом. Поэтому активны преимущественно ночью, сильно кусаются, так что спать с ними невозможно...
Судя по всему, среди ученых нашлись даже такие извращенцы, которые проверили вышеупомянутую возможность практически.
Русский язык богат и могуч, но в современном мире сравнить его можно с гимнастическим конем, на котором каждый уважающий себя россиянин должен уметь удержаться, а то и вытворить пару замысловатых трюков. Двусмысленность многих слов и выражений может хлопнуть об пол так, что не оправишься до конца жизни. Поэтому призываю вас, сограждане: помните об опасности каламбуров и многозначной лексики! Знайте: рядом всегда есть извращенный ум, способный истолковать превратно даже самое, на первый взгляд, безобидное предложение и подарить миру новый анекдот...
Во второй половине лекции Мария Владимировна любезно разрешила поставить чайник. Я вызвался добровольцем, взял здоровенную пятилитровую посудину (под стать оконным рамам отлитую из алюминия) и направился за водой до ближайшего туалета. Такова уж судьба российской действительности: в сортире у нас мочат бандитов, занимаются любовью, спят с перепою и набирают питьевую воду... Сортир - это резюме и поэтика нашей жизни...
Судя по всему, Илона предпочитала обедать в буфете, в соответствии со всеми европейскими стандартами. Провожая взглядом ее до сумасшествия соблазнительную фигуру и жадно ловя каждый удар каблучков по мемориальной плите старинного паркета, я подумал, что она мне кого-то неуловимо, но четко напоминает. Образ из юности? Вряд ли: не по-детски возвышенно. Сон? Тоже нет: такое сновидение однозначно привело бы к смерти от переизбытка платонических чувств и демонического оргазма. Киногероиню? Пожалуй: в последнее время я перестал различать границу между реальной жизнью и записью на бесконечной синтетической ленте. Киногероиню... Но кого?.. Кажется, я знал. Бессмертная трилогия "Индиана Джонс", благодаря существованию феномена импринтинга, засела в моем подсознании гораздо глубже, чем я предполагал. Илона напоминала мне невероятно сексуального австрийского доктора Шнайдер!
От переполняющего меня похмельного счастья я неосторожно отхлебнул горячего кофе, обжег язык и шепотом выругался.
Евгениус вопросительно посмотрел на меня.
- Илона - это доктор Шнайдер! - незамедлительно выпалил я.
- По-моему, доктор нужен тебе, Артур, - посочувствовал Евгениус. - По-моему, это белая горячка.
- Доктор, выпиши таблетку,
Дай таблетку от любви... - томно процитировал я и откусил слойку, обильно сдобренную изомасляной кислотой вместо сыра.
Жанна обедала в одиночестве, но аварийный процессор, активизирующийся у меня исключительно с похмелья, подсказывал, что время претворения мечтаний в реальность еще не пришло.
Оно пришло немного позже, когда мы пересеклись на входе в лабораторию.
- Есть предложение, - интимно сообщил я.
- Правда? - Жанна произнесла это саркастически, но весьма заинтересованно и с легким похотливым фоном.
- Ага! - подтвердил я. - Второй день обучаемся вместе, а толком не знакомы. Предлагаю отметить знакомство у нас в номере. У нас - это в смысле у меня и второго молодого человека. Его Женей зовут.
- Сколько вас там? - плотоядно поинтересовалась Жанна.
Похоже, она настроилась на групповуху.
- Двое! - заявил я. - По крайней мере, так было до сегодняшнего утра.
- Хорошо, - медленно согласилась Жанна и одарила меня взглядом типа: "Ну, сам напросился, парниша". - Когда?
- Сегодня в пять, - я потер подбородок. - Да, и не забудь прихватить свою очаровательную соседку.
Жанна склонила голову набок и посмотрела на меня несколько разочарованно.
- Я непременно сообщу ей, - пообещала она. - Что с собой брать?
- Себя, - посоветовал я. - И побольше желания познакомиться. Все остальное - с нас.
- О'кей! - Жанна вновь улыбнулась. - Ждите, мальчики!
И, соблазнительно покачивая, пожалуй, чуть полноватыми бедрами, она прошла в лабораторию.
Должен сообщить тем, кто нашел в себе силы добраться до этих строк, что испытываю я очень трепетное отношение к произведениям короля триллеров Стивена Кинга. У этого писателя не только волшебный слог и идеально отточенное чувство юмора. Стивен Кинг еще и потрясающий психолог. В его творчестве нет той отвратительной грязи, которая является самоцелью подобных опусов подавляющего большинства других авторов этого жанра. Я читаю книги Кинга запоем, и каждый раз после этого мне кажется, что у меня под кроватью действительно кто-то живет. Впрочем, у Кинга есть одно существенное жизненное упущение.
Он никогда не рассматривал под бинокуляром мертвых, зафиксированных в спирте клещей.
Если бы такое произошло, родился бы роман, от которого половина населения Земли сошла бы с ума.
Иксодовый клещ отвратителен даже в живом виде. Мертвый он просто ужасен. И дело не только в его внешнем облике. Для точной родовой и видовой диагностики этих членистоногих необходимо детально рассматривать каждый сокровенный уголок их мерзкого крохотного тельца. В том числе самые интимные места. Фрейд отдыхает. Отдыхает "Cannibal corpse" и "Grave diggers".