 |
|
СПИСОК ИМЕН И НАЗВАНИЙ.. 871 58 страница
– Нету, нету олифанов, – подтвердил Голлум. – Смеагол ничего про них не слышал. Он не хочет их видеть. Он не хочет, чтобы они были. Смеагол хочет уйти и спрятаться, где побезопаснее. Смеагол хочет, чтобы хозяин ушел отсюда. Хозяин добрый, он пойдет за Смеаголом, правда?
Фродо поднялся. Он не смог сдержать смех, когда Сэм пустился декламировать старый детский стишок про Олифана, и смех помог ему стряхнуть сомнения.
– Эх, сюда бы тысячу-другую олифанов и Гэндальфа на белом олифане во главе войска, – воскликнул он. – Тогда бы мы, наверное, легко проложили себе путь в эту мрачную страну. Но у нас нет ничего, кроме наших ног, которые и так уже сбиты в кровь... Ладно, Смеагол! Мы уже в третий раз меняем дорогу. Что ж, может, на третий раз что-нибудь и получится. Я иду за тобой.
– Добрый, мудрый, славный хозяин! – вскричал обрадованный Голлум, прыгая Фродо на грудь. – Хороший хозяин! Теперь отдыхайте, добрые, хорошие хоббиты, ложитесь вот сюда, в тень от камня. Отдыхайте и ждите, пока не уйдет Желтое Лицо. А когда оно уйдет, отправимся в дорогу. Пойдем быстро и тихо. Как тени!
Глава четвертая.
О ТРАВАХ И ТУШЕНОМ КРОЛИКЕ[424]
Часы, оставшиеся до наступления сумерек, хоббиты посвятили отдыху. Они постепенно переползали по склону вслед за тенью, пока наконец тень восточного склона не удлинилась и тьма не заполнила ложбину до краев. Тогда хоббиты разделили между собой скудный ужин и пригубили воды. Голлум есть не стал, но воды выпил с охотой.
– Скоро будет что пить, – обнадежил он, облизывая губы. – К Великой Реке течет много ручьев, там вода хорошая. Да, в тех странах, куда мы идем, вода вкусная. Может быть, Смеагол достанет и еды. Он очень проголодался, да, очень, очень. Голлм! – Он прижал к впалому животу большие плоские ладони, и в глазах у него загорелся бледно-зеленый огонек.
Когда они переползли через край лощины и пустились наконец в дорогу, сумерки уже сгустились. Три неясные тени мелькнули у края ямы и, как привидения, растворились среди камней на обочине. До полнолуния оставалось всего три дня, но луна пряталась за горами почти до полуночи, так что идти пришлось в полной темноте. Только на одном из Зубов Мордора горел в вышине красный огонь, но ничто больше не напоминало о неусыпной страже у Ворот Мораннона.
Этот красный глаз неотрывно глядел в спину путникам, пока они спешили прочь, пробираясь среди камней. Выйти на дорогу они не осмеливались и старались, как могли, держаться обочины. Наконец, когда ночь перевалила за половину и путники утомились (ведь привал они устроили только раз, и то ненадолго!), глаз превратился в огненную точку и вскоре исчез вовсе; это означало, что они обогнули крайние северные утесы предгорий и повернули к югу.
Чувствуя непонятное облегчение, путники сделали еще один привал – совсем короткий. Голлум торопил и понукал их. По его расчетам, от Мораннона до перекрестка близ Осгилиата оставалось около тридцати лиг, и он хотел одолеть их за четыре перехода. Поэтому вскоре хоббиты, превозмогая усталость, снова двинулись в путь и шли до тех пор, пока над бескрайней серой пустыней не начал медленно разливаться свет зари. Лиг восемь, пожалуй, позади осталось, но дальше хоббиты идти не могли, даже если бы отважились.
Рассвет открыл глазам путников, что земля вокруг уже не так истерзана и пустынна. Слева по-прежнему угрожающе и величественно темнели горы, но дорога – теперь, в свете утра, ее было хорошо видно – все больше уклонялась от черных подножий, отгораживаясь от них пологими склонами, которые, словно темным обволоком туч, сплошь были покрыты угрюмым лесом. По другую сторону дороги, там, где шли хоббиты, простиралась бугристая вересковая пустошь, где топорщились кизил, ракитник и еще какие-то неизвестные кустарники. Кое-где рощицами, по две и по три, высились корабельные сосны. Почти забыв про усталость, хоббиты снова воспряли духом: всей грудью они вдыхали свежий, смолистый воздух, напоминавший о холмах далекого Северного Предела. Как хорошо было получить отсрочку и оказаться в этой земле, которая досталась Черному Властелину всего несколько лет назад и не успела еще полностью прийти в запустение! Но они помнили и об опасности, о Черных Воротах, которые все еще были рядом, хотя мрачные громады гор скрыли их от взгляда. Нужно было отыскать надежное укрытие, где путники могли бы спрятаться от недобрых глаз и дождаться темноты.
День прошел неспокойно. Хоббиты поглубже зарылись в вереск и считали томительные часы, похожие друг на друга как две капли воды. Тень гор еще падала на них, да и солнце пряталось в дымке. Правда, несколько раз Фродо удалось заснуть настоящим, глубоким и мирным сном – теперь он полностью доверял Голлуму, а может, слишком устал, чтобы следить за ним. Иное дело – Сэм. Даже убедившись, что Голлум спит как убитый, правда, постанывая и вздрагивая (ему снились какие-то свои, голлумовские, потайные сны), верный слуга почти не решался задремать. Впрочем, причиной бессонницы мог быть и голод: Сэм начинал не на шутку тосковать по домашней пище, из печи, с пылу да с жару...
Когда тени смешались и слились в одну сплошную серую мглу, хоббиты и Голлум снова выступили в путь. Вскоре Голлум решился вывести хоббитов на дорогу. Теперь они пошли быстрее, но возросла и опасность. Слух чутко ловил шорохи: в любую минуту впереди или сзади можно было ждать цоканья копыт или грохота сапог. Но за ночь ни пеших, ни конных на пути не встретилось.
Дорога была проложена во времена давно забытые[425]. Вблизи Мораннона ее, видимо, подновляли, но уже верстах в сорока от Ворот дикая природа брала свое. Впрочем, следы трудов человеческих еще не исчезли, и старые камни мостовой лежали на прежних местах, образуя, как и раньше, прямую, точно стрела, линию, вытянутую строго на юго-запад. Когда на пути вставал невысокий холм, дорога прорезала его насквозь, если же приходилось пересекать ручей или овраг – взбегала на каменный виадук древней работы, широкий и изящный. Но мощеный участок вскоре кончился. В кустах еще белел изредка обломок колонны, под ногами нет-нет да попадалась растрескавшаяся, покрытая мхом плита, но буйно разросшийся вереск, пышный подлесок и папоротник-орляк так густо заткали обочины, не брезгуя и самой дорогой, что в конце концов она превратилась в обыкновенный заброшенный проселок. Однако и проселок по-прежнему никуда не сворачивал и вел к цели наикратчайшим путем.
Вверившись дороге, путники вскоре достигли северной границы края, который люди называли Итилиэном[426], – благословенной страны взбирающихся по кручам лесов и стремительных водопадов. Ночь стояла дивная, с полной луной и звездами; хоббитам казалось, что воздух становится все благоуханнее. По недовольному сопению и бормотанию Голлума нетрудно было догадаться, что он тоже чует это, но радости отнюдь не испытывает. С первыми признаками рассвета маленький отряд снова остановился.
Дорога, прорезая скальный выступ, проходила по глубокой и длинной расселине, склоны которой ближе к середине становились совершенно отвесными. Неподалеку от выхода из расселины хоббиты нашли удобный подъем, вскарабкались на западный склон и осмотрелись.
Когда рассвело окончательно, хоббиты увидели, что горы широкой дугой отступили к востоку. По другую сторону уходили вниз пологие склоны, терявшиеся в смутной дымке. Всюду были рассыпаны небольшие рощицы, отделенные друг от друга привольными полянами. Среди источающих смолу елей, кедров и кипарисов красовались еще какие-то хвойные деревья, о которых в Заселье и не слыхивали, а залитые светом лужайки изобиловали душистыми травами и кустарниками. Ривенделл и родное Заселье уже много дней как остались далеко на севере, но только теперь, в этом краю, защищенном горным хребтом от холодных ветров, хоббиты почувствовали, как изменился климат. Здесь уже царила весна: пласты мха и дерна зазеленели молодыми побегами, лиственницы выпустили светлые, нежные пальчики. Птицы пели, и трава пестрела мелкими цветами. Итилиэн, обезлюдевший сад Гондора, даже одичав, хранил старинное очарование, словно растрепанная, но по-прежнему прекрасная дриада.
К югу и западу от Итилиэна простиралась теплая, солнечная долина Андуина. От восточных ветров этот край заслоняла, не закрывая солнца, горная цепь Эфел Дуат, с севера защищали скалы Эмин Муйла, но с юга Итилиэн целиком открыт был теплым, влажным морским ветрам. Здесь во множестве сохранились деревья-великаны, посаженные еще в незапамятные времена. За этими патриархами давно уже никто не ухаживал, и они медленно дряхлели в окружении буйного, многочисленного и беспечного потомства. Тесной стеной стояли тамариски и остро благоухающие камедью мастиковые деревья, оттененные темной глянцевой зеленью маслин и лавров; кое-где можно было набрести на куст можжевельника или на целую миртовую рощицу; выстреливали из земли жесткие стебли чабера, густой, ползучий тимьян опутывал камни плотным ковром; голубыми, красными, бледно-зелеными звездочками цвел в траве шалфей, кудрявилась свежепроклюнувшаяся дикая петрушка, пускал первые побеги пахучий майоран. Сэм примечал среди пестрого многотравья немало диковин: некоторых запахов он не знал, а некоторых трав не видывал. По обрывам уже расползались камнеломка и очиток, на полянах проснулись первоцветы, у корней деревьев белели целые россыпи нарциссов, и бесчисленные лилии кивали полураскрывшимися головками из густой темной травы по берегам горных речек, что приостанавливали свой бег к Андуину в разлившихся по прохладным ложбинам озерцах.
Путники сошли с дороги и спустились немного вниз по горному откосу. Они путались в густой, высокой траве, продирались сквозь заросли, и в ноздри им бил острый, пряный запах. Голлум кашлял и вполголоса бранился; что касается хоббитов, то они дышали полной грудью, всласть. Один раз Сэм даже рассмеялся – просто так, от радости. Шли они вдоль быстрого ручейка, что вскоре привел их к озерцу, заполнившему неглубокую лощину среди камней. В древности здесь был каменный бассейн; теперь его разрушенные стены заткал мох и увили побеги шиповника. Вокруг бассейна стройными рядами взвились из перегноя сабли ирисов, а на темной, блестящей от мелкой ряби воде раскинулись листья кувшинок; озерцо было глубоким, чистым, и через дальний край каменного овала, еле слышно журча, сочилась вода.
Хоббиты умылись и напились свежей воды из ручья там, где он стекал в озерцо. Утолив жажду, они отправились на поиски укромного местечка – отдохнуть и скрыться от посторонних глаз: как ни прекрасен казался этот край, ныне им владел Враг. От дороги они отошли всего на каких-нибудь несколько шагов, а уже успели наткнуться на шрамы древних сражений и свежие раны, нанесенные лесу руками орков и других гнусных приспешников Черного Властелина: тут среди кустов зияла ничем не прикрытая яма с мусором и объедками, там медленно умирало неизвестно зачем срубленное дерево, сверху донизу изрезанное ножом. Среди зловещих рун можно было разглядеть грубое изображение глаза.
Сэм, углубившийся в заросли на дальнем берегу озерца, так увлекся, разглядывая незнакомые травы и деревья, что позабыл о Мордоре – но тут же получил напоминание о том, что опасность никуда не исчезала. Он наткнулся на черный круг выжженной травы, посередине которого громоздилась целая груда обугленных костей и черепов. Зелень уже успела набросить на них свое покрывало, и быстро ветвящиеся побеги вереска, ломоноса и шиповника постепенно подбирались к этим жутким свидетелям чудовищного пира. Однако следы огня были свежими... Сэм поспешил возвратиться к остальным, но ничего не сказал им о находке: кости лучше было оставить в покое – не хватало, чтобы Голлум полез копаться в них!
– Надо где-нибудь залечь, – объявил Сэм. – Только не здесь, не внизу. По мне, лучше подняться немного повыше.
Немного выше по склону они наткнулись на густые заросли побуревших прошлогодних папоротников. За полосой папоротников начиналась роща темнолистых лавров, что взбирались вверх по склону, увенчанному рядом старых кедров. Здесь и решили провести день, который, кстати, обещал быть ясным и теплым. Как славно было бы шагать в такой вот денек среди рощ и полян Итилиэна! Но хотя орки и бегут от солнечного света, в лесу с лихвой хватало укромных мест, откуда можно было тайно вести наблюдение. Да что орки – недобрых глаз тут наверняка было хоть отбавляй, ведь слуг у Саурона без счета! И Голлум ни за что не двинется с места, пока на небе светит Желтое Лицо. Оно вот-вот должно было появиться из-за темных хребтов Эфел Дуата; тогда Голлум наверняка разом ослабеет и свернется в клубок, прячась от света и горячих лучей.
Всю дорогу Сэм прилежно обдумывал вопрос о еде. Теперь, когда непреодолимые Ворота остались позади и на горизонте вновь забрезжила надежда, Сэм отнюдь не был расположен предоставлять заботу о пропитании судьбе и случаю, к чему, по всей видимости, склонялся Фродо. Что с ними будет, если дело удастся довести до конца? Эльфийские хлебцы в любом случае лучше приберечь на черный день – это казалось Сэму очевидным. Однажды он подсчитал, что подорожники удастся растянуть не больше чем на три недели. С тех пор прошло уже дней шесть, а то и семь. „Вряд ли мы за это время успеем добраться до Огня, разве что уж очень повезет, – думал Сэм. – Но мы, возможно, еще и вернуться захотим! Почему бы нет?“
Как бы в ответ этим мыслям, не успел Сэм умыться и утолить жажду, на него напал прямо-таки волчий голод. Утолить его мог бы только ужин или, если угодно, завтрак на кухне старого дома в Отвальном Ряду, у огонька... Вдруг его осенило, и он посмотрел на Голлума, который как раз опустился на четвереньки и собирался уползти куда-то в папоротники по своим делам.
– Эй, Голлум! – окликнул Сэм. – Ты куда собрался? На охоту? Послушай-ка, старина! Тебе наша пища не по нраву, но, знаешь, и я не прочь пожевать чего-нибудь посытнее. Насколько я помню, твой последний девиз – „Всегда готов к услугам“. Так, может, поищешь какой-нибудь еды для голодного хоббита?
– Может быть, может быть, и поищу, – оглянулся Голлум. – Смеагол всегда помогает, когда его просят... Когда хорошо просят.
– Пожалуй, ты прав, – согласился Сэм. – Что ж! Сэм очень, очень хорошо тебя просит. А если этого мало, то Сэм покорно тебя просит!
Голлум исчез. Фродо отломил пару кусочков лембаса, зарылся поглубже в бурый папоротник и уснул. Сэм посмотрел на него. Свет раннего дня еще только начинал проникать в тень деревьев, но лицо хозяина Сэм видел хорошо – лицо и руки, покоившиеся на земле. Внезапно Сэму вспомнилось, как он смотрел на спящего Фродо в Доме Элронда. Дежуря тогда у постели раненого, Сэм заметил, что по временам Фродо словно светится изнутри. Теперь, почудилось Сэму, свет стал чище и ярче. Лицо Фродо разгладилось, забота и страх покинули его. Однако оно все же казалось постаревшим – постаревшим, но прекрасным, словно резец времени долго и умело трудился над ним, и вот итог работы открылся, хотя черты Фродо не изменились. Сэм Гэмги, правда, такими мудреными словами не мыслил – только покачал головой и пробормотал:
– Что тут говорить – люблю я его, и все. Он такой вот как раз и есть. Вот-вот, точно... Даже как-то светится изнутри. Я его люблю, вот и весь сказ.
Незаметно подкравшийся Голлум заглянул Сэму через плечо, но, увидев лицо Фродо, зажмурился и молча отполз в сторону. Сэм повернулся к нему. Голлум что-то жевал и невнятно приговаривал себе под нос. Перед ним лежали два крольчонка, и он поглядывал на них не без жадности.
– Смеагол всегда выручает, – сказал он. – Смеагол принес кроликов, хороших, славных кроликов. Но хозяин пошел спать. Сэм, наверное, тоже хочет спать. Может, он уже не хочет кроликов? Смеагол очень старается помочь, но за одну минуту ему трудно было управиться!
Сэм, однако, против кроликов не возражал, по крайней мере против кроликов тушеных, и доходчиво объяснил это Голлуму. Разумеется, все хоббиты умеют стряпать – родители учат их этому гораздо раньше, чем чтению (до чтения, кстати, дело доходит не всегда). Но Сэм даже среди хоббитов слыл по этой части мастером. Когда выдавался случай, он неизменно хлопотал у костра с котелками и кормил Отряд. Теперь Отряд распался, но, надеясь на лучшее, Сэм не расставался с главным своим достоянием: кремнем, огнивом и двумя мелкими котелочками, один из которых помещался в другом, причем в меньшем котелке хранились деревянная ложка, короткая двузубая вилка и несколько вертелов. Главным своим сокровищем – увы, грозящим вскоре иссякнуть – Сэм считал соль в деревянной коробочке, спрятанной на самом дне котомки. Оставалось только развести огонь и кое-что раздобыть. Сэм помозговал над этим, пока доставал нож, чистил его, вытирал и затачивал, собираясь свежевать кроликов. Оставлять спящего Фродо одного он не хотел.
– Эй, Голлум, – окликнул он наконец. – У меня есть для тебя работенка. Сходи-ка набери в эти котелки воды и принеси сюда.
– Хорошо, Смеагол принесет воды, ладно, – согласился Голлум. – Но зачем хоббиту столько воды? Он уже напился, он уже помылся.
– Не беспокойся, – сказал Сэм. – Не можешь догадаться, так увидишь. И чем скорее принесешь воды, тем скорее увидишь. Только не повреди котелков, а то я из тебя сделаю отбивную!
Голлум повиновался. Пока он ходил, Сэм снова подошел к Фродо и посмотрел на него. Тот спал все так же мирно, но теперь Сэму бросилось в глаза, как исхудали руки и лицо хозяина. „Какой он тонкий стал! Одни кости, – подумал Сэм. – Не дело для хоббита! Если удастся как следует приготовить этих кроликов, сразу разбужу его!“
Сэм набрал папоротника посуше и полез на склон за сучьями и хворостом. Наверху ему повезло – он отыскал на земле сломанную кедровую ветку. Запасшись дровами, он вырыл в склоне, сразу над папоротниками, ямку, сложил туда хворост и с привычной ловкостью развел огонь. Дыма костерок почти не давал, зато распространял сладкий кедровый аромат. Когда вернулся Голлум, балансируя котелками и что-то ворча себе под нос, Сэм уже вовсю хлопотал над огнем, укрывая его от ветра и подкладывая палочки потолще.
Поставив котелки на землю, Голлум внезапно увидел, чем занят хоббит. Раздался тонкий свистящий вскрик. Голлум, похоже, рассердился и в то же время перепугался насмерть.
– Ах, ах! Ш-ш-ш! Нет! Нет! Глупые хоббиты, безмозглые, да, безмозглые! Они не должны этого делать!
– Чего делать? – поднял голову удивленный Сэм.
– Нельзя кормить эти гадкие крас-сные язычки! – зашипел Голлум. – Огонь! Огонь! Это опас-с-сно, да, да! Он жжет, он убивает! Он привлечет врагов, да-да, врагов!
– Ну, это навряд ли, – отмахнулся Сэм. – Если костер не задымит, ничего не случится, а если не класть в него сырых дров, он и не задымит. Но если дым все-таки пойдет, тоже ничего страшного. Авось обойдется. Надо сварить этих кроликов, понимаешь?
– Сварить?! – взвизгнул Голлум в отчаянии. – Испортить мясо, прекрасное мясо, которое Смеагол принес глупому хоббиту, бедный, голодный Смеагол?! Зачем? Зачем, глупый, безмозглый хоббит?! Кролики молоденькие, кролики мягкие, кролики вкусные. Съешь их, съешь прямо так!
И Голлум вцепился в одного из кроликов, уже освежеванных и лежащих возле огня.
– Ну, ну, тише, – остановил его Сэм. – Каждому свое. Ты давишься нашим хлебом, а меня тошнит от сырой крольчатины. Ты принес мне кроликов, значит, они мои, ясно? А если они мои, то я сделаю с ними, что захочу: захочу – приготовлю, захочу – оставлю так. Но я хочу их именно приготовить. Не желаешь – не смотри. Поймай себе еще и поступай, как тебе нравится, только чтоб я тебя не видел. Тебе не будет видно костра, а мне не будет видно тебя, и обоим будет хорошо. А за дымом я пригляжу, не беспокойся. Устраивает?
Голлум, ворча, отступил и заполз в папоротники, а Сэм занялся котелками.
„Чтобы приготовить кролика, – сказал он себе, – хоббиту нужна пряная травка и какие-нибудь корешки да овощи, но лучше всего картошка! А о хлебе лучше и не вспоминать. Зелень, кажется, раздобыть нетрудно...“
– Голлум! – тихонько позвал он. Тот высунулся из папоротников. Вид у него был далеко не дружелюбный и отнюдь не услужливый. – Потрудился бы ты еще разок для ровного счета! Притащи парочку лавровых листочков, щепотку чабреца и пучок шалфея! Только шевелись, а то скоро закипит! Давай, действуй!
– Нет, – отрезал Голлум. – Смеагол не рад. Смеагол не любит пахучей травы. Смеагол не ест корни и траву, нет, Сокровище мое, он их ест, только если совсем изголодается или если очень заболеет, бедный, бедный Смеагол!
– Вот я его самого брошу в котелок, если он не будет делать, что просят, – рассердился Сэм. – Сэм устроит Смеаголу такую головомойку, что Смеагол станет как шелковый, да, да, Сокровище мое! Будь сейчас другое время года, я послал бы Смеагола за брюквой и морковкой, и за картошкой, да! Спорю, здесь навалом разных диких корнеплодов. Эх, дорого бы я сейчас заплатил за полдюжины клубеньков!
– Смеагол не пойдет, нет, не пойдет, Сокровище мое! Смеагол больше никуда не пойдет, – просвистел Голлум. – Смеаголу страшно, он очень устал, да, а хоббит плохой, хоббит совсем, совсем нехороший. Смеагол не будет копать брюксу и морковсу, нет. И картошту – нет, и картошту не будет. Что такое „картошта“? Что это такое, а, Сокровище мое?
– Кар-то-шка, – поправил Сэм. – Картошка – это главная отрада моего Старикана и отличное лекарство от пустого желудка. Но сейчас ее все равно днем с огнем не сыщешь, так что не беспокойся. Будь добрым, хорошим Смеагольчиком и принеси мне травки, чтобы я лучше о тебе думал. А если ты меня послушаешь и начнешь новую жизнь, я когда-нибудь приготовлю тебе настоящую картошку. За мной не заржавеет. Жареная картошка с рыбой[427], приготовленная самим С.Гэмги! Небось от такого даже ты не отказался бы!
– Конечно, отказался бы. Вот еще! Зачем портить вкусную, хорошую рыбку, зачем ее жечь? Дай мне лучше сырой рыбки, дай сейчас, а противную жареную картошку оставь себе!
– С тобой разговаривать – все равно что в ступе воду толочь, – махнул рукой Сэм. – Иди-ка ты спать!
Пришлось раздобывать траву самому – благо далеко ходить не понадобилось, и Сэм запасся всем необходимым, не выпуская спящего Фродо из виду. Вернувшись, он сел и принялся задумчиво подбрасывать в огонь веточки, дожидаясь, пока закипит вода. День разгорался. Стало теплее. Роса на траве и листьях высохла. Вскоре разделанные кролики, сдобренные травами, переместились в котелки. Варево шипело и скворчало, время тянулось медленно, и Сэм едва не заснул. Не меньше часа провел он у котелка, то и дело проверяя вилкой, не сварилось ли мясо, и пробуя бульон.
Когда все было готово, Сэм снял котелки с огня, а сам тихонько подобрался к хозяину. Фродо приоткрыл глаза, увидел над собой Сэма и проснулся окончательно, тщетно припоминая последний из приснившихся ему снов – такой же мирный и ласковый, как и все предыдущие.
– Привет, Сэм! – сказал он. – Ты почему не отдыхаешь? Что-нибудь не так? Сколько времени?
– Да уже часа два как рассвело! По засельскому счету, наверное, этак полдевятого. Все в порядке, но не совсем, потому что у меня нет заправки – ни картошки, ни лука. Я приготовил горячего мясца с бульоном. Это вас подкрепит, господин Фродо. Только пить придется из кружки или прямо из котелка, когда остынет. Такая жалость – не захватил тарелок!
Фродо зевнул и потянулся.
– Ты должен был поспать, Сэм, – сказал он укоризненно. – И костер здесь жечь опасно. Хотя проголодался я, конечно, изрядно... Мм! Это твоя стряпня так вкусно пахнет? Что это ты такое измыслил?
– Это подарочек от Смеагола, – объяснил Сэм. – Пара крольчат. Только, кажется, Смеагол уже раскаивается, что отдал их нам. И заправить было нечем – так, щепотка травок, и больше ничего.
Сэм и его хозяин уселись рядышком в гуще папоротников и принялись хлебать варево прямо из котелков, одалживая друг другу видавшие виды ложку и вилку. Кроме того, хоббиты поделили между собой кусочек эльфийского хлебца. Давненько не приходилось им так пировать!
– Эй, Голлум, – позвал Сэм, негромко свистнув. – Иди к нам! Еще есть время передумать! Здесь осталось немного косточек. Хочешь тушеной крольчатинки?
Молчание.
– Ну что ж, промышляет, наверное, на свою долю, – догадался Сэм. – И пусть его. Нам больше достанется.
– А потом тебе надо будет немного поспать, – напомнил Фродо.
– Только вы, пожалуйста, не засните, хозяин, – озабоченно попросил Сэм. – Все-таки я ему не доверяю! В нем до сих пор многовато от Вонючки – я имею в виду того, второго Голлума, который хуже. И этот второй набирает силу, помяните мое слово. Если бы он мог, он задушил бы меня не сходя с места. Не уживемся мы с ним, вот что. Не нравится Смеаголу Сэм, Сокровище мое, ох, не нравится!
Они доели варево, и Сэм спустился к ручью почистить котелки. Закончив работу, он встал и оглянулся на склон. В этот момент солнце, вынырнув из мглы, покрывавшей горные склоны – неизвестно, была ли то тень, дым или туман, – зажгло золотыми лучами деревья и поляны вокруг. Тут-то Сэм и заметил, что в небо поднимается тонкая, но очень хорошо заметная серо-голубая струйка дыма, пронизанная солнечными лучами. Дым шел из кустов выше по склону. Сэм с ужасом осознал, что дымит его костерок, который он позабыл загасить.
– Непорядок! Никогда бы не подумал, что будет так далеко видно! – пробормотал он и поспешил было назад, но по дороге остановился и прислушался. Почудилось или вправду кто-то свистнул? Может, незнакомая птица? Но если и впрямь свистели, то не оттуда, где оставался Фродо. Вот, опять! Но уже совсем с другой стороны! Сэм бросился наверх.
Оказалось, одна из маленьких веточек, догорев, подожгла папоротник, а от папоротника затлела трава на склоне. Хоббит в два счета затоптал остатки костра, разбросал угли, прикрыл кострище дерном и тишком пробрался обратно к Фродо.
– Слыхали? – озабоченно задышал он ему в ухо. – С одной стороны кто-то свистнул, а с другой, похоже, ответили. С минуту назад. Я, конечно, надеюсь, что это была птица, но больше похоже, что кто-то нарочно подражал птице! Боюсь и говорить, но мой костерок страшно раздымился! Если он кого привлек на нашу голову – никогда себе не прощу! Хотя, может, уже и прощать-то будет некому!
– Тс-с! – шепнул Фродо. – По-моему, там разговаривают.
Хоббиты мигом увязали котомки, готовясь, если понадобится, спасаться бегством, заползли поглубже в папоротник и замерли, прислушиваясь. Вне всяких сомнений, рядом переговаривались: вполголоса, украдкой, но совсем близко, более того – все ближе и ближе:
– Вот оно! Дым шел отсюда. Мы у цели! Верно, он скрылся в папоротниках. Возьмем его, как кролика из западни. Посмотрим, кто он таков и откуда!
– И вызнаем все, что можно!
С четырех сторон папоротниковых зарослей выросло по человеку. Бежать – некуда, прятаться дальше – бессмысленно. Фродо и Сэм вскочили, прижались друг к другу спинами и выхватили свои маленькие мечи.
То, что они увидели, несказанно их поразило, а люди удивились и того больше. Это были высокие, стройные воины. Двое из них держали в руках копья с широкими блестящими наконечниками, двое – луки размером почти в человеческий рост; за плечами у лучников были длинные колчаны, туго набитые стрелами со светло-зеленым оперением. У всех к поясу были пристегнуты мечи. Одеты люди были в зеленое и коричневое разнообразных оттенков, – должно быть, эти цвета помогали им оставаться незамеченными на лужайках Итилиэна. Руки были обтянуты зелеными перчатками, лица прятались под капюшонами и зелеными масками, глаза смотрели из прорезей зорко и ясно. Фродо сразу подумал о Боромире: статью, речью и повадкой эти люди очень походили на гондорца.
– Мы не нашли того, что искали, – сказал один из них разочарованно. – Но что же мы в таком случае нашли?
– Это не орки, – ответствовал другой, снимая руку с рукояти меча, – он схватился было за меч, когда в руке Фродо блеснуло Жало.
– Эльфы?.. – с сомнением предположил третий.
– Нет, не эльфы, – отверг его догадку четвертый, самый высокий и, по всей видимости, главный из четверых. – Эльфы нынче обходят Итилиэн стороной. К тому же, сказывают[428], эльфы прекрасны видом...
– Ты хочешь сказать, что мы, в отличие от них, изрядные уродцы, – перебил его Сэм. – Благодарим покорно! Но когда вы кончите обсуждать нашу внешность, не будете ли вы любезны представиться и объяснить, почему вы нарушаете отдых двух усталых путников?
Самый высокий из зеленых мрачно рассмеялся.
– Я – Фарамир[429], полководец Гондора, – молвил он. – Что же до вас, то в сих землях обычных путников не бывает. Тут всяк кому-нибудь да служит – кто Черной, кто Белой Башне.
– Мы никому не служим, – возразил Фродо. – Что бы ни говорил полководец Фарамир, мы – обычные путники, и больше ничего.
– Тогда отвечайте, как зоветесь и куда путь держите, да поскорее, – велел Фарамир. – Нас ждут вседневные дела. Не время и не место загадывать загадки и вести переговоры. Отвечайте! Где ваш третий товарищ?
– Третий?
– Он рыскал там, внизу, у водоема. Видом он не весьма приятен. Что-то вроде орка-лазутчика, а может, орочий приспешник? Но он хитер как лиса, и ему удалось ускользнуть от нас.
– Где он, я сказать не могу, – пожал плечами Фродо. – Он с нами случайно – так, подобрали по дороге. Я за него не в ответе. Но если он вам попадется, пощадите его! Приведите сюда или скажите ему, что мы его ищем. Это – жалкая, исковерканная судьбою тварь. Добра от него не жди, но он под моей опекой – так уж вышло. Ну а мы – хоббиты из Заселья, что лежит далеко отсюда, на северо-западе, за горами и быстрыми реками. Меня зовут Фродо, сын Дрого, а это – Сэмуайз, сын Хэмфаста, весьма достойный хоббит, состоит у меня в услужении. Мы проделали долгий путь от Ривенделла, известного еще под названием Имладрис.