Главная | Обратная связь

СПИСОК ИМЕН И НАЗВАНИЙ.. 871 46 страница

– Видите? Это Эорл Юный спешит из северных земель на битву при Кэлебранте, – показал Арагорн.

Четверо друзей миновали открытый очаг посередине залы и остановились. В дальнем конце, напротив дверей, виднелось возвышение, к которому вели три ступени, а на возвышении стоял большой позолоченный трон. На троне восседал согбенный старец, от дряхлости казавшийся чуть ли не гномом. Из-под тонкого золотого обруча с одним-единственным белым алмазом на плечи Короля ниспадали толстые седые косы, колени покрывала снежно-белая борода, но в глазах Короля горел неугашенный годами огонь, который при виде пришельцев вспыхнул еще ярче. За троном стояла молодая женщина в белом одеянии. У ног Короля на ступенях расположился худощавый человек с бледным умным лицом; глаза его были полуприкрыты тяжелыми веками.

Некоторое время длилась тишина, никто не спешил говорить первым. Старец не двигался.

Наконец Гэндальф нарушил молчание:

– Мир тебе, Теоден, сын Тенгела! Как видишь, я вернулся. Грядет буря, а перед угрозой войны друзья должны держаться вместе. Поодиночке нас ожидает гибель!

Старец медленно встал, тяжело опираясь на короткую черную трость с белым костяным набалдашником. Эльф и гном с удивлением заметили, что Король, несмотря на сутулость, очень высок; нетрудно было догадаться, что в молодости он отличался гордой и благородной осанкой.

– Мир и тебе, Гэндальф,– сказал он.– Видимо, ты ждешь, что я заключу тебя в объятия? Сказать правду, твое появление в этом доме – не такая уж и радость! Ты был и остаешься вестником несчастий. Беды следуют за тобою, как воронье, и чем чаще ты объявляешься в Марке, тем горшие нас постигают несчастья. Не солгу: когда я услышал, что Скадуфакс вернулся без седока, я не так рад был возвращению коня, как тому, что он вернулся один. Эомер сообщил, что ты отошел наконец в вечные обители, и я не стал тебя оплакивать. Но слухи редко бывают правдивы. Ты снова здесь, а за спиной у тебя толпятся новые беды – как всегда, еще более тяжкие, чем те, что мы переживаем сейчас. Почему же я должен раскрывать тебе объятия, Гэндальф – Провозвестник Бури? Объясни!

И он медленно, с трудом опустился на золоченое сиденье.

– Справедливо сказано, о господин мой! – подал голос бледный человек, сидевший на ступенях. – Не прошло еще и пяти дней с того времени, как до нас дошла скорбная весть о гибели на западных окраинах страны твоего сына Теодреда[370], Второго Маршала Рохирримов. А Эомеру едва ли можно довериться. Дай ему волю, и Золотые Палаты сразу останутся без охраны! К тому же из Гондора только что дошло известие о том, что Черный Властелин тоже готовится к войне. Вот какой темный час выбрал этот бездомный бродяга, чтобы предстать пред твои светлые очи! И впрямь – почему мы должны привечать тебя, Гэндальф – Провозвестник Бури? Истинное твое имя – Латспелл, Зловозвестник! Как говорят в Марке: „Суди о госте по вестям!“ – Он мрачно засмеялся и, приподняв тяжелые веки, взглянул на чужеземцев; глаза его были глубоки и темны.

– Ты считаешься мудрецом, друг мой Червеуст, и, без сомнения, Король находит в тебе достойную опору, – негромко промолвил Гэндальф. – Но зло можно возвещать по-разному. Одни сеют зло сами, другие – истинные друзья – в дни мира и благополучия странствуют в далеких странах, а в черный день являются, чтобы протянуть руку помощи.

– Это так, – отозвался Червеуст. – Но бывают и такие друзья, что приходят рыться в объедках и вечно суют нос в чужие дела. Такие друзья ничем не лучше стервятников, что кормятся мертвечиной. Разве мы видели от тебя помощь, Ворон-Зловозвестник? Разве не ты накликал на нас бурю? С чем же ты явился на этот раз? В прошлое свое посещение ты сам нуждался в помощи, и Король разрешил тебе выбрать коня, чтобы ты убрался восвояси. К общему удивлению, ты дерзнул выбрать Скадуфакса. Этим ты причинил Королю немалое горе. Но, подумав, многие рассудили, что не жалко заплатить любую цену, только бы сбыть тебя с рук. И вот ты вновь принялся за свое! Бьюсь об заклад, сейчас повторится то же самое: ты опять будешь клянчить помощи, но от тебя мы ее вряд ли дождемся. Что-то я не вижу твоего войска! Сколько у тебя коней, мечей, копий? Войско – вот что я называю помощью! От такой подмоги мы не отказались бы. Но что за сброд ты приволок во дворец? Трое обносившихся бродяг в серых плащах – и все! Впрочем, сам ты смахиваешь на нищего еще больше, чем они...

– Вижу, учтивости при твоем дворе за последнее время не прибавилось, о Теоден, сын Тенгела, – молвил Гэндальф. – Разве стражник не представил тебе моих друзей? Владыкам Рохирримов не часто выпадает честь принимать у себя столь высоких гостей. Оружие, оставленное нами за порогом твоего дома, достойно самых благородных и могущественных владык всех эпох и всех народов. Мои друзья облачены в серое – но таков цвет одежд, в которые одели их эльфы, дабы они невредимыми прошли через серую мглу опасностей, что подстерегали их на пути к твоему дому.

– Значит, Эомер не лгал и вы действительно в сговоре с Колдуньей из Золотого Леса? – приподнялся Червеуст. – Вот оно что! Ничего удивительного! В Двимордене[371] всегда плелись сети обмана!

Гимли шагнул вперед, но рука Гэндальфа сжала ему плечо, и он остановился.

 

Двиморден, Лориэн

Не имеет толстых стен –

Но сокрыт сей дивный Лес

От непрошеных очес.

Там не меркнет никогда

Потаенная звезда;

Непорочен, свеж и чист,

Золотой не вянет лист;

Там не сякнет чистый ключ,

Небеса не знают туч,

И не гаснет светлый свет

Много-много долгих лет... –

 

тихо пропел Гэндальф – и вдруг преобразился. Отбросив ветхий плащ, он выпрямился, перестал опираться на посох и отчеканил – холодно и ясно: – Мудрый избегает говорить о том, чего не знает, Грима, сын Галмода! Ты превратился в скудоумного червя, в змею, что шипит по делу и без дела! Замолкни же и спрячь свой раздвоенный язык! Не затем я прошел через огонь и смерть, чтобы оправдываться перед лживым слугою[372], пока не грянет гром!

Он поднял посох. Послышался раскат грома. Солнце в боковых окнах померкло, зала погрузилась в кромешную тьму. Огонь в очаге начал быстро гаснуть, наконец от него остались только мрачные угли. Все ушло в темноту, кроме фигуры Гэндальфа, высокой и белой. За ней багровел подернувшийся пеплом очаг.

В темноте послышался шипящий голос Червеуста:

– Разве я не говорил тебе, о повелитель, что у него нужно отобрать посох? Этот баран, Гама, предал тебя!

Сверкнула вспышка; всем показалось, что крышу расколола молния. Все смолкло. Червеуст лежал на полу лицом вниз.

– Так как, Теоден, сын Тенгела? Будешь ли ты говорить со мной? – спросил Гэндальф. – Попросишь ли моей помощи? – Он поднял посох и указал им на отверстие в крыше. Тьма начинала рассеиваться, и высоко вверху показался сияющий лоскут неба. – Тень еще не всесильна. Мужайся, Владыка Рохирримов! Открой свой слух! Внемли моей речи! Лучшей помощи тебе не предложит никто. Отчаявшемуся мои советы не нужны. Но мне есть что посоветовать тебе! Готов ли ты слушать? Однако я должен говорить с тобой наедине. Выйди за порог и посмотри вокруг! Слишком долго ты оставался во мгле, внимая лживым речам, которыми тебя пытались совратить с прямого пути!

Теоден медленно поднялся. В зале постепенно светлело. Молодая женщина поспешила к Королю, взяла его под локоть, и старец, опираясь на ее руку, неверным шагом сошел со ступеней; хромая, побрел он к выходу. Червеуст лежал без движения. Подойдя к дверям, Гэндальф громко постучал.

– Отворите! – крикнул он. – Идет Повелитель Рохирримов!

Двери распахнулись, и в залу со свистом влетел холодный ветер.

– Вели стражникам сойти вниз, – обратился к Теодену Гэндальф. – Оставь нас ненадолго и ты, о госпожа. Я позабочусь о Короле.

– Иди, Эовейн[373], дочь сестры моей! – кивнул ей Король. – Время страхов миновало.

Молодая женщина медленно направилась во дворец. Ступив за порог, она обернулась. Взгляд ее был строг, задумчив и полон жалости к Теодену, но жалости отстраненной, словно чуждающейся. Хрупкой казалась эта дочь королей, стройная и высокая, в белом платье, схваченном серебряным поясом, – и в то же время сильной и твердой духом, тверже стали, как и подобает наследнице древнего державного рода воинов. Так Арагорн впервые увидел королевну Рохана Эовейн в свете дня, и показалось ему, что она прекрасна – прекрасна и холодна, как раннее весеннее утро, еще не успевшее расцвести зрелой красотой полдня. Увидела и она Арагорна – статного, умудренного тяготами многих суровых зим наследника великих королей. Простой серый плащ не скрыл от нее ни власти, которой облечен был странный гость, ни силы, которой он обладал. На мгновение Эовейн замерла – но тут же отвернулась и скрылась во дворце.

– А теперь, Повелитель, – сказал Гэндальф, – посмотри вокруг, посмотри на свою страну! Вдохни свежего воздуха!

С высокой вершины холма взору открывались зеленые роханские степи, начинавшиеся сразу за рекой и уходившие в серую даль. Ветер подгонял косые занавеси далеких дождей. На западе еще клубились грозовые тучи, прорезанные молниями, но ветер уже сменился на северный, и буря, пришедшая с востока, постепенно уходила на юг, к Морю. Внезапно в землю, проткнув облака, вонзился солнечный луч. Нити дождя засверкали серебром, а река вдали заблистала, как хрустальная лента.

– Здесь гораздо светлее, – молвил Теоден.

– Ты прав, – сказал Гэндальф. – И годы еще не так отяготили твои плечи, как внушают тебе некоторые доброхоты. Брось же эту палку!

Черная трость со стуком выпала из рук Короля и покатилась по камням. Теоден медленно выпрямил спину, задеревенелую, словно от тяжкой ноши, перевел взгляд на небо – и глаза его засинели.

– В последнее время мне снились темные сны, – сказал он. – Но теперь я проснулся. Жаль, что ты не пришел раньше, Гэндальф! А нынче, боюсь, уже поздно. Род мой доживает последние дни. Недолго осталось стоять этим Палатам, построенным Брего, сыном Эорла! Трон роханских королей сгинет в огне пожара[374]. Что мне делать?

– Ты можешь сделать еще очень многое, – ответил Гэндальф. – Но прежде всего пошли за Эомером! Ты держишь его под стражей, ибо таков был совет Гримы, коего все, кроме тебя, зовут Червеустом. Прав я или нет?

– Прав, – ответил Теоден. – Но Эомер взбунтовался против моих повелений и угрожал Гриме смертью у моего трона.

– Можно любить тебя и не любить Червеуста, а тем более – его советов, – возразил Гэндальф.

– Может быть... Добро же! Я поступлю по твоему слову. Позови ко мне Гаму! Привратником он оказался ненадежным – что ж, пусть побудет на посылках! Пусть один виноватый приведет другого на мой суд!

Он произнес это сурово, но, взглянув на Гэндальфа, улыбнулся; морщины, оставленные на его лице заботами и тревогой, разгладились – и более уже не появлялись.

 

Гама отправился выполнять приказ, а Гэндальф отвел Теодена к скамье и сел у его ног на верхней ступеньке. Арагорн и остальные встали рядом.

– У меня нет времени поведать тебе все, что ты должен услышать, – начал Гэндальф. – Но если не посрамится моя надежда, вскоре я смогу поведать тебе всю правду от начала и до конца. Знай, о Король, что стране угрожает опасность, какая не снилась тебе даже в черных снах, насланных Червеустом. Но ты уже не спишь более. Ты жив, о Король! Гондор и Рохан не одиноки. Враг сильнее, чем мы способны себе представить, но у нас есть надежда – надежда, о которой он не подозревает.

Гэндальф заговорил быстро, но тихо: никто, кроме Короля, не мог расслышать его слов. Глаза Теодена светились все ярче – и наконец он встал, выпрямился во весь рост и обернулся к востоку. Гэндальф тоже поднялся, встал рядом – и они вместе посмотрели вдаль с высоты холма.

– Воистину, – произнес Гэндальф ясно и громко. – Воистину, и страх наш, и надежда наша – там! Все висит на волоске. И все-таки, если мы продержимся еще немного, спасение может прийти к нам.

Вслед за Гэндальфом и Теоденом повернули головы на восток и остальные. Тревога и надежда читались в глазах: что происходит там, за чертой горизонта, за черными горами, окружающими Страну Мрака? Где теперь Хранитель Кольца? И впрямь, тонка ниточка, на которой держится спасение! Леголас напряг зрение, и его эльфийские глаза различили в дальнем далеке яркий блик солнца на шпиле Сторожевой Башни, а за Башней, в совсем уже невообразимой дали, еле заметный язык пламени, то вспыхивавший, то гасший – далекую, но ни на миг не ослабевающую угрозу.

Теоден тяжело опустился на скамью, словно его прежняя усталость снова взяла верх над волей Гэндальфа.

– Увы! – проговорил он. – Лихие дни выпали мне на долю, и не в зрелости, а на закате моей жизни; прощай же, покой, столь желанный и заслуженный долгими трудами! Увы отважному Боромиру! Молодые гибнут, а старцы влачат свои дни понапрасну и дряхлеют! – И он тяжело уперся руками в колени.

– Руки твои еще обретут былую силу – дай им только сжать рукоять меча, – сказал Гэндальф.

Теоден приподнялся, и рука его потянулась к бедру, но вместо меча нащупала пустоту.

– Где же Грима держит мой меч? – пробормотал Король.

– Возьми этот, о Повелитель! – послышался снизу громкий голос. – Он всегда служил тебе верой и правдой!

Два воина взбежали по ступеням и остановились на одной из последних, чуть ниже Теодена. Один из воинов был Эомер. Голова его была обнажена, лат на груди не было; но в руке он держал меч без ножен и, преклонив колено, протягивал его Королю рукоятью вперед.

– Что это значит? – сурово спросил Теоден, повернувшись к Эомеру.

Оба воина остолбенели. В первое мгновение они не узнали своего Короля. Перед ними стоял седобородый богатырь, статный и величественный; куда же делся сгорбленный старец, которого они в последние месяцы видели только сидящим или опирающимся на трость?

– Вели казнить или миловать, Повелитель, – ответил, трепеща, Гама. – Я решил, что Эомер освобожден из-под стражи, и сердце мое так возрадовалось, что я, должно быть, согрешил и поступил против твоей воли. Я подумал, что Эомер снова Маршал Страны Всадников, и поэтому надлежит исполнить его просьбу – вернуть ему меч.

– Я просил меч лишь затем, чтобы положить его у твоих ног, Повелитель! – воскликнул Эомер.

Наступило молчание. Теоден сверху вниз смотрел на коленопреклоненного Эомера. Тот протягивал ему меч, но Король медлил.

– Так возьмет Король меч или нет? – нарушил тишину Гэндальф.

Теоден медленно протянул руку, и, когда пальцы его коснулись рукояти, всем почудилось, что истончившаяся рука старца на глазах наливается силой. Вдруг Теоден поднял меч и, со свистом рассекая воздух сверкающим клинком, очертил им несколько быстрых кругов над головой. Возвысив голос, он громко воззвал к своим воинам по-рохански:

 

Вставай! Вставай, народ Теодена!

Подвиги ждут нас; тьма сгустилась.

Седлайте коней, трубите в горны!

Вперед, племя Эорла!

 

Стражники, решив, что Король зовет их, бросились вверх по лестнице. Увидев своего владыку, они изумленно остановились и в едином порыве протянули мечи к его ногам, восклицая:

– Повелевай, о Король!

– Уэсту Теоден хал![375] – вскричал Эомер. – Мы все рады видеть тебя полным сил, о Повелитель! Попробуйте теперь сказать, что Гэндальф приносит одни только невзгоды!

– Возьми свой меч назад, Эомер, сын сестры моей! – повелел Король. – А ты, Гама, отыщи мой! Он взят на сохранение Гримой. Грима тоже пусть предстанет передо мной. Так как, Гэндальф? Ты обещал мне дать совет, если я соглашусь внимать тебе. Что же это за совет?

– Ты уже не нуждаешься в нем, – улыбнулся Гэндальф. – Мой совет был – довериться Эомеру и отстранить от себя лжеца советника с его коварными речами, а еще – отбросить страх и сожаления. Пора взяться за самое насущное дело. Все, кто может сидеть в седле, пусть немедленно выступают в поход на запад, как и предлагал Эомер! Прежде всего мы должны разобраться с Саруманом, пока есть время для этого. Если мы не одолеем Сарумана, мы погибнем[376]. Если одолеем – нас будут ждать новые дела. Все, кто остается здесь – дети, женщины, старики, – должны укрыться в горах, в старинном убежище Рохирримов. Разве не для таких дней существует эта крепость? Пусть люди возьмут с собой еды, но не разрешай им медлить и нагружать телеги сокровищами – ни великими, ни малыми. Речь идет о жизни и смерти.

– Твой совет по душе мне, – согласился Теоден. – Пусть роханцы готовятся к походу! А вы, друзья мои? Правду ты сказал, Гэндальф, – мы стали неучтивы. Вы скакали всю ночь напролет, а время к полудню. Вам не предложили ни отдыха, ни трапезы. Приготовьте гостям покои – им надо выспаться! Но сначала накормите их.

– О нет, Повелитель! – возразил Арагорн. – Усталым путникам еще рано искать покоя. Воины Рохана должны оседлать коней сегодня же, а наши меч, лук и топор отправятся с ними. Не за тем принесли мы их к твоему порогу, чтобы они праздно лежали под стеной Золотых Палат, о Властитель Марки! Я обещал Эомеру, что буду сражаться с ним бок о бок!

– Тогда у нас воистину есть надежда на скорую победу! – воскликнул Эомер.

– Надежда есть, – подтвердил Гэндальф. – Но Исенгард крепок. Кроме того, близятся иные невзгоды... Не мешкай, Теоден! Как только мы выступим в поход, уводи свой народ в Дунхаргскую Крепость[377], в горы!

– Нет, Гэндальф, – возразил Король. – Ты, должно быть, сам не ведаешь силы своего волшебства! С той минуты, как ты исцелил меня, все изменилось. Я сам встану во главе войска – и, если так решит судьба, паду одним из первых. Тогда сон мой будет спокойным.

– В таком случае даже поражение Рохирримов будет славным и достойным песни! – воскликнул Арагорн.

Воины, стоявшие вокруг, зазвенели оружием и возликовали:

– Да здравствует Король! Король отправляется на битву! Вперед, Эорлинги!

– Но твой народ нельзя оставить без пастыря и защитника, – напомнил Гэндальф. – Кто же будет управлять им в твое отсутствие?

– Я подумаю об этом, – кивнул Теоден. – Смотрите! Идет мой вития!

 

В дверях появился Гама, а за ним под конвоем двух воинов – Червеуст: он шел, хромая и скособочившись. Лицо его было смертельно бледно. Глаза слепо моргали на солнце. Приблизившись, Гама преклонил колено и подал Теодену длинный меч в золотых ножнах, усыпанных зелеными каменьями.

– Вот твой древний меч Эругрим[378], о Король! – почтительно молвил он. – Его обнаружили у Гримы в сундуке. Долго не хотел он отдавать ключей! И немудрено: там нашлись вещи, которых многие из нас давно уже не могут доискаться!

– Ложь! – воскликнул Червеуст. – Повелитель сам отдал мне меч на хранение!

– А нынче берет его обратно, – сказал Теоден. – Тебе это не по сердцу?

– Как можно, Повелитель! – поспешно ответил Червеуст. – Я пекусь о тебе и твоем имуществе, как только могу! Но не перетруждай себя, не полагайся на свои силы безоглядно! Пусть кто-нибудь другой побеседует с этими докучливыми гостями! Скоро трапеза. Не изволишь ли откушать?

– Изволю, – кивнул Теоден. – Накройте стол для меня и моих гостей! Я разделю с ними трапезу. Войско выступает сегодня же. Велите трубить сбор! Созовите всех, кто живет поблизости! Все мужи и юноши, владеющие оружием, способные держаться в седле, пусть оседлают лошадей и к двум часам пополудни выстроятся у ворот.

– О государь! – вскрикнул Червеуст. – Этого-то я и страшился! Волшебник околдовал тебя! Неужели ты никого не оставишь охранять Золотые Палаты твоих отцов и твои наследные сокровища? Неужто некому будет защитить Короля?

Теоден ответил, по-прежнему оставаясь невозмутимым:

– Если это и волшебство, оно кажется мне полезнее твоих нашептываний. От твоего лечения я чуть было не встал на четвереньки, как скот! Знай: здесь не останется никого, и Грима не будет исключением. Грима поскачет с войском, как и все. Поспеши! Ты еще успеешь отчистить ржавчину со своего меча!

– Смилуйся, государь! – простонал Червеуст, припадая к земле. – Сжалься над несчастным Гримой, который отдал тебе все, что имел, который надорвал здоровье на твоей службе! Не отсылай меня, дай остаться с тобою! Я буду оберегать тебя до конца. Не гони своего верного Гриму!

– Король сжалился над тобою, – сказал Теоден, – и не отсылает тебя прочь. Я иду на войну вместе с моими всадниками. Дозволяю тебе сопровождать меня, дабы ты мог доказать свою преданность.

Червеуст в отчаянии оглядел стоявших вокруг, как загнанный зверь, который напрасно ищет брешь в плотном строе взявших его в кольцо охотников. Высунув длинный бледный язык, Червеуст судорожно облизал трясущиеся губы.

– Такого решения следовало ожидать от наследника Эорла, даже и преклонного летами, – проговорил он наконец. – Но если бы новые друзья Короля любили его по-настоящему, они пощадили бы его седины. Я вижу, что опоздал. Нашлись другие советчики, которых, видимо, смерть Короля не так опечалит, как Гриму. Вижу, что переубедить тебя, о Повелитель, мне уже не удастся. Так выслушай последнюю мою просьбу! В Эдорасе нужен человек, который был бы посвящен в твои помыслы и считал твои повеления священными. Назначь верного и мудрого наместника. Доверь правление своему испытанному советнику Гриме! Тогда ты сможешь быть спокоен за свой народ и свое добро до самого возвращения – хотелось бы, чтобы оно было скорым, вопреки доводам мудрости, не оставляющим на это никакой надежды!

Эомер засмеялся:

– Ну а что, если на твою просьбу ответят отказом, почтеннейший? До какой работы ты согласен унизиться, чтобы не идти в поход? Может, наймешься носильщиком, таскать в горы мешки с едой? Сомневаюсь, правда, чтобы их тебе доверили!

– Нет, Эомер! Ты, видно, не до конца постиг, на что замахнулся наш любезный Грима, – молвил Гэндальф, внимательно и жестко глядя на королевского советника. – Он смел и коварен. Он играет с огнем и даже теперь пытается спасти проигранную партию. Сколько драгоценного времени я на него трачу!.. Ниц, жалкий змей! – воскликнул он вдруг страшным голосом. – В прах лицом! Говори, давно ли ты продался Саруману? Что он тебе обещал в награду? Полагаю, когда все погибнут, ты получишь свою долю королевских сокровищ, а в придачу женщину, которую желал, – не так ли? Долго ты следил за нею из-под полуприкрытых век, наблюдая за каждым ее шагом...

Эомер схватился за меч.

– Я знал это! – процедил он в ярости. – За это я и хотел его убить, презрев законы двора! Но, оказывается, я знал не все!

Он шагнул вперед, но Гэндальф протянул руку и удержал его.

– Успокойся! Эовейн вне опасности, – сказал он. – А ты, Червеуст, тоже можешь быть спокоен: ты славно послужил своему хозяину и сделал все, что было в твоих силах. Право же, тебя никак нельзя оставить без награды. Но Саруман не всегда щепетилен с выплатой долгов, так что советую поспешить к нему и напомнить о своих заслугах, а то он, чего доброго, позабудет, как самоотверженно ты служил Орфанку!

– Ложь! – прервал Червеуст.

– Опять „ложь“, – поморщился Гэндальф. – Слишком легко это слово слетает у тебя с уст! Мне незачем лгать. Посмотри на этого ядовитого червя, Теоден! И с собой его взять опасно, и оставить нельзя. По справедливости, его следовало бы казнить. Но он не родился предателем. Был и он когда-то одним из твоих подданных и служил тебе в меру своих сил. Дай ему коня, и пусть убирается, куда пожелает! Суди его по тому, какую он выберет дорогу!

– Слышишь, Червеуст? – обратился Теоден к Гриме. – Выбирай! Или ты отправляешься со мной на войну и доказываешь свою верность на деле, или ступай куда хочешь, но если снова попадешься на моем пути – пеняй на себя!

Червеуст медленно поднялся с колен и еще раз оглядел всех по очереди, полуприкрыв глаза. Наконец он посмотрел в лицо Теодену, приоткрыл рот, будто собираясь что-то сказать, – и вдруг все его тело страшно напряглось. Руки конвульсивно задергались, глаза засверкали, а в лице отразилась такая злоба, что все невольно отступили. Червеуст оскалился, со свистом втянул воздух – и неожиданно плюнул под ноги Королю, а сам метнулся в сторону и опрометью помчался вниз по ступеням.

– За ним! – велел Теоден. – Как бы он не причинил кому-нибудь вреда! Только смотрите не покалечьте его и не препятствуйте ему покинуть Эдорас! Если он захочет взять коня – дайте.

– Найдется ли конь, что согласится его нести? – усомнился Эомер.

Один из стражников бросился вслед изменнику, другой побежал к фонтану, бившему у подножия террасы, вернулся с шлемом, полным воды, и омыл оскверненные Червеустом камни.

 

– А теперь идемте, гости мои! – пригласил Теоден. – Подкрепимся, насколько позволит нам спешка!

Вслед за ним гости направились во дворец. Снизу уже доносились голоса герольдов и звуки боевых рогов: Король повелел выступать, как только соберутся и вооружатся все всадники из города и ближайших селений.

За королевский стол, кроме Теодена, сели Эомер и четверо гостей. Эовейн прислуживала Королю. Трапеза была недолгой. Теоден расспрашивал Гэндальфа о Сарумане; остальные хранили молчание.

– Когда он стал изменником, не знает никто, – говорил Гэндальф. – Саруман не всегда был черен душой. Я не сомневаюсь, что некогда он питал самую искреннюю дружбу к Рохану. Даже когда сердце его стало понемногу стынуть, он продолжал считать вас полезными соседями. И все же знай, о Король: не вчера замыслил он погубить тебя. Маска дружбы, правда, была сброшена не сразу. В те годы Червеуст жил припеваючи – он легко справлялся со своей задачей, и в Исенгарде мгновенно узнавали обо всем, что ты говорил и делал. Ибо границы тогда были открыты, и чужеземцы бродили по вашим краям, как и где им вздумается. А Червеуст все шептал и шептал, отравляя ядом своих речей все твои помыслы, остужая сердце, вливая немощь в твои члены... Твои близкие видели это, но сделать ничего не могли – он завладел тобой всецело. Помнишь, как предостерегал я тебя против Сарумана, когда явился к тебе, бежав из Орфанка? Предатель лишился маски, – во всяком случае, так оно было для тех, кто не пожелал закрыть на это глаза. С тех пор игра Червеуста стала куда опаснее. Он делал ставку на промедление, на бездействие, не позволял войску собраться воедино. Надо отдать ему должное: он умел усыпить тебя – или, смотря по обстоятельствам, подогреть твои страхи. Помнишь, как настаивал он на том, чтобы все непременно ехали к северным границам охотиться на диких гусей, в то время как с запада вам грозила серьезная опасность? Это он потребовал, чтобы ты запретил Эомеру преследовать орочий отряд. И если бы тот не ослушался Червеуста, говорившего твоими устами, драгоценная добыча этих орков была бы уже в Исенгарде. Не этой добычи взыскует Саруман и не на нее возлагает свои упования. Но орки похитили не кого-нибудь, а двух членов нашего Отряда, посвященных в тайну нашей надежды, о которой даже с тобой, о Король, я не могу пока говорить открыто. Страшно подумать, каким пыткам подверглись бы пленники и что мог бы выведать у них Саруман, на нашу общую погибель!

– Я должник Эомера, – признал Теоден. – За горячими и дерзкими речами нередко кроется преданное сердце.

– Добавь, о Король, что, если в глаз попадет соринка, иной раз и правда покажется кривдой, – заметил Гэндальф.

– Мои глаза были поражены слепотой, – молвил Теоден. – Но больше всего я обязан тебе, о гость мой. Ты снова явился вовремя. Я хочу по-королевски одарить тебя, прежде чем мы выступим в поход. Выбирай, что пожелаешь! Мои сокровища – твои сокровища. Одного только не проси у меня – моего меча.

– Вовремя ли я сюда явился, покажет будущее, – ответил Гэндальф. – А что касается подарка, Повелитель, то я выберу то, без чего мне теперь просто не обойтись, – быстроту и надежность. Отдай мне Скадуфакса! Я брал его в долг, если можно так выразиться. Но теперь я отправляюсь навстречу смертельной опасности и ставлю серебро против черного. Я не хочу рисковать тем, что принадлежит не мне. Кроме того, мы связаны со Скадуфаксом узами верной и крепкой дружбы.

– Добрый выбор, – кивнул Теоден. – На этот раз я с охотой уступаю тебе то, о чем ты просишь. Но знай – это неслыханно ценный дар! Другого такого коня в мире нет. В нем возродились могучие скакуны прошлого, но таких, как он, более уже не будет. А вас, мои дорогие гости, прошу выбрать из моей оружейни, что приглянется! Мечи у вас есть, но мы снабдим вас шлемами и кольчугами самой искусной работы – мои предки получили их в дар от гондорцев. Выбирайте, пока у нас есть время, и пусть роханские доспехи послужат вам верой и правдой!

Из королевской сокровищницы принесли груду доспехов, и слуги помогли Арагорну с Леголасом облачиться в сверкающие кольчуги. В придачу оба получили по шлему и круглому щиту, украшенному зелеными, красными и белыми камнями, с золотым умбоном. Гэндальф от кольчуги отказался, а Гимли она была ни к чему – даже если бы в Эдорасе и нашлось что-нибудь на его рост, напрасно искали бы люди в своих оружейнях латы прочнее короткого панциря, выкованного в подземельях Одинокой Горы далеко на севере. Гимли взял себе только подбитый кожей шлем с железными пластинами, который пришелся как раз по его круглой голове, и небольшой щит, на котором красовался белый на зеленом поле конь – герб Дома Эорла.

– Пусть охранит он тебя в битве! – сказал Теоден. – Этот щит сделан был для меня в дни короля Тенгела, когда я был еще отроком.

Гимли поклонился.

– Я горд оказанной мне честью, о Повелитель Марки, и постараюсь не посрамить твоего герба, – сказал он церемонно. – Воистину, лучше я буду носить коня на щите, нежели он меня – на спине! Я предпочитаю свои две ноги четырем лошадиным! Но, может, когда-нибудь я пригожусь и пешим?